Иппотерапия

Уж лучше конспектировать нудный учебник в душной комнате, уж лучше слушать свихнувшегося преподавателя с седой бородой и бакенбардами, торчащими во все стороны, и даже не спать под его крикливую дребедень, а слушать и вслушиваться в несвязные слова, преподаватель уже иссох, как корень травы от болей в желудке, он сам похож на дерево, такое сухое, которое не нравится ни зайцам, ни солнцу, ни грозам с молниями, от этого почему-то никак не падает и не обращается в пень. Нет, Бену даже не лень менять бельё в комнатах, это намного лучше, ну и что, пускай дылды побогаче отдают школьным лакеям монеты и те улепётывают в кабак, а над Беном смеются все, даже стены, даже постели, даже тумбочки, даже наволочки, которые он стаскивает с подушек, и пух летит прямо ему в нос. Пустяк, когда кулаком или ловким щелчком сбивают пенсне, подсовывают под нос листок, «реши, умник!», и вместо «спасибо» ставят щелбан в лоб, это мелочи, тем более, Бен может проучить таких зазнаек, после недавней драки к нему мало кто сунется, все научены, что ботаника лучше не злить и не грозиться, мол, «разобью тебе пенсне, а у папаши нет денег на новое!». Бен готов перетерпеть ещё тысячу лекций, длинных, как след от улитки, бесконечных часов в библиотеке и подготовке реферата по самому нелюбимому предмету, и мгновений, когда боль от удара никак не хочет стихать, и ситуаций, когда нужно ждать своей очереди на интереснейшую книгу, унизительных смен белья, сотни драк, миллионы криков «ублюдок!» и похуже, лишь бы избежать одного — уборки в конюшне. Это даже не издевательство, это наказание, Бен очень хорошо прописывает одному дылде в нос, даже не знает, что так может, что способен на такое, это позор выше крыши пансиона и ласточек, гнездящихся на чердаках, Бен сам не понимает как, но его оставляют в университете, возможно профессора естественных наук вставляют своё слово перед директором. Всё-таки это не драка, а так, маленькое выяснение отношений, тем более, прилежнее Бена среди классных комнат не найти, много кто из менее эрудированных учеников может встать у него на пути, хорошо, что директор человек доброй души, Бен не знает, как смотреть отцу в глаза, если его вышвырнут отсюда, у него же ещё нет должного образования, он не годен ни на что, даже на такой простой труд. Дело не в уборке, о нет, Бен отлично научен возить тряпкой, нет, дело в лошадях, в этих странных мифических существах, проще поверить в наличие на планете слонов и жирафов, мало ли малоизученных мест, чем в таких животных — грива и хвост, ну как, как в это можно поверить всерьёз, и ноздри размером почти что с половину ладони Бена, ну ладно, с треть, с четверть, но они огромные, лоснящаяся шерсть, и широкие копыта, и желтоватые от травы крупные зубы, и могучая шея, по-настоящему сильная шея. Бен заставляет себя прикоснуться с ней, ну же давай, смелей, лошадь явно недовольна, что её не пускают в стойло, не дают пожевать сена и подремать перед вечерним занятием у младшей группы, Бену нужно вычистить гриву, пройтись щёткой по бокам, лакей предупреждает — ни в коем случае не прикасаться к ногам, особенно к задним, и не обходить лошадь у крупа, конечно, лакей говорит не «круп», а кое-что более просторечное, Бен поправляет его, лакей закатывает глаза. «Вы всё равно поняли меня», этот мальчишка явно научен и смыслит в этом деле много, не меньше чем Бен в любимых науках, Бен смотрит и смотрит на лошадь, немного возит щёткой по бокам, но никак, странный страх мешает прикоснуться к гриве и заставляет всё время смотреть в её глаза. Крупные, но меньше яблок, как сливы, да, как мокрые и чёрные сливы из южных стран, Бен как-то пробует отвар, а затем и свежие ягоды, вкусные, в меру кислые и сладкие, ему нравится, но в пансион их редко доставляют. «Ну что же ты такое? Что же это такое?» — спрашивает Бен, а лошадь молчит, очень хорошо, что не отвечает, если она начнёт ржать, но Бен забудет, как дышать, выронит щётку из рук, конечно не убежит, но лошадь, издающая звуки, намного хуже, чем лошадь молчащая, Бен проговаривает про себя: «она травоядная», хотя даже хищников боится меньше, чем этих крупных тягачей. Ладно, если они запряжены в экипажах, с копыт до самых ушей опоясаны сбруей, а ещё лучше, когда на козлах сидит возница, и не важно, умеет ли он писать и читать, откуда он, смугл и пьян, или бледен и прозрачнее стекла, главное — он умеет управляться с этими странными четвероногими существами. Страх — просто выброс определенного вещества в кровь, это не проклятие с небес, это не бес из книги с крестом, это ведь давно уже доказано и рассказано всем кому не лень, даже знаменитый Фарадей говорит, что бояться не нужно, нужно делать, рвать и метать, пока не получишь желаемое. Бен водит щеткой по крупным бокам, берет расчёску и принимается за гриву, даже освобождает пару жёстких прядей от опилок, пока в блеске лошадиных глаз «что же ты такое?» меняется на «кто же я такой?». Лошадь не фыркает и не двигает головой, когда Бен говорит, может быть, вслушивается, может быть, её успокаивает голос, он спокойно расчёсывает гриву и чистит сильную шею, когда вспоминает, что ему часто говорят одногруппники, почти все взрослые, люди с деревни неподалеку от пансиона: «Ну и зачем тебе это всё, мальчик?». — Представляешь, — тихо говорит Бен лошади, аккуратно работая щёткой, — так и спрашивают, они не понимают, насколько наука перспективная отрасль, «зачем тебе эти сложные подсчёты, разные расчеты, зачем тебе трудности с переводом разных документов и брошюр, зачем тебе пытаться найти знакомства с влиятельными людьми, они все куплены, эти учёные, мальчик!». Я спрашиваю, мол, кем, кто-то отвечает просто «тем, кто выше», кто-то что королевским домом, я отвечаю, что настолько новые и тем более подтверждённые исследования нельзя купить, но им всё равно. Говорят: «мальчик, зачем тебе это все, и конфликты с религией, и с семьёй, найди себе лучше достойную жену, да, жену нужно обязательно!», ну, может быть с религией и семьёй они правы, хотя про семью... у меня ведь почти что нет семьи, отец не в счёт, ему всё равно, как мы с Джонни, а вот Джонни, не знаю, он всегда весел и глуповат, возможно, потому что ещё слишком мал. Он совсем вас не боится, ему абсолютно не хочется учиться, он рад скакать целыми днями, не знаю, на ком из вас, но он как-то скачет, почти соскользнув с седла, я чуть не падаю, когда это вижу, вечером у них прогулка, надеюсь, он не вытворит что-то подобное. Мне говорят, мол, подумай, чем ты будешь кормить детей, на что их растить и одевать, вот, у тебя умная голова, открой предприятие, найми работников за пол монеты и «двигай, двигай, крути ручку, а у этого твоего... ге-не-ра-то-ра, а, он не твой, странно, откуда же ты его спёр? не спёр? ладно, приятель, остынь, я всё равно не знаю, для чего он!». А может быть, они правы, может быть лучше отойти в сторону, не мешать сильным мира сего познавать его в той скорости, в которой следует, а не стремиться быстро шагнуть далеко вперёд, знаешь, я ведь могу, у меня есть наброски, зарисовки, гипотезы, которые невозможно проверить здесь, но при наличии оборудования и биоматериала, почему бы и нет. А может нет, может взаправду — жена в накрахмаленном платье, и купить ей красивое кольцо, и обвенчаться в церкви, у неё будут такие же голубые глаза, как и у меня, не водянистые, а яркие, как у мамы, и у наших сыновей, а может быть и дочерей тоже. Ведь всё может быть, это у вас, лошадей, глаза всегда одного цвета, у людей они разные, абсолютно разные, слышал даже, что бывают фиолетовые, хотя не уверен в этом. Бен перестает болтать, надеется, что его кроме лошади не слышит никто, лошадь, кстати, выглядит неплохо, неидеально чистая, блестящая, как для соревнований, но уже ничего, годная, Бен понимает, что внутри нет жгучего страза от тёплого дыхания, копыт, зубов и толстых губ, он не пропадает совсем, он засыпает, сворачивается, как огромная змея, и спит где-то в груди. Бен гладит лошадь по морде и думает: «ученическая скамья или семья? лаборатория или сад во дворе? быть как все или быть первым среди всех?», он смотрит в чёрные лошадиные глаза, большие, как детский кулак, даже крупнее. Бен тихо шепчет: «ты думаешь, мне стоить проложить гнуть палку, попробовать провести те опыты, написать Майклу Фарадею, что я думаю о его генераторе?», лошадь не отвечает, она не шевелит головой, не ржёт и не топает ногой, она только моргает, просто моргает после этих слов, но этого хватает и Бен улыбается самым краешком губ.