***
Однажды я родилась. К сожалению, — что сказано вовсе не из-за присутствия у меня желания скоропостижно сдохнуть, скорее наоборот — то было вовсе не начало моего путешествия, а лишь продолжение. Ведь в последствии мою голову заполонили воспоминания о другой жизни, более человечной и прямоходящей. Жизни, где мне не приходилось, будучи ещё слепым и только рождённым существом, сражаться за возможность есть. Жизнь, в которой, вообще-то, коты не разговаривали на английском, который я знала весьма посредственно. Последний факт, что печально, мне удалось понять лишь тогда, когда слух, обоняние и зрение соизволили вернуться. Обрадовалась ли я? Точно нет. Долго ли грустила? Лишь пока отходила от сенсорного шока, ибо вибриссы, улучшенный слух и нюх не играли на пользу недавнему человеку. Благо, что появлялись постепенно, ибо только эта медлительность не позволила мне быстренько помереть ещё будучи мелким заморышем. То, что адаптация к новому телу — четвероногому, лохматому, хвостатому и не способному даже поддерживать температуру — проходила со скрипом и сокрушённым писком… Что ж, это на веки останется лишь со мной, Айвой-матерью и нашими людьми. И с Чулком да Рубинкой, моими братом и сестрой, при условии, что те в этот позорный момент моей биографии вообще были способны соображать и что-либо запоминать. Если концентрировать внимание на двух последних индивидуумах, то вели они себя двояко. Вроде и высмеивали мой маленький и болезненный вид, но близко не подходили. Пушились и шипели, стоит только мне приблизиться достаточно, чтобы уловить их запах, поджимали хвосты да уши и выгибались дугой. Выглядели, правда, скорее смешно, нежели угрожающе, но я тактично молчала, не желая портить самооценку детям. Но, возможно, выражение моей морды — у здешних котов, к ужасу, существовало что-то вроде мимики — было весьма выразительно, чтобы получала в ответ откровенно обиженные взгляды. Их я тоже игнорировала. Даже когда братец с сестрицей старательно намекали на мою бесполезность и едва ли не мнили себя центром нашей маленькой вселенной, я молчала. Считала и до сих пор считаю себя выше детских перебранок. Но на Айву, нашу маму-кошку, взгляды кидала, — точнее кидал, я, к счастью или горю, родилась котом — всё ожидая, когда она наконец объяснит детям, что подобное поведение не нормально. Ничего не происходило. Айва лишь временами одёргивала своих детёнышей, но явно была с ними в чём-то согласна. Это понимала она, моим новоиспечённые родичи и я сам. Не могла судить. Всё же мне не посчастливилось уродиться действительно мелким созданием, не дотягиваюшим до нормы веса. Я видела таких котят ещё будучи человеком — однажды моя кошка окотилась и лишилась котёнка, такого же щуплого, как и нынешний я. Айва и наши люди это знали. И пытались не привязаться. Я была благодарна уже за то, что не топили, а пренебрежение даже поощряла. Нет, вовсе не смирилась с гибелью и прочая чушь. Просто когда я увидел своё отражение в зеркале, услышал кличку «Крошка» и взглянул на приглашающе зияющую дыру в заботе, пазл в голове сложился с тихим треском, ознаменовавшим поломку моих планов на счастливое и сытое будущее с личными людьми-рабами. Потому что Айва рассказывала истории про диких котов и их блохастое житьё, сокрушалась, что мы так не похожи на нашего отца, а так же опасливо косилась в сторону леса. Ведь выразительная белизна собственной лапы меня абсолютно точно не радовала. Возможно, синева глаз тоже напрягла бы, но, увы, коты, как оказалось, не очень хорошо различали цвета, к тому же видели плоховато. Поэтому насторожил скорее колкий взгляд, поднимающий шерсть на загривке и заставляющий когти непроизвольно выпирать. Главной проблемой, правда, я всё ещё считала свои скудные знания английского языка. И то, что зад у меня теперь вечно кверху.___
Я аккуратно, насколько только мог, уселся в стороне от родственников, весело пищащих во время игры. Собственное тело всё ещё слушалось отвратительно, я не всегда понимал как правильно передвигать лапами и просто путался в количестве конечностей. Параллельно пытался не зацепиться случайно вылезшим когтем за подстилку, ибо прошлый такой раз отпечатался в памяти болью и неловкостью. Тихо фыркнул, прикрыв глаза. Зрение тоже не шибко радовало, смазывалось и тускнело на расстоянии около метра от объекта. Возможно, диапазон был даже меньше, но сложно судить об окружении, когда сам размером с ладонь. Усы едва заметно дрогнули, оповестив о перемещении воздуха совсем близко. Уши невольно двинулись, но нос быстро успокоил намечающееся напряжение. Запах кошачьего шампуня, смешанный с естественным ароматом кошки, намекнул на Айву, которая тут же уселась рядом со мной. Подстилка чуть прогнулась, для другим может и незаметно, но для меня весьма ощутимо. —Почему сидишь в стороне, Крошка? Иди поиграй с братом и сестрой, —чужой голос звучал мягко, мурлыкающе и тихо, словно говорившая пыталась меня не спугнуть. А может и действительно так, ибо до этого, в чуть более юном возрасте, на звуки реагировал я весьма пугливо. Упрямо качнул головой, всё ещё держа пасть закрытой. Радовало, что многие жесты и телодвижения здешние кошки с лёгкостью распознавали и мне не приходилось лишний раз ломать голову над составлением предложений — английский хорошо усваивался только на слух, с разговорами было сложнее. Рядом раздался усталый вздох. Мне, может, и следовало налаживать коммуникацию, дабы большее не дёргаться от того, что животные разговаривают и теперь могут представлять для меня серьёзную угрозу, но не хотелось. Память охотно подкидывала совсем свежие кадры моих неуклюжих падений, попыток в первое время встать на задние лапы, тонкие, полупрозрачные коготки, цепляющиеся за всё подряд, и попытку бега. Хвост — тоже неуправляемый и чужеродный — дёрнулся в раздражении. Я, конечно, раньше шутил, что жить котам хорошо, а так же: «Вот бы мне, да я бы!..», но всерьёз никогда о таком не думал. Ведь, как оказалось, передвигаться на четырёх лапах совсем не весело. Из размышлений вырвало ощущение хватки на теле. Я даже не дёрнулся, уже знакомый с этим — Айва взяла за шкирку, а значит, что нас выводили на прогулку. Или же она, как иногда любила делать, тащила нас в кровать к хозяйским детям или старшим людям. Смысл последнего я не очень понимал и со временем просто списал на попытку быть ближе к теплу, которое исходило от человека. Неохотно открыл глаза, когда понял, что звуков и запахов вокруг стало больше. Даже слишком много, на мой скромный взгляд. Солнце, ехидное создание, уже привычно встретило меня нагреванием чёрной шкуры. Жуки в траве жужжали то ли тревожно, то ли насмешливо. Деревья всё также шуршали листвой, заглушая восторженные выкрики двух других котят. Айва осторожно опустила меня на менее поросший участок территории, тут же усевшись рядом. Я не отреагировал на это, лишь подвернул лапы под себя и прилёг, сощурив глаза от попадавших в морду лучей солнца. Через некоторое время на улицу выбежали дети наших людей-слуг, весело гогоча и размахивая игрушкой-удочкой. Я немного посмотрел на это, но не присоединился к новой игре. Знал, что штука, которой водили перед мордой, не живая и никогда такой не была, да и правила такой забавы мне не нравились. И инстинкты охотника вообще не реагировали на мельтешение, что меня, наверное, должно было напрячь, но лишь вызвало облегчение. Обвёл взглядом округу, насколько хватало зрения. Посмотрел на скошенную траву, мелкие цветочки и краем глаза обозначил кусты, закрывающие половину забора. В сторону леса намеренно не глядел. Я, конечно, прекрасно понял, где переродился. Радости это знание мне не принесло, но и не сильно потревожило — почти вся информация о книгах, которые я читал несколько лет назад и забросил после смерти Огнезвёзда, зияла в памяти дырами и замыленными образами. Что уж говорить, если даже знание о будущем себе включало в себя лишь ощущение смерти, крови и страха, а так же ехидного комментария о братоубийстве. Скудно и невесело. Приподнялся, потянувшись совсем по-кошачьи, подражая движению, увиденному когда-то от Айвы. Перед взором мелькнула белая лапа, которая в какой-то момент и стала последней частью мозаики. Право слово, кто из читателей не знал мелкого, чёрного и жестокого кошака с собачьими клыками на месте когтей и в ошейнике? Фыркнул, встряхнувшись в попытке согнать отвращение. Идея трогать чьи-то там зубы казалась мне мерзкой и не гигиеничной. Что уж говорить про ношение подобных аксессуаров на теле. Моргнула, оглядываясь уже внимательней. Мысль о теле зацепила другую, а та потянула за собой целую цепочку размышлений. Котёнком я был и так слабым, отсутствие движений и вовсе могло угробить. Подобное мне не нужно, жить может и хотелось на барский манер, но кот без грации как птица без крыльев — одни проблемы. Поэтому, стоит только заметить мелькнувшего в траве жука, я тут же припал к земле, подражая когда-то видимой по телевизору охоте крупных кошек. И стал медленно подползать, старательно держа тело на весу и пытаясь не споткнуться об собственные лапы. Колокольчик на ошейнике тихо звякнул, раздражая слух и напрягая тело. Проигнорировал неудобства, подошёл на расстояние прыжка — о чём оповестили мои новообретённые инстинкты — и замер, тут же невольно заелозив хвостом по земле, раскачиваясь и напрягая задние лапы. Прыжок вышел лучше, чем раньше, но хуже, чем того требовалось для удачной охоты. Жук зажужжал как-то истерично, вспорхнул ввысь, пролетая между моих неуклюже расставленных лап, и рванул к кустам. Возмущённо вильнул хвостом, тут же прыжками погнавшись за добычей. Мой скачок в кустарник звучал как мольба остановиться, но я, внезапно переставший думать о чём-либо кроме мелькавшего перед глазами беглеца, мастерски пропустил это мимо ушей. И тут же запнулся о свои лапы, кубарем прокатившись какое-то расстояние и стукнувшись головой об пень. Пень, которого на нашем участке отродясь не было.***