Черное зеркало

Отправляясь на похороны Вильяма, моего деда, я ошибся в расчетах, поэтому вынужден был сразу отправиться на кладбище, не заезжая в замок. Не знаю, почему это произошло. Может, я выехал позже, чем то было нужно. А, может, не следовало останавливаться на окраине поместья и любоваться окрестностями. Но поездка по безлюдной местности казалась бесконечной, а оттого утомительной, поэтому мне нужно было отвлечься. И осмотреться на земле пращуров, где я не был двенадцать лет, казалось неплохой идеей. Гордоны — не уроженцы этих земель, но на протяжении веков правили здешним краем. С конца двенадцатого века, когда самый влиятельный Папа средневековья, Иннокентий III, провозгласивший четвертый и пятый крестовые походы и сформулировавший современные основы папства, выбрал моих предков, братьев Маркуса и Мордреда, для выполнения важного поручения — освобождения территории от язычников и создания чего-то вроде оборонительной крепости, чтобы удерживать завоеванное. Так среди наших реликвий появилось древнее письмо с гербом и печатью, подтверждающее доверие церкви и признание доблести. Так был построен наш замок. Так началась история моей семьи, за восемьсот без малого лет обросшая множеством правдивых и выдуманных легенд, о которых уже давно никто не может сказать, где истина, а где вымысел. Атмосфера на кладбище была соответствующая. Погода наладилась, но капли недавнего дождя еще падали с деревьев на траурные наряды. Народу было немного: только члены семьи — я, моя бабушка Виктория, дядя Роберт; Бейтс, много лет прислуживающий нашей семье, в настоящее время оставшийся единственным из некогда многочисленного штата прислуги; доктор Ганс Герман, последнее время наблюдавший за здоровьем деда, и несколько жителей соседней деревушки, пришедших не столько отдать последнюю дань уважения покойному, сколько из любопытства. Когда наши взгляды встречались, они были наполнены глубокой скорбью. Однако в глазах моих близких была не только печаль. Была так же отчужденность, которую испытывали ко мне Виктория и Роберт. Мое неожиданное возвращение после стольких лет отсутствия позволяло им задавать любые вопросы, но никто из них не проронил ни слова не только во время похорон, когда расспросы были бы неуместны, но и после, когда мы вернулись в «Черное зеркало». Мы обосновались в гостиной, просторной комнате, оформленной в зеленых тонах, куда Бейтс подал чай, и какое-то время продолжали молчать. Виктория, Роберт и доктор Герман исподтишка разглядывали меня, а я скользил взглядом по тяжелым бархатным портьерам, массивной мебели, картинам на стенах. Одна из них изображала Генриха Гордона в костюме эпохи его тезки, Генриха VIII Тюдора. Именно с ней была связана одна из многочисленных легенд замка. Говорят, где-то в его стенах замурован меч Мордреда, которым он, обезумев, убил свою жену. А в гостиной на обоях вечно было пятно плесени, напоминающее очертаниями меч. С ней ничего не могли поделать и, в конце концов, завесили картиной. Естественно, в детстве я был уверен, что изображение предка прикрывает именно тайник с клинком одного из братьев-основателей, и очень обижался на тех, кто пресекал мои попытки найти подтверждение семейному преданию, а именно: испортить картину и выломать кусок штукатурки. Почему-то сейчас мне снова захотелось вытворить нечто подобное, чтобы хоть как-то преодолеть холодность родственников, пусть ценой возмущений. Не то, чтобы я очень переживал, что не чувствую себя частью семьи, просто мне не улыбалось выступать в роли музейного экспоната, на который все пялятся. — Я очень сожалею о случившемся… — наконец, нарушил гнетущее молчание доктор, когда я уже готов был просто встать и, извинившись, уйти. — Спасибо, Ганс, — ответила Виктория. — Я не знаю, что еще можно сказать… Вильям был для меня всем, а теперь… — Вам не нужно ничего говорить, Виктория, — откликнулся Герман. — Сегодня печальный день для всех нас. С вашего разрешения я оставлю вас… — Вам не нужно уходить, ведь вы хороший друг нашей семьи, — вступил Роберт. — Я ценю ваши слова, но, думаю, что сейчас мне лучше уйти, — доктор стрельнул глазами в мою сторону. Вероятно, неловкое молчание его тоже озадачило, но он решил, что сам, мешающий давно не видевшимся родственникам пообщаться, тому причина. — Пожалуйста, будьте нашим гостем, прошу вас… — поддержала сына Виктория. — Что ж, если таково ваше желание, я с радостью останусь, — согласился Герман, но гостиную все же предпочел покинуть. — Я бы хотел посмотреть некоторые книги в библиотеке, если вы не возражаете. — Нет, что вы, — кивнула Виктория, после чего посмотрела на застывшего возле двери слугу. — Бейтс, если Гансу что-нибудь понадобится, пожалуйста, помогите ему. — Конечно, мадам, можете быть в этом уверены, — отозвался Бейтс, придержав дверь доктору и последовав за ним. Я напрягся, предположив, что сейчас-то он и начнется — тот самый разговор о минувших двенадцати годах, который я уже давно ожидал. Нет, я не боялся вопросов о том, где я был и что делал. Куда больше меня волновали неизбежные воспоминания о прошлом. О причине, которая подвигла меня уехать, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Но на минуту мне показалось, что я зря опасался. Роберт встал вслед за доктором и произнес, обращаясь к Виктории: — Я не хочу показаться грубым, но, думаю, что нам следует оставить вас в одиночестве… — Вы понятливы как обычно, Роберт, — к моей радости, ответила Виктория. — Я, действительно, хочу на некоторое время остаться наедине с мыслями… — Это вполне понятно, — кивнул Роберт и выразительно обратился ко мне. — Сэм, вы не проводите меня до моего кабинета? — Да, с радостью, — ответил я, хотя испытал после этого вопроса не только названное чувство. Удовлетворение от того, что мне удастся избежать расспросов бабушки, соседствовало с сожалением, что с дядей, видимо, все же придется побеседовать. На завуалированный намек о моей бестактности, вроде навязывания своей компании пребывающей в трауре Виктории, я даже не знал, как реагировать. Будь моя воля, я избавил бы ее от своего общества задолго до предложения Роберта. Разумеется, я никоим образом не выказал свое замешательство, просто встал и приготовился пойти за дядей, но голос Виктории заставил меня задержаться: — Нет, Сэм, останьтесь, пожалуйста! Мне нужно с вами поговорить. — Конечно, — я натянуто улыбнулся. — Роберт, вы извините меня? Поговорим позже. — Я буду в своем кабинете, — дядя одарил меня аналогичной улыбкой и вышел, а я вернулся на свое место, рядом с бабушкой, и приготовился отвечать на, как обычно было свойственно Виктории, деликатные вопросы. — Сэм, скажите мне, вы вернулись, чтобы навсегда остаться с нами? — внезапно огорошила меня Виктория, и я чуть было не сказал правду в ответ на столь прямой вопрос, но вовремя спохватился, что это прозвучит откровенно грубо, а я уже получил урок прекрасных манер, поэтому отделался вежливым: — Честно говоря, я еще не решил… Пожалуйста, дайте мне немного времени… — Не забывайте, что мы все еще ваша семья, — продолжила Виктория. — Вы — Гордон, и принадлежите этому месту, как и все остальные Гордоны. — Я это хорошо осознаю, но мне нужно разобраться со своими мыслями. Может, потом я смогу ответить на ваш вопрос, — уклончиво ответил я. Если я чего-то и боялся, кроме разговоров о прошлом, то только бесед о будущем. Моем будущем в «Черном зеркале». Нет ничего странного, что теперь, после смерти Вильяма, Виктория хочет, чтобы я остался. С высоты своего опыта она даже может предположить, что я смирился с тем, что мне пришлось здесь пережить. Но я-то не смирился. Несмотря на прошедшие годы, боль потери была все так же сильна. И чувство вины никуда не делось. — Ну, что же… Я надеялась, что вы скажете «да»… — грустно вздохнула Виктория, я даже испытал чувство стыда, что своим ответом усугубил ее печаль, и целую секунду был готов солгать, сказав, что передумал и останусь. Но только секунду, а потом я подумал, что такая ложь не исправит ситуацию, а Виктория продолжила. — Я не очень хорошо себя чувствую, Сэм… Пожалуйста, извините меня… — Конечно, — ответил я и с облегчением покинул гостиную. По ту сторону двери я нос к носу столкнулся с Бейтсом. — Сэр, я позволил себе убраться в вашей комнате. Она осталась в таком же виде, как вы ее оставили. Но если вы захотите что-нибудь изменить, или что-либо еще, просто скажите мне. Думаю, вы будете довольны результатом. Вот ключ. Ваш чемодан уже в комнате, — произнес он и, помолчав, добавил. — Я рад, что вы вернулись, сэр. Сначала я хотел ответить Бейтсу то же, что и Виктории, что я не вернулся, но потом передумал. Не знаю, почему. Может, потому, что именно по старому слуге было лучше всего заметно, как давно я не был дома. Насколько я мог судить по первому впечатлению, в замке ничего не изменилось. У Виктории появились новые морщинки, у Роберта прибавилось седины в волосах, но они были столь же чопорны и элегантны, как и подобает породистым аристократам. Разумеется, я не в счет. Что же касается Бейтса, он вроде бы тоже по-прежнему высок, худощав, безукоризненно опрятен и вежлив, точен в движениях и осторожен в высказываниях… но уже не так невозмутим, как раньше. По нему видно, как он устал и взволнован. И не важно, что послужило тому причиной: смерть хозяина или мой приезд. — Вам нужно что-то еще, сэр? — Бейтс учтиво прервал мои раздумья. — Нет, ничего, — ответил я. — Мне очень жаль, что у меня не было возможности предупредить, что я приеду. Все случилось так внезапно… Но мне кажется, после моего отъезда все осталось по-старому. Прошло так много лет, но мне кажется, что это было в прошлом месяце. Та же природа… Та же погода… Как будто это место неподвластно времени. — Сэр, пока вы отсутствовали, многое изменилось, — неожиданно возразил мне Бейтс. — Все изменилось, поверьте мне. Мы все стареем, и с нами стареет все, что нас окружает. Я служу здесь со времен моей молодости, и я знаю, как может изменить человека это место. В течение последних нескольких месяцев дела шли все хуже и хуже. Как будто мрачность стен этого поместья постепенно стала влиять на нас. — Может вы и правы… В них есть что-то странное и темное, и эта унылая тишина… — заметил я, несколько удивленный. Понятно, почему в этих стенах мне не по себе: они оживляют воспоминания, которые я хочу забыть. Но другие… — Впрочем, учитывая пережитую трагедию, мне не показалось, что с Викторией что-то не так. А вот Роберт, согласен, показался мне не совсем здоровым. — Возможно, это из-за его работы в Эшбурри, — ответил Бейтс. — Последнее время она его выматывает. С недавних пор он проводит большую часть времени за работой. Иногда даже домой на ночь не возвращается. Обычно он приходит вечером, запирается в кабинете и работает до поздней ночи. Меня он даже не впускает. Раньше он так не поступал, — тут Бейтс замолчал, будто задумался, не сказал ли он чего-то лишнего, после чего продолжил. — Я вернусь к работе, если вы не возражаете, сэр. — Конечно, Бейтс, — естественно, я не возражал, но все же, учитывая вид старика, добавил. — Но вы можете отдохнуть в любое время, если захотите. Вы плохо выглядите. Думаю, Виктория не будет возражать, если вы возьмете выходной. — Спасибо, сэр, со мною все в порядке, — оценил мою заботу Бейтс. — Все дело в сэре Вильяме… Здесь мы провели лучшие годы нашей жизни… — В самом деле, — кивнул я. — За это время вы должны были стать хорошими друзьями. — Да, — подтвердил Бейтс. — Пожалуйста, давайте не будем об этом… В последнее время у нас и так достаточно поводов для грусти. Глаза старика наполнились слезами, и я ощутил приступ щемящей нежности. Я был трудным, неуправляемым ребенком, и отец рано отослал меня в закрытую школу в надежде, что там мое поведение исправится. Так и произошло. Уже через год учителя отзывались обо мне, как о воспитанном, смышленом и дружелюбном мальчике. И на каникулах, в замке, все видели меня таким же. Родители искренне считали, что это заслуга педагогов. И только я знал, что все дело в Бейтсе. Именно ему удалось найти нужные слова, чтобы превратить хулигана в достойного наследника древнего рода. — Бейтс… — проговорил я. — Я хочу сказать, что для всех нас вы скорее друг, чем слуга. — Спасибо, сэр, — Бейтс послал мне благодарный взгляд и, вооружившись перьевой метелкой, отправился стирать пыль с каминной полки. А передо мной стал выбор: подняться в свою комнату или прогуляться по замку и окрестностям, чтобы убедиться, кто же все-таки прав, я или Бейтс, изменилось ли что-нибудь вокруг или осталось прежним. Подумав, я выбрал второе.