21 ночь

      На ночном небе, переливающимся кровавыми оттенками, по которому плыли розоватые облака, украшающие ад сейчас, блистала черная, как тьма или, подбирая более людское название, смоль, луна с пентаграммой, что была как будто бы вырезана на небесном круге. Как божественный, неподобающий миру мучений нимб вокруг неясной святости, около неё можно было увидеть розовато-красное свечение… А розовые точечки света, звёзды, хаотично раскинувшись по небосклону, приветствовали чужие глаза.       Было слегка туманно в ту ночь. Блеклая розоватая пелена особо не давала проходу свету… Однако даже так луна пробивалась сквозь туман.       И это давало понять только одно… Ночь сильней. И пентаграмма, выбивающаяся из черной материи луны, разгоняла розовый туман.       Время было 4 часа ночи. Обычно в это время почти никто не шатается по улицам. Максимум пьяницы, которых часто можно было встретить в аду, наркоманы или, того, возможно, хуже, проститутки… Да и всякий прочий сброд с улицы.       Не важно, кем были подобные отродья — грешниками или рождёнными в аду. Они, в любом случае, были относительно мерзкими…       Часто они были на одно, так скажем, лицо. Вели себя одинаково, пили одно и то же, продавались, как ничтожества, в одинаковых борделях или, например, искали себе клиентов довольно близко к друг другу… У всех них были одни и те же мысли, одни и те же действия и один и тот же разврат в голове. Боже (хоть это слово, возможно, глупо говорить, когда речь идёт про ад), да они даже сигареты курят одинаковые и бухают одно и то же!       Просто копии одного и того же грешника или демона… Ничего более.       И, может быть, ад, правда, — место для таких, как они… Однако подобного сброда слишком много на улицах загробного мира.       Именно этих обитателей ада ненавидел Хаск — грешник, буквально влюбленный в карты и алкоголь. Да, он и сам, в каком-то смысле, не лучше всех тех шлюх, алкоголиков и наркоманов на улицах…       Однако, если уж думать о подобном, то какую пользу приносят все те демоны? Никакую.       Они просто продают свои итак мертвые тела в подворотнях ада, убивают остатки своей души наркотиками и, уже не думая ни о чём, бухают до неясного утра, под красным небом ада уходя с улиц или снова вечно ища там пристанище, навсегда оставаясь там… Никчёмный хлам, который убил себя в реальной жизни, решает добивать себя в аду? Мире вечных мучений? Ничтожно… Вот, как считал Хаск. И, впрочем, любой бы демон, поддерживающий его точку зрения, тоже бы возненавидел всех тех грешников.       А какую пользу приносит Хаск? Огромную, чёрт возьми! И это даже не стоит расписывать… Однако мы распишем.       Кто бы, если бы не он, проиграл бы свою душонку Аластору? Этому вечно улыбающемуся придурку с непонятными принципами? Кто бы наливал алкоголь людям из отеля, которые, поддавшись опьянению, рассказывают бармену буквально всё, что наболело? Да никто!       Ах… А ведь польза от Хаска тоже улетучилась… Ровно тогда, когда он потерял какую-либо власть. И всё из-за проигрыша своей души…       В тот момент он потерял всё. Однако он не стал поддаваться ни разврату, ни чему-то подобному, как остальные грешники и рождённые в аду. Идти надо дальше… Хоть и иногда бухая. Иногда, а не каждую секунду, не отрываясь от бутылки и не видя ничего, кроме то её дна, то горла.       Вот в чём была разница между ним и другими демонами.       Они думали, что, раз уж умерли, то можно делать всё… И забываться, и продаваться, и просто приковывать самого себя к кровати, находясь в предвкушении нового ночного клиента… Однако Хаск бы им сказал строгое «нет».       Да, он мёртв… Он уже сделал в своей прошлой, живой жизни слишком многое, чтобы надеяться на нормальную жизнь после смерти… Однако что с того? Да, он в вечных мучениях за то, какой сукой был, пока жил, однако не стоит продолжать быть ужасным после смерти.       Разврат — это буквально то, что он презирал больше всего… Наркотики на втором месте. Ведь именно из-за них, в большинстве своём, мёртвые поддаются разврату.       «Окей, бухайте, убивайте, проигрывайте всё своё состояние в карты... Но, блять, какой смысл ебаться с каждым встречным за деньги? Ты мёртв уже! Зачем тебе эти несчастные гроши, за которые ты продаешь свою жопу? Ты не можешь сдохнуть от голода, холода или чего-то ещё... Ты уже в аду! Это просто мучения без конца, так чего ты добиваешься? Бессмыслица... Буквальная бессмыслица!» — так он часто думал, однако не часто говорил вслух, когда видел очередную проститутку на каблуках с блестящими губками, раскрашенные яркой красной помадой, что всем своим видом буквально говорит взять её прямо на этом месте, а потом всунуть в её вырез на обтягивающем платье несчастные деньги и, кинув короткое прощание или оскорбление за «не особо хорошее удовлетворение» (хоть клиент явно остался довольным, просто его эго не позволяет ему не навредить даже типичной, итак обманутой в прошлой жизни и трахнутой в край женщине), оставить одну в холодной комнате.       Впрочем... Никому до его мнения не было дела.       И сейчас, когда адская луна блистает на небе, он наперёд знает, что на улице встретит тех, кого презирает...       Зачем Хаск вообще вышел ночью на улицу? Чёрт возьми, 4:00!       Он и сам не понял, по какой причине ходит сейчас по бульвару...       Розоватый туман слегка заслонял обзор, однако он совсем уже рассеялся, поэтому особо не мешал. На улицах не было фонарей — в аду никому они не нужны... Тьма роднее грешникам, чем свет.       Хаск шёл между зданий, где часто мелькали огни. Помимо жилых домов встречались ещё и всякие строения, по типу ночных магазинов (естественно, они присутствовали в аду) или порностудий. И всё было так привычно...       Было так привычно, как будто Хаск и вовсе никогда не жил нигде, кроме ада. Как будто бы живой жизни и не было у него... Казалось, что он здесь родился.       Где-то вдалеке, в темной подворотне, показалось красное платье очередной проститутки. Её нога, на которую были натянуты сетчатые колготки, мелькнула в поле зрения и тут же пропала. Со смехом эта женщина (или, быть может, мужчина, ведь в аду все могут поддаться в проституцию) пропала.       Впрочем, так было даже лучше. Хаск бы не хотел вновь кого-то встретить... Улицы ада лучше, когда никто по ним не ходит.       Немногие в аду спали сейчас... Однако, если не считать ту уже итак исчезнувшую женщину, почти никого не было на улице. Для парня это было только к счастью.       Общество ада — не самое лучшее общество... Так какой смысл даже видеть кого-то из его обитателей? Только лишняя мука итак в мире мучений.       Но всё же... По пустынному бульвару, думаю, каждому было бы лучше ходить с кем-то вместе.       И сейчас, когда адская черная луна светит на ночном небе кровавого цвета, Хаск идёт совершенно один...       Он не знает, куда идет. Просто шагает в какое-то направление, не задумываясь. В голове крутятся несколько вещей: бар, отель и Аластор...       Парень думает лишь об одном — когда он так сильно запустил свою жизнь? Ведь у него могло быть всё: от власти до денег... От счастья до, возможно, даже любви... От уважения до славы.       Однако он упустил всё это... Буквально продал вместе со своей душой, проиграл в карты.. В эти никчёмные карты...       Не выпал туз, и вся его жизнь скатилась в бездну... Пала в руки Аластора, заковав своего бывшего владельца в цепи... Вечные цепи.       Однако, запутавшись в своих мыслях, он не замечает, как чуть ли не натыкается на какой-то столб. И тут же все мысли Хаска улетучиваются. Он ругается себе под нос, обходя столб, и продолжает идти.       Однако в его мыслях нет уже ни карт, ни Аластора, ни его проигранной души... Парень уже не думает, а лишь просто идёт по бульвару, часто озираясь по сторонам, как в первый раз.       Где-то вдали виднеется бурная река. Вода в ней, как и многое в аду, кровавого цвета... Около неё клубится едкий туман, что так и не ушёл. А сама река находится где-то за тёмным довольно шатким забором, и на неё открывается прекрасным вид с черных скамеек напротив неё.       Хаск издали видит, как, сложив все свои руки (а их было четыре, и все в черных перчатках, что так и хотелось снять с её изящных ладоней, заплетая свои пальцы между её и целуя их) на заборе, облокотилась на него и глядит на реку какая-то женщина. Одна из её рук держит огромный букет роз, что тоже улёгся на заборе, в белой обёртке, и девушка явно о них не думает. Она лишь глядит на реку, не отрывая взгляд. Складывается мнение, что она хочет вырваться за темный забор и, уже ни о чём не думая, просто насладиться рекой... Кровавой рекой ада.       Хаск направляется к ней в надежде на то, что хоть она станет должным собеседником для него. И вот, подойдя к ней, но ещё не заведя разговор, он видит её полностью...       Сначала он видит чёрное элегантное платье на её теле, тёмные колготки и высокие каблуки. Её белые волосы каким-то вихрем стоят на голове... Однако они не менее прекрасны. Длинные ноги, худенькое тело и пух, выбивающийся на месте груди из-под рамок платья... Красотка, одним словом.       А потом он уже видит, как на её лице небрежно размазана красная помада, как будто бы эту девушку били или, ещё хуже, и вовсе изнасиловали в ближайшей подворотне. Её глаза, один из которых чёрный, а другой белый, с розовыми зрачками покраснели.       И эта девчонка беззвучно плачет, сжимая в руках тот букет и смотря вдаль, на кровавую реку. Её лицо не выражает никаких эмоций... Абсолютно никаких.       И Хаску слегка больно смотреть на неё... Быть может, грешникам несвойственно сострадание, однако, смотря на эту женщину, оно проснулось.       Он подошёл поближе к нем, тоже положил руки на забор и, не меняясь в безэмоциональном лице, спросил: — С Вами... Всё хорошо?       Та девушка тут же обернула голову. — Нисколько, — твёрдо сказала она...       Нет, не она... А он. Хаска встречает явно мужской голос. Он слегка удивляется этому, однако не смеет это показать. — Что-то случилось? — озвучивает парень свой вопрос, скребя ногтями по деревянному забору и смотря на пацана перед собой, который, в свою очередь, отворачивает голову обратно к реке и как-то печально вздыхает. — Не важно... Вы явно не сможете помочь... — говорит мальчишка, сжимая букет в своих руках так, как будто хочет разорвать упаковку. — Хотя... Кое в чём сможете помочь, — вдруг молвит он, даже не повернув лица к мужчине. Он протягивает ему букет и, уже ни о чем не думая, произносит: — Прошу, выбросите это. — Цветы — причина Вашего несчастья? — чувствуя что то неладное, спрашивает Хаск, беря букет в руки. — Нет... Но их даритель — да, — со вздохом отвечает незнакомец, будто бы уже слегка доверясь парню. — Да и, тем более, они отвратительные... Я не хочу видеть эти цветы. Выбросьте.       И Хаск выбрасывает их в бурлящую реку, туман с которой ушёл где-то минуту назад. Розы выпадают из обертки и, раскинувшись по воде, позволяют течению начать медленно убирать их с поля зрения того незнакомца. — Спасибо, — твёрдо говорит он, смотря вслед уносящимся цветам.       После довольно длительной паузы мужчина всё же спрашивает: — А если не считать цветы, то с Вами всё хорошо? — Нет. И никогда не будет, к сожалению, — без эмоций отвечает тот грешник или просто рождённый в аду, снимая одну из перчаток и вытирая своей бледной рукой губы, стирая красную помаду с лица. — Думаю, Вы меня знаете. Так что нет смысла объяснять, кто я и что со мной. — Я не знаю Вас... И мы никогда не виделись, — используя всю свою вежливость, в каком-то недоумении произнес его собеседник. — Не верю, — со вздохом чуть ли не прорычал беловолосый, отворачиваясь от реки. — Все знают меня, Энджела Даста! — почти что кричит он, разводя в руки сторону и вытирая слёзы с собственных глаз. — Самую лучшую шлюшку в аду! И, поверь мне... — на этих словах он поворачивается лицом к лицу к Хаску. — Ты не можешь не знать меня... Я в буквальном смысле известнее половины ада! Ведь, блять, почти что все демоны — полные отродья, в мыслях которых лишь разврат... А я должен им потакать, ведь моя душа продана мудаку! Понимаешь!? Я продал последнее, что у меня было, и теперь должен ебаться с отродьями до конца своей жизни... А она вечна! — в какой-то момент он просто заваливается на забор спиной. — Чёрт... Если хочешь сделать мою жизнь лучше, то просто убей меня! Или дай наркоты, пивка... Чего угодно, лишь бы мне прекратить видеть всё это! Быть трезвым слишком мучительно...       И настигла неловкая пауза... Однако вдруг Энджел продолжил говорить: — Я серьёзно... Не знать меня невозможно. Но... Пожалуй, это твой плюс, чувак. Тебе хотя бы не нужно будет со мной поебаться, иначе вся твоя жизнь рухнет! — Погоди... Ты ведь сказал, что продал свою душу? — вдруг как будто бы проснулся Хаск. — Ага. Причём полному мудаку. Так я ещё и не могу об этом так-то говорить, а уж тем более первому встречному... Но у меня была слишком ужасная ночь, так что мне уже плевать, — ответил беловолосый, доставая сигарету из внутреннего кармана платья и поджигая её. — Я тоже... Продал свою душу, — как-то странно говорит парень, пристально смотря на собеседника. — Ну, я нас двоих поздравляю... Отдался мудаку, да? — с каким-то лёгким, однако соболезнующим смешком спрашивает Энджел, прислоняя сигарету к губам. — Можно и так сказать... — отводя взгляд, ответил парень, устремив свои глаза на реку. — Хах... Смешно выходит... — без смеха говорит его собеседник, прикуривая. — Ах... А ведь завтра ночь будет такой же ужасной... А сейчас время позднее... — вдруг он указывает на какие-то развалины. — Вон там я живу. Не потому, что у меня нет денег, а для лучшей зависимости меня от мудака, у которого моя душа... И так уже много времени... — со вздохом промямлил он, опуская голову. — Ах... А ведь я просто хочу, чтобы жизнь закончилась... Так почему же после смерти существует ад? Мне и рая не нужно! Мне нужен конец... Обычный, мать его, конец! Просто закрыть глаза и больше не думать... Отключить мозги и тело... Отключить всё, чёрт возьми!       Хаск молчал. Он понимал, что перед ним полностью убитая душа... Которой уже не помочь, а уж тем более словами.       Однако он хотел помочь... Искренне хотел.       Да, перед ним была обычная проститутка. Мальчишка, отдавшийся разврату, хоть и не по своей воле... Однако именно этого грешника Хаск мог понять. И отлично понимал.       Они оба потеряли контроль над своей душой, и за это их мир вечных мучений стал ещё хуже... Даже ад потерял любые краски. — Если завтра ночью ты встретишь меня здесь, то лучше просто попробуй меня убить, ладно? Я хочу закончить всю эту хрень.