Pt.2. Caramel latte
Ch.1. Revenge
«Потерять человека, с которым тебя связывают воспоминания, все равно что потерять память, будто все, что мы делали, стало менее реальным и важным, чем несколько часов назад.»
Джон Грин «Виноваты звезды»
Мягкое пространство так правильно окутывает чувствительную кожу, словно держит в объятиях, согревая нутро. Запах фиолетовых цветов держится в воздухе некоторое время, даря ощущение спокойствия и умиротворения, словно бы вот-вот родился, и тебя обволокли руки матери, давая возможность почувствовать в сердце родное тепло. Глаза открыть невозможно, вздохнуть тоже, но чувство, что все хорошо, никак не покидает разум. Пошевелился первый палец, второй, нащупывая под собой нежные лепестки. Вот задрожали ресницы, пробуждая организм, во рту начала скапливаться слюна в попытке обуздать жажду. Чем сильнее оживало тело, тем жестче становилась поверхность, на которой оно лежало. Мелкие камешки гравия начали впиваться в спину сквозь шерстяную водолазку, сирень на ощупь уже совсем засохла, что притрагиваться к ней теперь не так приятно. Глаза открываются, и Джисон видит перед собой тучи, словно в ожидании дождя. Вокруг пустота, и он лежит в маленьких опавших лепестках, будто отражающих его внутренний мир в настоящий момент. Оглядывается по сторонам, не понимая, что ему следует делать дальше, и видит вдалеке дорогу, решая последовать этому пути. Сидеть на месте бессмысленно, и он совсем не понимает, где вообще сейчас находится. Встает и забирает с собой единственный уцелевший цветок, что лежал все это время на сердце, и идет, казалось бы, в пустоту, ведь кроме дороги в этом пространстве нет ничего. Он совершенно один и совершенно потерян.…
Стоя на крыше больницы, Минхо курит, кажется, уже десятую по счету сигарету. Смотрит на яркий в ночи город, радующийся очередному празднику. Он бы и сам сейчас был бы не прочь сидеть где-то в неведении и праздновать, уминая очередную вкусность за щекой. Но, увы, обречен принимать «дары» судьбы вне зависимости от того, сладкие они или горькие. — Господин Ли, — прерывает его раздумья врач, лет тридцати пяти на вид. Минхо резко двигается с места, подходя к мужчине, чтобы узнать причину смерти. — Вскрытие еще не закончено, — он опустошает его мнимый энтузиазм, приглашая присесть на скамью. — Тогда? — Хотел обсудить с вами одну деталь, — пытается говорить осторожно, видя состояние Ли. Они знакомы уже не первый год, и такое поведение мужчины, что буквально трясся каждую минуту в ожидании, было в новинку. — Его спина. — Да, я видел. В чем проблема, Ён? — спрашивает Минхо, не понимая, на что они тратят сейчас время, хотя и всецело доверяет опыту мужчины, зная, что тот не будет болтать попусту. — Вы знаете, откуда она? — интересуется, доставая из кармана сложенную бумажку. — Он говорил, что его хотели продать «Якудза», их метка, — сквозь ком в горле произносит Ли, видя, как тот разворачивает картинку с рисунками таких меток. — Это не их метка, — Минхо испуганно переводит на него взгляд, не понимая, что тот имеет в виду. Джисон его обманул или…? — Здесь несколько лишних линий. Вот, — он указывает на узор Хана. — Здесь чуть плавный рисунок, сбивающийся с запланированного эскиза. Тут же «змейка» идет в сторону, удваиваясь, хотя ее в принципе быть не могло. Это грязная работа, Господин Ли, — мафии же нужны идеальные модели. Они давно перешли с «горячих печатей» на тату, — челюсть Минхо сжимается с такой силой, что, кажется, зубы скоро начнут крошиться. — И что это значит? — Что либо он обманул вас… — Либо обманули его, — мужчина и так был в не самом спокойном состоянии, но сейчас все лишь только усугубилось. Искры в глазах было не заметить очень трудно, а потому Ён чуть стушевался, обещая, что как можно скорее закончит со вскрытием и предоставит конечное заключение вместе с телом. Прошла всего пара часов, но Ли стоит в оживленном праздником Итхэвоне, абсолютно сливаясь с ночным небом. Черное рабочее пальто, удобная водолазка и брюки в цвет ему же делают из мужчины буквально тень, что незаметно пробирается сквозь толпу к задней части здания, незаметно проходя в бар через черный вход. Довольный своими маневрами, он скалит зубы, но ему не дают вдоволь насладиться этим моментом, перекрывая путь. — Терри, не сегодня, — предупреждает его мужчина. — Уйди с дороги. — Что с Джисоном? — решает перейти сразу к делу, не тратя его на пустые препирательства. За Хана боязно, ведь тот никогда не пропускал работу, тем более столь долгое время. — Его нет уже месяц, и слухи ходят вокруг нехорошие. — Умер, — максимум, что может выдавить из себя Минхо, желая наконец подобраться к цели своего пути. Терри меняется в лице, слыша его ответ, и как-то грузно вздыхает, прежде чем вновь начать говорить. — И что вы планируете делать, Господин? — осматривает его сегодняшний наряд, невольно усмехаясь. — Му Так к этому причастен, да? — соображает охранник. Ну, если брать начало истории Джисона, то, безусловно, этот мудак причастен к его смерти. — Свали, — нет желания тратить время на пустой треп, а потому он нагло проходит через него, но его все же перехватывают, не давая пройти. — Терри, я сейчас могу сделать что угодно, — будучи без ангельских сил, Ли равен человеку, а потому в действительности может творить, что его душе вздумается, — лазейка правил, которой он пользуется, кажется, впервые и совершенно не знает, чем это может закончиться. Но в одном он уверен точно: правда на его стороне. Недоработка правил — не его проблема. — Пропусти меня и ступай своей дорогой. — Вы же понимаете, что меня из-за вас накажут, — давит он. — Из-за чего же? Скажешь, что он позвал к себе очередную жертву, — Ли вдруг начинает улыбаться. — Ой, ты же не можешь. Тогда тебя уличат в систематическом сокрытии преступления, да? Сколько ты здесь работаешь? Сколько закрываешь глаза на стольких жертв, м? — Минхо вновь начинает заводиться, срываясь с тормозов. — Тварь. Ничем не лучше этого ублюдка, — кивает в сторону кабинета Чхве. — Даже тогда не дал мне вступиться за Джисона, а теперь посмотри, где он, — Терри жмется, абсолютно соглашаясь с правдой, что произносит сейчас мужчина. Сам не раз уже думал об этом, не раз занимался самоуничижением, но все это пустое, совершенно не имеющее смысла. — Все, что произойдет с тобой после, лишь последствия твоих ежедневных выборов. Не я буду в этом виноват, а ты, — осталось на языке, но все же было услышано охранником. Он проходит мимо него, оставляя шлейф размышлений за своей спиной. Уверенным шагом поднимается по лестнице, открывая без раздумий и так не запертую дверь. — Какого черта? — подрывается с места мужчина, а после понимает, что это Минхо, и сладко ухмыляется, дивясь, что рыбка сама приплыла в его сети. — О, это ты, — оглядывает его все еще упрямо заинтересованным взглядом с ног до головы и довольно причмокивает. — Сексуально. — Да ну? Я думал, тебе только побитые жизнью наркоманы нравятся, — ответно ухмыляется Ли, приближаясь к нему. — Совсем не понимаю, как оказался в твоем вкусе. — А тебе разве нравятся другие? — нагло намекает на Джисона. И Минхо улыбается, зная, что живым из этого кабинета уйдет лишь один человек.…
Сколько уже прошло времени? Сколько он уже идет и куда? В чем вообще смысл этой дороги, если она никуда, по сути, и не ведет? Никаких опознавательных знаков вокруг, только бесконечный темно-серый асфальт. Звенящая тишина пугает, окутывая его все сильнее одиночеством. Он следует заведенному пути, совершенно не зная, для чего. Наверное, его что-то должно ждать в конце, какая-то цель. Но есть ли конец? Чтобы почувствовать хоть что-то, он решает хоть немного подать голос, поговорить, покричать хотя бы с самим собой. Почему же все было таким спокойным и светлым все время его беспробудного сна, но, как только он открыл глаза, его встретила пугающая пустота вокруг? Тучи следовали за ним по пятам, запутывая и так нескончаемую дорогу. — Агх, — он упрямо садится, не видя мотивации делать что-либо. Закрывает глаза, вновь и вновь возвращаясь к своему сну, последние моменты жизни вскрыли его потаенные желания, наградив сладким послевкусием неприятную по большей части жизнь. — Я умер, да? Может, это и есть мое наказание? Одиночество и пустота… — так грустно, однако привычно. Он словно в своей комнатке, но возвращаться в нее не хочется после того, как увидел, что жизнь бывает другой, счастливой, в заботе и тепле. Вновь зарывается носом в цветок — единственно живое нечто в этом месте. Гром заставляет его встрепенуться на месте, и он оборачивается, видя огромное торнадо, подгоняющее двигаться дальше. Джисон подрывается с места и бежит в противоположную от природного явления сторону. Чем быстрее бежит, тем ближе кажется ему ветряная воронка. И вот наконец он замечает вдали хоть что-то выделяющееся в пустоши — небольшой деревянный домик, похожий на тот, где он жил в Уллындо. Он на свой страх и риск забегает в него, подумав, что это его место назначения — цель, к которой он шел все это время. Прислонившись к двери спиной, он пытается отдышаться, еле справляясь с загнанным при беге дыханием. — Малыш, ты вернулся, — сердце пропускает удар, мгновенно узнавая нежный голос женщины. — М-мам? — обреченно выдает он, поднимая дрожащие глаза и видя перед собой ту самую, кого не хватало все эти годы. — Наконец-то ты дома, Джисон.…
Связанный Му Так, захлебывающийся в слезах, просит о пощаде, чувствуя, как с его бедер медленно стекает щиплющая кровь. Ли стоит перед ним, опираясь на рабочий стол, и вертит нож-бабочку, которому на вид более века, однако заточен как надо — мужчина уже успел проверить. — Я жду, — продолжает Ли, следя за сообщениями на телефоне, чтобы не пропустить новость о Джисоне. — Если я расскажу, ты меня отпустишь? — молит Чхве. — Нет, сказал же. Вариантов нет. Ты мне рассказываешь про Джисона, я тебя убиваю, а потом ухожу, — спокойно отвечает Минхо, когда чувствует вибрацию телефона в ладони. — Помолчи пару минут, боюсь, что мне могут надрать зад, если я не отвечу, — говорит он ему, возвращая грязный носок ему в горло, и отвечает на звонок. — Да, Сынмин? — Ты почему еще не дома? — спрашивает его раздраженно Ким. — Вскрытие еще не закончено, — обыденно отвечает Ли, совершенно не проникаясь чужой озабоченностью. — Тебя и в больнице нет, — Минхо закатывает глаза — терпеть не может, когда его, по сути, пасут. — Если я узнаю… — Что? Что ты мне сделаешь, Ким? — Минхо, не смей наступать на те же грабли. Мы уже это прошли, ты получил свое, так чего ты пытаешься добиться сейчас? — послышалось мычание за спиной Минхо, еще больше компрометирующее его положение. — Не смей хотя бы со мной так поступать. — Мин. — Нет, Мин. Послушай, я пережил достаточно, когда ты сошел с ума с этой принцессой. Я понимаю, тебе скучно, ты проникаешься всем этим бредом, но прекрати поступать, как эти же подонки. Ты ничем не лучше. — Заткнись, Сынмин. Ты ни черта не знаешь. — Даже если так. Ты отказался от насилия, так следуй же своему принципу дальше, не поддавайся минутной слабости. — Минутной слабости, — Минхо, удивленный происходящим, истерически усмехается. — Ты, блять, знаешь, что это существо делало с людьми на протяжении десятков лет? Сколько невинных пострадало из-за того, что он возомнил себя тем, кто имеет власть над человеческой жизнью? — он с каждой секундой заводится лишь сильнее и вновь приближается к Му Таку, держа прямо напротив него острие ножа, и видит, как округляются его влажные глаза, прося пощадить его. — Сколько раз его умоляли прекратить? Сколько раз говорили «нет», но он продолжал? Я сейчас выступаю в роли его судьбоносного наказания. Кармы. Я такой же человек, как он, так в чем проблема? Я не вмешиваюсь в равновесие небес, в жизненный поток, я лишь его урок — то, что он заслужил. — Минхо, иди домой и проспись. Через пару дней ты пожалеешь об этом, будешь сам корить себя, — вздыхает Сынмин. — Правда так думаешь? Я хоть раз говорил, что сожалею по поводу случая с Анастасией? — усмехается Ли, а у Кима больше нет сил все это слушать. — Мне жаль лишь тебя, потому что тебе было больно, когда меня наказывали, — но друг больше не слышит, сбросив трубку. Минхо тяжело вздыхает, сжимая в руке телефон и откидывая его куда-то позади себя на стол и, возвращаясь к Чхве. — Расскажешь? Откуда у Джисона ожог? — вытягивает ткань из его рта, получая плевок от его кашля прямо в лицо. — Мерзость. Не расскажешь, я не ограничусь одними лишь порезами, — запах лимона, соком которого он поливал его царапины, так сильно въедался в нос, заставляя морщиться. — Хочешь, чтобы полетел твой дружок, который совсем не может усидеть за ширинкой? — Н-нет-нет, — обеспокоенно закачал головой мужчина, и Ли с уставшим лицом отсел на кресло напротив, закинув ногу на ногу и сцепив руки в замок, желая уже наконец услышать историю с другой стороны. — Я… я приказал, чтобы ему сделали эту метку, — захлебываясь в слезах, начинает свой рассказ Му Так. — Они такие доверчивые были с этой девчонкой… как ее… Нана? Мелкая совсем была, лет двенадцати-тринадцати, а он за нее всегда заступался. Боевой пацан, я и подумал, что лучше его держать рядом, тем более после того, как их подружка сбежала. Я был уверен, что и они сбегут, а деньги-то приносил нехилые, обслуживая богатеньких клиентов. Я платил ему наркотой. — На которую сам и подсаживал, — прервал его озлобленный Ли. — Д-да… Но он с каждым разом просил все б-больше и больше. — Удивительно, как же так? — с сарказмом ответил ему Минхо, желая уже просто отрезать его бесстыдный язык. — Дальше. — Д-дальше… — он вздохнул, пытаясь вспомнить, как все произошло. — Дальше я заметил, как он засуетился, стал меньше употреблять, хотя и продолжал платить, — он сглотнул и резко перевел на Ли взгляд, кажется, что-то вспомнив. — Я тогда как раз и придумал ту схему с запугиванием. Он бы в любом случае попросил моей помощи. Сбежать от «Якудза» невозможно, даже ребенок знает. Но вот где я просчитался, так это, соврав про эту Нану. Сказал, что их обоих собираются перевезти в Японию, и тем же вечером Джисон нашел ее в ванной, — Минхо на миг представил, как подросток, недавно потерявший мать, находит еще и покончившую с собой подругу, еще и такую маленькую. Губа в тот же момент начала кровоточить от острых зубов, прикусивших нервно ее, но то, что сказал Му Так, после повергло его в еще больший шок: — У меня была мысль, что это он ее убил, но не уверен, что он на такое способен. Он перед этим подходил ко мне, умолял, чтобы я защитил их, обещал, что сделает все, чего бы я ни попросил. Я отказал ему, желая посмотреть, как он будет выкручиваться, как будет вести себя дальше. — Зачем? Зачем было все это? Почему нельзя было хотя бы обойтись без телесных повреждений? — Ли совершенно не понимал и уже буквально врезался ногтями в кожаную ткань кресла, желая узнать, есть ли хоть что-то человечное в черепной коробке мужчины. — Сломать его. Мне нужно было лишь это, — честно отвечает Чхве, тупя взгляд в пол. — И у меня получилось. Хотя стоит отдать должное Нане, она сделала за меня большую часть. Есть ли предел человеческой жестокости? Какое вообще оправдание здесь можно придумать? Тяжелое детство? — Тебя мама в детстве недолюбила или, может, наоборот, внушила, что тебе все можно, мразь? Какого черта ты считаешь, что можешь делать с людьми все, что тебе вздумается? Они были детьми. Детьми, блять! — кричит, вновь и вновь срываясь Минхо. В глазах непроглядная сухость, но ярость заполняет все жилы, зная, что теперь уж точно расстроит Сынмина. Он хотел передумать, хотел этому отродью дать шанс исправиться, но не после такого. Такое не прощается и уж тем более не забывается. — Кто напал на него вчера? — уже чуть выровняв дыхание, спрашивает Ли, подходя все ближе и смачивая вновь лезвие в цитрусовом кислом соке. — Да какая уже разница, если он подох? — продолжает вести себя высокомерно, невзирая на то, что на него буквально идут с ножом, что через пару мгновений перережет его линию жизни. — В этом и разница. Вы все должны оказаться под землей. Только вот не надейтесь на спокойствие после смерти, которая, я обещаю, будет мучительной. Но вот на небесах у меня возможностей куда больше. Издеваться над вашими гнилыми душами я буду еще очень-очень долго. — Кто ты, черт возьми, такой? — испуганно дрожит мужчина, чувствуя, как лезвие приближается к его ключице. — Запомни мое имя. Я Азраил, ангел смерти, который сегодня лишил тебя твоей разгульной жизни и спокойной смерти, — дьявольски ухмыляется он, профессионально нанося глубокий порез так, чтобы не убить, но заставить мучиться, что даже смерть покажется благодатью.…
— Мам, это правда ты? Я-я нашел тебя? — он осматривает женщину, что тепло улыбается ему, подходя осторожно все ближе, желая наконец обнять своего сына. — Да, мой хороший, — она обнимает его ладонями за щеки и стирает выступившие слезы большими пальцами, уводя их к вискам. Целует ласково в носик и прижимает к себе маленького потерянного ребенка. — Соскучился? — Мгм, — жалобно мычит ей в плечо, крепко-крепко сжимая в ответ. Кажется, если отпустит, то она растворится в теплом воздухе. — Пойдем покушаем, м? — Джисон кивает, но все еще не в силах разорвать кольцо из рук на ее талии. Женщина усмехается ему в макушку и плетется прямо с ним назад, вызывая смех уже у Хана. Он все же отпускает ее и смотрит на радостную, нежную, живую улыбку матери, необходимо согреваясь внутри. Он буквально не может отвести от нее взгляда, наслаждаясь каждым мгновением вблизи. Ему так чертовски хорошо, что он совсем забыл, где находится, что случилось несколькими часами ранее, он только здесь, только сейчас. В доме так светло и тепло, аккуратно и совсем не бедно. Они разговаривают с мамой обо всем на свете, о разных глупостях, о книгах, что он успел прочитать за свою жизнь, но так или иначе обходят стороной любые болезненные темы, не желая портить их мимолетное счастье. Он лежит на ее коленях, наслаждаясь трепетными поглаживаниями по волосам, и не может ни на секунду подавить радостную улыбку, ведь ему, по правде, невероятно хорошо. Кажется, это все чего он так хотел все это время, — вернуть маму и спокойную беззаботную жизнь. — Может, пойдешь поспишь? — видит, как слипаются его глаза, женщина. — Мне бы тоже не помешал отдых, — вглядывается в его лицо, проводя тыльной стороной ладони невесомо по его лицу, продолжая одаривать его своей нежной улыбкой. — Да, конечно, — кивает он, но встать не может, боясь потерять хоть крупицу материнской любви. Он бы и не согласился вовсе, если бы она не сказала, что ей тоже нужен сон. — Давай, я никуда не денусь, слышишь? — Хан вновь кивает и, наконец, поднимается с дивана и осматривается вокруг, не зная, куда идти дальше. — Дальняя комнатка, Джисони. Он идет именно туда, еще несколько раз оборачиваясь, чтобы убедиться, что мама здесь, что она не исчезла. Открывает неспешно дверь и осторожно заходит, слыша звуки телевизора, странно косясь вглубь комнаты. Застывает у стены, видя сидящего на кровати мужчину, уплетающего за обе щеки мороженое и с любопытством смотрящего какой-то сериал. — Минхо? — моргает пару раз дрожащими ресницами, совершенно не зная, что ему делать дальше. — Тише! — шикает на него Ли, всего на пару секунд отвлекшийся от очередных страстей. — Садись рядом, — Джисон осматривается и понимает, что он вошел в его квартиру — та же большая студия, кухня, ванная, и это так безумно пугает его. Он оборачивается, открывая панически входную дверь, и убеждается, что мама все еще находится за ней, в том же доме и на том же месте. — Теплых снов, сынок, — посылает ему воздушный поцелуй и продолжает светиться. Хан как-то странно кивает и возвращается к Минхо. Усаживается у кровати, вблизи чужих ног, и тихонько пытается расслабиться в чужой компании, не желая мешать. Главные герои вновь помирились, и Джисон улыбается, видя, как радуется этому старший, зная, как он переживал за них в прошлый раз. Не в силах отвести взгляда от его живых эмоций, он укладывает голову на край постели и украдкой смотрит на Ли, пальцами осторожно находит его спрятанную в розовом носочке голень и незаметно поглаживает, замечая, как тонким слоем окрашиваются чужие щеки в более пунцовый оттенок. А ты такой стеснительный, оказывается. Неужели это и есть его рай? Его спокойная жизнь после смерти? Идеальная жизнь? Идеальная смерть? Он и правда может расслабиться здесь, не возвращаясь к мыслям о прошлом? Оставить все переживания, всю боль позади, лишь наслаждаясь прекрасным? Джисон осторожно принюхивается к чужому колену, замечая, что мужчина совершенно ничем не пахнет, и немного пугается такого отличия от жизни. Смотрит вновь на Ли, видит, какой он настоящий, но совсем не источает привычный аромат, словно какая-то кукла, моделька, играющая роль. Резко приходит осознание, что вокруг вообще ничего не пахнет, кроме цветка, что сейчас прячется в его кармашке. Тревожность едва ли подкатывает к его горлу, заставляя думать в неприятном ему направлении. Если он выйдет сейчас за дверь, мать так и будет стоять на месте в ожидании его отдыха? Как бы ни хотелось сохранить эти моменты, он на свой страх и риск поднимается, подходит вплотную к двери, опускает ручку вниз, выглядывая вновь в гостиную. Его встречает успокаивающая пустота, он проходит внутрь и аккуратно идет в комнату матери, убедиться в том, что на самом деле все нормально и страхи лишь в его голове. Как и ожидалось, женщина спокойно спит на большой мягкой постели, смотря который по очереди сон. Расслабься, Джисон. Возвращается к Ли, перед этим заходя в ванную комнату, хотя бы на миг увидеть себя. Он выглядит намного лучше, чем было на смертном одре. Следов болезни нет, цвет кожи слаще цветочного меда, губы красивого розовато-красного тона, но, снимая черную водолазку, некогда принесенную Ли, он видит следы, что никуда не делись. Шрамы и мелкие ожоги от различных сексуальных игр до сих пор уродуют его торс. Он прикусывает губу, в ненависти к себе и все же решается обернуться, через плечо видя, что и спина все та же. Неужели это будет со мной всегда? Он включает воду, чтобы ополоснуть лицо, и вновь удивляется, не чувствуя температуры. Может, так и должно быть? Хотелось бы, чтобы хоть кто-то объяснил, как устроена жизнь поднебесной. Что вообще нужно делать? Получать удовольствие от счастливой картинки любимых людей, что ведут себя в действительности по-настоящему? Это странно. Но он попытается расслабиться, стараясь не включать мыслительные способности. Это его мир, и он может им управлять, ведь так? Здесь все происходит именно по его желанию, по его нужде. Хан, не одеваясь обратно, выходит и роется прямо в вещах мужчины, выбирая то, что наиболее приятно взгляду. Накидывает на себя розовый свитер, вновь расстраиваясь, что не чувствует его запаха, и достает светло-зеленый для Минхо, не спрашивая, кидает прямо ему в удивленное происходящим лицо. — Ч-что ты делаешь? — все же подает признаки жизни Ли. — У тебя своих вещей нет? — да, именно таким Джисон его и видит: строгим, напыщенным, но в любом случае чудаком, который не смеет отказать и как надевает то, что кинули ему, так и позволяет взять вещь, которую выбрал для себя Хан. Джисон застывает, когда вылезает из горловины и видит, как Минхо переодевается при нем. Кажется, впервые видит его без какой-либо верхней одежды и ловит себя на мысли, что именно таким и представлял его торс, идеальный, будто смазанный маслом — настолько он светится, отражая каждый луч света в комнате. Вкусно. Боже, что? Быстрым шагом возвращается в ванную, боясь даже в лицо сейчас посмотреть Ли. Однако почему? Это его мир, его правила. Но неужели он может делать то, что ему вздумается, совершенно безнаказанно? Он понимает, что человек за стеной — лишь иллюзия, не имеющая практически ничего общего с настоящим Минхо, но гнусные желания кажутся совершенно неуважительными именно к тому, кто смог покорить его закрытое сердце. И откуда вообще взялось желание? Чем больше он думает об этом, тем сильнее его съедает стыд, неловкость и осуждение. Джисон, если подумать, никогда не испытывал сексуального влечения к настоящим людям — не было такого опыта, когда в действительности хочется отдать кому-то свое сердце и в то же время слиться телами. Его всегда лишь использовали, и как такового наслаждения никогда не было, и сейчас так странно видеть и чувствовать легко подрагивающий пах, словно он какой-то подросток, не знающий, что это и как этим пользоваться. Он не девственник — далеко нет, однако чувственного настоящего акта любви не испытывал до сих пор. Он тяжело вдыхает и выдыхает, стараясь восстановить дыхание и прийти в нормальное состояние, ведь он всего лишь увидел Минхо без футболки, так в чем же проблема? Прикасаться к себе также неприятно и омерзительно, давать сделать это вымышленному Ли тоже гнусно, а потому лучше просто-напросто избавиться от неприличных, как ему кажется, желаний и насладиться обоюдной компанией, как привык за последний месяц. Наконец выходит, мигом видя обеспокоенные его настроением глаза Минхо. И неспешно подходит ближе, усаживаясь теперь за его спиной на подушки. — Все… в порядке? — спрашивает мужчина, поворачиваясь к нему. И выглядит он, как всегда, чудесно — зеленый цвет так красиво выделяет его глаза, а губы, кажется, еще более налиты кровью, что прикоснуться к ним сейчас — единственная мысль Джисона. Он подается вперед и хватает его за ворот свитера, притягивая к себе, но не спешит. Носы практически соприкасаются, а Ли испуганно смотрит в чужие зрачки, пытаясь понять, что тот задумал. Испуганный маленький кролик, еще больше затягивающий узлы внизу живота, так сильно желая его попробовать. — Ты когда-нибудь целовался? — неслышно спрашивает Хан, согревая чужие губы теплом своего дыхания. — Д-да, — мужчину будто загнали в клетку, именно так мечется он точно перед хищником. — Да? — удивляется Джисон, ухмыляясь шире. — С тобой же, — напоминает ему Ли, и Хан лишь сейчас вспоминает момент своей смерти, лишь сильнее улыбаясь тому, что тот доказал, что он всего лишь плод его воображения. — И как тебе? Хочешь повторить? — смелый лишь с собственным разумом, зная, что вряд ли ему здесь кто-то откажет. — А ты? — его рука случайно находит чужое бедро в попытке опереться хоть на что-то и неловко сжимает, заставляя Джисона как-то звонко выдохнуть, покрывшись в мгновение румянцем. Ухмылка не заставляет себя долго ждать, и Ли действует именно так, как нужно сейчас парню, заваливая его на подушки и наконец снимая со своей кофты его вцепившийся мертвой хваткой кулак. — Скажи мне, чего ты хочешь. — Ты и так все знаешь, — отвечает чужому огоньку в глазах Хан и уже открыто смотрит на губы мужчины. Минхо начинает потихоньку двигаться, поднимая ладонь по его бедру все выше и выше и уже проникает под ткань кофты, чувствуя, как все вокруг начинает гореть. Носом скользит по чужой щеке ближе к уху, оставляя невесомые отпечатки своих поцелуев на его коже. — Джисон, не засыпай, тебе еще нужно выбраться отсюда, — слышится в его ухе, и он резко отстраняется. — Что ты сказал? — смотрит испуганно на такого же мужчину он. — Я молчал… В чем дело? — он пытается приблизиться, но Хан отчаянно ему запрещает хоть на сантиметр подойти ближе. — Кто ты и что я здесь делаю? — спрашивает серьезно, боясь непонятно чего. — Эй, это я, Минхо. Тебе нехорошо? Ляг отдохни, я не буду тебя трогать, — такой же милый, как и настоящий Ли, но Джисон отчетливо чувствует, что здесь что-то не то. Вновь выходит за дверь, двигаясь спиной, словно в попытке перехватить удар, но мужчина продолжает сидеть на своем месте, не смея даже прикоснуться к нему без разрешения. В гостиной вновь пусто, и он идет к той двери, сквозь которую вошел в дом. Открывая, видит темно-зеленый лес. Деревья посажены слишком близко друг к другу, что буквально не дает ему пойти в неправильном направлении. Впереди лишь вытоптанная дорожка и ничего более. Он оборачивается, замечая, что позади него теперь лишь такие же ели. Дом исчез, и он снова в начале своего пути. — Мам, — прикрывает ладонями рот, теперь уже неуверенный, что сделал правильный выбор. — Мин…хо, черт, — отворачивается и идет более уверенным шагом вперед — больше некуда. Хотя теперь, кажется, немного начинает понимать правила игры.…
Минхо вытирает мокрые в алой крови руки и в последний раз смотрит на результат своей работы, понимая, что Му Так еще легко отделался, но совершенно не осознает, почему внутренне испытывает угрызения совести. Дело в Сынмине или все же здесь что-то другое? Он отказался от насилия, свято веря, что это нечто ужасное, однако действительно ли так плохо, что он наказал того, кто причинил столько боли огромному количеству людей, среди которых были и маленькие ни в чем не повинные дети? Ли не жалеет, что в мире на одного ублюдка стало меньше, но в то же время, как и сказал Сынмин, чем он лучше? Сам такой же преступник, от которого следовало бы избавиться, но никто не желает этого делать, тем самым давая ему то самое заслуженное наказание — жизнь. Он спускается на танцпол, недобро скалясь, и двигается прямиком к Кихуну — бармену, которого успел заприметить еще давненько. Подходит к нему, усаживаясь за барной стойкой, и не прекращает сверлить глазами. — Ром, самый крепкий, пожалуйста, — тот смотрит на Ли с опаской, видя его нездоровый взгляд, но делает, что попросили. — Побольше, ну, — следит за его действиями, замечая, что их как нельзя кстати оставили лишь вдвоем. Кихун ставит перед ним стакан и собирается уходить, как его руку вдруг перехватывают, удерживая прямо на деревянной столешнице. — Что вы творите? Отпустите сейчас же, — Минхо сладко улыбается, смотря, как еще больше начинает трястись от страха мужчина перед ним. — Устал, наверное, всю ночь один работать, да? Некому подменить после ухода Джисона, — говорит с ним Ли, сводя брови на переносице, ехидно глумясь. — Точно, ты же его дружок. Передай ему, чтобы возвращался, пока его не прикончили, — Минхо толкается языком в щеку, когда чувствует, что тот уже более ожесточенно вырывается из его хватки. — Сам-то не хочешь ему передать? — усмехается, смотря безумнее прежнего. — Джисон умер, всего ничего не хватило до Нового года. Не хочешь его поздравить? — тот уже затрясся, замечая следы крови на чужой щеке и лишь сейчас осознавая, что все сказанное — прямая угроза. — Отпусти меня, больной ублюдок! — Я-то больной ублюдок? Правда? А не вы ли все это время, как коршуны, клевали бедного парня, м? Безнаказанно выбивали из него деньги, заставляли торговать наркотой и телом, не вы? — Это все Му Так! — оправдывается Кихун, замечая, как в другой руке мужчины что-то заблестело серебряным светом. — С ним мы уже пообщались, — невинно улыбается ему Ли. — Он мне сказал и про тебя. Про то, как ты подставлял Джисона, как отвратительно поступал. Кстати, а не ты ли тогда рассказал, что Джисон хочет завязать со всем этим дерьмом? Ты ведь, — острие резко приблизилось к чужой руке, но не воткнулось, однако успело вызвать тоненький вскрик, оставшийся незамеченным пьяной аудиторией. — Тебе есть, что мне еще рассказать? — Н-не знаю о чем вы, н-но мы с Джисоном не так много общались. — А кто настаивал, чтобы Барам привела Джисона к вам? Тоже не знаешь, о чем я? — Кихун уже как-то неуверенно качает головой, боясь, что может случиться дальше. Лезвие медленно, но верно проходит через кожу, сухожилия, мышечную ткань и кости внутрь, заставляя мужчину дрожать, жмурясь от боли. И самое приятное для Ли в этой ситуации — на них никто не обращал внимания. Никто не мог помочь ему, как это всегда было с Ханом. Он сумасшедше улыбается, отдавая бразды правления своим разумом Азраилу — своей главнейшей ипостаси, их нельзя делить, ведь они, по сути, одно целое, одно существо, которое слишком долго подавляло в себе чувство несправедливости и боль от собственной беспомощности. — Ну же, скажи мне. — Я-я, — голос дрожал, он сквозь пот и слезы все же решил играть по чужим правилам, понимая, что тот и так уже все знает. — Что насчет Барам? Она была с тобой заодно? — Кихун отрицательно качает головой, уже совершенно не думая о том, что говорит. — Это ты ее испортил? Много тебе за них заплатили? За искалеченные тела и души, что уже не собрать обратно? — Минхо наконец вспоминает про ром, благородно налитый руками бармена, и выливает его прямо на прибитую острием ножа ладонь, видя, как тот даже не замечает этого, захлебываясь в слезах. — Подскажи мне последнее, крысеныш… Кто наносил увечья Джисону? — вздыхает, чувствуя жужжание телефона, но не может ни на секунду отвлечься. Лицо мужчины напротив стремительно бледнеет, и терять здесь время совершенно не хочется. — Ну. — Н-не помню, — мотает головой, испуганно вздергивая глаза на Ли. — Не помню… П-правда не помню. — Ну, я тогда позже зайду, а ты пока вспоминай, — ласково говорит Минхо, вытаскивая из кармана пальто зажигалку и, смотря с улыбкой ему прямо в глаза, поджигает ладонь. — Я вернусь, — сквозь крики паники шепчет Ли и отворачивается, оставляя за собой нож. — Ало, — выйдя на улицу, отвечает на звонок, понимая, что результаты готовы. — Понял, уже еду. На улице холодно. В обыденной жизни мужчина не замечал этого, всегда правильно подстраиваясь под любую температуру. Сейчас же в действительности устал от пыток, и холодный ветер лишь ухудшает ситуацию, не давая возможности спокойно дойти до такси. Смотрит на себя в тени в камеру телефона и стирает ранее незамеченную кровь, все думая то про Сынмина, то про Джисона. С первым не помешало бы нормально поговорить, а второго он не увидит еще около месяца — время, данное на упокоение души. Осознает, что в действительности уже скучает, сейчас бы беззаботно гулять по островному лесу, лежать на выдуманном пикнике теплым днем на пляже и пить горячий чай, укутывая Хана сильнее в покрывало, а не вот эта суета. Едет прямиком в больницу, согревая ладони теплым дыханием, и вновь задумывается о том, как не замечал всех этих вещей, будучи сверхъестественным существом. Вот проголодался, а там уже и спать захотелось, ведь выносливость в разы хуже прежней. Однако он справляется со всем, не разрешая себе отдохнуть — не сейчас, сначала нужно закончить с делами. У него всего чуть больше недели на то, чтобы творить весь беспорядок безнаказанно, а после он сможет выдохнуть, вновь погружаясь в одиночество и обыденную, порядком надоевшую скуку. Без Джисона не то, без Джисона не так. Хан вдыхал в него жизнь, а значит, он должен научиться жить так же, как тот, повторяя его действия. Ему нужно научиться всему в одиночку. Хан неспроста появился на его пути, он уверен, а потому впитывает пользу от их встречи всем, чем только может. Влюбленность, конечно, совершенно не играет на руку, лишь усложняя положение обоих. Возвращение парня как трепетно ожидается глубоко в сердце, так и хочется все же немного оттянуть. Может, он остынет за это время, и тогда спасет обоих от ненужных проблем? Хоть бы так… Он проходит к нужному кабинету и стучит пару раз согнутым указательным пальцем по двери. Ждет пару минут, когда знакомый врач вновь кивает ему в знак приветствия. — Не буду тянуть. Умер от болезни, передозировки не было, избиение сильного ущерба не нанесло. Он бы в любом случае… — Ли облегченно выдыхает, чувствуя, как потряхивает все тело. — Вы в порядке, Господин? Давайте возьму вам кофе? — кивает на автомат, стоящий неподалеку. — Нет-нет, я сам, — коротко улыбается ему, чуть потрепав по плечу, и забирает из его рук результаты. — Про мать что-то нашел? — Да. Парень настоял на кремации, адрес колумбария вот, — передает ему маленький квадратный листочек Ён. — Умерла, как вы и сказали, от механической асфиксии вследствие удушения петлей. — И ничего подозрительного? — И ничего подозрительного, — кивает в подтверждение своих слов ему врач. — Понял. Спасибо, Ён, — он протягивает ему толстенький конверт с деньгами и решает попрощаться. — Тогда займись кремацией, а я организую похороны. — Похороны? У него кто-то еще есть? — удивляется мужчина, задумываясь, что, кроме Минхо, пока никто не интересовался его смертью, а из близких — лишь умершая мать. — У него есть я, — большего не нужно, и Ён понимающе кивает, забирая свои бумаги из его рук, и возвращается к себе в кабинет. Ли обессиленно усаживается на мягкий диван, сделав себе заранее маленький стаканчик капучино — единственное, что еще можно пить помимо латте. Мужчина не любил горький крепкий кофе, напротив, всегда добавлял сладкое молоко и сиропы. Жизнь и так полна горечи, чтобы еще напитки делать такими же, — думал всегда он. Поднимая давление, он набирает попутно Сынмину, надеясь, что тот хоть с десятого раза возьмет трубку, но безуспешно. Его открыто игнорируют и логично его поступкам обижаются. Кима расстраивать не хочется, и поведение его более чем понятно, но Минхо, как бы ни хотел признавать очевидного, уверен на все сто, что он не мог по-другому. Его никто не просил об этом, он сделал все лишь для себя, чтобы угомонить чувство вины за столько лет бездействия, смотря на то, как страдают невинные души, которые так или иначе оказались в нужных им условиях. Да, все зависит от наших решений, но прямо боль никто не выбирает. Лишь косвенные, по сути, выборы приводят нас к тому, где мы «должны» быть. Никто не знает, что будет впереди, и каждый надеется лишь на лучшее, иногда ошибаясь, кто по мелочи, а кто крупно подкосив свою жизнь. Он стоит на крыльце прямо перед больницей и видит, как скорая привозит людей одного за другим, понимая, что Джисон не один так грустно закончил свою жизнь во всеми любимый праздник. Врачи не торопятся, выполняют свою работу, осознавая, что тех уже не спасти: пульса нет, дыхания тем более. Ли молча смотрит на теплеющий рассвет, сокрушаясь, что не чувствует сейчас чужой головы невыспавшегося парня на своем плече. Хан часто пользовался моментом, собственной слабостью и чужим великодушием, удобно умещаясь рядом с Минхо. Мужчина знал, в какой момент он начал симпатизировать Джисону, знал и когда тот перестал отрицать свои чувства, когда принял и расслабился в его присутствии, но тот так и не признался ему. А был ли смысл, если все и так было ясно? Сам вряд ли поделится своими чувствами, рискуя поставить в тяжелое положение обоих, но чужие всегда будет хранить в своем сердце глубокой тайной. Секретом, чьего шепота достойны лишь их уста и души.