Расскажи о войне

«Баб Зин! Баб Зин! А каково там было, на войне? Нам в школе задали спросить у родственников или знакомых, которые были в это время и написать истории. Будем выходить и классу рассказывать», — уже который год подбегает к пенсионерке-ветирану детвора с одним и тем же вопросом. «Во-о-ой! Ужасно там было! Кошмар!» — отвечала им на вопросы о войне бабуля. Она им ни за что не расскажет о тех кошмарах. Ни одной истории. Ни о том, как они зашли летом в какой-то сарай, а в нём здоровый пень, топор, везде кровь, ошметки тел, кости. Видать, кого-то убили и разделали, чтобы съесть. Ни о чём не расскажет. Не надо им этого знать… И тут перед глазами, как взаправду, стали проноситься эти восемьсот семдесят два мучительных дня.

***

8 сентября 1941 года… Немецко-фашистские войска оккупировали границы Ленинграда. Всех, попытавшихся выйти, ждал расстрел или поджог в сарае, как в Хатыни. Оборот провизии был невозможен… Люди были отрезаны от остальной части Советского Союза. Ноябрь 1941 года… Еды практически нет… Люди едят траву, варят обувь, клей… Всё, что можно съесть хоть в каком-то виде, съедается. Зима 1941–1942 годов… Отсутствие водоснабжения и тепла. Но самое страшное испытание для Ленинграда — голод. Невозможно… Страшно… Холодно… Постоянная угроза жизни от бомбордировок и обстрелов… Каннибализм… Какой-то очередной день весны 1942 года… Ночь. На улице очень темно и тихо, лишь слышен иногда звук выстрела. Очень холодно. Девятилетняя девочка лежит на кровати, скрутившись в чёрти знает что. Живот сводит болью от голода — ещё чуть-чуть и он сам себя переварит. За тонкой стеной в соседней квартире стало слышно: «Мама, не надо…». Голос, полный боли и плача. Её бабушка как можно быстрее, как позволяло дряхлое изголодавшее тело, поднялась с кровати и закрыла ей уши. «Зинюша, спи скорее, спи…» — нашёптывала ей бабушка, пока она правда не заснула. На следующее утро подруги не стало. Девочка узнала об этом спустя три дня, когда постучалась к соседям спросить, пойдёт ли их дочь учиться вместе со всеми у учительницы средних лет в двух домах отсюда. Ответом ей послужила осевшая на пол женщина, у которой на щеках, кистях, стопах была уже давно засохшая кровь, — мать уже покойной подруги. Она сошла с ума и только и делала, что плакала и кричала: «Что я наделала?..». Из квартиры пахло гнилью. Через четыре дня её нашли повесившейся в своей квартире. Да, мать съела свою дочь. Та плакала и кричала, а она ела. Голод творит страшные вещи… Зима 1942–1943 года… Девочке было уже десять лет. Тело начало опухать и краснеть от холода. Она стала казаться полненькой. Зина шла по улице с послеурочного «лома» — когда дети после уроков шли на улицу, брали лом на двоих, ведь одному исхудавшему ребёнку эту тяжесть было уже не поднять, и дружной гурьбой шагали выколачивать трупы и ошмётки тел изо льда, чтобы весной, когда всё растает, не было чумы. Уже подходя к дому она заметила сидящую на небольшой лавочке женщину. У неё был такой красивый и здоровый румянец. Она так резво помахала ей в приветствие! Сейчас так не могли от голода — у всех были лишь вялые и неполные движения. Зинюша как можно быстрее зашла домой, в прохладную простору. Через несколько часов в квартиру стала ломиться та женщина. Почти выломала дверь, но, повезло, вышла соседка с этажа выше и прогнала эту… Людоедку. Лето 1943 года… На работе раз в месяц выдавали карточки на хлеб. Сегодня Зинюша шла с тремя такими — от мамы два, на её саму и ребёнка, и бабушки один, дедушка работать уже не мог — к ларьку. Когда стала подходить очередь Зинки, она увидела бумажку у окошка ларька: «Нормы хлеба на 2 сентября 1941 года: рабочим и инженерно-техническим работникам — по 600 граммов, служащим — по 400 граммов, детям и иждивенцам — по 300 граммов». Ого, ей должны будут дать полтора килограмма хлеба! А, нет… Ниже написано от руки: «С 20 ноября 1941 года паек ребенка, не достигшего 12 лет, составляет 125 граммов хлеба». Ну, небольшая ведь разница?.. Да?.. Осень 1943 года… Очень много людей умирадо от «ленинградской болезни» и холода. Много трупов лежало замёрзшими на холоде. У них были срезаны куски с бёдер, живота, рук, у женщин ещё и с груди. Кто-то, походу, смог покушать. 27 января 1944 года… В результате проведения Ленинградско-Новгородской стратегической наступательной операции были разгромлены немецко-фашистские войска под Ленинградом и окончательно снята 872-дневная блокада города. Блокада Ленинграда продолжалась с 8 сентября 1941 года. Войска встретили мешки из кожи с костями обессиленные люди и дети. Многие не могли даже выйти из квартир и домов, чтобы увидеть конец блокады. Почти девятьсот дней дети были намеренно заблокированы немецкими и финскими войсками в городе, были вынуждены жить вместе со взрослыми в пространстве, ограниченном нечеловеческими условиями: голодом, холодом, и постоянной угрозой жизни от бомбардировок и обстрелов. Но кто в этом виноват? Кто виноват в том, что даже собственные войска готовы плакать, видя полумёртвых и просто мёртвых людей, которых должны были защищать как зеницу ока? Ленинград был неприступной крепость. Основными виновниками смерти миллиона блокадников от голода было гражданское руководство города во главе со Ждановым, а не переизбыток несознательного населения. К сожалению, это осознали поздно. 9 мая 1945 года… В газетах писали много и по-разному, но одно и то же. Светлое и прекрасное слово — «Победа!» «9 мая в 0:43 по московскому времени генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, а также представители немецких ВМС, имевшие соответствующие полномочия от Деница, в присутствии Маршала Г. К. Жукова с советской стороны подписали Акт о безоговорочной капитуляции Германии» — строки, о которых говорили все. Во всех газетах: и «Советская Белоруссия», и «Красный Север», и «Речь», и «Комсомольская правда», и все-все-все… Множество стихов опубликовали тогда. Жаль, праздновать не смогли так, чтобы прям фонфары и салюты, но все были счастливы.

***

— Ну бабушка, ну, расскажите! — всё просили дети. — Ничога не расскажу! Идите, гуляйте. Я пойду пирожки печь, внуки скоро прыедуть, — говорила старушка, поднимаясь и кряхтя. Старая трость скрипела с костями в унисон. Новая дверь открыла проход в старую квартиру. А в ней бабушку встретил бывший партизан, а теперь пенсионер и её муж. — Опять допытвалися да вайны? — спросил он свою старуху, как только та зашла и закрыла дверь, а та, вздыхая, и ответила: — Ага…

Спасибо за ваше молчание.