Амон Добрый

- Ой... Я прямо тут уснула, да? - промямлила девушка, протирая глаза. - У меня нога затекла. Эта кровать маловата для нас обоих, да, Амон? - мужчина едва сдержался, чтобы не пошутить. - Ты мне не помешала, можешь не беспокоиться. - Вероника встала и потянулась. - Хочется спать... Как хорошо что сегодня ко второй паре... - девушка зевнула. Шумно, не прикрывая рот рукой, как это делали немки, с которыми он общался. Но в его мозгу промелькнула мысль: "Она похожа на маленького щеночка... Или котеночка. Они тоже так зевают" Вероника выглядела жутко смущенной все утро. Амон незлобно подшучивал в ответ. Когда она вышла из квартиры, он помахал ей из окна и немного грустно вздохнул. Что-то в нем менялось, он понимал это. Ему хотелось прижать ее крепче к себе, успокоить и просто быть рядом с ней, целовать ее каждое утро. Вероника заслуживала дорогих украшений и шикарных платьев, а его грызла бессильная злоба. Теперь у него не было ни денег, ни статуса. Все, что он принес с собой - это куча тряпья, именуемая тюремной робой, которая была выкинута в ведро сразу, как он попал сюда. В то же время, его все ещё беспокоил расовый вопрос... Былые идеалы ещё не стёрлись в его голове, он начал пресекать эти мысли. Он не знал, как быть с такими переменами. Разве он должен был относиться ко всем людям как к равным? Они и вовсе не были людьми... Но ее слова были просты и о ужас, правдивы. И главным доводом ее правоты были не ее аргументы, не ее слова... Это было его чувство к ней. Что-то ему подсказывало, что он заметил бы ее и там, в концлагере. Но что бы с ней стало? Гёт содрогнулся от мысли о том, что она могла умереть. И ещё сильнее при мысли о том, что он мог убить ее. Они провели вместе всего-то навсего неделю, но здесь каждая секунда имела значение и вес. Новые порядки, технологии, дома, люди, одетые по-другому. Даже страна другая. Посреди этой суматохи выделялась она, девушка, приютившая его. Разве он мог приравнять ее к грязи под ногами? ____________________ - Ты одна в семье, как я понял? - Да. Я единственный ребенок у своих родителей. - Чудно. Ваши родители прекрасно вас воспитали. - лукаво улыбнулся мужчина. - Дети это не так просто. - Это верно... - вздохнул он. - Я помню, как мой сын плакал из-за того, что я не дал ему поиграть со своим пистолетом... - Вероника шокировано на него уставилась: - У тебя есть ребенок? Ты никогда не рассказывал. - У меня есть дети. Двое от моей супруги Анни... У нас было бы трое детей, но наш первенец, наш малыш Петер... Он болел... - рассеяно сказал мужчина, - У него была дифтерия. Мы с ней надеялись, что он поправится. Но потом... Он умер. Это было ужасно, правда. Но затем Анни снова забеременела. У меня родился сын. Потом дочь. Я их очень люблю. Но знаешь, у меня была служба, дела, все такое... - его голос слегка дрогнул. - Потом этот лагерь. И я встретил Рут. Рут была такой интересной. Наш брак с Анни был обречён. Когда меня арестовали, Рут была беременна. Я узнал, что у меня родилась дочь, мне передали письмо. Дело все затягивалось, а я тешил себя мыслями о том что соберу всех детей и уеду в Австрию. Что я буду хорошим папой для них. Теперь у меня ничего нет... - он отвёл взгляд в сторону, в глазах стояли слёзы. - Амон, мне так жаль... Я могу посмотреть в интернете, я думаю у тебя полно внуков и правнуков! - Нет... Я чужой в этом мире. Как ты там сказала? Порядок изменился?Теперь у меня есть ты, Вероника. - Спасибо тебе... Правда, спасибо! Ты очень... милый. - Спасибо тебе, дорогуша. Ты очень добра ко мне. - Я бы ни за что не догадалась, что у тебя есть дети... На самом деле, я верю тебе, что ты заботился о них. - Благодарю. Как сегодня дела в университете? - сглотнул он и перевел тему. Гёт смотрел телевизор, пока ждал, когда ванная освободится. Девушка плескалась там уже минут двадцать. Он был не против, на самом деле. Когда дверь открылась, он повернулся в ее сторону. Девушка смотрела на него, улыбнулась и пошла в комнату переодеваться. Мужчина хмыкнул. - Я все ещё занята, не занимай ванную! - предупредила Вероника. - И не думал. - буркнул он. Теперь он тосковал по детям, действительно сильно. Да, он был не идеальным отцом, но сидел у детской кроватки, когда малыш плакал, укладывал детей спать, он даже пел им песни! Если бы он только знал, что больше не увидит их... А Монику, его младшую девочку, он даже в глаза не видел. Может, стоило попросить Веронику поискать ее фото? Просто фотографии, не более... Он просидел ещё около пяти минут, после услышал ее звонкий голосок: - Теперь свободно! Я все! - Слышу, спасибо. - он встал с кровати и пошел в комнату. Нужно было разложить постель. - Амон, не поможешь? Подержи пододеяльник пожалуйста, а я вставлю одеяло. - немец помог ей, а затем девушка произнесла: - Не разбирай дальше, я сменю тебе бельё. - мужчина кивнул и отошёл в сторону, сел на стул, лениво рассматривая все вокруг. - Фройляйн, кто этот мужчина на фото? - спросил Амон, уставившись на фотографию. - Это певец 1980-х годов - Фредди Меркьюри. Очень люблю его музыку. - А... - протянул бывший эсэсовец. - Я могу дать тебе послушать завтра. У нас свободный день, не забыл? - Ах да... Суббота. - выдохнул мужчина и откинулся на спинку стула. - Спать хочу. - Иди да спи. Я не мешаю. - Надо помыться. Голову вымыть как следует. С этой болезнью я вообще себя запустил... - Не преувеличивай... - она подошла ближе и положила руку ему на плечо. Мужчина мягко ей улыбнулся: ее волосы были мокрыми, с них капала вода, они чуть поблескивали в свете лампочки. Милая, слов нет. - Вытри волосы, вода течет. - заметил он. Девушка поспешно начала искать полотенце, потом забавно вытирала голову, волосы её ещё больше растрепались, она встряхнула головой и откинула их с лица на плечи. Он наслаждался зрелищем. Вероника села на кровать, вытянув длинные ножки (о, знала бы она, насколько сильно он любил эти ножки), а потом улыбнулась ему и полезла за мягкой игрушкой. Ему было тяжело на сердце. Он часто ощущал это в последнее время, когда смотрел на нее или думал о ней. У него часто вызывало раздражение ее поведение, но точно так же он выходил из себя потому что её не было рядом. У него не было пистолета, у него вообще ничего не было чтобы угрожать ей, чтобы поставить ее на место. Но хотел ли он навредить ей? Было тяжело признавать, но он не мог заставлять ее. У Амона не было никаких рычагов воздействия на девушку, она не боялась его, как те же еврейки или польские проститутки. Вот почему он был в растерянности. Помнится, врачи поставили ему психический диагноз? Он помнил только психопатию, остальные определения он не считал нужным запоминать. "Душевная болезнь" - вот как они это называли. Он ведь лечился в санатории не только из-за проблем с лишним весом и печенью... Когда девушка уходила, Гёт и вовсе ощущал себя дезориентированым. Иногда он был ужасно зол, иногда окружение его пугало. Амон давно ни в чем не был уверен. Ни во власти, ни в победе, ни в себе самом. Он потерял контроль задолго до того, как его арестовали, и даже до того, как концлагерь фактически расформировали. И порой глядя в зеркало, он не понимал, кого там видит. С одной стороны, все было неплохо: он был жив, живет в комфортных условиях, сбросил вес, как и хотел, печень больше не болела, потому что он не пил алкоголь. Даже язва желудка перестала беспокоить. Волосы отросли, лицо похудело... Он больше не был похож на себя прежнего, а потому не понимал, кто он вообще такой. Его руки чесались, чтобы опрокинуть на пол все скляночки на полках, выломать двери так, чтобы они слетели с петель, хотелось со всей силы ударить кулаком в стену, что он и делал, когда Вероника была вне дома. Но офицер не мог при ней... Он вообще ничего не мог. Внутренний голос оскорблял его, говоря, как ему прежнему бы показалось, разумные вещи: "она не достойна тебя, просто сучка - унтерменш, как ты можешь ей подчиняться?" Амон успокаивал сам себя, мол, если он с ней поссорится, куда ему идти? Здесь еда и кров. Но немец всегда знал правду: эта боль внутри него была настоящим пожаром, он сгорел бы заживо, если бы потерял объект своего обожания. Здоровые люди не назвали бы это любовью, но Амон и не был здоровым человеком. Разве "влюбленный" не означает "душевно больной"? Гёт ещё раз посмотрел на нее. Девушка что-то читала в постели, спокойная и тихая. Мужчина кивнул ей и указал на ванную. - Я пойду, не врывайся без стука. - Стоп, то есть со стуком врываться можно? - хохотнула хозяйка. Амон демонстративно закатил глаза и направился в нужную сторону, слыша ее голос: - Больно надо... Иди, плескайся на здоровье! Зашелестела шторка в ванной, Амон протянул руку к крану и включил воду. Добившись идеальной температуры, он осторожно ступил внутрь. Гёт хотел помыться тщательно, вымыть голову и тело. Вероника знала об этом, потому ему точно никто не помешает. На час ванная его. Он словно витал в облаках: ему в голову приходили разные мысли и идеи, он хмыкал сам себе, иногда посмеивался, цокал языком. Его пальцы массировали голову, сплошь покрытую мыльной пеной, мужчина начал мурлыкать себе что-то незатейливое под нос. А ещё его мысли вновь вернулись к Веронике. Чудесная фройляйн, подумал он. Было так глупо со стороны нацисткой партии считать, что все славяне тупые и недостойные... Где-то в душе он понимал всю неправильность той политики и неправильность собственных действий. Но теперь все было по-другому. Другое время и нравы. Его не лишат должности за связь с Вероникой. Хотя, черт возьми, связь с ней была бы намного лучше всякой должности. Амон абсолютно спокойно опустился на дно ванны. Его худощавая рука намылила плечи, грудь и опустилась ниже. Он без зазрения совести откинул голову назад и с первой же похабной фантазией начал доставлять себе удовольствие. Он пообещал сам себе: однажды она будет под ним или на нем, разнузданная, как те девки с картинок неприличного содержания. В его голове мелькали яркие полотна, внутренний голос шептал слишком пошлые слова, но такие правильные, такие нужные ему сейчас. А что если подойти к ней после ванной? Взять, прижать к стене и поцеловать? Или, может, позвать ее сюда? Сказать, что нужна ее помощь и затащить ее сюда, сделать все прямо здесь и сейчас. В висках гудело, движения ускорились, сбивалось дыхание. В конце-концов он достиг желанной разрядки, слегка подрагивая. Гёт невозмутимо смыл все с себя. После этого он вышел из ванной, закутавшись, пошел в сторону комнаты, но потом передумал и направился на кухню. На кухне вновь горел свет. - Вероника, тебе пора спать. Пойдём, глаза заболят. - Я очень хочу спать, очень! Но мне нужно кое-что сделать... И потом почистить зубы, я совсем забыла... Я устала даже во время купания. - девушка правда выглядела сонной. - Я мог бы помыть тебя, вернуть должок так сказать... - Ну уж нет! Я и сама справилась. - на секунду мужчине показалось, что она скажет "да", но видимо, сегодня был не его день. - Но я буду благодарна если ты нальешь мне воды и потом помоешь зубную щётку. На удивление, офицер кивнул. После того как Вероника почистила зубы, они расположились в комнате на своих кроватях. Девушка пыталась что-то рассказывать, но потом, слушая его ответ, уснула. Гёт встал с постели и укутал ее одеялом. Он ещё около минуты любовался ею, а затем он выключил свет и лег на свою раскладушку.