Там, где небо сливается с морем. Альтернативная история

      — Чонгука!!! — звонкий голос мальчишки звенел над пляжем. Он старался бежать, но ноги увязали в песке, он спотыкался, падал на колено и, упрямо поднимаясь, бежал дальше. — Чонгук!!!       А тот, к кому он бежал, сидел на корточках у самой кромки воды и с любопытством разглядывал медузу.       Тэхён подлетел к нему и, тяжело дыша, протянул руку:       — Смотри, что я нашел!       Чонгук нехотя оторвался от медузы и перевел взгляд на приятеля. В его руке лежала большая красивая раковина, темно-зеленая посередине и перламутрово-розовая на плотно сомкнутых краях.       — Она такая большая. Наверняка внутри нее жемчужина! Давай откроем?       Чонгук скептически осмотрел раковину, потом глянул на Тэхёна и вздохнул. Как можно в шестнадцать лет оставаться таким ребенком?       — Тэхёни, ну, откуда здесь жемчуг? Это просто раковина.       — Чонгук, ты такой скучный.       Чонгук, и правда, скучный. Он словно родился сразу взрослым и ответственным. Он знает все и обо всем. Он никогда не растеряется, потому что в его мире таких чувств нет. Чонгук умеет решать проблемы и находить выход из любой ситуации. Чонгук совершенен во всем, но его частенько раздражает абсолютно расхлябанный и несобранный Тэхён. Он всегда был таким. Чонгук знает его столько же, сколько помнит себя.       Тэхён неисправимый фантазер и выдумщик. Чонгуку трудно с ним, потому что почти все идеи Тэхёна либо опасны, либо безумны, либо просто нереальны. Но Чонгук с раннего детства привык Тэхёна поддерживать и оберегать, иначе этот ненормальный влипнет в какую-нибудь историю. Ну, или родители узнают об очередном его косяке.       Поэтому Чонгук старается ни на минуту не оставлять друга без присмотра.       Родители их тоже дружат с детства, и для них вполне нормальна такая Чонгукова ответственность за легкомысленного Тэхёна. В итоге, довольны все: родители Тэхёна спокойны за сына, родители Чонгука радуются, что их ребенок такой замечательный и ответственный, Тэхён счастлив, что у него самый лучший друг в мире, а Чонгук… Ну, он просто спокоен, глядя на взбалмошного искрящегося Тэхёни.       Первые сложности появляются как раз в шестнадцать. Ну, как сложности… Неопределенности. Непонятности.       Тэхён вдруг становится тихим и задумчивым. На все вопросы просто пожимает плечами, ничего не отвечая. Слишком часто уходит от Чонгука, чтобы просто посидеть на морском берегу, глядя вдаль. А когда Чонгук находит его и хочет сесть рядом, навалившись на плечо друга, Тэхён мягко отодвигается от него с тихим:       — Не надо…       Чонгука это тревожит, потому что он очень не любит эти самые неопределенности. Это мешает, это отвлекает. Это заставляет думать о Тэхёне больше, чем нужно.       Он даже с девушкой своей пытается обсудить эти Тэхёновы сложности. Но девушке Тэхён не интересен абсолютно, у девушки первая любовь и самый горячий парень школы.       И впервые Чонгук позволяет себе отпустить ситуацию, в конце концов, Тэхён уже не ребенок, не пропадет.       Они теперь видятся только в школе, в остальное время у каждого своя жизнь. Чонгуку вроде бы не хватает друга и его дуркований. Но он понимает, что рано или поздно это бы случилось, не могут ведь они всю жизнь ходить друг за другом.       По привычке он еще интересуется, все ли в порядке, и почему-то тревожится, когда Тэхён, отведя глаза в сторону, просто кивает и уходит, не дожидаясь следующего вопроса и не задавая свои.       Так проходит год. Год странной, постоянной тревоги внутри, осознания себя, стоящего на краю обрыва. Не то чтобы это сильно напрягало, Чонгук ведь прекрасно понимает, что сейчас он на пороге взрослой жизни, от этого такие непонятные ощущения.       Он все может себе объяснить. Но вот эта внутренняя нестабильность сбивает с толку. Ему интересно, что чувствует сейчас Тэхён, живет ли такой раздрай внутри его сумасшедшей натуры.       И как-то вечером, когда они неожиданно встречаются на своем привычном месте на берегу, Чонгук задает ему этот вопрос.       Тэхён долго молчит, провожая взглядом закатное солнце, Чонгук не торопит его. Они одновременно оказались здесь, не сговариваясь, — это странно, да? По крайней мере, для Чонгука.       Он давно уже не приходил сюда, а сегодня вдруг потянуло. Он никогда не приводил сюда свою девушку, потому что это только их с Тэхёном место. Но и сам стал редко заглядывать сюда.       И вот они снова, как раньше, сидят рядом, любуются на красно-золотую дорожку на воде, тянущуюся к горизонту, слушают тихий шепот моря и молчат. Это у них тоже всегда получалось неплохо. Но сейчас молчание почему-то нервирует Чонгука. Он с раздражением думает, что в последнее время стал слишком дерганым и неуверенным. Видимо, предстоящие экзамены и поступление в университет его тревожат сильнее, чем он это себе представлял. Наверное, приятель тоже переживает по этому поводу.       Он переводит взгляд на Тэхёна и вдруг замирает. Его такой привычный друг сидит на песке, откинувшись назад на вытянутых руках. Задумчиво смотрит вдаль, не мигая и едва заметно улыбаясь чему-то своему. Легкий бриз ерошит мягкие каштановые волосы, небрежно откинутые назад, золото заката искрится в карих глазах. Губы красивого вишневого цвета приоткрыты, кажется, он что-то шепчет, будто разговаривая с ветром и морем.       Чонгук впервые видит Тэхёна таким. Нет, он, конечно, знал, что его друг красив, об этом он слышал с раннего детства. Слышал, но никогда не замечал этой красоты. А сейчас вот увидел…       Еще он замечает ровную кожу плеча, с которого немного съехала толстовка. Эта кожа так и манит прикоснуться к себе, манит своей идеальностью и теплым, золотисто-медовым от уходящего солнца светом.       Чонгук откровенно разглядывает Тэхёна, любуется им и что-то странное происходит с сердцем. Оно трепещет, заполняет собой Чонгука целиком, сбивая дыхание. И это удивительно, потому что вот так Чонгук себя еще никогда не ощущал.       Медовое плечо по-прежнему манит к себе, не дает отвести глаз. И вдруг Чонгук делает что-то совсем неуместное и неожиданное для себя. Он медленно наклоняется и целует это плечо. Просто прикасается губами. Кажется, что и на вкус это тоже мед. Сладкий, тягучий, не отпускающий…       Не отрывая губ, он поднимает глаза на Тэхёна, тот, кажется, никак не реагирует, будто вообще ничего не чувствует. И Чонгук позволяет себе чуть больше, лизнув эту восхитительную медовую кожу.       Тэхён вздрагивает и смотрит Чонгуку прямо в глаза:       — Что…что ты делаешь?       Он почти спокоен, с досадой отмечает Чонгук. Как будто ничего не произошло. Но ведь и не произошло? Чонгук просто поцеловал друга. Это так обыденно. Наверное. Потому что Чонгук понимает, что вообще-то это ненормально, но понимание это где-то в дальнем уголке мозга. А вкус меда на губах и биение сердца однозначно говорят о том, что Чонгук все делает правильно. И он просто отвечает:       — Целую тебя…       — Зачем?       — Ты вкусный… сладкий, как мед, — Чонгук не смущен, он улыбается. Этот человек рядом, он ведь самый родной, после родителей. И ничего нет странного в этом поцелуе, братья тоже могут целовать друг друга.       Чонгук понимает, что лукавит перед собой, но, кажется, сейчас он делает больше усилий, чтобы внушить себе самому, что это ненормально. Потому что на самом деле никакой ненормальности он не чувствует.       Ему хочется еще раз ощутить эту сладость, и он снова тянется к Тэхёну, но тот останавливает его, прикоснувшись пальцами к его губам:       — Не надо…       — Почему?       — Просто не надо и все, — Тэхён говорит почти шепотом, последнее слово теряется в шелесте волн, и Чонгук снова переспрашивает:       — Почему?       Тэхён знает ответ, но не уверен, стоит ли говорить об этом Чонгуку. Он вообще больше не уверен в своем друге. И в себе он тоже не уверен, уже давно. Он не помнит, не заметил, когда родной и привычный Чонгук вдруг перестал быть таким обычным. Просто в какой-то момент его взгляд прожег Тэхёна насквозь, так, что дыхание перехватило.       Тэхён тогда долго размышлял, прислушиваясь к себе. Убеждал сам себя — показалось, просто затмение какое-то нашло. Потому что, во-первых, это друг, а во-вторых, парень. И это напрочь исключает любую симпатию в адрес Чонгука, кроме дружеской.       Он долго принимал это в себе. Не свою тягу к мужчинам, а именно чувство к лучшему другу. Это казалось неправильным и запретным. Если бы на месте Чонгука был кто-то другой, этих метаний не было бы, в этом Тэхён был уверен. Но постепенно он свыкся с этим.       У Чонгука вдруг появилась девушка. Тэхёну это было неприятно. Больно. Но зато он стал реже видеть друга и успокаивал себя этим, надеясь, что редкие встречи остудят такое ненужное и неуместное чувство. В школе он старался даже в сторону Чонгука не смотреть, считая это лечением своего греха.       Он приучил себя к мысли, что любит не своего друга, а какого-то далекого незнакомого человека. Он тоже Чонгук, но он другой. Он будет любить Тэхёна, если они когда-нибудь встретятся. И Тэхён не будет чувствовать себя грязным, ведь тот Чонгук пока чужой.       Он привык жить с этими мыслями, не понимая, что вот это и есть первая боль его любви. Надеялся на другую жизнь, которая начнется после школы. Он уедет, поступит в университет, и этого Чонгука в той жизни уже не будет.       И вдруг вот этот поцелуй… и слова…       Тэхён молчит, не отвечает Чонгуку, и тот все понимает. Или думает, что понимает. Он поднимается на ноги, отряхивается от песка и уходит. Но тихий голос за спиной останавливает, его слышно даже сквозь шум волн:       — Чонгуки…       Он оборачивается, смотрит на Тэхёна, но не двигается, ждет. Потому что все изменилось, и теперь он не знает, как вести себя. Медленно приходит осознание какой-то непоправимости происходящего.       Тэхён, заметив его колебания, легко поднимается с места и подходит к Чонгуку. Слегка наклонив голову к плечу, смотрит в глаза:       — Ты знал, да?       — Что?       — Что я люблю тебя…       На небесах запели ангелы, а разгорающиеся в вечернем небе звезды вспыхнули гигантскими бенгальскими огнями.       — Ты — что?.. — сердце прыгает и стучит как ненормальное. Чонгук широко открытыми глазами смотрит на Тэхёна, не понимая, откуда такая эйфория в душе. Тэхён его …любит? И это, оказывается, так важно для Чонгука, что он нормально дышать не может от восторга.       — Я люблю тебя, — Тэхён тихо смеется, глядя на такого непривычно смущенного Чонгука, с сияющими глазами и пунцовыми щеками.       Он не собирался говорить это. Его Чонгуку это точно было не нужно, потому что не вписывалось в правильную картину жизни. А вот этот Чонгук, растерянный и смущенный, он услышит эти слова и поймет.       — Скажи еще раз, — просит он и робко берет Тэхёна за руку, а потом вдруг, обняв за талию, резко привлекает к себе и говорит уже более требовательно: — Еще…       Тэхён упирается руками ему в грудь, но не отталкивает, и шепчет:       — Люблю…       А потом раскидывает в стороны руки, словно крылья, и кричит в звездное небо: «Я люблю тебя!». Чонгук крепко удерживает его за талию и счастливо смеется.       Их место всегда безлюдно, находится на самом краю пляжа, за большими камнями, но сейчас Чонгуку хочется, чтобы кто-то обязательно услышал признание Тэхёна.       А потом он вдруг замечает кажущиеся темно-вишневыми в вечернем сумраке губы и, как ему кажется, очень медленно тянется к ним за поцелуем. Тэхён опережает его, обняв Чонгукову шею и переплетя на ней горячие руки. Не спрашивая разрешения, не раздумывая больше о греховности происходящего, Тэхён целует Чонгука.       У него нет никакого опыта в этом, и он немного стесняется. Сначала он просто прикасается своими губами к губам Чонгука. Голову кружит от их теплой сладости. Он не успевает от них оторваться, как Чонгук нежно проводит языком по Тэхёновым губам, мягко приоткрывая их и проникая в рот. Тэхёна накрывают новые, неизведанные ранее ощущения, от которых захватывает дух. Он послушно следует своим языком за языком Чонгука, старательно повторяет за ним все движения.       А потом вдруг отбрасывает свою стеснительность и скованность и отпускает себя, отдаваясь требовательным губам и горячему языку Чонгука, судорожно отвечая на жадные поцелуи.       Они снова опускаются на песок и целуются, целуются. Для Чонгука эти поцелуи не первые, но ему кажется, что ничего подобного он никогда не ощущал. Тэхён так открыто и чувственно отвечал ему, что Чонгук умирал от нежности и любви каждую минуту.       Солнце давно уже скрылось за горизонтом, на смену ему пришла Луна. И в ее свете все выглядело неземным и загадочным, особенно Тэхён. Он был настолько прекрасен в лунной бледности, с блестящими от возбуждения глазами, что Чонгуку казалось, будто в его руках не человек, а ангел. И ему уже было мало губ этого ангела, он хотел Тэхёна всего.       Обе футболки были давно отброшены в сторону, и, лежа на прохладном песке, они ласкали друг друга, не переставая целоваться, то сладко и нежно, то жарко и лихорадочно. Тэхён словно торопился выплеснуть до последней капельки всю любовь, которую держал в себе этот год. Горячими руками он гладил тело Чонгука, мял и царапал кожу, не в силах сдержать охватившую его страсть. Наконец, он оторвался от губ Чонгука и опустился ниже. Скользнув языком по нежной коже шеи, прильнул к ключицам, пробежав по ним легкими покусываниями, и затем добрался до соска, лизнув его совсем не нежно. Чонгука выгнуло от неожиданности, он и не знал, насколько он чувствителен здесь. Тэхён, заметив его реакцию, сосредоточился на Чонгуковой груди, теряя голову от его хриплых стонов и плавясь в требовательных руках, ласкающих его тело.       Оба были возбуждены, но переступить определенную грань было страшно, несмотря на охватившее сумасшествие.       У Чонгука был какой-никакой опыт, с той самой девушкой, у Тэхёна никого никогда не было. Но он так раскрывался, так отдавался своим ощущениям, так чувственно дарил себя, что Чонгук абсолютно потерял голову. Такого в его жизни еще не было.       С девушкой все было не так. Там суетливо и бестолково они старались ухватить обещанное всеми удовольствие.       А здесь все по-взрослому. Именно так, как и должно быть, наверное. Тэхёна хотелось занежить, зацеловать всего, укутать его в свои поцелуи, хотелось бесконечно гладить эту невероятную кожу. Не страстно кусать, рыча по-звериному, как это он видел в порнушке, а ласково и медленно целовать, напитываясь Тэхёном, забирая его себе, впуская его кровь себе в вены.       Хотелось дарить наслаждение и уплывать самому от затуманившихся глаз и тихих постанываний.       Он перевернул Тэхёна на спину и навис над ним, ловя горячее дыхание. В лунном свете его глаза загадочно мерцали, отражая звезды. Ничего прекраснее Чонгук в своей жизни еще не видел. Он медленно провел рукой по мягким волосам, путая их и пропуская сквозь пальцы.       Тэхён замер, кажется, даже перестал дышать. Такая трепетная ласка завораживала сильнее, чем огненная страсть. Почему-то хотелось плакать, и он тихо всхлипнул. Жалобно, по-детски.       Склонившись к самому уху, Чонгук прошептал:       — Ты что? Не плачь, не надо…       Тэхён улыбнулся, притянул Чонгука к себе:       — Я не плачу… Просто мне так хорошо… Так ведь не может быть? Наверное, я умер и попал в рай…       Чонгуку тоже было хорошо. Нереально, необычайно хорошо. Просто оттого, что он целует и ласкает, и получает в ответ такую же трогательную нежность; его тоже целуют и так же забирают себе, присваивают навеки.       Чонгук забыл, что это драгоценное чудо в его руках когда-то было его лучшим другом. Думать об этом сейчас было бы странно, потому что ни один друг на свете, даже самый лучший, не заставит замирать сердце одним только поцелуем и прикосновением трепетных пальцев к разгоряченной коже.       — Тэхёна, я люблю тебя, — эти слова даются легко, они сейчас единственно правильные. Вылетая в темное небо, усыпанное бриллиантами звезд, они, эти слова, растворяются где-то в космосе. Они не исчезают, а рассыпаются на миллионы частичек, и от этого в мире становится очень много этой самой любви. Их любви. Чонгуку кажется, что ее так много, что в ней утонуть можно. И он захлебывается в ней, в своей первой любви, не выпуская Тэхёна из рук, и вот они уже вместе тонут в этом океане, совершенно не желая спастись.       Они заново открывают для себя друг друга. Руки запоминают чужие изгибы и быстро привыкают к ним. Они узнают запах друг друга, дыхание. И уже хочется большего. Но пока еще страшно. И они сдерживают себя, как могут. Наслаждаются тем, что позволяется каждым.       Тэхён откидывает назад голову, и Чонгук мгновенно припадает губами к его шее. Почему-то она очень нежная и вкусная, и Чонгука опять ведет от этой медовой сладости. Кончиком языка он вырисовывает на ней какие-то узоры, щекочет и зацеловывает, а Тэхён на это только тихо смеется и мурчит от удовольствия. ***       Им по семнадцать, и у них первая любовь. Та самая, что освещает мир и сносит все препятствия на своем пути. Та, от которой замирает сердце и перехватывает дыхание. Та, которая горит жарким пламенем, заслоняя своим огнем весь мир. Та, которая бесконечный космос…       Они не замечают ничего вокруг, они только друг в друге и друг для друга. Расставание даже на минуту слишком болезненно и невыносимо. Чонгука и Тэхёна больше нет по отдельности. Теперь они единая Вселенная любви.       Они знают запах и вкус друг друга и уверены, что никто и никогда не сможет их разлучить.       Они придумывают свою будущую жизнь, наполненную любовью и светом, и, разумеется, бесконечно счастливую.       Но эту прекрасную будущую жизнь ломает жизнь нынешняя.       Их замечательные, мудрые и все понимающие родители неожиданно выступают единым фронтом против первой любви своих детей.       Потому что это мерзко и грешно. И так нельзя. Потому что даже соседи уже бросают какие-то намеки о странно-близкой дружбе парней.       И для Тэхёна, и для Чонгука это становится шоком. Они всегда росли в любви и понимании, у обоих были самые лучшие родители в мире, которые сумели стать еще и друзьями своим детям. Но сейчас перед двумя влюбленными, насмерть сцепившими свои руки, совершенно другие люди. С перекошенными брезгливыми лицами, с увещеваниями о греховности и недопустимости таких отношений.       Что могли сделать два семнадцатилетних пацана, как они сумели бы защитить свою любовь? Они и для себя-то еще многое не поняли в своих чувствах, а тут весь мир против них оказался, начиная с родителей.       Но парни продолжают что-то объяснять им, крепко держась за руки и наивно полагая, что вот сейчас-то их наконец услышат и поймут. Не могут не понять. Ведь фактически они все одна семья. Их замечательные родители дружат с раннего детства, и уж они-то точно должны принять и поддержать сыновей.       Но этот аргумент становится последней каплей для отца Тэхёна. Он срывается на крик, бросая сыну в лицо грубые слова о настоящей мужской дружбе и о мерзости противоестественной связи.       Затем силой вырывает его руку из руки Чонгука и чуть ли не на себе тащит упирающегося сына в машину. Мать Тэхёна, чопорно поджав губы, семенит за ними.       Дружба двух семей уничтожена. Больше они не будут собираться по праздникам, да и самих праздников в этих семьях больше не будет. В каждой из них. Потому что в дома пришло большое горе. Сыновья не оправдали возлагаемых на них надежд, опозорили родителей перед всем миром.       Едва семейство Ким покинуло дом семьи Чон, отец Чонгука, сдерживающий себя до этой минуты, высказал сыну все, что накипело на душе. Чонгук растерян и не понимает, как жить дальше. Без Тэхёна невозможно и немыслимо. И только это сейчас имеет значение.       Он мчится в свою комнату, выхватывает из шкафа какую-то одежду и белье, собирает трясущимися руками школьные тетрадки. Все это как попало впихивает в свой рюкзак. Губы дрожат, в глазах пелена из слез, которая мешает ясно видеть.       Кое-как застегнув молнию, в которой застряли ткань и обложка тетрадки, он закидывает рюкзак на плечо и покидает отчий дом под слезы и причитания матери и тяжелый взгляд отца.       Первая мысль — позвонить Тэхёну, забрать его и уехать отсюда. Но прохлада ночи отрезвляет. Ехать — куда? Жить — на какие деньги?       И в этот момент из-за угла на него стремительно несутся слепящие лучи фар. Он успевает закрыть рукой лицо и не видит, как с противоположной стороны на машину-убийцу тараном несется другой автомобиль, за рулем которого его отец… ***       Отец поехал за ним, чтобы вернуть Чонгука домой. Он погиб, чтобы спасти своего сына, сначала от развратного Тэхёна, а потом от пьяного водителя, что на полной скорости несся, не разбирая дороги.       Чонгуку теперь с этим жить.       Мать, едва отправившись от похорон, решила переехать к сестре в США. То, что не успел сделать ее муж, должна была закончить она. Сына надо спасать любой ценой, его надо вырвать из лап этого извращенца, и самое правильное — это разлучить их, разделить океаном.       Но едва Чонгук услышал об этих планах, он взбунтовался:       — Я никуда не поеду, даже не надейся!       Мать прищурила глаза:       — Ты убил отца, теперь хочешь потерять и меня?       Чонгук вздохнул. Она опять бьет по-живому. Гибель отца всегда будет самой большой виной и бедой Чонгука. Он в тысячный раз попытался спокойно говорить с матерью:       — Мам, мне семнадцать лет, я уже взрослый. Пожалуйста, позволь мне жить своей жизнью.       — Какой же ты взрослый, если живешь на мои деньги? Пока я содержу тебя, будь добр, слушай меня.       — То есть, если я буду сам содержать себя, ты оставишь меня в покое?       Мать, поджав губы, процедила:       — Ты должен закончить школу и поступить в университет. Остальную дурь выброси из головы.       — Дурь — это Тэхён?       — Даже имени его не произноси в моем доме! — взвизгнула она. — Все, разговор окончен, мы улетаем через две недели.       Чонгук, сжав кулаки и едва сдерживая эмоции, вышел из комнаты. Все бесполезно. Мать неудержима в своем стремлении спасти сына, и уже ничего не сможет остановить ее.       В чем-то она права. Сейчас Чонгук целиком зависит от нее. Но ведь должно быть какое-то решение?       Он бежит на берег, где его уже ждёт Тэхён. Его Тэхёни. От этих мыслей в груди становится тепло-тепло, а губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Чонгук не видел его уже почти три часа и страшно соскучился. А если он уедет в Америку, как они смогут существовать поодиночке? Это ведь невозможно.       Чонгук подлетает к Тэхёну, плюхается на песок рядом с ним и сразу забирает его в свои объятия, крепко прижимает к своей груди, целуя в теплые губы. Вдыхает запах его волос, чувствуя горячее дыхание на своей коже. И как возможно отказаться от этого? Чонгук и дня не проживет без своего Тэхёни. Невозможно жить без воздуха и солнца.       — Чонгука, ты почему такой? Опять мать? — Тэхёну дома тоже несладко, но его, по крайней мере, никуда не пытаются увезти.       Чонгук отмахивается:       — Да ну ее… Все равно никуда не поеду.       Он еще крепче прижимает к себе Тэхёна и, чувствуя на своем бедре его руку, вспыхивает, загорается. Они уже позволяют себе многое, но до сих пор не могут привыкнуть к острому ощущению вседозволенности. Эйфорию вызывает любое прикосновение в самых потаенных местах. И пока руки бесстыдно трогают и ласкают, глаза влажно сверкают желанием. Можно все, везде, и это сводит с ума.       Они сливаются в одно целое, терзая губы друг друга, прижимаясь разгоряченными телами. Чонгук усаживает Тэхёна к себе на бедра и впивается ему в губы, пока тот елозит задницей по его паху. Оба стонут в поцелуй, и сдерживаться все труднее. В наступившем сумраке они чувствуют себя безопасно, и Чонгук позволяет себе больше, намного больше. На берегу слышны протяжные стоны удовольствия, и даже шелест волн не может заглушить эти звуки.       — Нам надо потерпеть всего год, один год. Потом мы уедем отсюда, поступим в университет и всегда будем вместе, — шепот Тэхёна горячий, обжигающий, как и его дыхание.       Чонгук, устало целуя тонкие пальцы Тэхёна, повторяет:       — Мы всегда будем вместе…       Темная южная ночь накрыла берег своим шатром, рассыпав миллионы звезд над морем.       — Тэхёни, пора домой…       — Да… Еще минуточку и пойдем.       Тихая ночь. Даже не спящее никогда море словно боится нарушить эту безмятежность, и плеск его волн сегодня особенно неторопливый и спокойный.       Очередное расставание невыносимо, и они медленно идут по остывшему песку босиком, крепко взявшись за руки. Хочется плакать от бессилия и от невозможности быть вместе. Но они держат друг друга своей верой в их совместное будущее.       А дома для каждого из них продолжается личный кошмар.       Едва Тэхён заходит в квартиру, отец бросает взгляд на зацелованные губы сына и в очередной раз взрывается:       — Ты опять был с этим?.. Я запретил тебе подходить к нему!       Тэхён, опустив глаза, хочет проскользнуть в свою комнату. Хрупкое и ненадежное укрытие. Но отцовский гнев заполняет каждый сантиметр пространства, воздух отравлен злобой и ненавистью.       — Ты отвратителен мне! Единственный сын стал моим позором!       — Папа, я уеду через год… — Тэхён говорит тихо, надеясь, что это немного остудит отца.       — Ты уедешь, чтобы трахаться и развратничать с этим своим?.. Даже не рассчитывай на это! Я сделаю все, чтобы вразумить тебя.       Тэхён не выдерживает. С наивной юношеской верой в человеческую доброту и благоразумие он в миллионный раз почти беззвучно говорит:       — Я люблю его…       Терпение отца на исходе. Он не понимает, чем заслужил вот такое. Он любил своего сына, старался правильно воспитать его, настоящим мужчиной. А получил вот это.       Он перестает кричать и вполне спокойным голосом сообщает Тэхёну:       — Теперь в школу и из школы тебя будет сопровождать мать. Больше ты никуда выходить из дома не будешь.       — Но папа…       — Я все сказал.       Отец, развернувшись, выходит из комнаты, а Тэхён вслед ему бросает:       — Тогда я уйду из дома.       Для отца это становится последней каплей. Стыд перед людьми и ярость, так долго сдерживаемая в сердце, подступают к самому горлу, затуманив мозг. Впервые в жизни он поднимает руку на собственного сына.       От матери Тэхён защиты не ждет уже давно. Она, конечно, пытается продолжать любить Тэхёна, как будто ничего не изменилось. Но получается это у нее откровенно плохо. Потому что смотрит она теперь на сына скорбно и с жалостью, как на больного урода, так же и обращается с ним.