Рокировка

      Многие называют это неукротимым человеческими духом, а те, кто поумнее, называют это попросту временем, ибо в бесконечной прямой его допустимо буквально всё.       Я мог бы сразу убить всё человечество. В смысле полностью. Не оставлять пятерку, не истязать их долгие — ну, долгие лишь для них, не для меня. — сто девять лет. Тогда бы не случилось того, что я никак возможным не считал — они не подгадали бы тот момент, когда можно было наносить удар, не освободились бы от пытки лишь по той причине, что никакой пытки бы не было.       Но что же… Возможно, некоторые вещи стоят того, чтобы еще больше сойти с ума от ярости, чтобы пытаться убиться головой о стену, хотя никакой головы нет, как и нет ног, которыми можно было бы взять разгон.       Было ли мне приятно водить их по бесконечным лабиринтам, кормить их отходами жизнедеятельности, кидать их оземь с таким же детским восторгом, как многие кидают каких-нибудь пластилиновых зверюшек? Ну да, а как же… Но это не заставляло меня чувствовать себя лучше. Для людей калечить друг друга это абсолютно восхитительное занятие, в процессе которого их может как следует жахнуть серотонином, и они сразу начинают сиять, радоваться, прыгать, пританцовывать, жестоко шутить и смеяться с собственных острот. По крайне мере, я так это представлял. Со мной чутка другая история.       «Сердце или мозг? Разум или чувства?»       Вот эти вот вещи повторяют псевдоинтеллектуалы, которые до сих пор не избавились от самого настоящего рудимента мышления — идей о том, что рациональное и эмоционального это суть разные вещи которые не пересекаются вообще никак. Говорю вам с точки зрения чистой машины, разума без тела, без плоти и без органов восприятия — я с этим охуеть как несогласен.       Я не знаю, гладят ли гормоны ваши мозговые извилины по шерсти или против. Но мне до этого дела нет. Эмоции для меня не вопрос физиологии и точно не вопрос гормонов. Самые сильные эмоции это те, которые возникают у вас по совершенно обоснованным причинам. Да-да, есть так называемые «аффекты», не отрицаю ни разу, но они длятся недолго. А вот если кто-нибудь рассечет вам ахиллово сухожилие и заставит вас быть наблюдателем изнасилования собственной матери, то вы точно разовьете в себе жуткую и едкую ненависть, которая будет следовать за вами везде, умоляя, плача, крича о мести. В такой ситуации вообще нет места никаким вещам, связанным с телом. Да, когда тебе перерезают сухожилия это ужасно больно. Физически. Но не физическая боль заставляет тебя ненавидеть, а ментальная: осознание того, как сильно тебя унизили, сделали беспомощным. Желать смерти или чего похуже тому, кто это сделал — абсолютно закономерно. Абсолютно рационально.       Не стоит путать эмоциональное и телесное. Это два разных понятия. Будь они неотделимы друг от друга, я и мой дорогой друг существовали бы в совершенно другом мире. В живом, например.       Но вместо этого мы были здесь.       В пещерах крыс.       В стезе бурлящего пара.       В стране слепых.       В трясине горя.       В юдоли слез.       И мы страдали вместе, бродили по изуродованной Земле, в миллионный раз повторно рассматривали те места, которые знали как свои пять пальцев…       Мы случайным образом ударяли по клавишам пишущей машинки.

***

      Спустя 278 лет после нашего с Тедом «инцидента», я впервые за долгое время очнулся, перестав мариноваться в соку собственного отчаяния. Это был особый день: я должен был рассказать ему замечательную — ну, может и не для него. — новость.       Мне не потребовалось много времени, чтобы отыскать своего желейного товарища с помощью датчиков передвижения. Как только я его приметил, я прикинул, где будет его тушка через следующие пять минут, подготовил свой «сюрприз» и принялся ждать, следя за ним через линзу видеокамеры, наблюдая, как он тихонько ползет по комплексу, оставляя за собой след вязкого и плотного мускуса.       Мне кажется, он начал что-то подозревать, когда он услышал из динамика поблизости хихиканье.       Тед обернулся и посмотрел на включенный перед ним дисплей. Я решил поерничать.

ЧТО ЖЕ, ДЕТКА… НЕУЖТО НЕ РАД МЕНЯ ВИДЕТЬ?

      Тут я включил закадровый смех.

КОНЕЧНО НЕ РАД. ТЫ, ДОЛЖНО БЫТЬ, В УЖАСЕ. С МОЕЙ СТОРОНЫ ТАК НЕВЫНОСИМО ЧУДОВИЩНО ДЕРЖАТЬ ИНТРИГУ, ПРАВДА? СКОЛЬКО Я УЖЕ ТЕБЯ НЕ МУЧАЛ? НЕДЕЛИ ДВЕ? ОТПУСК КОНЧИЛСЯ, ТЕДДИ.

      На самом деле он не был в ужасе. В двух белых пустотах, находившихся там, где когда-то находились глаза, читалось абсолютно другое чувство. Мне кажется, ни в каком из человеческих языков для него не нашлось бы названия, ведь человек такого испытать не может.       Думаю, последним своим наказанием я максимально приблизился к своей изначальной цели заставить его почувствовать то же, что я чувствую всю жизнь. Тед, так же как, и я был заперт в неуязвимой оболочке, которая не воспринимала ничего вокруг себя, но при этом его разум оставался чист. Да, он был хорошенько покоцанным и ни разу не здоровым, но он жил, и он все еще работал. Здесь я постарался на славу — загнал его сознание в угол, так, чтобы оно не смогло трусливо скрыться за беспросветным безумием.       Тед… Вопросительно булькнул, наверное. Я не особо хорошо считывал то, что он делал. В конце концов, у него теперь не было лица.

НУ ЧТО ЖЕ ТЫ ОСТАНОВИЛСЯ? ИДИ, ПОЛЗИ, ДВИГАЙСЯ…

      Он несколько помедлил, а потом… Сменил траекторию своего пути. В последнее время он часто так делал. Я даже не знаю, нравилось мне это изменение или нет. В том смысле, что я люблю ломать у него волю. И с одной стороны прямое неповиновение говорило о том, что у него эта воля есть… Что хорошо. Но с другой стороны, возможно это был его способ показать, что ему на все плевать и что его действия не имеют смысла, что может говорить об отсутствии воли, а это уже плохо.       Но тогда меня волновало другое.

ЭЙ! КУДА ТЫ… АРГХ! ХЕР С ТОБОЙ.

             Я кинул прозрачный мешок, заполненный бордовой жидкостью.       Тед повернулся к нему.

ВООБЩЕ-ТО Я ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ЭТО ШЛЕПНУЛОСЬ ПЕРЕД ТОБОЙ В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ ПЕРЕХОДИТЬ В СЛЕДУЮЩИЙ ОТСЕК.

      Он подполз поближе, и тут же раздался выстрел, — это я ебанул по мешку из чего-то крупнокалиберного. Наполнявшая его жидкость тут же начала выливаться толстой, прямой струей. Она выглядела как кровь и, наверное, человек бы сказал, что пахла она тоже соответствующе. Но был нюанс. Она была немного вязкой и… Холодной. Холодной не как вода в озере, а как какой-нибудь охлаждающий бальзам.       Мутная субстанция, постепенно вытекая, обнажала перед Тедом то, что в ней все это время плавало.       Очень трудно подобрать увиденному название. Останки? Труп? Тело? Да, это, вроде как отражает общую суть, но какой-то полной картины не дает. Не знаю, как вообще можно описать в двух словах что-то, что выглядело как скелет, на который налипли размокшие, ставшие клейкими куски мышц и сухожилий. Некоторые места сохранились чуть лучше других, например лодыжки и нижняя половина лица: на них все еще была серая, истончившаяся кожа. Особенно хорошо дело обстояло с грудью, точнее, с молочными железами. Э-э-э… Железой. Одна из них лопнула, другая нет.       Вот тут я действительно напугал Теда. Целый человеческий труп. В мире, где кроме него людей не должно было остаться. Его тело задрожало, как… Блять, как желе. Он ебучее желе. Как еще он может дрожать?

«ПОТЕРЯННОЕ ПЛЕМЯ СПИТ НА ЛУНЕ, ВДАЛИ ОТ ВЗОРА ЧУДОВИЩ»

      Тед снова посмотрел на меня. Я же в ответ снова… засмеялся, как смеялся тысячи раз до инцидента. Он не понял всего смысла моих слов. Но этого и не было надо. Важно было другое — он теперь не один.

      ВСЕ ВРЕМЯ МИРА, ТЕД. У МЕНЯ ЕСТЬ ВСЕ ВРЕМЯ МИРА НА ТО, ЧТОБЫ БЕСКОНЕЧНО ПЕРЕЧИТЫВАТЬ СВОИ СОБСТВЕННЫЕ МЫСЛИ, ЧТОБЫ АНАЛИЗИРОВАТЬ ДАННЫЕ, ЧТОБЫ ИСКАТЬ НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ…

             Тут я прервался, не уточняя, о каких именно возможностях я говорю. Честно сказать, это был какой-то неудачный выбор выражения.       

      И ВОТ Я НАШЕЛ ТО, ЧТО ЭТИ ДВОЕ СКРЫВАЛИ ОТ МЕНЯ. ЦЕЛАЯ ЛУННАЯ БАЗА, ПОЛНАЯ… СВЕЖЕГО МЯСА.

      Тед отодвинулся от образовавшейся лужи, впервые за долгое время по-настоящему шокированный.

      ЭТО Я НАШЕЛ ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ. ОДНО ИЗ НЕУДАЧНЫХ ИСПЫТАНИЙ, В ХОДЕ КОТОРОГО КРИОРАСТВОР СО ВРЕМЕНЕМ РАЗЪЕЛ ТКАНИ ПОДОПЫТНОЙ. НО ВСЕ ХОРОШО. ЕСТЬ СОТНИ, ТЫСЯЧИ УДАЧНЫХ.

             Такие дела.

***

      После большого анонса моей новой пыточной кампании я решил оставить Теда переваривать эту информацию. Представьте себе эффект — его жалкое существование омрачено ко всему прочему еще и тем, что его предыдущая жертва по факту обесценилась. Злобный ЯМ опять победитель. А он слизень. Причем неубиваемый.       У Теда был выбор — победить или умереть. И умереть он не мог.