Spinas et rosas

Магическая Британия, Лондон, май 1995 года. В сквере цвели и благоухали кусты сирени. Они радовали людские глаза лишь в мае, и, вероятно, поэтому всякий ценитель прекрасного останавливался у светлых кистей и подолгу любовался нежными лепестками, стремясь взглядом запечатлеть мимолётную красоту на год вперёд. Рядом с сиренью росли алые розы с трепетными бутонами, влекущими к себе, и шипами, не позволявшими сорвать цветок, но не умаляющими его великолепия. Розы вовсе не сочетались с сиренью, и всё же у них было кое-что общее – они были прекрасны. А напротив клумб стояло здание, совершенно противоположное этим цветам – с тёмными кирпичными стенами, тяжёлым замком на полуоткрытой двери, высокими маленькими окнами, в которых то и дело загорались жёлтые огоньки и ветхой крышей с изломанными кусками черепицы. На двери была прикреплена табличка с металлическими буквами – название заведения: «Трактир "Кабанья голова"», полностью соответствующее его внешнему виду. Трактир этот не пользовался популярностью у большинства гуляющих здесь, да и вообще считалось, что это место для «тёмных личностей» – бывших Пожирателей Смерти, преступников и бродяг, поэтому многие, полюбовавшись цветами, переходили на другой конец улицы к пабу «Три метлы» – многие, но не те, кто появился сейчас на аллее. – Здесь «Кабанья голова»? – спросила, проходя мимо клумб, молодая женщина. На вид ей было не более двадцати четырёх лет; у неё были выразительные и большие оливкового цвета глаза, застенчиво прикрытые длинными тёмными ресницами, длинные льняные волосы, тонкие тёмные брови и кожа мраморной белизны; она воплощала собой утончённость и изящество. Эта леди была одета в струяшее светло-сиреневое платье и белые лодочки, и наряд подчёркивал её хрупкость. Вряд ли кто-то, увидев красавицу, смог бы поверить, что она собирается в трактир. – Да; тут вход, – ответила, указывая на дверь, её спутница. Она была немного выше подруги; её густые волосы золотисто-орехового цвета были распущены и вились на концах. Во взгляде её небольших серых глаз угадывались проницательность и некоторая гордость. Из прочих черт выделялись прямой нос и несколько угловатые плечи. На ней было приталенное платье глубокого тёмно-зелёного, почти чёрного оттенка и полупрозрачные чёрные перчатки до середины предплечья. Молодые женщины подошли к двери; та, что была в перчатках, потянула за ручку, дверь открылась, и они вошли в трактир. Здесь была полутьма; немногочисленные жёлтые лампы, находившиеся прямо под потолком, едва ли могли достаточно осветить помещение. Окна наполовину были занавешены льняными шторами; у стен стояли тёмные деревянные столы, стулья, даже кресла со шкурами животных, а в самом конце зала на стене висело зеркало и над ним – голова дикого кабана, которой трактир обязан был своим названием. Посетители были под стать интерьеру помещения: среди них почти не было женщин; все играли в карты, пили огневиски, текущий через края больших кружек, до упаду танцевали джигу. Из каждого угла раздавались возмущённые возгласы, ругательства, громкий смех, стук и звон бокалов. – Фрида... Может, уйдём отсюда? – шёпотом спросила золотоволосая девушка, с опаской глядя на одного из посетителей – одетого в тряпьё, лохматого, скалящегося, похожего более на зверя, чем на человека. – Нет, – ответила Фрида, – я не хочу идти в «Три метлы» и смотреть на грязнокровок. Отдохнём и здесь, только в другом зале. – Что ж, будь по-твоему, – сказала Мадлен (так звали блондинку) и поспешила пройти дальше. – Стакан огневиски? – Леди, не хотите ли потанцевать? – Сыграем в карты? – Эй, красотки, подите-ка сюда! На все эти фразы Фрида ничего не отвечала, только равнодушно глядя по сторонам; Мадлен отклоняла любое предложение, следуя за ней и думая о том, как бы поскорее покинуть это заведение, казавшееся ей с каждой минутой всё меньше пригодным для отдыха. Второй зал был гораздо просторнее, а посетители там – гораздо приличнее и, по-видимому, выше по статусу, чем находившиеся в первом зале. Молодые женщины заняли столик и начали наблюдать за сидящими на соседних местах. Одного из посетителей, длинноволосого блондина с тонкими чертами лица и надменным взглядом, всё ещё молодо выглядящего, несмотря на приближающееся сорокалетие, девушки узнали сразу: это был Люциус Малфой, после падения Тёмного Лорда построивший карьеру в Министерстве Магии и прослывший двуличным и не чуждающимся предательства. К нему министры относились, кажется, наиболее благосклонно и даже сын Люциуса пользовался авторитетом в Хогвартсе. Сидящий рядом и играющий с блондином в карты человек был словно противоположностью мистера Малфоя; его вытянутое лицо с тонкими тёмными усиками, тёмно-русые волосы, длинный ястребиный нос, высокий лоб наряду с узкой челюстью, возможно, не были красивы, но были выразительны, а голубые глаза казались даже ярче глаз Люциуса. Этого человека Фрида видела в Министерстве, где недавно устроилась работать магом-прозектором. Третий их собеседник сидел спиной с молодым женщинам, но можно было разглядеть его уложенные светлые волосы с проседью и опрятный костюм. Рядом с ним сидела женщина с гладкой огненно-рыжей косой в тёмном синем платье. Она ярко жестикулировала, много разговаривала, и её бледная рука чаще других подымала бокал огневиски. Через некоторое время, когда рыжеволосая женщина встала из-за стола и вместе с блондином ушла к танцующим, а игроки в карты остались, к мужчинам начали подходить другие посетители – видимо, тоже желающие сыграть. Кошельки и сумы в их руках давали понять, что игра будет на деньги; Люциус и человек с картами не отказывались, а наоборот, с усмешкой кивали и отодвигали стулья, как бы предлагая присесть. Фрида поднялась со места и встала в самый конец очереди этих авантюристов, которых едва ли не с каждой секундой становилось всё больше, решив понаблюдать за ними. Мадлен осталась сидеть, но не сводила глаз с играющих. Несколько минут спустя вокруг стола картёжников появилась почти толпа; как отметила Фрида, большинство закончивших игру проигрывали, судя по их расстроенным лицам и возмущённым возгласам. Она предполагала, что игравший с ними брюнет – шулер, но ещё сомневалась. – Обобрал до нитки! – взревел широкоплечий мужчина, стукнув кулаком по столу, но покинув игроков. – Да это сам дьявол! – вторил ему голос более молодого игрока, от стыда скрывшего лицо за тёмным капюшоном. Однако, не всё было так печально: несколько партий сыграли вничью, и ещё несколько закончились проигрышем владельца карт, что вкупе с действием бокалов спиртного развеяло сомнения игроков насчёт его честности. Наконец подошла очередь Фриды. – Добрый вечер, леди, – произнёс темноволосый мужчина, перетасовыавя колоду карт. – Добрый вечер. Как к вам обращаться? – невозмутимо спросила молодая женщина. – Господин Макнейр, – ответил он, взглянув на неё и тут же опустив глаза. – Хорошо, господин Макнейр, – Фрида приподняла брови и едва заметно усмехнулась. Она чувствовала себя как никогда уверенно, сама не понимая причину такого состояния. – Начнём игру? – Начнём; определите только ставку. – Два галлеона. – Принято. Начинаем. Соперники вытянули карты. Фрида внимательно смотрела на руки Макнейра, стараясь заметить возможный подвох, но безрезультатно. Раз за разом вытягивала она карты, и раз за разом проигрывала. – Сыграем ещё раз! Два галлеона! – повторяла молодая женщина, а её соперник был, конечно, рад пересыпать очередную горсть монет в кошелёк, обшитый красным атласом. Потеряв четырнадцать галлеонов, Фрида окончательно уверилась в том, что это неспроста. В очередной раз пересыпая деньги в ладонь Макнейра, она схватила карты, взглянула на них и увидела в углу трефовой дамы тёмно-синюю точку, а в углу пикового туза – тёмно-красную. – Что это значит? – прошептала Фрида. – Это значит, что мне не занимать предусмотрительности, – ответил её соперник. – Верните мне мои четырнадцать галлеонов, и я никому ничего не скажу. Мы просто закончим игру. – Обойдётесь без галлеонов. Пусть это будет вам уроком, – ухмыльнулся Макнейр. – Я повторяю: отдайте деньги, иначе я вас изобличу. – Идите, леди, и не задерживайте очередь. Ваши четырнадцать галлеонов теперь мои. Молодая женщина резко встала и подняла карты высоко над головами зевак, выставляя на всеобщее обозрение. – Глядите, леди и джентльмены, – сказала Фрида со странной невозмутимостью, – вот это карты шулера и лжеца, обманувшего нас и укравшего наши деньги. Подойдите, если не видите, что они крапленые! – и прибавила, повысив тон: – Подойдите же! Множество любопытных глаз смотрело на карты, все, вытянув шеи, старались разглядеть отметки – и разглядели. Возмущённый ропот прокатился по толпе; никто из зрителей не знал, как реагировать. – Женщина проиграла и не хочет этого признать – и не более того! – Макнейр старался казаться твёрдым, но его бледное, как полотно, лицо и трясущиеся руки выдавали все истинные чувства и подтверждали: он врёт. – Верните деньги! – кричали одни. – Успокойте эту сумасшедшую! – ревели другие. Конечно, в толпе не могло не быть Мадлен. Молодая женщина стояла, не смея сдвинуться с места, в ужасе от происходящего и от осознания того, что она ничего не может сделать. – Леди, вам здесь не место. Ни у стола, ни в кабаке. Уходите! Уходите, мисс Лавуа! Мадлен обернулась; человеком, узнавшим её, был Северус Снейп. Оба они работали в Хогвартсе: Северус преподавал Зельеварение, Мадлен – Чары, заменяя недавно уволившегося Флитвика, и были немного знакомы. Мисс Лавуа была очень удивлена, увидев в этой толпе чёрные волосы, крючковатый нос, тонкие губы и тёмные глаза своего коллеги, ведь она поверить не могла, что Снейп пойдёт в такое место. Изумление Северуса было ничуть не меньше: подумать только, здесь, в трактире, где собираются самые отчаянные преступники, пьяницы и повесы, здесь – такая хрупкая и элегантная женщина. – Уходите, вам здесь не место, – повторил он. – Какое вам дело до моего присутствия в трактире? – Сейчас тут почти наверняка начнётся драка! – Снейп уже взял её за руку, собираясь увести. – Здесь моя подруга! – Умалишённая с картами? – Да. И не смейте так о ней говорить. Северус замолчал, будто не зная, что ответить и остался стоять рядом с Мадлен, наблюдая за происходящим. Макнейр уже терял терпение, будучи бессильным перед истиной; в конце концов он решил прибегнуть к последнему средству, которое, возможно, могло заставить замолчать его соперницу; он сорвал со своей левой руки изорванную чёрную перчатку без пальцев и бросил на стол перед Фридой. Жест этот был понятен без слов: брошенная перчатка означала вызов на дуэль. Читатель, вероятно, посчитает недальновидным решение о поединке из-за такого пустяка, но для посетителей «Кабаньей головы» это было не в новинку, ведь дуэли проходили почти каждый день, а хозяин трактира позволял пришедшим всё. Фрида машинально подняла перчатку и встала, показывая согласие на проведение поединка. Соперник надеялся, что молодая женщина проявит робость, но в её глазах были только пренебрежение и насмешка, что ещё больше раздражало и одновременно распаляло Макнейра. Противники встали напротив, не говоря ни слова и только глядя друг на друга с крайней неприязнью; посетители, напротив, заказывали очередные бокалы огневиски, хохотали и толкались, кричали, требуя «новых зрелищ». Дуэль начал, по обыкновенно, вызвавший на поединок. – Эверте статум! Фрида едва увернулась от отталкивающего заклятия, задевшего только её плечо и заставившего развернуться; тотчас она снова повернулась лицом к Макнейру, тихо выругалась и воскликнула, направив палочку на стул: – Ваддивази! И этому дуэлянту повезло волею случая: стул пролетел мимо, разбив стеклянный сервиз. – Какая меткость! – съязвил Макнейр, потерявший всякую осторожность. Это дорого ему обошлось: руки мужчины тотчас покрылись кровоточащими нарывами, вызванными заклятием «Фурункулус», которое произнесла Фрида и добавила: – Импедимента! Пользуясь замешательством противника, молодая женщина подошла ближе, чтобы наверняка попасть в него связывающим заклинанием, но сделала это слишком медленно; раздался крик «Сектумсемпра!», и Фрида почувствовала на своей щеке тёплую и влажную кровь. – Таранталлегра! – снова крикнул её противник. Мадлен, неотрывно глядящая на подругу, вполголоса вскрикнула, но страх её оказался напрасным. Даже не владея собственными ногами, Фрида с успехом отбивалась и частенько брала верх над соперником под восторженный рёв толпы; разбивались тарелки и бокалы, грохотали падающие стулья, кричали дуэлянты. Макнейр недооценивал опыт молодой женщины, которая в школьные годы была на дуэлях одной из лучших и уже почти повергла противника наземь, как вдруг на середину «арены» выбежал хозяин трактира, высокий старик с длинной седой бородой. – Вы что тут мне устроили? Что происходит? Я всё готов перенести – пролитое огневиски, пьяниц, грязь, даже самых отъявленных негодяев в трактире, но это уже слишком! Посуду вздумали бить! Дуэлянты! Вон отсюда, или живо пойдёте в Министерство! Участники поединка рванулись к выходу сквозь толпу и вскоре скрылись. Северус, до сих пор державший бледную от ужаса Мадлен за руку, поволок её к выходу; мисс Лавуа не сопротивлялась, сама торопясь покинуть это ужасное место. Когда оба они, наконец, вышли из «Кабаньей головы», красавица спросила: – Где Фрида?