***
В свои двадцать четыре года, Хван Хёнджин зарекомендовал себя, как эмоционально нестабильная истеричка. Об этом факте знают все партнёры и знакомые Ким Сынмина, поэтому всегда относятся к парню скорее снисходительно, чем серьёзно, не обращая внимания на очередные перепады настроения. Но сегодня ситуация складывается обратная — все смотрят только на него, внезапно покорного и тихого, не отпускающего руку мужа. Хёнджин, в прочем как и всегда, прекрасен: облачён во всё чёрное — рубашку, брюки и пиджак, который декорирован красной канвой по бортам, что гармонирует с цветом пуговиц жакета Сынмина. Идеальная укладка (не зря несколько часов провёл в салоне перед выходом), удлинённые осветлённые пряди лёгкими волнами спадают на лицо, на удивление без макияжа, как он любит. Ким и сам немного в шоке, как результат — лишь пожимает плечами на молчаливые кивки друзей в сторону мужа. Бог его знает, что тот выкинет в следующий момент. Но ничего не происходит. Хёнджин лишь прячется за спиной Сынмина и крепче сжимает его руку, поглаживая пальцами ладонь, стоит только случайно пересечься с ним, с Ли Минхо, на предплечье которого повис Джисон со счастливой улыбкой. Минхо заботливо обнимает мужа за талию, представляя его своим новым и старым знакомым, хоть это и бессмысленно — всем давно известны подробности их семейной жизни в самых ярких красках, ведь у Хана, как говорится, язык без костей. Но семейная пара Ли-Хан впервые на подобном мероприятии, со слов Сынмина — Джисон очень радовался этому после последней командировки в Японию со своим братом. Ким молча косится на мужа и напряжённо вглядывается в глаза, будто ищет там какие-то эмоции. Эмоций нет — ни ревности, ни обиды, ни злости. Хёнджин лишь смотрит на него и неловко улыбается, будто всё в абсолютном порядке, и не о чём беспокоиться. А это тревожит мужчину ещё сильнее. Ежегодный благотворительный бал фонда Сухо — лишь огромный механизм по отмыванию денег для конгломератов, высокопоставленных чиновников и крупных представителей бизнеса. Благотворительностью здесь и не пахнет, что привлекает ещё больше членов «высшего общества». Сюда вкладываются средства, которые необходимо быстро скрыть от государства, доходы от сторонней, как правило, незаконной деятельности, и с которых потом можно получить дополнительную прибыль. Сынмин впервые не инвестирует много, лишь для галочки, но сам является одним из первых учредителей фонда. Хван услышал об этом случайно, проходя мимо кабинета мужа и уловив несколько быстро брошенных фраз. Хёнджин здесь даже не удивляется. Он имеет достаточно весомое образование, чтобы быть в состоянии разобраться в тех финансовых отчётах, которые так тщательно без спроса изучал, стащив в итоге в свою комнату. Количество посетителей, прибывших за час с начала мероприятия, оказывается больше, чем планировалось, что ещё сильнее, чем всеобщее внимание, выматывает Хвана. Голова откровенно уже раскалывается, его мигрени не поддаются консервативному лечению, а парень до сих пор так и не привык к большому скоплению народа, предпочитая подобные сборища привычному уединению. Но сегодня его место рядом с мужем, поэтому Хёнджин ограничивается лишь соком, найдя укрытие за одной из колонн в тени, куда и просит Сынмина сопроводить его. В этом году учредители превзошли себя — основной зал украшен живыми цветочными композициями и бесчисленными канделябрами, в фуршетной зоне алкоголь льётся рекой, а лаундж размещён в просторном дворе резиденции фонда, где уже установлены небольшие гостевые диванчики, освещаемые уличными гирляндами. Обычно, подобные мероприятия проводились в более сдержанной обстановке, но не сегодня. До лаунджа ещё далеко, а перевести дыхание хочется уже сейчас. И тишины — её хочется, как никогда прежде. Сынмин останавливается около мужа, заботливо всматриваясь в уставшие глаза Хёнджина, и нежно проводит по напряжённому лицу, попутно проверяет наличие температуры, прикасаясь ко лбу прохладной ладонью. — Всё в порядке? — тревожно спрашивает, на что Хёнджин лишь прикрывает глаза, упираясь затылком в стену. — Всё хорошо. Голова немного болит, но я в порядке. Отойду в туалет, хорошо? — Будь осторожен, — шепчет Ким и оставляет лёгкий поцелуй на щеке. Сжимает крепко талию ладонью и глубоко вздыхает, прикрывая глаза. Почему-то слишком сложно сейчас оставлять Хёнджина одного. Но отстраняется и медленно уходит, растворяясь в бесконечном потоке людей, снующих по банкетному залу. Найти хотя бы один туалет среди нескончаемых коридоров оказывается слишком сложно, хотя Хёнджин в резиденции далеко не в первый раз. Вокруг никого, чтобы можно было спросить верное направление — весь обслуживающий персонал в другом крыле здания. Свой телефон Хёнджин предусмотрительно оставил в машине, о чём сейчас приходится сожалеть. Поэтому блуждает долго по слабо освещённым коридорам, прежде чем найти дверь нужной комнаты, где можно просто прижаться к холодной стене и насладиться тишиной, такой необходимой в этот момент. — Уже и не надеялся выловить тебя хотя бы на пару минут, — знакомый голос слышится со стороны двери, которая следом закрывается со щелчком. — Зачем ты здесь, Минхо? — устало спрашивает Хван, открывает глаза и поворачивается к мужчине, ступающему ближе, по-кошачьи тихо и медленно, словно крадясь к своей добыче. — Я соскучился, — отвечает тихо и обнимает, зарываясь носом в изгиб чужой шеи. — Ты сегодня прекрасен. Сияешь, как неогранённый алмаз. — Ты с ума сошёл? — удивлённо спрашивает парень. Новый болезненный приступ накатывает сильнее обычного, заставляя тихо застонать и зажмуриться, схватившись за чужой рукав. Лишь перетерпев прилив, слабо продолжает: — Здесь Ким. И твой муж, между прочим, тоже. — А мне плевать. Ты — всё, что мне нужно. Опять мигрень? — Минхо целует висок, в том самом правильном месте, где пульсирует боль, готовясь снова разлиться по всему черепу. — Мгм, — отвечает Хёнджин и бьётся затылком о стену. — Больше не могу терпеть… — Сейчас помогу, станет полегче, — шепчет Ли, ведь знает, как на парня действуют громкие звуки в такие моменты. Потираясь носом о чужой, Минхо аккуратно распахивает пиджак и расстёгивает молнию брюк, сразу стаскивая их вместе с бельём, разворачивая парня спиной к себе. Свои же не снимает — слегка приспускает, оставляя на бедрах и устраиваясь вот так, без защиты к промежности, тянет бёдра чуть на себя, заставляя прогнуться. — Стой! — устало срывается с губ Хёнджина. — Почему без резинки? Я не готов. — Блять, Хенджин-и, теряем время! — томно шепчет и суетится, целуя шею и зарываясь в волосы, вдыхая привычный парфюм парня, и улыбается, что слышно по ноткам голоса. — Чуть потерпи, быстро пройдёт. Обещаю. Ли не спрашивает разрешения, лишь быстро облизывает два пальца, которыми сразу оглаживает промежность, смазывая хоть какой-то жидкостью, и проскальзывает ими внутрь. Пальцы Минхо не такие длинные, как у Сынмина, от этого обычно легче. Но почему-то именно сейчас мучительно больно, и даже не в том месте, где находится рука, скорее от обиды. Хёнджин шипит и уворачивается, пытаясь уйти от прикосновений. — Не надо, — уверенно, но тихо просит Джин и через силу разворачивается. Очередной приступ заставляет забыться на минуту, где и с кем он вообще находится. Но парень медленно одевается под непонимающим взглядом Минхо, приводя себя в порядок. — В другой раз, хорошо? — и молча шагает к выходу. — Через неделю в семь, как обычно. Я буду ждать, — слышится в спину без тени сарказма и издёвки. Джин тихо кивает, даже не оборачиваясь на голос, и молча выходит в коридор. Кажется, через два поворота должен быть запасной выход в сад, где можно просто вдохнуть свежий воздух. Возможно, даже станет легче. Но пока — слишком тяжело, отчего ноги едва переступают вперёд. А от приливов сильно кружится голова, заставляя опираться на стену, чтобы не остаться прямо тут, на грязном полу, об уборке которого явно никто не позаботился. Минхо выходит через пару минут, на ходу поправляя выбившуюся рубашку из-под брюк, буквально натыкаясь на внезапного гостя. Томно тянет улыбку, прищуриваясь, и толкает языком в щёку, подмигивая одним глазом. Интересно, сколько он здесь пробыл и видел ли Хёнджина? Минхо надеется, что да — видел. Что и подтверждается едко брошенной фразой в спину. — Где он? — громко, строго, пугающе, но только не для Минхо. — Не знаю, Сынмин-ааа, — тянет намеренно, усмехаясь уголком губ. — Посмотри на улице. И Сынмин действительно находит мужа на улице. Хёнджин свернулся в позу эмбриона на одном из диванов, обхватив голову обеими руками, и слишком сильно трясётся, что болью проносится по всему сознанию мужчины. Вечер слишком холодный, ветер буквально сразу пронизывает до костей, ещё и мелко моросит. А этот дурак раздет и даже плед не взял у выхода. Похоже, лаундж отменяется. Схватив несколько мягких пледов, Ким стремительно быстро направляется к Хёнджину. Сначала заботливо укрывает его плечи, затем опускается рядом и тянет на себя, не реагируя на тихие болезненные стоны парня. Прижимает к груди, обхватывает за плечи и слегка покачивает, баюкая на руках. — Снова мигрень? — тихо шепчет на ухо. Но ответа и не нужно, вместо него слышится лишь тихий всхлип, пока парень с силой сжимается и комкает ладонями его пиджак. — Поехали домой. — Н…нет, — едва шевелит губами Хван. — Ты иди внутрь, вечер ещё не закончен. Мне скоро станет легче. — Запомни одну главную вещь — ничто, никто и никогда не будет для меня дороже, чем ты, Хёнджин, — Сынмин аккуратно поднимает мужа на руки, уверенно шагая по двору резиденции, направляясь к парковке. Родительский дом встречает пару привычной суетой и шумом, который разом затихает, стоит только мужчинам переступить порог. Весь персонал скрывается по своим местам, лишь Со Хюнки заботливо помогает довести Хёнджина до его комнаты и остаётся с парнем до возвращения Сынмина. В руках Ким держит небольшую аптечку, доверху забитую обезболивающими. Где-то внизу есть экстренный препарат только для крайних случаев, который мужчина и ищет, буквально высыпая всё содержимое на кровать. Даёт таблетку мужу, бледному, словно первый декабрьский снег ранним утром, но без споров принимающему её вместе со стаканом воды, что обычно на парня не похоже. А после Сынмин укладывается рядом с Хёнджином — прямо так, в одежде, — обнимая и прижимая к себе. — Мин…ни, можно закрыть шторы? Луна слишком ярко светит, — тихо шепчет Хёнджин, тяжело вдыхая полной грудью. — Конечно, Джини, конечно…***
Впервые за последние четыре года солнечный свет в комнате Хёнджина не ослепляет глаза, и не приходится прятаться под одеялом. Джин чувствует, насколько сильно промокла от пота его одежда — побочный эффект препарата, который пришлось принять перед сном. Но объятия мужчины, на плече которого парень и просыпается, согревают от озноба, обычно сопровождающего его после подобных приступов. Однако всё же немного неловко и неуютно — ткань неприятно липнет к телу. А единственным желанием остаётся только немедленный поход в душ, после которого можно переодеться в мягкую любимую пижаму. Выпутаться из объятий, не разбудив Сынмина, у Хёнджина не получается. Ким тут же сонно тянет к себе мужа и зарывается носом в светлые волосы, взлохмаченные за ночь. Осторожно поглаживает по спине и оставляет на макушке лёгкий поцелуй. — Тебе лучше? — мужчина спрашивает и улыбается. Они никогда прежде не просыпались вот так, в объятиях. — Да, — отвечает Хёнджин и приподнимает лицо, смущённо дёргая уголками губ. — Спасибо. И… прости за вчерашнее. — Тебе не за что просить прощения, Джин, — Сынмин оставляет поцелуй на кончике носа. — Это моя обязанность — заботиться о тебе и твоём здоровье. Горячие губы с кончика носа перемещаются на прохладную щёку, едва касаясь, лишь согревая кожу дыханием. Хёнджин смеётся, задорно и игриво, словно маленький ребёнок, которого только что пощекотали, и тянется к лицу Сынмина, выпрашивая уже совсем другой поцелуй. Не требовательный и не страстный, просто — благодарный, который и оставляет на губах мужчины. Он и выглядит сейчас как ребёнок — никакого размазанного за ночь макияжа, лишь лёгкая утренняя припухлость на лице, взлохмаченные пряди торчат в разные стороны, раскрасневшиеся щёки и светящиеся радостью глаза. Сынмин невольно засмотрелся, легко приглаживая волосы и осыпая короткими поцелуями лицо Хёнджина. — Хотел бы я видеть тебя таким каждое утро, Хёнджин-а, — улыбаясь, говорит Ким, наблюдая, как всю радость с прекрасного лица медленно смывают внезапно подступившие грусть и отчаяние. — Я… — шепчет Хёнджин, отстраняясь от мужа. — Я пойду в душ, хорошо? Сынмин кивает и выпускает парня из своих рук. У него и самого есть дела, которые не требуют отлагательств. Но эта минута счастья хотя бы скрасила весь следующий день. Хотя бы этот момент можно вспоминать, чтобы верить — рано или поздно всё должно быть хорошо. Привычный тёплый душ не спасает Хёнджина от нахлынувших мыслей. Нет, он просто не мог так проебаться и так открыто продемонстрировать свою расположенность к мужчине! Не мог, но сделал, и почему-то не жалеет. Был ли на самом деле Сынмин хоть раз к нему несправедлив? Был ли с ним груб и невнимателен? В воспоминаниях, среди отталкивающих чувств, самостоятельно взращенных внутри за эти годы, не находится ни одного момента, чтобы можно было хоть за что-то зацепиться. Сынмин всегда заботился о его здоровье — это факт. Бесконечные посещения терапевтов и неврологов, которые не давали результата в борьбе с его проблемой, тому подтверждение. Ким не сдавался и даже приглашал специалистов из других стран, или же возил Хёнджина к ним на осмотры. Джин сам это ненавидел, поэтому устраивал бойкоты, не разговаривая с мужем неделями. Сынмин всегда заботился о его нуждах и интересах, ни в чём не ограничивая. Касалось это и увлечений, и встреч с теми же друзьями. Но, в данном случае, каждый шаг приходилось согласовывать с мужем. И это было главной причиной такого бунтарского поведения подростка в переходном возрасте, который благополучно миновал парня в положенный срок. Хёнджин не хотел быть безвольной игрушкой в чужих руках. Всегда хотел принимать собственные решения — его так воспитывали. Хотел строить карьеру, заниматься тем, что ему интересно и быть свободным в выборе жизненных приоритетов. Хотел приходить домой и делиться впечатлениями за день с близкими людьми. Тогда бы он, возможно, смог быть счастливым. Именно поэтому, практически сразу после свадьбы, Хван начал устраивать демонстративно-показательные истерики. Именно поэтому он до сих пор тянется всем своим существом к Минхо, вопреки всем преградам и запретам. С Минхо Хёнджин чувствует себя живым. Не дорогой куклой, над которой трясутся, сдувают пылинки и устанавливают правила «игры». С Минхо Хёнджин сияет, плавится, расщепляется на атомы, разбивается вдребезги, сгорает дотла и восстаёт из пепла. Минхо не устанавливает границы дозволенного — он позволяет ему всё. Хёнджин любит его… и никогда не откажется от своих чувств. Но что-то всё-таки не даёт покоя, царапая душу когтями изнутри. Что-то гложет парня ежеминутно, заставляя всё глубже уходить в себя и закрываться от окружающего мира. Поэтому, Джин просто старается ни о чём не думать, ведь мужу Ким Сынмина такая роскошь, как «думать», не положена. От непривычных переживаний отвлекает телевизор. После возвращения из душа комната пуста — Сынмин ушёл работать. Переключая канал за каналом, Хёнджин останавливается на какой-то передаче о животном мире. Тут даже без цензуры — парочка слонов собирается сношаться, заставляя усмехнуться собственным пошлым мыслишкам. Впереди ещё неделя до назначенной встречи, а значит придётся развлекаться очередным шоппингом, и только в нужный день отпроситься на встречу с друзьями. Сразу после слонов показывают овцеводческую ферму и в очередной раз уточняют, что запасы воды за пределами крупных австралийских городов истощаются слишком быстро. Если бы можно было помочь — парень бы сделал это, но не в его силах изменить погодные условия. Лишь ненароком Хёнджин задумывается — его всегда сопровождает дождь, стоит только выйти из дома. Будто солнце для него остаётся на другой стороне, ослепляет, но никогда не греет. Если бы он только жил в Австралии, проблема была бы решена. Добрая подруга — кредитная карта — отдаётся тяжестью в кармане, даже учитывая тот факт, что карманов на пижаме не имеется. Она спокойно лежит в сумке и буквально манит Хёнджина, чтобы тот выбрался из дома. За шмотками идти абсолютно не хочется, да и смысла нет. А вот сходить в книжный Джин совсем не против, о чём и просит мужа, повиснув на его шее. Если для достижения цели нужно быть ласковым и послушным мальчиком — Хван им будет, чего бы ему это ни стоило.***
— Тебя серьёзно без скандала отпустил Сынмин? — усмехается один из близких друзей, Сон Иджон. — Что ты для этого сделал? — Просто всю неделю был паинькой, — отвечает Хёнджин и наклоняется ближе через стол в любимой кафешке. — Санрок придёт? — Да. Будет с минуты на минуту. — Иджон смотрит на часы, на остальных друзей и косится на улицу через стекло заведения. Вспышка молнии разрезает небосвод и сопровождается громким раскатом грома, привычным для этого времени года. За окном льёт дождь, как из ведра, а разноцветные зонтики мелькают из стороны в сторону. — Ты уверен, что всё получится? Они же со всех сторон стоят, пасут. — Хочешь спрятаться и остаться незамеченным — будь на виду, — Хёнджин подмигивает другу. — Я прямо через парадную дверь выйду, они и не узнают. — Ты, конечно, безбашенный, Хёнджин-а. Но не думал, что настолько. — смеётся Убин, младший брат Иджона. И Хёнджин действительно безбашенный. А ещё влюблённый. И, как известно, для настоящей любви преград не существует. Обмен шмотками происходит в привычном туалете — не в первый раз эта схема оказывается рабочей, — и Хван спокойно покидает заведение, не наблюдая за собой ни единого взгляда. Всё внимание ищеек Ким Сынмина, которых парень уже давно знает в лицо, направлено на того парня, в чёрной свободной худи и кепке, оставшегося на месте Хёнджина. А он моделью выплывает из центральной двери — белая рубашка, бежевые брюки и солнечные очки, которые должны бы насторожить любого нормального человека, промокшего до нитки во время слежки, но почему-то не настораживают. До небольшого мотеля дорога занимает пятнадцать минут, а значит время ещё должно быть в запасе. Минхо заранее оплатил привычный номер, и, возможно, удалось бы принять душ, заодно и подготовить себя. Однако, везение сегодня не на стороне Хёнджина. Номер уже не пуст, а на небольшом столе красуется бутылка шампанского, два бокала (кажется, такие парень уже видел в семье Хан ещё в школьные времена) и тарелка с фруктами. Ли прибыл на место раньше, буквально с порога накидываясь на Хёнджина с поцелуями. Нежными и трепетными поцелуями, которыми и осыпает каждый миллиметр шеи и лица парня, вжимает его в дверь и постоянно шепчет-шепчет-шепчет, будто не виделись они не неделю, а несколько лет провели в разлуке. — Боже, Джинни, как я скучал, — слышится через лёгкие поцелуи. — Мой милый мальчик, любимый, мой самый единственный. Я так соскучился, так ждал этого дня… — Я знаю, знаю! — смеётся парень, игриво выворачиваясь из рук Минхо. — Перестань уже меня слюнявить. Минхо смеётся в ответ и оставляет лёгкий шлепок на ягодицах с весёлым прищуром глаз в своей излюбленной манере. Хёнджин слишком любит такого Ли. Слишком скучает, чтобы не потянуться за новыми объятиями. — Почему ты такой красивый, Хёнджин-ааа, — медленно цедит Ли и пробует на вкус то верхнюю, то нижнюю губу, смакует долго, лаская изящный стан Джина ладонями. Плавно водит то вверх, то вниз, лишь слегка сжимает чувствительную кожу пальцами. — Чтобы ты любил меня, дурак, — смеётся Хван и громко ойкает от очередного шлепка по заднице. — Пожалуйста, Минхо, будь аккуратен. Один синяк — и мне снова не сносить головы. — У меня есть отличный семейный юрист и хирург в придачу. Пришьют твою голову. — Минхо облизывает свои губы и медленно подталкивает парня к небольшому диванчику. — Сегодня я готовлю тебя сам. — Ты для этого приехал пораньше? — удивляется Хёнджин и падает назад, стоит только ногам упереться в сиденье мебели. Минхо не медлит, сразу же усаживается сверху, расстёгивая пуговицы чужой рубашки и скользит губами от шеи вниз, останавливаясь на чувствительных сосках. — Ах… чёрт, Минхо-я, у нас всего полчаса. — Как же меня заебали эти «всего полчаса», — шипит Ли, слегка прикусывая бусину на груди. — В следующий раз украду тебя на сутки. Разговора дальше не требуется. Всё помещение заполняется лишь звуками громких причмокиваний и лёгких стонов Хёнджина. Минхо сегодня ласков, даже слишком. С наслаждением упивается разомлевшим Хваном, продолжая целовать, избавляя от одежды себя и его. Ничто не важно для Хёнджина в такие моменты. Он растекается, подобно сливочному маслу, пока всё тело покалывает от сильного возбуждения, оседающего на кончиках пальцев. На краю дивана достаточно удобно, чем тут же пользуется Минхо, широко разводя длинные стройные ноги в стороны. Хёнджин всегда опрятен и гладок, что ещё сильнее манит, заставляя прикоснуться, облизать, вдохнуть аромат чистой кожи. И Минхо не отказывается от удовольствия, спускаясь на колени, нежными поцелуями чертит влажную дорожку к паху. Лишь на мгновение останавливается на головке возбуждённого члена губами, скользит ниже, оглаживая языком сжимающуюся дырочку партнёра. Это чертовски привлекательно — смотреть на такого доверчивого Хёнджина, слегка подрагивающего в предвкушении. Хван любит, когда его ласкают там, и Минхо это слишком хорошо помнит. Слишком часто вспоминает и фантазирует о прекрасном мальчике под собой, стонущем вот так, как сейчас — громко, звучно, мелодично. Лишь кончик языка проскальзывает внутрь, а парень уже готов разбиться от удовольствия в заботливых руках любимого человека. Для «всего полчаса» в этот раз эмоций слишком много. Тревоги и сомнения, обиды и сожаления уходят на задний план под воздействием умелого языка, так безупречно ласкающего анус, лёгкими толчками надавливая на колечко мышц, заставляя расслабиться и забыться. К языку присоединяется первый палец, на удивление смазанный смазкой, судя по ощущениям. Хёнджин не видел баночек и не слышал щелчков, но отчётливо это понимает по лёгким аккуратным скольжениям, тянущим, слегка болезненным, но таким привычным, таким желанным. От возбуждения он не осознаёт наличия ни второго, ни третьего пальца. Есть только чувства, натянутые как струна, есть только эмоции, переполняющие сознание, есть только один человек рядом с ним, единственный необходимый человек во всей его жизни. И сейчас Хёнджин покусывает губы, выгибается, подставляет тело под поцелуи и сильнее насаживается на опытные пальцы, почему-то игнорирующие нужную точку внутри. Секс скомканный и быстрый — ведь времени остаётся всё меньше с каждой секундой. Минхо любовно заполняет стройное тело собой, в этот раз не забыв о презервативе, хотя Хёнджин и не просил. Входит быстро, глубоко, по-животному грубо, именно так, как и любит Хван. Стонет сам, импульсивно скользя по светящейся коже, стараясь не оставить ни единой отметины после себя. И наслаждается стонами парня, звучащими идеальной мелодией и ускоряющими биение сердца. Хёнджин не трогает себя. Он ждёт момента, который уже так близко. Он слишком давно не кончал с Минхо только от заполнения и внутренней стимуляции, и этого очень сильно хочется. И в этот раз поза подходящая — стоящий на коленях перед диваном Ли методично попадает в простату, заставляя просить «быстрее» и «глубже» и желать новых поцелуев и ласк на груди. Уже так хочется простого — кончить, но чего-то постоянно не хватает. Хван жмурится, пытаясь сосредоточиться на ощущениях, но руки Минхо тянут его на себя, заставляя снова забыться и сконцентрироваться лишь на прикосновениях ладоней. — Чёрт, Джини… ох блять… — выстанывает Ли и опадает на грудь парня, слегка дрожа от оргазменных спазмов, и пытается перевести дыхание. — Ты не успел, малыш. Почему не помог себе? — спрашивает тихо с толикой вины и трётся щекой о рёбра. — Я… я хотел вот так. Только от тебя, — отвечает Хёнджин и запускает пальцы в волосы Минхо. — Но всё нормально. — Не нормально, — рычит мужчина. Выскальзывает, придерживая заполненный презерватив, и опускается к чувствительному члену, оставляя поцелуи на животе и головке, обхватывая её губами. Его мальчик не должен уйти разочарованным. Было бы у них чуть больше времени, всё могло сложиться иначе. Впервые Хёнджин рядом с Минхо кончает не от любимого человека. Лишь прикрыв глаза, он видит образ другого — с тяжелым взглядом на него смотрит Ким Сынмин, заставляя за секунду рассыпаться на части и с громким стоном задрожать всем телом.