Аргенти

      — М-мама...? Папа? — ослабленный вскрик, не перекрывающий треск огня и свист летящих над головой самолетов и ракет. — Где вы?!       Маленький мальчик пробирается через обвалившуюся стену родного дома. Пыль попадает в глаза, и он пытается их протереть — но становится только хуже. Слезы и кровь из раны на лбу размазываются по лицу под маленькими ладошками. Запах гари раздирает легкие: стойкий, жирный, смрадный, но и он лучше, чем отдаленный запах горящей плоти. Мальчик пытается откинуть доски в сторону, занозы заползают под тонкую кожу. Ногти обламываются от попыток забраться туда — туда, где раньше была дверь; где получасом ранее мама готовила обед, а папа перевязывал раны, только-только недавно вернувшись с фронта. Звенело в ушах.       Аргенти пять. Он еще слишком мал для того, чтобы понимать концепции небытия, смерти, войны и жестокости — но он понимает. Даже концепция любви близка ему не так, как понимание, что люди — не вечны; по радио то и дело крутились в прошлом сводки:                   «Уничтожено ■■■ самолетов противника.»             «Тела ■■■■ солдат переданы семьям для похорон.»       «В результате бомбардировки города ■■■■■■ разрушенными оказались ■■ районов. число жертв доходит до ■■■■■. Это самая масштабная атака врага на священную территорию. Объявлена ■ волна мобилизации…»       — Почему ты плачешь, мамочка? — спрашивает Аргенти, держась за подол заштопанного тут и там платья. — Что такое моби..моде..моб..залиция?       — Милый… — красивая, рыжеволосая, она вытирает слезы со своих щек. — Это когда взрослые мужчины уходят воевать…       — Я тоже туда пойду? Можно, мама?! Я тебя защищу, я всех защищу, я вот какой сильный!!! — Аргенти сжимает руку в кулак. Ему три. Его отца только что забрали — но он и не представляет, куда и зачем. И вернется ли он домой живой.       — Мамочка! — он пробирается в развалины. Здесь раньше была гостиная: скромная, с одним пошарпанным диваном и радиоприемником, со старым ковром и столом на хромой ножке. Сейчас здесь зола и пепел. Разбитые стекла. Тлеющие занавески.       В кухню упала первая бомба. В спальню попал осколок второй. Аргенти повезло — его мама отправила за ягодами в лес; да только повезло ли на самом деле?       Он падает на колени; осколки впиваются в ноги, но он не обращает внимание. Дело ли есть до боли физической, когда боль внутренняя раздирает душу, что еще даже не успела сформироваться?       Он плачет — плачет так, что не слышит сам себя, до заложенных ушей, до сорванного горла, до вырванных прядей волос в дрожащих руках, до высохших дорожек слез, до дрожи, до бессилия, до…       — Командир! Датчики показывают, что тут выживший! — где-то на горизонте слышит мальчик.       Слышит, и наконец позволяет себе уснуть.