Сказки Мамы Би

Ром, кофе и крепкий табак. Этот запах следует по пятам за капитаном Диего, неотступнее, чем его собственная тень. «Смертью несёт» — то и дело слышится, как перешёптываются матросы из Сан-Доминго. Эта негритянская ересь так крепко въелась им в мозги, что и кнутом не вытравишь. А рука тянется к нему тем чаще, чем гуще страх, от которого не спасают молитвы. Необъяснимый, заставляющий прислушиваться к каждому шороху и оставлять на ночь свечу зажжённой. Его обманули. Его нагло провели, всучив ему эту девку. А он повёлся на красивое личико и взял её, отдав втридорога. А теперь озирается на каждом шагу, не выносит ни рома, ни табака, и особенно — её взгляда, до жути нездешнего. Пройдоха-торговец напел Диего баек, мол, эта Бригитта — ведьма, и за ней приглядывает какой-то негритянский лже-святой. Диего не поверил ни единому слову — что только ни выдумают, лишь бы поднять цену. И не верит до сих пор, но точно знает, что пойдёт на всё, лишь бы избавиться от неё в следующем же порту. Боцман без конца шастает по трюму. Светит фонарём в глаза, пытается прочесть взгляды, не зная языка. Как будто заранее обо всём догадался. У Бригитты созрел план, но этот никак не уйдёт, будто прознал обо всём. Раздался лязг цепей. Африканец, в наказание прикованный к борту, разорвал кандалы. От измождения не осталось и следа, глаза блестят опасно и весело, а сквозь ухмылку на пухлых губах так и видится оскал черепа. — Самди! — не помня себя от радости, Бригитта кинулась к нему на шею. Повеяло табаком, ромом и землёй свежей могилы. Каким бы весельчаком и повесой он ни был, рядом с ним всегда становилось спокойно, как после смерти, когда уже ничто не тревожит. На них смотрят, о них шепчутся на куче языков и их смесей. Боцман занёс плеть, не в силах перекричать этот гудящий улей. Вдруг она изогнулась, обвилась вокруг него и накрепко связала. Боцман рухнул под ноги Самди и Бригитты. Самди нагнулся к нему и достал из кармана его штанов портсигар и огниво. Боцман сдавленно мычит. Разомкнуть губы ему не даёт колдовство. — О Дамбала! — Самди выпустил дым изящными кольцами и скривился. — Вы везёте из Сан-Доминго столько отменных сигар, а ты куришь такое дерьмо?! Би, я даже не буду тебе это предлагать. Он бросил недокуренную сигару, совершенно случайно попав в волосы боцмана, и, когда они начали тлеть, затушил окурок босой ногой. — Извини, друг. Не сдержался — сказал Самди, обращаясь к парню, в чьё тело он вселился. — Как будто я собиралась ждать, пока предложишь. — Бригитта вскрыла ящик с грузом, вытащила оттуда пару сигар и протянула одну Самди. — Это тебе подношение. А ты дай прикурить. — Что за наглёж? Гнева Лоа не боишься? — Он усмехнулся и губами принял сигару из рук Бригитты. С огнива слетают искры. Две сигары занялись, слегка соприкасаясь. — Да брось, ты же знаешь, что я любя и с почтением. — А ты знаешь, что скоро твоё почтение будет до пизды. Мы станем равны. Бригитта глубоко затянулась, с силой сжав сигару. — Мне это не нужно. Моё дело — призывать, а не приходить на зов. Другого я не умею. — Заметь, о свободе ты говорила то же самое. Мол, ты нужна этим несчастным невольникам и хочешь быть с ними. И где ты теперь? В шаге от этой самой свободы. Сказал бы даже, что с твоим планом ты обречена на неё. Не знал бы тебя от и до, подумал бы, что ты с Эшу спуталась. И это та, кому свобода нахрен не сдалась? А ещё я уверен, что никто тебя не спросил, хочешь ли ты появиться на свет. Тебя просто зачали, выносили и родили, потому что ты должна быть. — Самди достал из ящика бутылку тёмного рома и выкрутил пробку. — Есть штуки, которые не зависят от твоего желания, какой бы могущественной ты себя ни считала. Но сейчас не об этом. Ты что, хотела просто вылить весь этот ром? Би, я считаю это личным оскорблением! — А ты бы поменьше лазил в чужие мысли — может, и оскорблялся бы не так часто. Во-первых, вылить его я хотела в себя и в ближнего своего. Во-вторых, не весь, а столько бутылок, сколько нужно, чтобы заточить в них души белых. Им же хуже, что отобрали у меня иглы и нитки. — Тогда быть попойке! — Самди поднял бутылку и щедро из неё хлебнул. Каким-то образом поняли его все, вне зависимости от языка. Трюм наполнился звоном бутылок, смехом и песнями. — Подожди-ка, — Самди поставил на ящик третью пустую бутылку. Конское количество рома не действует на него ровным счётом никак. Разве что взгляд становится веселее. — Вот сделаешь ты целую команду зомби. А управлять ей ты как собралась? — Вообще-то, я надеялась, что ты мне поможешь. — Бригитта с вызовом посмотрела на Самди и приложилась к бутылке. Он поднял брови с деланным удивлением. — Нихера себе! Иные неделями умоляют меня о помощи и последнего петуха в жертву приносят. А ты…. — То есть, — перебила его Бригитта, — твой человек предлагает тебе побыть капитаном корабля-призрака, а ты возьмёшь и откажешься? — Дамбала, нет! Я что, дурак, лишать себя такого? Целая команда мертвецов! Эшу во второй раз сдохнет от зависти, и все Петра вместе с ним. Бригитта засмеялась. Не сдерживаясь, в голос. Всё-таки, они совсем как люди. Несмотря на то, что и старше и могущественнее любого из живых. Всучив Самди свою бутылку, она принялась за работу… «Будь ты проклята, дьявольское отродье!» — такова была последняя мысль капитана Диего. А потом мысли исчезли. Остались только пустота, холод собственного тела и приказывающий голос гулом в голове без разума. Он был последним. Он видел, как его команда превращалась в живых мертвецов. Диего смотрел и не мог ничего сделать. В трюм было не пробиться — негры завалили вход. А тех, кто по его команде пытался это сделать, становилось всё меньше. Он смотрел и проклинал тот день, когда положил глаз на рабыню из Сан-Доминго. Проклинал ту ночь, когда пытался силой овладеть ею — она тогда вдруг стала говорить о себе в мужском роде, а о нём сказала на чистейшем испанском, что он — кусок дерьма, не достойный даже дышать одним воздухом с Би, а вот воздух в помойной яме был бы ему в самый раз. Только чем меньше живых оставалось на палубе, тем неотвратимее Диего понимал, что ни проклятия, ни раскаяние, ни молитвы не помогут. Рука потянулась к мушкету, но дрогнула. Смалодушничал, не дал себе умереть быстро и в своём уме ради пары лишних вдохов. «К чёрту.» — пробормотал он дрожащими губами, «Самоубийство — грех»… — Карту-то переверни, морячка. — Самди, с сигарой в зубах развалившись на капитанской кровати, насмешливо глядит на Бригитту, которая, толком не освоив грамоту, пытается прокладывать курс. — У неё верх должен смотреть на север. Это буковка «N» на компасе. — Я в тебя сейчас чем-нибудь кину. — огрызнулась Бригитта, — И не посмотрю, что ты Лоа. — Не просто Лоа, а твой любимый Лоа-покровитель. И вообще, я её тут учу, а она собирается в меня кидаться…хуй пойми чем. Бригитта уставилась в карту, усиленно делая вид, что помощь ей совершенно не требуется. — Самдиии! — наконец, обречённо протянула она. — Так какое из этих грёбаных плевков цвета дерьма — Тортуга? Он встал у неё за спиной и, захлёбываясь смехом, указал на пятно в Карибском море, которое не пересекает ни один из старых маршрутов. Бригитта отметила его и соединила два креста неумелым росчерком. Теперь всё будет иначе.