Choose you. Always.

      Пробраться в дом собственного отца, минуя охрану — плёвое дело. Особенно, когда в охране свои люди. Даже учитывая тот факт, что дом отцу больше не принадлежит. Быстрый душ, таблетка от похмелья, мятая пижама, забраться в постель в своей отдельной комнате — всё, что нужно, чтобы скрыть ночное отсутствие. После яркой ночи в дешёвом отеле, вся эта вычурность как никогда сильно раздражает. Сюда никогда не хочется возвращаться вот уже на протяжении более трёх лет. Но личные «апартаменты» позволяют оставлять за собой право и на личное пространство, хотя бы иногда. Ким всё равно придёт сюда, как только переступит порог этого дома. Как бы Хёнджин не прятался…       Солнечный свет безбожно бьёт в глаза. Ведь Ким никогда не позволяет занавешивать шторы. Такой вот личный «пунктик» Ким Сынмина — официального мужа Хван Хёнджина и владельца всего того, что некогда принадлежало семейству Хван. Ему так больше нравится наблюдать за спящим мужем в своей белоснежной комнате, сияющим в солнечных лучах, как чистейший ангел. Хёнджин никогда не понимал этого правила, но никогда с ним не спорил. Ведь есть и альтернатива — просыпаться в кровати Сынмина, как и положено, в статусе супругов. Но Хван лучше ослепнет от яркого света, чем будет засыпать и просыпаться в чужой постели. А ещё, оба прекрасно знают, что от чистейшего ангела здесь осталось всего ни-ху-я. Возможно, это просто наказание? Хёнджину как-то всё равно.       Устроившись под воздушным пуховым одеялом на белоснежных подушках в белой постели с золотым орнаментом, осталось только закрыть глаза. Не в первый раз нужно притворяться спящим. Не в первый раз приходится возвращаться вот так, под утро. Главное, чтобы муж заснул и не успел проснуться. Иначе проблем ещё месяц не оберёшься! Но Хёнджину, положа руку на сердце, и тут абсолютно плевать. У него и без того жизнь не сахар. Но он выбрал этот путь сам, жаловаться не на что.       Остаётся лишь немного времени, чтобы вспомнить о прошедшей ночи. Хёнджин жмурится, чувствуя, как снова крепнет член, и томно улыбается. Это даже хорошо, можно списать на утренний стояк от долгого воздержания. Где-то там, на талии и бёдрах, остались явные синяки, но с этим он разберётся и потом. В промежности до сих пор тянет, мучительно и приятно, так, как Хван любит, как ему кажется. Лишь это свидетельствует о том, что произошло. О том, как было хорошо рядом с ним. Минхо брал его в первый раз сзади, стоя прямо напротив зеркала в зашарканной ванной комнате. Ли так любил, брать грубо и в случайных местах, порой даже без растяжки и элементарной подготовки, надеясь на то, что Хёнджин готовил себя сам. Хорошо, хоть с резинкой, но Хван не отказался бы даже от этого. Быть рядом с человеком, которого по-настоящему любишь, — наивысшее удовольствие, даже через боль и страдания. Через пошлые словечки, нашёптываемые на ухо, кажется, вырвалось до боли знакомое признание в любви? Практически такое же, как и пять лет назад в их студенческие годы.       Дверь тихо скрипит, как и деревянные половицы, сигналящие о приближении вошедшего. Он ведь даже ремонт в комнате не позволяет сделать и полы поменять! Но и это хорошо — так Хван всегда знает, когда Ким вошёл, и всегда готов. Если бы муж дал добро на ремонт, Хёнджин уже давно бы превратил эту комнату в самый настоящий ад на земле, каким и видится его существование. Он бы гармонично вписался в чёрно-красные оттенки, как самый настоящий грешник, горящий в адском котле. Аккуратные шаги до кровати, но всё равно слышимые отчётливо, как приближение самого дьявола, как приближение конца существования, отсчитываемого секунды до завершения жизни. Под весом чужого тела медленно прогибается матрас, и Хван расслабляется, имитируя спокойный сон. Лёгкие касания и объятия, а за ухом чувствуется чужое дыхание, парфюм — отвратительный и резкий — бьёт в ноздри. Затем — шипение, и мужчина резко отстраняется.       — Блять… От тебя снова пахнет им! — зло слышится позади, а кожу на тонкой талии больно сжимают чужие пальцы. Минус синяк, за который придётся отчитываться в ближайшую ночь.       Хёнджин наиграно возится на кровати, сонно потирая раскрасневшиеся глаза, и поворачивается на голос. По мастерству игры в «невинного» ему давно пора вручить оскар.       — М? — тихо шепчет парень и тянется руками к мужчине. — Чем? А, ты о вине? Я вчера немного выпил перед сном.       — Не делай из меня идиота в очередной раз, Джин, — цедит мужчина и смотрит, глубоко, в самую душу.       — Я не понимаю… — пытается проморгаться Хёнджин, надувая свои припухшие после ночных поцелуев губы.       — И не строй дурачка из себя, плохо получается. От тебя за версту несёт Минхо. Ли, мать его, Минхо!       Хёнджин усмехается, привстаёт и устраивает голову на ладони согнутой руки. Ну, конечно, он не мог не догадаться. Хоть и охрану к Хвану приставил, да не ту, какую следовало бы.       — Откуда ты знаешь, как пахнет «Ли, мать его, Минхо», дорогой? — игриво смеётся парень и облизывает свои губы. — Может, ты сам к нему заскочил «на чай»? Понюхал на досуге?       — Нет. Просто встретил в аэропорту, когда он встречал своего мужа, — ухмыляется Ким. — Ты же не думал, что он ради тебя бросит всё? Ты лишь бесплатная секс-игрушка, с которой можно поразвлечься. Самая настоящая шлюха.       — Правда? — наигранно шокировано и обиженно. — Был уверен, что игрушка я только для тебя. Чтобы вырядить, вывести в свет, похвалиться перед своими ебучими бизнес-партнёрами, а потом запереть меня в комнате. Когда ты в последний раз спрашивал, чего я хочу?       — Так что же ты хочешь, Хван Хёнджин? — Ким прищуривается, грозно упираясь в глаза мужа. — Свободы? Или нездоровой ебли, как с Ли Минхо, после которой ты неделю нормально сидеть не можешь?       — А ты когда в последний раз задумывался, кончил ли я после твоих «ласковых» ночей или пошёл дрочить в собственной ванной?       — А меня, знаешь ли, не прельщает брать растраханную дырку другим мужиком.       Хёнджин резко отстраняется, подпрыгивает и выпутывается из одеяла. Так стало мерзко находиться с этим человеком, а в голове бьёт только одно желание, которое не смеет сказать вслух, — «Уходи!». Чёртов ублюдок! Если бы Хван мог сейчас всё исправить и вернуться на несколько лет назад, то уехал бы подальше из этого города, да и вообще из этой страны. А сейчас молча и суетливо копается в собственном шкафу, вытаскивая оттуда свежую майку и брюки, и направляется в ванную, надеясь лишь на то, что в комнате после душа никого не останется.       — Мы не договорили! — Ким грозно кидает в спину, на что Хван хмыкает и даже не оборачивается.       Дойти до ванны не удаётся, у двери его останавливает крепкая ладонь, с силой сжимающая предплечье, разворачивает к себе лицом и толкает в грудь, заставляя спиной впечататься в стену. Рука переносится на изящную шею, сжимает кадык, лишая кислорода, вторая сжимается в кулак, пока мужчина грозно рычит, краснея от злости на глазах. Хёнджин расслабляется, так легче дышать, и едко усмехается.       — Ну, давай, ударь уже. Я знаю, как ты этого хочешь, — елейно цедит мужу. Ещё секунда, и точно ударит.       И Ким бьёт — сильно, до боли в костяшках сжатых пальцев. Бьёт так, что удар вибрациями проходится по всей спине Хёнджина. Бьёт в нескольких сантиметрах от его головы, о стену. Хван жмурится, напрягается и задерживает дыхание. Нервная дрожь распространяется по всему телу, губы подрагивают, пока медленно открываются глаза, наполняемые слезами. Лучше бы ударил его — было бы не так обидно.       — Я к тебе хоть раз плохо относился, Хёнджин-а? Скажи мне? Я тебя бил? Насиловал? Запрещал получать образование или встречаться с друзьями? Я вообще заставлял тебя выходить за меня замуж? Ответь! — ещё один удар в стену, а Хван молчит, смаргивая несколько капель с глаз, которые не удержались на ресницах. — Не хочешь? Тогда отвечу сам — я никогда не просил тебя об этом. Никогда не принуждал ни к чему. Никогда не был с тобой груб в постели. Если дело только в этом, тогда пошли! — Ким тянет парня за руку. Хёнджин сопротивляется, вырываясь и упираясь ногами в пол.       — Сынмин, не надо! — дрожащим голосом шепчет Хван, пытаясь отцепить чужую ладонь от своей руки. Ким останавливается и нехотя разжимает пальцы, оборачиваясь на мужа. Истеричка… сам устроил спектакль, себя же выставляет и жертвой.       — А то что? — разрывается Ким и опускается на край постели. — Что будет, если не остановлюсь?       Хёнджин, дрожа от подступившей истерики, медленно садится на колени и опускает голову вниз. Он знает, что он не прав. Чертовски не прав по отношению к Сынмину, который именно в эту секунду говорит то, что режет ранимую душу. Ким никогда не был несправедлив с ним. Он действительно не ограничивал юного новоиспечённого мужа ни в чём. Хочешь учиться живописи — пожалуйста. Встречи с друзьями — никаких проблем, водитель заберёт тебя. Во время секса был всегда нежен и ласков, лишь в последний год, уже зная о постоянных изменах, ограничивался лишь собственным удовлетворением. Никто не заставлял Хёнджина выходить замуж, это было его личным решением, взамен на освобождение отца от долговой ямы.       — Прости… — тихо слышится из-под опущенной головы парня, который потирает вспотевшие ладони о пижамные штаны. — Просто… можно я немного побуду один? Пожалуйста…       — Сколько угодно, — отвечает Ким и медленно выходит из комнаты.       Множественные струйки окутывают стройное тело, заодно и заглушают тихие всхлипывания, мешаясь со льющимися с золотистых глаз слезами. Вода слишком горячая, даже обжигающая кожу, не успокаивает истерику, оказывает совершенно противоположный эффект — заставляет вздрагивать от реакций нервных окончаний по всему телу, сравнимых если что с оргазменными спазмами. Хёнджин не может остановиться, тихо плачет, подставляя уже покрасневшее от высокой температуры душа лицо под непрекращающийся поток. Как же хотелось бы сейчас всё прекратить… Просто раствориться, исчезнуть, перестать дышать. И он пробовал однажды, о чём до сих пор напоминает светлый шрам на левом запястье. Если бы не Сынмин, вернувшийся на несколько часов раньше, Хван бы смог… Но не успел.       В голове чередуются картинки и непрекращающиеся идеи. Может, стоило бы сбежать? Просто бросить всё к чёртовой матери и уехать жить на другой континент, где его невозможно будет найти. Средств даже хватит на новый паспорт с новым именем, да и знакомые такие имеются, кто сможет помочь. Но Ким не из тех, кого можно легко обмануть. А Хёнджин устал быть чужой игрушкой, которую можно выставить напоказ, устал быть чужой собственностью. Устал притворяться любящим мужем на публике и ненавидящим в собственном доме. Возможно, поможет Минхо?       Внезапная мысль не даёт покоя, поэтому прямо так, не выходя из душа, парень тянется до лежащего на полке мобильника и импульсивно строчит смску.

Х.Х.:

Минхо, мы можем встретиться? Надо поговорить.

      А затем долго смотрит на экран с надеждой в глазах. Ответ приходит через пару минут. Л.М.: Прости, я сейчас занят. Давай, в другой раз?       Другого ответа, в принципе, можно было и не ждать, поэтому парень швыряет телефон в угол комнаты. Любит ли его Минхо так же, как и несколько лет назад? Да и любил ли вообще? Если так легко отказался от него в угоду собственным родственникам, выбрав Хан Джисона. Или это просто привычка, от которой ни один из мужчин не смог отказаться? Да нет же, конечно, любит! О чём вообще думает Хёнджин? Он же видел его глаза прошлой ночью! Он чувствовал, с каким трепетом обнимал его Минхо, с какой страстью целовал и как нехотя отпустил утром, вызвав ему такси. Так не бывает с нелюбимыми…       На завтрак спускается уже успокоившимся. Белая свободная майка местами ещё влажная от волос, но на дворе май, переживать о здоровье парень не старается. Но старается Сынмин, грозно смотря на садящегося рядом мужа, странно близко пододвинувшего стул к нему. Обычно Хван предпочитает сидеть подальше, желательно на другом конце стола.       — Прости, Сынмин, — осторожно шепчет парень и накрывает чужую ладонь своей. — Я был не прав. Наговорил лишнего…       — То есть, за ночные похождения ты извиняться и не собираешься? — уточняет мужчина и потягивает крепкий кофе без сахара. Мерзкий напиток, Хван предпочитает сладкий. Но такой больше подходит его мужу — резкий, грубый, оставляющий неприятный привкус во рту.       — И за это прости. Я больше не…       — Не стоит, — останавливает его Ким. — Не стоит обещать того, что не сможешь выполнить. А ты знал, что Джисон до сих пор не в курсе ваших отношений? — специально делает больно, с интересом наблюдая за реакциями мужа. — Он в таких ярких красках вчера рассказывал, какой Минхо нежный и заботливый. Как ему повезло с партнёром…       — Пожалуйста, прекрати, — умоляющим тоном. Хёнджин морщится от отвращения, а Сынмин лишь усмехается. — Почему ты не скажешь своему троюродному брату, какой у него «заботливый» муж, если уж на то пошло?       — Зачем мне лезть в чужие отношения? Это их семья. Мне бы со своей разобраться…       Разговора дальше не получается, поэтому с завтраком оба заканчивают молча. Ким читает последний выпуск новостной газеты (кто вообще сейчас читает газеты???) и поглядывает на часы. Значит снова дела, а Хван свободен до самой ночи. Если бы только можно было выйти на работу, но это один из тех самых «пунктиков» — супруг Кима должен заботиться только о семейном уюте. Напоследок Сынмин оставляет на столе кредитку, которую сам же и ликвидировал у парня на прошлой неделе.       — Послезавтра благотворительный бал фонда Сухо. Купи себе что-нибудь, не очень вульгарное, как в прошлый раз. Постарайся не позорить меня в этот раз, — кидает сухо и уходит, закрываясь в кабинете, некогда принадлежащему отцу.       И день проходит как обычно — бесконечные походы по магазинам в сопровождении одного из личных охранников Ким Сынмина. Сегодня Хван это заслужил, чтобы не возмущаться на наличие надзирателя, не спускающего с него глаз. Поэтому даже не сопротивляется и не пытается сбежать, спокойно вручая увешанному пакетами мужчине ещё парочку. Хёнджин ни в чём себе не отказывает.       Пока охранник остаётся за дверьми небольшой кофейни (не положено садиться за стол с работодателем), Хван устраивается за одним из столиков, к которому подбегает дружелюбная юная официантка. Хёнджин даже завидует девушке — та явно ещё учится в университете и старается подработать, живёт полной жизнью, а не в ненавистной золотой клетке. А она, возможно, завидует ему, втайне мечтая оказаться на этом месте. Делает заказ — холодный капучино с карамельным сиропом и маффин с черникой, которые через несколько минут уже выставляются перед ним на столе. Народу в кофейне мало, ведь середина рабочей недели, а время давно перевалило за обеденный перерыв. По телевизору работает какой-то новостной канал, куда и засмотрелся Хёнджин, делая глоток принесённого напитка. Кофе горький, лишь слегка отдаёт карамелью лёгким осадком на языке. Поэтому парень молча подзывает официантку рукой.       — Можно сахар, пожалуйста, — просит, даже не глядя, всматриваясь в сменяющиеся картинки на экране телевизора.       — Но… ваш кофе просто с сиропом, и… — шепчет смущённо девушка, на что получает спокойный ответ.       — У меня не особо сладкая жизнь. Принесите сахар.       В новостях рассказывают про периоды засухи в Австралии. Уже больше полутора месяцев не было дождей, и ещё столько же впереди, судя по прогнозам синоптиков. На экране прыгают кенгуру, корреспондент на заднем фоне рассказывает, что запасов воды уже не хватает для обеспечения нормальной жизнедеятельности животноводческих ферм. Всё грустно и тоскливо, но Хёнджин сейчас готов променять свою жизнь на такую вот, наполненную другими заботами и переживаниями, но главное — свободную. Канал переключают на развлекательный, где идёт очередная дорама. Это уже не интересно. Драмы в жизни и без того хватает. Так и не дождавшись сахара, Хван оставляет на столе наличные вместе с чаевыми, практически не тронутый стакан с кофе и маффин, и покидает заведение как раз в тот момент, когда девчонка возвращается с несколькими пакетиками сахара. Ну хоть заказ оплатил, с неё не вычтут.       Родной дом, ранее наполненный жизнью, встречает Хёнджина непривычной тишиной. Кажется, основной персонал распустили домой. Остался только управляющий, встречающий с дежурной улыбкой парня у входной двери. Пакеты занесены в комнату охранником, который кидает короткое «Ким ждёт Вас у себя» и покидает помещение. Хван лишь падает на свою кровать и устало прикрывает глаза, потягиваясь. Мучительно долгая ночь впереди, Сынмин соскучился, но явно до сих пор раздражён, если поручил донести новость до мужа через своего «подручного», а не пришёл за ним лично.       На этот раз прохладный душ, который немного бодрит. Придётся выпрашивать прощения, чтобы не оставаться постоянно под надзором личной охраны Кима. Лучше уж «свои» люди, которых Хёнджин знал с юности. Выряжаться смысла нет, поэтому лишь слегка подсушивает волосы полотенцем, накидывает лёгкий халат на голое тело и слегка брызгает ненавязчивый цветочный парфюм на запястье. Главное — не на шею, которую любит вылизывать муж во время исполнения супружеских обязанностей.       Сынмин ждёт его на кровати в своей комнате. Как обычно — хмурый и неприступный, в очках читает рабочие документы, сводя брови на переносице. Хёнджин топчется на пороге комнаты, прикусывая губу изнутри, и смущённо смотрит исподлобья. Ждёт приглашения, и когда на него обратят внимания.       — Ну, чего встал? — ровным голосом, но от бумаг Ким не отрывается. — Проходи и раздевайся.       Хёнджин не медлит. Подходит к чужой кровати, скидывает свой халат, аккуратно складывая и оставляя его на кресле для чтения. Сынмин не любит беспорядок, у всего должно быть своё место. И у Хвана тоже — в данный момент оно рядом с мужем, изучающим финансовые отчёты, судя по таблицам в документах и количеству нулей в числах. Парень тихо ныряет под одеяло, ведь в комнате зябко — приоткрыто окно, а он всё-таки только из душа. Документы откладываются в сторону, муж поворачивается на едва моргающего Хёнджина, трясущегося, словно на эшафоте.       — Надеюсь, не готовил себя? — и, получая согласный кивок, улыбается. — Умница. Бываешь послушным, когда хочешь. Он не оставил повреждений?       Хёнджин мотает головой, хотя откровенно и сам не знает, осталось ли там что-то. Впереди ещё допросы и возмущения за синяки на теле, которые замазать не удалось. Сынмин молча достаёт смазку и презервативы. Хван удивляется. Это ещё зачем?       — Не смотри на меня так, — шипит Сынмин, будто у него есть глаза и на затылке. Повернувшись, добавляет: — Сначала сдашь анализы.       — Но… я только сдавал, — возмущается парень.       — И снова сделал то, чего не следовало. Поворачивайся.       Мучительная пытка — стоять на четвереньках перед нелюбимым мужчиной, методично растягивающим твой зад перед собственным вторжением. Ещё хуже, когда в процессе нужно имитировать хоть небольшое удовольствие, а тебя всего воротит от происходящего. Было бы намного легче растягивать себя самому, что запрещает делать муж. Поэтому приходится выгибаться, изредка постанывая от неприятного давления. Кольцо мышц под пальцами слегка пощипывает, что быстро сходит на нет — смазка с согревающим и обезболивающим эффектом. Сынмин давно не старается доставить удовольствие партнёру, лишь делает то, что до́лжно в данной ситуации. Но, похоже, не в этот раз. Два пальца из трёх слегка надавливают на простату, заставляя прогнуться ещё сильнее и от неожиданности тихо заскулить в свои ладони.       — Ты же просил, — по тону слышно, что мужчина ухмыляется. — Теперь терпи.       Стимуляция становится сильнее, от чего уже хочется выть. Хёнджин и сам забыл это ощущение, подкидывающее всё тело от каждого прикосновения к комку нервных окончаний. А перед глазами стоит лишь одно лицо. Лицо Минхо. Улыбающееся со сверкающими глазами; напряжённое от возбуждения с потемневшими от страсти зрачками; прикусывающее игриво нижнюю губу. Почему-то именно сейчас хочется забыть это лицо. Минхо так же давно не пытается сделать приятно Хёнджину, это отчётливо врезается в сознание. Ведь каждый раз ему самому приходится доводить себя до кульминации, пока Ли находится в нём и с силой втрахивает в грязный матрас дешёвого отеля. Поэтому Хван отдаётся полностью этому чувству, открыто подставляя своё тело, чувствуя подступающий оргазм вместе с переполняемой всё сознание душевной болью, из-за которой слегка подрагивают губы, и формируется неприятный ком в горле.       — Сынмин… я… сейчас… — тихо выстанывает парень и слегка разводит ноги.       Ким пальцы не убирает, но быстро сжимает член мужа у основания, наклоняясь к нему, и тихо шепчет на ухо:       — Тщщщ, не так скоро, хорошо?       А затем убирает руку от промежности и переворачивает Хёнджина на спину, разводя его ноги в стороны, устраиваясь между и нависая сверху. Лишь потом смотрит в лицо Хвана. Удивлённые, слегка испуганные, даже отчасти наивные глаза, сверкающие влагой, смотрят на него непонимающе, нижняя челюсть подрагивает, а вместе с ней и пухлые приоткрытые губы.       — Что с тобой? — тихо шепчет и оставляет тёплый поцелуй в уголке глаза, а затем под ним, на маленькой темнеющей родинке.       Ким любит мужа. Да, влюбился, как мальчишка, в самую первую встречу четыре года назад. Но никогда не смел переступить черту, навязать своё внимание и присвоить себе. До того дня, пока Хван сам не пришёл к нему и не предложил себя и своё тело в обмен на свободу своего отца. Ким знал, что добиться любви от парня, который сверкал, как бриллиант, будет сложно. Но никогда и не пытался этого сделать. Лишь обеспечивал его заботой, защитой и уютом, оставив за ним собственный дом. Хёнджин не знал, Сынмин был рад. Особенно после открывшихся подробностей, принесённых на блюдечке одним из приставленных к Хвану ищеек, о связи парня на стороне. Но и тогда не смог вычеркнуть его из своей жизни и отказаться от собственных чувств.       И сейчас, глядя на этого падшего ангела под собой, готового разрыдаться в его постели, чувствует только желание позаботиться и успокоить. Ласково гладит по пшеничным, взъерошенным на подушке волосам, и целует ещё — в щёку и нежно в губы. Хёнджин импульсивно обхватывает его руками за шею и притягивает для нового поцелуя, невинного, словно в первый раз.       — Ты в порядке? — шепчет через лёгкие касания губ.       — Да, — отвечает парень и тихо шмыгает носом. — Просто… хочу тебя.       Сынмин не отказывает. Медленно надавливает членом, забыв про презерватив, на колечко мышц и мычит от удовольствия, чувствуя, как головку обволакивает горячее нутро, сжимающееся вокруг него. Даже сейчас он остаётся узким и внезапно податливым. Малыш хочет ласки и внимания? Он их получит с лихвой.       Не останавливаясь под болезненный скулёж под собой от распирающих чувств, мужчина усмехается. Член у Минхо меньше? Как это вообще возможно? Ведь должен быть готов, а стонет, как девственник. Сразу переходит на быстрый темп и подбирает нужный угол, чувствуя, как короткие ногти врезаются в плечи, что ещё больше подстёгивает и распаляет. Хёнджин громко вздыхает, выгибается, откидывает голову на подушку и пытается поймать открытым ртом необходимый кислород. Так хорошо давно не было от ощущения заполненности и внутренней стимуляции. Хочется больше и глубже. Поэтому шире раздвигает ноги и обхватывает ими талию мужа, перекрещивая ступни на его спине. Стонет громко и жмётся грудью, подставляясь под ласки и поцелуи.       Сынмин прикусывает чувствительную шею и вдыхает естественный аромат слегка вспотевшей кожи. Одной ладонью оглаживает выгибающееся любимое тело, останавливаясь на возбуждённых сосках, слегка сжимает их пальцами — Хёнджин так любит, что подтверждается громким стоном и более сильным обхватом ног. Парень под ним напрягается, готовится к разрывающему удовольствию, как всегда чувствительный до предела, что затрудняет интенсивные движения.       — Расслабься, котик, — шепчет на ухо. — Кричи громче, сегодня в доме никого, кроме нас. Но расслабь ножки. Да, вот так, умница.       Хёнджин кончает, ярко и сильно, даже не притронувшись к себе, заливая собственный живот и грудь мужа обжигающими струйками. Сынмина это не смущает. Он ненадолго останавливается, нежно целуя Хвана в губы, позволяя ему перевести дыхание. А ещё просто знает — тот не любит гиперстимуляцию. Поэтому не торопится, медленными толчками погружаясь внутрь, минуя головкой простату.       — Я могу продолжить? — аккуратно спрашивает и заглядывает в затуманенные удовольствием глаза парня.       — Мг, — отвечает Хван, слегка приподнимая ягодицы, чтобы мужу было удобнее. — Хочу, чтобы ты кончил в меня.       И Сынмина просить дважды не приходится. Быстро, глубоко, сдавливая ладонью низ живота мужчины под собой, размазывая по нему чужое семя, доводит и себя до кульминации, устало обрушиваясь на Хёнджина, прижимающего его к себе.       Впервые Хван засыпает в чужой комнате спокойным сном, устраиваясь на плече мужа. Забыв про душ и привычную пижаму, она всё равно осталась в другой спальне. Впервые ему не хочется просыпаться одному в своей постели. Впервые он не хочет знать, что готовит для него следующий день.