И лезвием по сердцу

      Свет проникал в комнату сквозь окна, обрамленные тёмными коричневыми шторами. Длинные старинные часы возвращали в реальность каждым движением своих стрелок. Райнер, тяжело дыша, смотрел на стол из тёмного дерева и стул, на котором он не в силах был больше сидеть и ему пришлось встать около десяти минут назад. Весь стиль помещения Райнер мог охарактеризовать как строгий. Не лёгкая элегантность и не утончённая изысканность. Но он считал, что ему не стоит жаловаться. Он привык к такому. К тому же, он прибыл на Парадиз с дипломатической миссией, а не как путешественник, желающий увидеть всё самое лучшее. Высокие потолки не мешали атмосфере давить на Райнера. Он сильный. Он знал, что выдержит. Он должен. Он опять кому-то что-то должен. Но ему так и не хватило смелости пойти с остальной группой гулять по улицам города. Как бы он ни старался, а этот, как и все остальные города острова, напоминали ему Шиганшину, в которой ему, к сожалению, пришлось потерять что-то три раза. И каждый раз был по-особенному болезнен. Райнер пытался отогнать от себя воспоминания, но они крепко вцепились в него и увлекли в прошлое со следами, самой разной, но, бесспорно, крови. Будоражащее до сих пор ощущение Бронированного Титана и возникающая с этим сейчас боль от осознания, что что бы не делали защитники Шиганшины, они не пробили бы его броню. Для них он был неуязвим. А в это время их семьи могли страдать под завалами или быть съеденными, или, испытывая страх, понимать, что не могут ничего сделать и скоро их съедят. Сожаление резало сердце Райнера, не давая ему сбежать. В тот день он потерял возможность вернуться домой, не неся на руках невинную кровь. Второй раз он вновь был оружием Марли, но уже не неуязвимым. Он лишился своей защиты, как лишился лучшего друга. Легко. Просто. Невыносимо болезненно. И третий раз он был оружием, но в этот раз всё было по-другому. Оружие Марли, но щит мира. Его сердце искренне горело желанием спасти мир. Снова. Он был жив. Но и там всё пошло не так. План полетел в бездну, когда проснулись Колоссы. А до этого Порко отдал свою жизнь, спася их с Фалько. Райнер усмехнулся. Не от действий Порко. Нет. Он и сам хотел в тот момент отдать свою жизнь за Фалько, потому что считал, что они уже победили. От того, что вся его жизнь была похожа на азартную игру. Он много раз ставил свою жизнь на кон. И каждый раз выигрывал. Каждый. Раз. Хотя в последних ставках он хотел другого. Но судьбе не было дел до его желаний.       Опустив ладонь на стол, Райнер тяжело вздохнул. Он готов был принять наказание. Смерть. Быструю. Или мучительную. Ему было неважно. Он лишь хотел покоя после. Но его постигло другое наказание, которое продолжало длиться даже сейчас. Он жив. Но жизнь ли это? Он пытается. Иногда у него получается. Но в мирное время воспоминания чаще приходят к нему. Уносят в прошлое, раскрашенное яркими красными красками. Вспышками с алыми каплями, стремящимися во все стороны.       — Ммм? — Он услышал шаги. Тихие. Едва заметные. Но он привык к тому, чтобы всё подмечать. Жизнь Воина сделала его таким.       Убрав руку со стола, он выпрямился, чтобы выглядеть статно перед возможным гостем. Уставшего взгляда хватит, чтобы понять внутренние тревоги.       Дверь открылась. Женская фигура показалась в проходе. Казалось, она не заметила Райнера, слишком спешила войти. Видимо, у неё были важные дела. Девушка была одета в элегантное длинное белое платье. Наверное, из-за чего-то она не успела собрать волосы в причёску, от чего её длинные светлые волосы опускались ниже плеч. Райнер смотрел на неё и не мог сдвинуться с места. Он знал, что ему придётся встретиться с ней, но не думал, что так скоро и наедине. Для него она была так же прекрасна, как и раньше. Он заметил, что она стала выше. Его сердцу стало больно. Его чувства всегда были искренними, а теперь она замужем за другим человеком. Ненадолго он опустил голову, после чего поднял и понял, что она его не замечает. Пытаясь нащупать на своем боку что-то, она осознала, что забыла сумочку с набросками предложений в возможном разговоре с гостями острова дома. В ней же были и расческа с заколкой. Грустно вздохнув, она подняла голову и, наконец, заметила Райнера. Внимательно следивший за ней до этого Райнер увидел удивление в её глазах.       — Райнер? — ошеломлённо произнесла она.       — Ваше Величество, — ответил Райнер и поклонился в знак вежливости.       Она недовольно качнула головой, и Райнер понял.       — Хистория, — с лёгким спокойствием и теплотой Райнер произнёс её имя. Она не хотела, чтобы он звал её официально. Он впервые назвал её настоящим именем.       Она по-прежнему была воплощением женственности. Райнер смотрел на неё, не выдавая своих чувств.       Хистория завороженно смотрела на него. Он очаровывал её. Кажется, стал на несколько сантиметров выше, но всё такой же крепкий. И этот голос… Как давно она не слышала его голос. Ей хотелось бросится к нему и обнять. Но она сдержала себя. Стыд подходил к ней, проникал в душу, тревожил. Вдруг кто-то из его близких пострадал из-за неё и её решений в тот день? Она не могла смотреть на него больше и опустила голову.       Он молчал, не понимая причины. Время тянулось, часы с каждым движением стрелок давили сильней, атмосфера сгущалась, не давая свободно дышать. Райнер решил, что ему непозволительно быть наедине с королевой, но она слишком хорошо воспитана, чтобы сказать об этом важному гостю и собирался сделать шаг к двери, как Хистория подняла голову.       — Хистория, — со скрытой больно и тяжестью произнёс Райнер.       Она смотрела на него. Пытаясь удержаться от слёз, скрывая всё, что ей хотелось сказать. Сердце бешено билось, и она надеялась, что Райнер этого не слышит. В душе образовался комок из сожалений, боли, страха, ненависти к самой себе. Дышать ровно уже не получалось. Руки задрожали. Эмоции нашли способ вырваться.       В этот момент Райнер понял, что была ещё одна причина опустить голову и не смотреть на него. Имир.       — Прости, — искренне сказал Райнер. — Имир должна была быть жива вместо меня.       Чувство вины заполнило его душу. Он опустил голову. Смотреть ей в глаза было слишком больно. Он виноват. Но исправить ничего не может.       Хистория удивилась. Он не понял. Она не винит его за то, что случилось с Имир. Она сама пошла с ними. Это был её выбор. Хистория его уважает. Хоть ей и больно. Но она приняла и поняла его. Райнер, наоборот, дал ей последнюю возможность прикоснуться к Имир, пусть и через письмо. Он сдержал обещание, данное Имир.       — Спасибо, — Хистория с теплотой произнесла это слово. Оно было таким неожиданным, таким непредсказуемым в этот момент. Противоестественным. Боль должна была сковывать её. Но она разбила оковы и смогла вырваться на свободу хоть на мгновение. И это слово было особенным.       Райнер поднял голову и увидел на её лице улыбку. Она так отличалась от глаз, попытка скрыть боль в которых была тщетной. Настоящая улыбка.       Райнер легко улыбнулся в ответ. Он не считал, что заслуживает этого «Спасибо». Он считал, что его вина никогда не будет искуплена, что бы он не делал.       — Ты передал мне письмо, — продолжила Хистория. — Хранил его в своём теле, пока не пришёл момент отдать.       — Да, — коротко ответил Райнер. Он всё ещё не считал себя достойным.       «Он не хочет со мной разговаривать?» — подумала Хистория после короткого «Да».       Она непонимающе смотрела на Райнера.       — Я много чего сделал и не считаю, что заслуживаю благодарности, — пояснил Райнер.       — Тебе больно? — спросила Хистория печальным голосом.       — Я… — Райнер хотел сказать «Я страдаю», искренне открывшись девушке, которую любил всю жизнь. — Это неважно, — бросил он, отвернувшись. Он не хотел осложнять кому-то жизнь своей болью. Ни к чему это. — Это в прошлом, — твёрдо сказал он. Солгал. Не в первый раз. Ведь даже Габи называла его лжецом.       Хистория поняла, что ему больно. Она не настаивала на ответе. Она понимала его, как никто другой. Из-за её решения миллионы людей погибли, были раздавлены под ногами Колоссов. Из-за её страха. Из-за неё. По её разрешению. По её желанию. Это давило на неё невыносимым грузом. Ей казалось, что вот-вот она сломается. Как она после всего того, что сделала, могла чему-то учить свою дочь? Сейчас малышка Имир на ферме со своим отцом. При воспоминаниях о дочери на её душе стало теплей. Но Хистория боялась, что когда-то её дочь узнает, что она сделала, и отвернётся от неё. Резкая боль пронзила сердце, когда она подумала, что прямо сейчас на её дочь мог бы наступить Колосс. Скольких детей она убила? Кажется, слёзы стало сдерживать ещё трудней. Её словно разрывали на части возмездие, страдание, стыд, ведь все считают её прекрасной королевой, а она лишь играет эту роль в глазах других, боясь признаться. И самое страшное для неё то, что Имир, которая говорила ей прожить эту жизнь достойно, имела в виду совсем не это. Когда она представляла, как встретится с ней вновь, сердце сжималось от её взгляда, полного боли, непонимания, смешанного с теплом и… Разочарованием? Как ей хотелось рассказать обо всём Райнеру. Хотелось, чтобы он сказал ей что-то. Был зол на неё или понял. Только чтобы кто-то ещё знал. Она устала нести это одна.       — Что? Я имею право находиться в одной комнате с королевой так долго? — весело произнёс Райнер и повернулся к Хистории. Он пытался найти способ уйти, не оскорбив столь важного человека на Парадизе. Быть в одной комнате с Хисторией настолько долго оказалось слишком больно.       Она смотрела на него и понимала, что он в чём-то остался прежним. Таким тёплым и заботливым. Она уверена, за ним пойдут люди, если он захочет. Он будет хорошим лидером.       Он взглянул на неё. Голубые глаза столкнулись с золотыми. Небо с золотом. Он был для неё золотом, которое она никогда не получит, а она для него недостижим небом. Райнер заметил её боль. «Почему? — подумал он. — Из-за Имир? Из-за меня? Из-за чего? Может, её подданные уже убили моих друзей, пока она отвлекала меня, чтобы я не решил догнать их и затруднить работу королевской полиции?» Внимательный взгляд проникал в душу, но не мог увидеть, что скрывалось за болью.       — Я убила их, — не выдержав тяжести, сказала Хистория, и слёзы потекли по её щекам.       «Что? Она имеет в виду остальных?» — Райнер встрепенулся. Он перестал что-либо понимать.       — Их всех, — продолжила Хистория. Она уже не сдерживала слёзы. Её плач был сильным. Тревожащим Райнера. Сбивающим его с мыслей.       «Стоит ли её опасаться? — Райнер всё ещё был прекрасным бойцом, но никогда не стоит недооценивать противника. — Или не её, а её бойцов», — он оглянулся по сторонам. В окна никто не влетел. Звука привода не было. Выстрелов тоже. И Райнер стоит не у окна. Он в безопасности?       Он продолжал смотреть на неё. Её эмоции искренние. Она сожалеет, что убила бывших друзей?       Хистория хотела броситься к нему объятия. Снова это желание. Но он вёл себя сдержанно.       — Я знала про план Эрена, — выдавила Хистория, объясняя Райнеру ситуацию.       На мгновение Райнер удивился, а потом его взгляд стал мрачен. Хистория испугалась, что он будет зол. Хотя она считала, что готова к этому. Она опустила голову, продолжая плакать. Каждая секунда молчания словно плетью била её, сдирая кожу, доставая до костей, не позволяя ранам зажить. Секунда. Боль. Ещё. И снова. Вновь. Удар. Боль. Какая по счёту секунда уже прошла?       «Я не могу тебя судить. Я тоже делал плохие вещи. Убивал. Как я могу тебя судить? Кто угодно, но только не я», — подумал Райнер.       Ему хотелось поддержать её, разделить с ней её боль, забрать её себе. Лезвия, что резали сердце, оставляли невидимые, но очень болезненные следы на теле. Он понимал её. Понимал, что ей хочется сбежать. А бежать некуда. Она везде будет видеть кровь. Она не должна была в этом всём участвовать. Он обещал Имир, что спасёт её. Но не сдержал обещание. И ей приходиться проживать эту боль сквозь себя.       — Ты не в чём не виновата, — произнёс он.       Хистория подняла голову.       — Я могла не соглашаться.       Она пыталась убедить в своей вине Райнера или себя, чтобы не поверить в его слова? Она не знала.       — У тебя были причины, — Райнер понимал – на всё должна быть причина.       — Я боялась, — Хистория взялась за ткань своего платья, пытаясь успокоить себя.       Райнер смотрел на неё, такую беспомощную сейчас, и понимал, что раньше внутри он выглядел так же.       — Это начали задолго до твоего рождения и впутали в это тебя. Ты боялась. От страха не сбежать.       Райнер вспомнил, как стоял не в силах пошевелиться, когда Имир, будучи неразумным титаном, съедала Марселя.       Видя её слезы, Райнер достал из кармана белый платок и протянул ей. Никто не решался сделать шаг. Райнер положил платок на стол. Никто не шагнул. Райнер подтолкнул платок к тому концу стола, который был ближе к Хистории. Но она вновь не решилась сделать шаг.       — Не вини себя, — продолжил Райнер.       Он не винит её. Он винит лишь себя за то, что не смог остановить Эрена раньше, чем тот что-то сделал. Ему нужно было покончить с ним ещё на острове.       Хистория перестала плакать. Ей вспомнились моменты, где Райнер спас Конни в замке Утгард, а она перевязывала руку Райнеру. Им нравилось это? В те времена они оба играли роли. Притворялись тем, кем не являлись. Что они чувствовали? Хотелось ли ему вернуться в тот момент?       Хистории нравилось перевязывать ему руку. Она надеялась, что ему тоже это нравилось. А сейчас? Играет ли Райнер роль? А она? Прекрасная королева – это роль?       Райнер, видя её боль, протянул к ней руку, желая согреть её, а Хистория сделала шаг навстречу, как за дверью послышались шаги. Она испуганно обернулась, а Райнер убрал руку и внимательно смотрел на дверь. Тяжело дыша, Хистория думала, что будет, если кто-то зайдёт и увидит её заплаканную, а рядом Райнера? Но шаги прошли мимо, и она обернулась к Райнеру. Шаги вернули её в реальность. Она забрала платок, но не использовала его. Сжав в руках, она смотрела на него и понимала, что её разбили. По её щекам вновь чуть не потекли слёзы. «Слишком много слёз. Райнер подумает, что я больше ничего не умею», — пыталась себя утешить Хистория с улыбкой. Райнер. Он не осуждал её. Не кричал. Не обвинял. Не был зол. Он сказал ей, что она не виновата. Почему она не сможет больше получить его тепло? Потому что виновата? Это её наказание? Когда он протянул к ней руку, она была невероятно счастлива и готова была нарушить все приличия, чтобы оказаться в его объятиях. Зная правду, он готов был согреть её. Но эти шаги. Эти проклятые шаги. Они разбили все надежды. Вырваться из его объятий было бы трудно. И не за чем. Хистория понимала, что была бы счастлива в них. Но она потащила бы Райнера в свою жизнь, а это плохо закончилось бы для них обоих. Тёплые объятия никогда не наступят. Она никогда не прикоснётся к нему, никогда не почувствует его тело, никогда не услышит его голос, не увидит улыбку, не проснётся с ним утром. Чувство реальности забирало последние остатки надежды.       Хистория хотела схватить уходящее счастье и не отпускать, но оно медленно утекало из её души, словно вода в пустыне – непозволительная роскошь для того, кто погубил миллионы жизней и пытается выжить сам, задыхаясь от жажды. Жажды свободы от воспоминаний, жажды жизни, жажды наказания. А вместо этого лицемерие и прекрасная королева и на руках красная краска, от которой не сбежать.       Она сделала шаг. И ещё. И ещё. Ещё. Снова. Вновь. Она хотела подойти к окну, наивно мечтая, что если она посмотрит в него, возвращение в реальность будет не таким болезненным.       Но возвращение в реальность оказалось гораздо хуже. Оно бросало ей последние лучи счастья, которое она потеряет. Она сама не понимает, как это произошло. Они соприкоснулись. Их руки соприкоснулись. На мгновение. Невыносимо тёплое и невыносимо мучительное.       Им обоим это резало сердце. Такая потерянная Хистория и такой тёплый Райнер. И единственное прикосновение. Тёплое. Трогательное. Заставляющее замирать сердце. Молчание. Никто не решился что-то сказать.       Райнер упускал свою возможность обнять её. И понимал это. Но не мог позволить себе сделать что-то, порочащее честь Хистории. В любой момент могли появиться следующие шаги, которые не пройдут мимо. И заставлять Хисторию вспоминать о неприличном поступке ему не хотелось.       Райнер понимал, что хочет защищать её, быть с ней рядом. Разделять с ней боль. Поддерживать. Всегда. Но лезвие в сердце напомнило, что у неё есть муж и всё это будет делать он. Сколько лезвий было в теле у Райнера за всю жизнь? И все раны, нанесённые ими, он залечивал, но эту он залечить не сможет. Никогда. И сейчас она стояла позади него, у окна, а он даже не обернулся. И не подошёл к окну. К ней. Сердце сжималось, но Райнер понимал, что Хистория вернулась в реальность. Ему хотелось сказать ей, что реальность делаем мы сами. Но она уже сделала выбор. Он понял. И не осуждал. Ломать её жизнь ему не хотелось. Но поддержать её в последний раз он сможет.       — Это моя вина. Не твоя. Я не остановил Эрена.       Слова, сказанные искренне, с заботой, чуть было не заставили Хисторию снова плакать. Она думала, что случайное прикосновение будет последним, что он для неё сделает, но Райнер удивил её. Конечно, она не считала, что он виноват. Но понимала, что он думает иначе. Ей становилось легче, но она не хотела вводить себя в заблуждение. Она хотела сказать ему «Нет», вложив в это слово его невиновность, ведь, она знала и могла не допустить действий Эрена, и Райнеру не пришлось бы сражаться, но её губы дрогнули, и она ничего не смогла произнести.       Хистория обернулась и взглянула на его спину. Широкую. Крепкую. Надежную. Раны в душе царапали. Райнер стоял здесь, но в любой момент он мог вернуться за океан. В любой момент она могла исчезнуть из жизни прибывших на остров ребят, оставив все дела своим помощникам, если те посчитают, что она делает что-то не так. Ведь, как бы Хистория не убеждала себя в своей важности для острова, она была просто куклой. Красивым лицом. Не более. Она это понимала. Мысль о том, что она может больше не увидеть Райнера ранила её. Но сделать она ничего не могла. Хистория опустила голову и сдержала надвигающиеся слёзы. После, подняв голову, посмотрела в окно. Её взгляд упал на улицу, по которой ходили люди. Спешили по своим делам, гуляли, королевская полиция патрулировала город, дети радостно бегали, играя. А она сейчас здесь, стоит в комнате и не может позволить себе даже посмотреть на человека, который ей дорог, ещё раз. Тихая боль заполняла сердце, которому уже давно пора было привыкнуть к тому, что оно никогда не будет счастливо так, как хотелось.       Райнер чувствовал, что Хистория пытается вернуться к обычной жизни, до встречи с Райнером, и не мог её винить. Невидимые лезвия продолжали резать сердце, но он мужественно терпел. Как бы ему ни хотелось дотронуться до неё, он не позволял себе этого. Он понимал – если один раз взять за руку, отпустить будет уже тяжело, если он вообще сможет. Жестокая реальность не позволит им спокойно быть вместе, а давить на и так сломанную психику Хистории опасностью разоблачения отношений слишком жестоко. Единственное, что он может – по одному вытаскивать из своего сердца лезвия и истекать кровью, продолжая жить. Он обернулся и посмотрел на неё. Её взгляд был направлен в окно, словно она пыталась там что-то увидеть. Не желая мешать ей, Райнер отвернулся.       Всё, чего они хотели, прикоснуться к друг другу. Но даже этого им было нельзя. Солнечные лучи проникали в комнату и позволяли делать вид, что ничего не случилось. И никто не понимал – они пытаются помочь им или смеются над ними, показывая, что мир не сосредоточен на них и прекрасен. Райнеру и Хистории хотелось бы оказаться сейчас на море, где свежий воздух ласкал их, а прохладный ветер уносил все тревоги. Песнь волн успокаивала их. И их жизнь была спокойной и счастливой. Но они находились в городе, ожидая возвращения остальных. В ситуации, разрывающей их сердца, не имея возможности что-то сделать. А в комнате играли солнечные блики, словно зовя Райнера и Хисторию присоединиться к их танцу, забыть о боли и почувствовать себя счастливыми, подарить друг другу тепло и бросить вызов всему миру.