Безысходность

Этот тип — обыкновенная штабная крыса. Подполковник, а понтов, как у генерала. И что Рейчел в нем нашла? Самый обычный сноб в пафосных солнцезащитках. Ник следит за ним пристально, когда тот раздает бездарные указания, оставаясь все с той же нелепой миной на лице и не замечая насмешек. Молодой блондин с непомерными амбициями — на поверку его и солдатом-то не назовешь, а полковником и подавно. Ник таких повидал уже с сотню: какие-то из них были на самом деле хорошими ребятами, но почему-то встрять ему повезло именно с этим конкретным мудаком. Подполковник Эрик Кинг упорно пытается показать всем свой авторитет, и Ника от этого воротит. Да потому что по тому видно, что рохля. Сидел бы и дальше в штабе и работал над своим драгоценным «Целусом» — так нет же, его потянуло обратно. Нику часто приходилось становиться свидетелем семейных разборок, так что он заочно знал Кинга как уже успевшую набить оскомину занозу в заднице, которой здесь только и не хватало для полного пиздеца. Так и есть: отправляются непонятно куда и непонятно зачем, но самое интересное — непонятно с кем. Радует только, что и Джейсона закинуло в ту же песочницу. В конце концов, им не впервой делить одно дерьмо на двоих. Кинг запрещает им брать фосфорные гранаты. Хочет казаться правильным, выслуживается. Ник молча складывает в сумку снаряжение, проверяет карабины. И сжимает зубы, мечтая услышать, как этот до скрипа раздражающий самоуверенный тон однажды сменится сожалеющим. Джейсону подполковник кажется «нормальным мужиком» — Ник с ним не согласен. Он показательно хмыкает, провожая удаляющуюся фигуру взглядом — оценивающим, присматривающимся. Разглядывает каждую торчащую ниточку на одежде, за которую можно потянуть. Не находит. Небрежно натянутая одежда сидит на удивление удачно, торс закрыт бронежилетом. Такой весь из себя идеальный. Наверняка тяжело смотреть за собой и под ноги одновременно. На минном поле это чрезвычайно важное умение… Высаживаются в зоне предполагаемого хранилища, действуют по регламенту — тому, который дает им подполковник и который в принципе сберёг их задницы от пары лишних пуль; даже получают похвалу, которая Нику вообще никуда не сдалась. И на этом… все. Он зло бьёт в пустоту, прорезая воздух. Пленные — просто пастухи, очевидно. Эти люди ничего не знают, здесь нихрена нет. Пусто. Браво, мистер Кинг, ты смачно так облажался. — Продолжаем поиски, операция ещё не закончена, — с энтузиазмом командует тот, нахмуренные брови выдают взгляд сквозь темные линзы. Как можно всерьез воспринимать человека с таким видом? Подгадав момент, Ник толкает вышедшего из сторожки Джейсона плечом: — Это все бред собачий, — почти выплевывает он. — Нет здесь никакого хранилища, его хвалёный «Целус» — гребанная лажа. — Поиск ещё не завершен, сержант, — напоминает Джейсон и едва заметно кивает, будто это должно что-то изменить. Он всегда так делает, на самом деле, и Ник уже привык. Ему даже становится легче. Иногда. — На позиции! Сержант, вам скучно? Но явно не сейчас. — Нет, сэр, — безразлично, с долей здорового скептицизма отвечает Ник. Прямо смотрит в лицо старшему по званию, неприкрыто рассматривая: надеется разглядеть потерянность и поражение в плотно сомкнутых губах, натянутых лицевых линиях — но не случается. Абсолютное спокойствие, острый взгляд. Да этот индюк хоть раз вообще руководил операцией такого масштаба? Он всерьез не понимает последствий? Вдруг в паре метров от себя Ник слышит целую серию выстрелов. Начинается перестрелка, и… это не заканчивается ничем хорошим. Лучше, чем возвращение домой без ничего, могло быть только падение под землю в неизвестные ебеня к неопознанной твари в гости. Как оказывается позже, кошмар только начинался. Он остаётся один. Одиночество стало частью его жизни с тех пор, как он взял в руки оружие и застрелил невиновного. Рейчел и Джейсон были всем. Всем, что сейчас обратилось в ничто. Никого из них не осталось: Рейчел упала с обрыва, хотя ее муженёк клялся, что до последнего держал верёвку, пока та не перетерлась о скалу; Джейсон остался под завалами, когда один из иракцев затеял войнушку прямо в храме, наплевав на угрозу в лице более сильного врага. Неизведанного. Разумного. Жаждущего их крови. Это выглядит почти как конец: бесконечный лабиринт, где нет выхода, а только постоянно маячущая за углом угроза. И Кинг, который единственный из всей команды остался жив. Какая же ирония. Поначалу Нику кажется, что это его персональный кошмар. Но в ходе ночи понимает: это кошмар и Эрика тоже. Это становится очевидно не сразу: тот же весь такой серьезный, себе на уме — и хрен пойми, о чем на самом деле думает. О провале своего гениального детища? О том, как бы поскорее замять все и стереть кровь с рук? Скрыть истинные обстоятельства гибели жены? Но потом, противясь и сквозь стиснутые зубы, как бы ни хотелось того отрицать, понимает — на Кинга это не похоже. И с этим смириться сложнее, чем со всем остальным. Застрять в одной дыре с человеком, которого ненавидишь, определенно херово, но застрять с человеком, которого ненавидишь, и начать испытывать за это вину — стократ хуже. Подполковник вечно себе на уме, замкнувшийся и подавленный. Ник иногда поворачивается в его сторону, чтобы застать, как тот упорно успокаивает играющий в руках тремор. К себе он оказывается не менее требовательным, чем к другим, если ещё и не больше. Его, несомненно, сильно гложет что-то из случившегося. Сначала Ник ликует, наблюдая выражение растерянности на чужом лице, как и мечтал. Потом за это становится стыдно, и он даже не знает природу этого стыда. Может, все потому что он порядочный человек. А может, потому что и сам теперь так же потерян. Мстить уже не хочется — хочется просто выбраться отсюда, а там их каждого сожрёт свой собственный ад. — Постой, — звучит тихий шепот, на плечо ложится рука и ощутимо тянет. — Слышишь? И правда: в своих мыслях Ник совсем теряет реальность. Это место безжалостно играется с их разумом, он почти уверен в этом. Траншея растягивается в длинный коридор, которому, по ощущениям, нет конца. Слова Кинга заставляют замереть и прислушаться: поблизости, буквально в паре метров, звучит знакомое стрекотание. Это моментально отрезвляет. Он неосознанно разминает затекшие от долгой ходьбы мышцы, щелкает зажигалкой, а спиной видит, как Эрик готовит ультрафиолет. Переглянувшись, они кивают друг другу и одновременно ступают за угол — единственный неминуемый путь, который здесь пролегает. Несмотря на свет огня, кроме тех же камней ничего не выделяется и не шевелится, ничего хотя бы отдаленно похожего на вампира. Им же не могло показаться? Сразу обоим? Едва слышно в миллиметре от своего уха Ник слышит пораженный вздох. Ему достаточно секунды, чтобы обернуться, проследить за направлением чужого взгляда и заметить распластанное по земле изуродованное тело, мерно посапывающее грудным рокотом. Это нечто выглядит пострашнее, чем в любом фильме ужасов. И если с вампирами ещё можно смириться, то человекообразный монстр с отростами на коже и торчащими из приоткрытого во дрёме рта клыками вызывает почти животный ужас. Это походит на типичное изображение исчадия ада со старых фресок, и если бы Ник прямо сейчас не видел существо перед собой, вряд ли бы смог представить что-то настолько леденящее нутро. Он неосознанно дёргается, делая шаг назад — и, успев проматериться про себя, роняет зажигалку. Та звонко ударяется о камни, эхом распространяясь по пещере. Сообразив, Эрик мгновенно выключает ультрафиолет. Они замирают, погруженные в полную тьму и жуткий, пробирающий рокот. Он заполняет собой все пространство, оставаясь теперь единственным существующим звуком, материей. Окружает их, дезориентирует, раздается отовсюду одновременно. Ник делает шаг назад — едва заметный, почти не слышный в тиши. Он бы мог сравнить его с шелестом листа на дереве — беззвучным, естественным. Но ровно в эту же секунду рокот стихает. Звук человеческого дыхания становится на первый план. Выдает их. Ник отчетливо слышит дыхание Эрика, чувствует, что тот в шаге от него на том же месте. Чуть дальше от него, чуть ближе к существу. Секунды или минуты тишины обращаются пыткой. До тех пор, пока не звучит громкий лязг, будто кто-то отрывает металл. А затем раздаются шаги. Стремительные. В их сторону. Ник быстро хватает зажигалку, наугад подобрав ровно с того места, где она упала, и, отбежав назад, щелкает: слабое пламя озаряет несущееся на них безобразное лицо, с горящими яростью глазами и кричащим, внутриутробным ревом. Оно все это время видело их, игралось. Оказавшись рядом в долю секунды, оно хватает Эрика за голову и поднимает в воздух. Забавляется, даёт другому шанс сбежать. Смотрит в глаза, прорезая пламя зажигалки нечеловеческим оскалом. Ник замирает. Сглатывает. Рокот заполняет его голову, залезает внутрь в надтреснутую черепную коробку… Прежде чем туда проникает новый звук: болезненный крик Эрика, безуспешно борющегося с хваткой на висках. Как отмерев после транса, Ник берет себя в руки и, рванув вперёд, поднимает с места лампу. Щелкает там, где должен быть включатель — но ничего не происходит. Чертовы эриковы примочки! Он успевает поднять голову, когда существо, разумно учуяв угрозу, отпускает ненужное тело Эрика — бросает, как тряпичную куклу, — и хватает уже Ника за горло. Пока он хрипит просьбу о помощи, оно злорадно усмехается сиплым цокотом. Воздуха критически не хватает, вокруг — тьма. Никого и ничего. Только его мольбы и бесполезные попытки вырваться, совладать с непомерной силой существа. Однако прежде чем он успевает встретиться с тем, что называют последними воспоминаниями из жизни, когда слышишь голос матери и все такое, тьму освещает свет и когтистые руки на его шее разжимаются. Затем его подхватывают чужие — мягкие, вполне себе человеческие — и волокут за собой, встречая по пути все выступы и торчащие камни. — Ты видишь?! — до оглушенного сознания доносится задыхающийся от одышки голос Кинг, когда они убегают в неизвестность. Ник всё ещё чувствует его хватку. Понимая, что полностью дезориентирован, а в глазах до сих пор мелькают вспышки ультрафиолета, он ничего не отвечает — просто не может сообразить. Шаги настигают их стремительно, пока ноги вязнут в непонятно откуда взявшейся жиже. Идти становится труднее, страшнее — но пока Эрик ведёт их, освещая путь лампой, Ник готов довериться ему в этот раз. Потому что у него, на самом деле, нет выбора. Внезапно тормозят, Ник видит: развилка. Эрик нерешительно мечется взглядом между двумя выходами, будто в сжатые сроки — в секунды — просчитывая что-то в голове, решая очередную задачу, дилемму, пытается угадать правильный путь. Потом оборачивается назад — на его лице впервые читается выражение такого ужаса, — вскользь смотрит на Ника. Перехватив за руку крепче, Ник твердо кивает ему: — Давай, полковник… Вытащи нас из этого дерьма. И мужчина делает выбор. Толкает Ника вперёд, а сам оборачивается и, выставив перед собой ультрафиолет, встречается с существом один на один. Следуя команде, Ник идёт вперёд, едва удерживая равновесие; чувствуя, как глубина все увеличивается, и вот ботинки уже по голень в непонятной вязкой жиже. Он на пределе, кислорода всё ещё не хватает, но остановиться сейчас — что добровольно сгинуть. Ещё слишком рано, они не получат его живым. Делая короткие остановки, он движется вперёд, не заботясь о том, чтобы вглядываться в темноту. По крайней мере, когда в висках перестает стучать, а обстановка на вид успокаивается, он с облегчением делает вывод, что Кинг выбрал если не лучшую, то хотя бы не худшую дорогу. Только вот самого его что-то до сих пор нет. — Полковник! — негромко зовет, освечивая пространство слабым пламенем зажигалки. Оно колеблется, пуская в воздухе рябь света. Мысль остаться в аду в одиночестве совсем не прельщает, а компания подполковника уже не кажется такой уж нежеланной. Он идет туда, где они разминулись, попутно осматривая местность, и запинается обо что-то в воде. Наклоняется, чтобы обойти — и наконец замечает, какого цвета наводнившая пещеру жижа: бордовая, скверно пахнущая знакомым смрадом мертвеца. Целая река крови. Дыхание неконтролируемо учащается, он брезгливо переступает с ноги на ногу. Да сколько же людей здесь погибло! Однако поняв, что отсюда никуда уже не деться, он делает глубокий вдох-выдох, считает мысленно до десяти, а то и до двух десятков, и через силу продолжает путь. — Полковник, — зовёт уже смелее. Если здесь кто и есть, он бы уже показал свое присутствие, это уж точно. — Ну же, эй, — продолжает, подмечая про себя, что уровень застоявшейся крови спустился до щиколотки. Значит, движется в правильном направлении. Только вот у него в случае чего есть пистолет и кол, который они с Джейсоном подобрали, а у подполковника — работающая через раз лампа. Ну и дела: Ник в жизни бы не подумал, что будет всерьез рассматривать ультрафиолет как оружие. — Полковник! Да где ты, черт возьми… Эрик, эй, слышишь меня? По-прежнему ни звука. Ник не знает, насколько близок к месту их расходки, но возвращаться к твари нет никакого желания. Он замедляет шаг, стараясь, чтобы хлюпающие звуки ботинок не были настолько громкими, и это все равно не помогает. Он очередной раз вбирает побольше воздуха и, глубоко вздохнув, продолжает путь. Эти стены он помнит. Должно быть, уже близко. Только почему Эрика не слышно? Он же не… Нет, чушь собачья. Ник не слышал криков. Значит, этот гений наверняка потерялся или застрял где по дороге. Край глаза улавливает странный блеск. То ли бликом играет неровный огонь, то ли это чёртово место насмехается над ним. Ник вздрагивает. Свернув пару шагов с пути, он останавливается у стены, где, как ему казалось, было свечение. Блеска больше нет, но в углублении и правда что-то высечено. Картина? Повинуясь странному желанию, он касается ее пальцами и… Мир содрогается. Но прежде — ему мерещится обрыв. Знакомый, тот, что остался высечен в памяти могилой любимой. Затем — два человека, летящие в пропасть. Подполковник, в изнеможении стертыми пальцами держащий верёвку, и болтающаяся на другом конце Рейчел. Внезапно в руке Кинга появляется нож, скомканно звучат извинения. Острие дрожит над тросом с пару секунд, норовя выскользнуть из вспотевших ладоней, но в конце концов оно летит в пропасть: Эрик бросает нож. Одна из его ног неудачно соскальзывает. Потеряв равновесие, он летит вниз. Ещё живой налетает на острый кол — тот проходит через тело как нож через масло. В темноте растворяется крик Рейчел, а перед глазами безжизненное тело подполковника, окрашенное в красный. Пещера сотрясается. Ник ошарашенно смотрит перед собой, на ту же картину с прислоненным к ней пальцем, не в силах пошевелиться. Теперь он уверен, что если здесь и не замешана мистика, то какие-то пары в воздухе явно присутствуют. Иначе как объяснить такое подробное видение? Он убирает палец, намереваясь убраться отсюда к чертовой матери, и каменная, какой он ее точно помнит, картинка рассыпается. Растворяется в кровяной реке; исчезает, будто и не было. Это что, его мозг настолько отрицает смерть Эрика, что подсовывает самые худшие сценарии? Чертова дыра. Дальше Ник двигается вдоль стены, осматривая на наличие подобных картин. Проходится ладонью по камням, ищет высеченные в нем неровности. Ничего. Ни единой шероховатости. Мертвая гладь. И когда он проходит достаточно, рядом слышится бульканье. Такое же осторожное, но более тяжёлое. Это не похоже на ход вампиров, но он все же достает пистолет. К черту уже: если ему суждено здесь умереть, то он хотя бы будет иметь смелость смотреть врагу в глаза. К счастью, замаячившая вдалеке фигура больше напоминает человека. — Эрик? — спрашивает, прибавляя ходу. — Эрик, мать твою. — По приближении он уже точно может сказать, что это подполковник, странно застывший на месте в неестественном положении, присев на одну ногу. Ник не может не ощущать охватившего его облегчения. — Что, игрушка сломалась? — спрашивает, подойдя совсем близко, на расстояние шага. Кажется, только сейчас Кинг хотя бы немного расслабляется, потому что до этого он стоял скалой и не делал и шага навстречу. Черт, подполковник выглядит даже потеряннее, чем до этого. — Это ты, — наконец произносит он. — Не думал, что уверую, но слава всем богам, что это всё-таки ты. Эрик обессиленно прикрывает глаза, вокруг рисуются болезненные морщинки. Ник здраво предполагает, что тому пришлось несладко без лампы и хотя бы какого-нибудь оружия. Столкнись тот с кем похуже Ника, пришлось бы несладко. К тому же… мог ли подполковник тоже испытывать галлюцинации? Ник осматривает его на наличие каких-либо ещё особенностей, кроме исчезнувшего из рук ультрафиолета, но никаких видимых повреждений, кроме окончательно потемневшего синяка на лице, не выявляет. — Ты как, приятель, цел? — интересуется, кладя руку на плечо. Тот нервно прыскает. — Вроде как да… — кусает губу, кося взгляд вниз. — Но искусственной моей части не очень нравится плавать. — Черт, протез. — Забей, — отвечает Эрик, прочитав вопрос по выражению лица, — мочить не желательно, но ему ничего не будет ближайшие часы. Это водостойкая модель. — Ловко, — качает головой Ник. — Я знал, куда иду. — Ник усмехается. Никто из них не знал. — Так что, дальше вода опускается? — Нет. И это не вода. — Блять, — ругается Эрик, на секунду поджимая губы. — Тогда… идём вперёд и не сворачиваем. — Да, там есть дорога. Уже разведал. — Они делают первые шаги в сторону, и звуки бульканья вновь заполняют пещеру. — Отличная работа, сержант, — в конце концов подытоживает Эрик. Тон его голоса немного садится. — Там на базе, ты был прав. — Ник удивлённо вскидывает бровь: слышать от этого человека извинения сродни появлению восьмого блядского чуда света. — Сейчас фосфор нам бы пригодился. — После этого мне положено повышение, — устало бормочет в ответ. Адреналин постепенно покидает тело, оставляя только одолевающее бессилие. — Так что там произошло? Эрик молчит какое-то время, и Ник даже уже жалеет, что спросил, когда тот внезапно начинает говорить — тихо, будто все ещё опасаясь угрозы из темноты. — Оно не осмелились подойти ближе. Испугалось света. Я рванул вслед за тобой, но зацепился за что-то в этой мутной жиже. Пока пытался освободиться, все оглядывался назад. Думал, оно вернётся, как только лампа погаснет. И она, блять, погасла, — в сердцах вскрикивает он. — Ну и я, в общем, выкинул ее, пошел по наитию. Думал, не встретимся. — Усмехнувшись, добавляет чуть тише. — Шансы у меня были, честно говоря, нулевые. — Не дрейфь, полковник. — Похлопывает по плечу. — Умирать не оставлю. — Особенно теперь, когда у меня нет гребанного оружия, — раздражённо и как будто обиженно роняет он. Ник прыскает: — Зато теперь все по справедливости, полковник. Я всегда верил, что ты мозг нашей команды. — И это даже почти не звучит оскорбительно, но Эрик все равно замолкает. Наверняка он сейчас готов согласиться с чем бы то ни было. — Кстати о Рейчел… — Не нужно. — Я тебе верю. — Кинг тормозит, поворачивает в его сторону голову. В темноте не видно, но Ник готов поклясться, что различает сдвинутые в недоумении брови и прищур глаз. — Ты не резал верёвку. — Эрик замирает. — В случившемся нет твоей вины. Заводить разговор о Рейчел опасно: им обоим больно так или иначе, как бы долго они ее не знали, как бы сильно ни привязались — но это тот рубеж, который нужно перешагнуть. И, видит Ник, вместе это делать если не проще, то правильнее. Стоят молча несколько долгих секунд, пока Эрик не задаёт закономерный вопрос: — Что заставило тебя поменять мнение? — Картина, — честно отвечает таким же севшим голосом. — Веришь или нет, но ты проник в мои галлюцинации. — Скажи мне это Колчек пару часов назад, ему бы крепко досталось. — Но сейчас? — Сейчас я и сам… не вполне уверен в том, что не сплю, — сдавленно признается. Подавленный, не верящий собственным глазам. — Тогда молись, — просто предлагает Ник, уходя вперёд. — Потому что я нихрена тебе не обещаю. — Ни того, что они выберутся, ни что зияющая дыра в груди когда-нибудь перестанет болеть. Но, по крайней мере, он всегда прикроет его спину. И ему не нужен для этого приказ.