***
— Опять думаешь о том, что у меня для пирсера мало пирсинга? — Годжо хитро улыбается, замечая на себе пристальный взгляд, и обхватывает губами трубочку, делая пару небольших глотков ледяного Лонг-Айленда. — Да я знаю твой ответ, но ты как сапожник без сапог, — Сукуна беззлобно ухмыляется и также подносит ко рту рокс, наполненный виски с колой. — Боже, говоришь так, будто тебе тридцать… А-а-а-а, точно… — черти отплясывают самый весёлый танец в глубине лазурных глаз, сверкающих хмельным блеском. — Ты долбоёб? — Сукуна едва заметно морщится, но ухмылка не покидает уголков губ, он уже привык к тупым шуткам от Годжо, — ты меня на два года младше, тебе тоже скоро тридцать. — Ну вот через два года и узнаю, что там за чертой старости, — Сатору шумно втягивает в себя коктейль и просто искрится от распирающего веселья. «Блять, Как же бесит». Бесит, но не приводит в бешенство, заставляя резко встать, чтобы прервать затянувшуюся клоунаду и грозно пойти к выходу. У Сатору невыносимый характер, но и Сукуна не лучше. По факту, он всегда наслаждался их словесными перепалками. Звучит, как своего рода извращение. Таковым на деле и является. Их дружба больше напоминает противостояние: кто кого уколет больнее. Но от этого и веселей. Разговор ни о чем. На удивление — успокаивает. Ярость, застывшая в кончиках пальцев, потихоньку сходит на нет. Фушигуро Мегуми не способен прорваться через алкогольную завесу, выстроенную выпитыми залпом несколькими бокалами виски с колой. Он лишь легонько напоминает о себе внезапными сегодняшними флешбеками с парковки. Сукуна заказывает еще порцию алкоголя. Кажется, уже шестую по счёту. В голове долгожданный туман. Громкая музыка в баре ощущается приглушенно, словно Рёмен под водой. Годжо что-то пиздит без умолку, но это даже не досаждает, как ранее. Вот оно — желанное спокойствие. Пьяный взгляд скользит по пеплу растрепанных волос. Спускается к холмику кадыка, что манит своими движениями от каждого глотка ядрёного Лонг-Айленда. Длинные пальцы изящно обхватывают стакан, наполненный тёмной жидкостью со льдом. Сукуна переводит взгляд. Около Годжо уже четыре таких же, высосанных подчистую. Да, несмотря на бесконечную болтовню, Рёмен слышит, как язык блондина медленно и постепенно начинает заплетаться. Пора закругляться? Нет. Сукуна успокоился. Но ему до сих пор не весело. Хочется не просто успокоиться, хочется забыть и забыться. Надоедливый пьяный голос в самое ухо вырывает Рёмена из объятий умиротворения. А чего он ожидал, так долго делая вид, что слушает Годжо? — Ну поехали! Пое-е-ехали! — блондин раздражающе тянет гласные и буквально виснет на крепкой шеи Сукуны. — О чем ты? Куда? — Рёмен пытается отодвинуть от себя навязчивого друга, но тот липнет лишь сильнее. — Тут так тухло и музыка отстой, говорю, поехали к тебе! — театральный взмах снежными ресницами, в попытке добиться умиления и согласия от Сукуны на что угодно. Рёмен фыркает. Его сложно пронять и растрогать одним лишь хлопаньем ресниц. — И чем же у меня дома будет веселее? — У тебя там Итадори, давно не видел этого мелкого, он смешной. «Ага. И всегда на твоей стороне в наших спорах». Не очень хочется наблюдать за младшеньким, практически фанатеющим от Годжо. Обычно Юджи глупо хихикает над каждой его шуткой, чуть ли не хлопая в ладоши. Каждый раз поддакивает. И в целом просто дико выводит из себя, сильнее обычного. Рёмен и не заметил, когда его брат успел так спеться с Годжо. Такого и врагу не пожелаешь. А Итадори это сделал по собственному желанию. Впрочем, в этом унылом баре ловить тоже нечего. Может повеселиться и не вышло, но как минимум прийти в чувства удалось. — Ладно, — Сукуна поднимается из-за барной стойки, стряхивая с себя назойливого блондина, — я вызову такси. — Ура! — Сатору восторженно спрыгивает со стула и вприпрыжку спешит за выходящим из бара другом.***
Итадори ржёт, как конченный. Не то что бы Сукуне тоже весело, но шутки коллеги заставляют улыбаться. Наверное, он уже слишком пьян, раз ведётся на всепоглощающую харизму Годжо. До определенного момента. Выходки Годжо Сатору итак были на грани, а теперь, когда он протягивает бокал с какой-то ядерной смесью алкашки и газировки Юджи, уже переходят черту. Улыбка сползает с тонких губ Сукуны. — Тебе не пора спать? — Рёмен надменно вскидывает бровь, обращаясь к мелкому и переводит грозный взгляд на коллегу, — а ты не охуел ли спаивать пиздюка? — Да ладно тебе! — чуть ли не в один голос возмущаются Юджи с Сатору. Точно спелись. Сукуна окидывает мрачным взглядом обоих, а Сатору спешит вставить свою единственную йену в образовавшуюся паузу: — Ну выпьет он немного с нами, ничего же не случится. Лучше, чтобы он это сделал первый раз с братом, чем перепил в компании своих друзей из универа, — Годжо звучит на удивление логично и рационально. — Вот именно! Ну пожалуйста, брат, — Итадори снова пытается добиться желаемого щенячьими глазками. К нему присоединяется Годжо с трогательно хлопающими длиннющими ресницами. На самом деле играть роль ответственного старшего брата так заёбывает. Откровенно говоря, Сукуне поебать, напьется мелкий или нет, просто не хочется вестись на провокации Годжо. Да и Итадори действительно пора спать, ему же завтра на учебу. Господи, с каких пор Рёмен такой заботливый и ему не по херу на чьи-то пары? Видимо он реально излишне пьян. — Давай в следующий раз? Тебе завтра в универ, — взгляд острых рубинов сглаживается, с губ слетает усталый вздох. Мысли Итадори почти слышно шевелятся в голове. Кажется еще чуть-чуть, И Сукуна без труда их прочитает. Каждая эмоция написана на лице, очевидно, Юджи старательно обдумывает все «за» и «против» поступившего предложения. — А точно в следующий раз можно будет с Вами? — Да, я же сказал, — Сукуна улыбается уголками губ, его взгляд спокоен и внушает уверенность. — Хааааа, он тебе врёт, не ведись, — Годжо, как всегда «вовремя». Рёмен закатывает глаза и злобно шипит сквозь зубы: — Блять, ты можешь просто заткнуться? — взгляд багряных глаз пылает огнём и сталкивается со льдом небесно-голубых. Кажется, Итадори чувствует накаляющуюся атмосферу. Его винтики в голове с шумом докручиваются, и он спешит ретироваться. — Эм… Мне правда завтра на учебу. Но ты мне обещал следующий раз! — раздается тихое бормотание Юджи, практически галопом сбегающего из кухни. Рёмен провожает до сих пор пылающим взглядом брата и вновь возвращается к Годжо. — Чего ты добиваешься? Блондин игриво ухмыляется и откидывается на стуле. — Кто знает, кто знает, — Сатору все с той же ухмылкой отводит взгляд и задумчиво пялится в стену. — Мне не интересно отгадывать твои загадки. Но, кажется, я понимаю к чему ты ведёшь. Только даже, блять, не думай, — Рёмен поднимается с места и пугающе нависает над блондином. — И к чему же я веду? — Сатору приходится перевести взгляд на угрожающе нависающего друга, только он его не страшит. Годжо выглядит спокойным и серьёзным. — Ты сам предложил мне выпить, при этом трепался лишь о всякой ерунде, я не услышал ни одного намёка о каком-то важном разговоре или поводе. Уломал меня поехать сюда. А теперь пытаешься споить моего брата. Не думаешь, что слишком очевидно? — Сукуна склоняется ниже и шепчет, словно сплевывает яд, в ухо блондина, — Но я уже сказал — даже не пытайся. — Ты что его мамочка? — губы вновь тянет наглая усмешка, а Годжо резко встает со стула, не давая продолжать Сукуне нависать над собой — окей, ты угадал, я действительно хочу трахнуть твоего брата. Рёмен яростно стискивает зубы. Он даже толком не понимает, что именно его так разозлило и зачем он вообще пытается сберечь девственность Итадори. Но Годжо неимоверно бесит. Главная эмоция уходящего дня — раздражение. А кулак гораздо быстрей любой из мыслей. Быстрей любой из мыслей, поэтому он смазано проходится вдоль четкой линии скулы, попадая по уху, а не в глаз, как изначально целился Сукуна. Рёмен слишком пьян, чтобы попасть точно в намеченную цель. Годжо пьян не меньше, но тогда какого хера ему удается так изящно увернуться, не дав пострадать своей смазливой мордашке? Нет, Рёмен не промахнулся, это специально. Устраивать пьяную драку на собственной кухне совершенно не хочется. Тем более из-за Итадори. Пронзительный взгляд лазурных глаз выбивает из колеи. Не дает ударить повторно. Хмельной блеск небесной радужки, слегка приоткрытые губы и надменно вздёрнутый аккуратный нос — последнее, что видит Сукуна, перед тем, как его нахально притягивают за ворот футболки ближе. Максимально близко. Горячие, слегка горьковатые от выпитого спиртного губы впиваются в собственные. В голове пустота. Долгожданная пустота. Сукуна яростно кусает нижнюю губу Сатору и, пользуясь моментом, пока тот едва слышно шипит, засовывает язык в чужой рот. Их языки сталкиваются в яростной схватке, в каком-то бешеном своеобразном танце. В танце, в котором нет любви. В танце, в котором даже не было изначально и страсти. В пьяном танце. А страсть — она проступает по капле через противостояние. Жадные укусы, яростные вздохи. Сукуна глухо рычит в рот Годжо под самодовольную ухмылку последнего и трётся собственным стояком о чужой твёрдый член под джинсовой тканью. Горячие пальцы болезненно давят на шею, покрытую чернильными наколками. Руки по-свойски ложатся на упругую задницу, сжимают ягодицы и опускаются ниже. Рёмен подхватывает Годжо под бёдра, приподнимая, чтобы усадить на каменную поверхность кухонной столешницы. Тонкие пальцы оставляют в покое истерзанную шею, на которой завтра проступят ровные пятнышки-синяки. Но это завтра. Сейчас эти пальцы незримой поступью скользят вдоль затылка, вызывая колкие мурашки. Прямиком к макушке, нагло хватая розовые пряди и заставляя Сукуну оторваться от раздирания чужих губ. Рёмен злобно шипит, его пальцы застывают на чужой ширинке, а взгляд на лазурной радужке, пока Сатору с ядовитой ухмылкой тянет крашенные локоны. — Ну что ещё? — голос охрипший от нарастающего возбуждения, которому, кстати, в джинсах до боли тесно и невыносимо. — Отсосёшь? — небесная радужка затянута сероватой дымкой и огненным блеском. Кажется, черти в глазах устроили пожар и резво танцуют вокруг образовавшегося кострища. Сатору развязно ухмыляется. — Ебанулся? У тебя? — Сукуна хрипло смеётся. Пальцы тянутся к чужой шее, сжимая едва ли не до хруста, возвращая сполна полученные недавно отметины. В рубинах глаз стальной опасный блеск. Рёмен склоняется над чужим ухом, опаляя жаром дыхания и шепчет: — Я скорее тебя нагну, чем буду стоять перед тобой на коленях. Язык касается кромки уха, отчего Сатору шумно втягивает воздух. Язык спускается ниже, по влажной дорожке к проколотой мочке. Сукуна чувствует, как пальцы, так дерзко хватающие его волосы мгновение назад, ослабевают. Он нашел слабое место Годжо и теперь планирует повеселиться сполна. Рёмен чувствует, как раздвинутые ноги обхватывают его торс сильнее, вжимаясь промежностью в твердую, но скованную оковами тканей плоть. Сукуна нетерпеливо толкается, увеличивая площадь соприкосновения. Его язык старательно ласкает чужое ухо, вызывая лишь сдавленные, едва сдерживаемые полувсхлипы. Он толкается ещё раз. Кисти вновь наощупь спускаются ниже, к заветной ширинке. Годжо резко дёргает головой, отстраняясь от волнующего мокрого языка. Буквально секунда, и он резво спрыгивает со столешницы и, не давая Рёмену опомниться, разворачивается вместе с ним, вжимая всем телом в кухонный гарнитур. — Кто еще кого нагнет, сладкий, — по Годжо видно, он изо всех сил пытается восстановить дыхание, но усмешка раздражающе тянет распухшие губы, — кажется, у тебя идея-фикс — трахнуть меня? — Херню не неси, — Сукуна явно возмущён тем, что его так нагло зажали в угол. Но по прежнему взвинчен. И стояк никуда не делся. Хочется лишь одного. Кончить. Поэтому, не желая слушать дальнейшую бесполезную болтовню Годжо, он накрывает пунцовые губы, стирая подчистую ублюдскую усмешку. Пальцы возвращаются к задаче, на которой остановились. Сатору тоже не теряет времени — он скользит кистью вниз, вдоль стального пресса, спрятанного под черной тканью футболки — прямиком к ширинке. Звук одновременно лязгающих замков слишком резкий в ночной тишине кухни. В поплывший от желания и алкоголя мозг лезет назойливая мысль. «Надеюсь, Итадори уже уснул». Абсолютно не хочется, чтобы застали врасплох их недвусмысленную сцену. Сукуна накрывает ладонью влажную головку члена Годжо. Небольшое металлическое колечко, вставленное в щель в головке приятно холодит кожу и совершенно не удивляет. Все-таки это не первый раз, когда они дрочат по пьяни друг другу. Или по старой дружбе. Нет, лучше по пьяни. Мысль о дружбе с таким, как Годжо досаждает. В любом случае, принц Альберт не становится для Сукуны сюрпризом. Сатору нетерпеливо толкается в горячую ладонь и сам обхватывает у основания чужую плоть. Фаланги пальцев с внешней стороны касаются металлической штанги, вставленной в кожу лобка, покрытого небольшой тёмной щетиной. Годжо прерывает из затянувшийся поцелуй и тихо шепчет: — Не понимаю, нахрена ты проколол лобок, было бы веселее, будь у тебя кольцо, как у меня, — блондин улыбается и проводит шальным языком по нижней губе Сукуны. Рёмен презрительно щурится и выдыхает в чужие губы: — Я за безопасный секс, не хочу рвать резинки через раз. — Оу, то, что ты без резинки — мне стоит воспринимать, как акт доверия? — Годжо слегка кусает нижнюю Губу Сукуны и ведёт кистью от основания члена вверх — к головке. — Умоляю, заткнись уже, — не дожидаясь выполнения просьбы от Сатору, Рёмен раздражённо впивается в его губы за очередным голодным поцелуем. Блондин что-то сдавленно мычит в чужой рот, пока Сукуна вжимается в него пахом. Их члены жмутся друг к другу. Смазка смешивается. Сукуна яростно дрочит, обхватывая пальцами оба органа. Металл колечка холодом давит на собственную головку, заставляя ярче ощущать каждое касание. Пальцы Сатору скользят от одной щели, выделяющей эякулят, к другой. Любая предыдущая их совместная дрочка оборачивалась очередным соревнованием — кто дольше протянет. Но сейчас Сукуна слишком пьян и мертвецки устал. Хочется лишь кончить скорее и съебаться в свою комнату. Очередной болезненный укус. Из нижней губы Сатору сочится тоненькая багряная струйка, которую тот тут же слизывает. — Учти, мне сегодня не до наших соревнований, я кончу и свалю спать. А ты свалишь отсюда, — пальцы ускоряются под тихий шёпот. В бешеном темпе Сукуна надрачивает оба члена. — Признаёшь поражение? — Годжо лишь ухмыляется и пошло облизывает собственную нижнюю губу. Его пальцы продолжают мазать бесцветную жидкость по прижимающимся головкам. — Нет, я о том, что мне плевать, кончишь ли ты, так что либо поторопись, либо иди нахер, — бархатная хрипотца в голосе. Страсть, граничащая с издёвкой. Кажется, винтики в голове Годжо вращаются максимально быстро, соображая, какой вариант выбрать. Но вряд ли он успеет принять решение. Сукуна ощутимо сдавливает их члены у самой головки, и Сатору, задыхаясь от сдерживаемых стонов изливается, пачкая спермой собственные пальцы и чужой член. Буквально секундой позже, Сукуна с глухим рычанием также обильно кончает, смешивая их телесные жидкости. Тяжелое дыхание обоих бьется о стены кухни, отражаясь в барабанных перепонках. Сукуна открывает шкафчик позади Сатору и достает из него влажные салфетки. Протирает собственный член и вручает пачку блондину. — Я спать, если хочешь, допивай, а как закончишь — уходи и захлопни дверь, — Рёмен равнодушно кивает на стоящие полупустые бутылки с алкоголем на столе и застёгивает ширинку. Небесные глаза искрятся от веселья, Годжо также стирает семя со своего органа и убирает его в штаны. — Блин, надеялся засчитать тебе техническое поражение сегодня. Но раз ты не соревновался, то и я не проиграл, — блондин широко улыбается. Сукуна окидывает друга насмешливым взглядом. — Если тебе так легче пережить поражение, считай, как хочешь, — все равно Рёмен знает — он сегодня победил, даже не сражаясь, — спокойной ночи. Под провожающий задумчивый взгляд Сатору Сукуна выходит из кухни-их-поля-сражения-на-сегодняшнюю-ночь.***
Рёмен собирает пустые бутылки по кухне и убирает грязную посуду в посудомойку. Голова немного трещит от похмелья. Но если наутро Сукуна способен двигаться, значит ли это, что вчера он выпил недостаточно? Недостаточно, чтобы лежать трупом пол дня в кровати. Конечно, физическое состояние — дрянь. Но вот эмоционально Рёмен чувствует себя гораздо лучше. Взгляд падает на электронные часы, встроенные в индукционную плиту. Кажется, Итадори пора вставать, почему он ещё не завтракает? Не то, что бы Сукуну волновала учеба или возможные прогулы брата. Скорее он планировал не вылезать из кровати и, обнявшись с планшетом и ручкой, разрабатывать новый эскиз для клиента. Хочется тишины, чтобы его не дёргали каждые полчаса с тупыми вопросами. Рёмен ставит кружку на поддон и нажимает кнопку старта на кофейной машине. Пока аппарат выполняет свою задачу, можно и проверить что там с мелким.***
Хорошо, что Сукуна не дождался своей порции утреннего кофе и в его руках нет сейчас кружки. Керамическая емкость с горячим напитком могла бы стать потенциальным оружием, метко пробивающем блондинистую голову. Нет, не хорошо. Сукуна искренне жалеет, что кофе еще не был готов, а он уже наблюдает едва ли умилительную картину без возможности ошпарить кипятком чье-то смазливое ебало. Годжо и Итадори спят в обнимку на диване в гостиной. Рука блондина, обнимающего Юджи сзади, удобно устроилась на животе под футболкой последнего. Итадори сопит и что-то неясно бормочет во сне. Зрелище могло бы быть поистине трогательным и милым, если бы не блядский Годжо Сатору. Сукуна почти задыхается от гнева и берёт в руки диванную подушку. Удар мягким оружием приходится прямиком по умиротворенному ебальнику блондина, который тут же вскакивает и непонимающе сонно пялится на Рёмена. — Я вчера непонятно выразился, когда сказал тебе свалить? — брови грозно сходятся на переносице лишь при взгляде на Сатору. Из-за судорожной возни Годжо и устрашающего голоса брата, Юджи просыпается и лениво трёт глаза. — Что случилось? — Итадори спросонья звучит хрипло. — Ты проспал свой долбанный универ. Но это не главная проблема. Какого хуя этот, — Сукуна хмуро кивает на Сатору, — с тобой в одной постели? — Вот чего тебе не спится? Пришел выяснять отношения с самого утра, ты такой зануда, — Годжо сладко потягивается, выгибаясь в пояснице. — Завали ебало, не с тобой разговариваю, — блеск стали в алых глазах Рёмена направлен на полусонного Итадори. — Да мы просто обнимались! Ничего такого! — голос брата странно звонкий, несмотря на то, что его вырвали из мирных объятий дрёмы. Ага, два гея, один из которых Годжо Сатору — лютая ошибка вселенной, просто обнимались. Сукуна раздраженно закатывает глаза. Но так ли ему хочется услышать, что ещё происходило между этими двумя? — Вставай и пиздуй в свой универ, — Рёмен скрещивает руки на груди и впивается глазами в Сатору, — а тебя чтобы через минуту тут не было. Под непонимающие гляделки Годжо и Итадори Рёмен резко разворачивается и уходит на кухню за кофе, чтобы потом на весь день запереться в собственной комнате-логове. — Нервный он какой-то с утра, — блондин неохотно поднимается с дивана и поправляет на себе помятую одежду, — впрочем, мне реально пора, увидимся, Юджи! Широкая улыбка озаряет очаровательное лицо. Сукуна с кухни слышит тихие шаги по коридору, заканчивающиеся шумным хлопком закрывающейся двери.***
Рёмен сам толком не понимает, отчего так завёлся. Ну хочет Годжо трахнуть его брата. Флаг в руки и пиздуй на все четыре. В чём твоя проблема, Сукуна? Кое-что не дает покоя. Годжо — он же инфантильный, необязательный и вечно вытворяет чёрт пойми что. Да это ещё хуже, чем сам Рёмен — озлобленный на весь мир мудак. Даже не испытывая каких-то искренних тёплых чувств к брату, желать такого партнера в здравом уме не будет никто. Рёмен просто мыслит рационально, только и всего. Годжо и правда не лучшая партия для брата. Если быть откровенным, Годжо — не лучшая партия ни для кого. Но разве было бы не проще спихнуть Итадори на коллегу, а самому пытаться поладить с Мегуми? Рёмен стоически отметает образ лохматого парнишки, тут же возникший в голове. «Блять, как же сложно». Сукуна привык манипулировать людьми. Для него это также естественно, как дышать. Детство, проведенное в детском доме, давало о себе знать на протяжении всех лет. Всё, что Сукуна знал о родителях — его бросили, потому что отсутствовали возможности растить ребенка. Нежеланный. Нелюбимый. Одинокий. Иногда в голову лезли тёмные мысли, что лучше бы мать сделала аборт. Не было бы тогда всех мучений, пережитых в детстве. Когда Рёмен был ребенком — всепоглощающее чувство одиночество топило в себе, как в затхлом болоте. Холодные и сдержанные воспитатели. Неадекватные и злые дети. И насилие-насилие-насилие. Иногда буквально приходилось отвоёвывать себе еду. Сукуна рос и понимал — если ты не загрызешь их всех, то загрызут тебя. Что-то человеческое внутри постепенно отмирало. Душа и сердце, заключённые в реберной клетке, медленно гнили, оставляя лишь смрадный запах эгоизма. Либо ты, либо тебя. Сукуна даже не помнит, существовала ли хоть когда-нибудь в нем та детская непосредственность, притягивающая к себе каждого, как у Итадори. Если и существовала, то обратилась лишь пеплом на безлюдном пепелище. Несколько месяцев назад Итадори нашел Рёмена в соцсетях. Сначала Сукуна решил, что это какой-то скам на деньги. Его закономерно приобретенная подозрительность сочилась из каждого исходящего сообщения. Юджи писал, что недавно потерял деда, который поведал правду, скрываемую годами. Буквально с пяти лет этот невинный ребенок не имел никого ближе дедушки. Родители погибли в автомобильной аварии. И вот, провожая самого близкого человека на тот свет, Итадори узнал истину. У родителей был ещё один сын, родившийся за 12 лет до появления Юджи. Но тогда они были слишком бедны и не могли воспитывать малыша. Им пришлось отказаться от него. Итадори сказал, что не проходило и дня, чтобы родители не думали о Сукуне. Только волнует ли это Сукуну? Уже нет. Детство, в котором он так пытался стать хоть кому-то нужным, давно прошло, оставив после себя лишь бледные шрамы. И новость о том, что его родители давно померли, не вызвала абсолютно никаких чувств. Но Итадори был таким искренним, он притягивал к себе магнитом неведомой силы. И Сукуна, словно глупый мотылёк, полетел к этому свету. Сначала они встречались примерно раз в неделю, чтобы получше узнать друг друга. Рёмен постепенно привыкал к этому мальцу с его ребяческими выходками и неукротимым жизнелюбием. Когда Итадори закончил школу, Сукуна сам предложил ему жить вместе. Слова слетели с губ прежде, чем он успел прикусить язык. Вечная отрешенность от людей подошла к концу. Итадори скрасил одиночество Рёмена. Нет, Сукуна никогда не считал себя одиноким. Его всегда окружало множество людей, просто он не стремился с ними сближаться. Для самодостаточного Рёмена было удивительно, что такой, как Юджи стал ему не просто кровным родственником. Сукуна не одинок, он сам выбрал уединение для достижения личных целей и необходимого развития. Так жить гораздо легче. Было до появления этого болтливого и беззаботного чужеродного элемента. Да, они росли в разной среде. Сукуна там, где сила и твёрдость духа решали всё. А Итадори в любви и заботе, пусть и от единственного опекуна. Но что-то в этом мальчишке притягивало, заставляло выйти на свет. Заставляло хотя бы немного открыться. Сукуна однозначно стал мягче лишь благодаря простой непосредственности и заботе мальчишки. Это не хорошо, но и не плохо. Перемены неизбежны. Главное — уметь к ним адаптироваться. И Рёмен адаптировался. Пора стать честным перед самим собой и признать, что всё-таки ему есть дело до младшего брата. И Сукуна в курсе — Годжо лишь разобьёт хрупкое сердце Юджи и принесёт сплошные проблемы. Ведь разбираться с кровавыми ошметками четырехкамерной мышцы брата придется именно Рёмену. Лезть в личную жизнь младшего брата нет никакого желания. Но Годжо откровенно бесит своей инфантильностью. Он поиграет — ему наскучит. А Итадори, словно послушная собачка, будет крутиться вокруг Сатору без надежды на ответные чувства. А еще этот твердолобый, самонадеянный и упёртый Фушигуро. Такой притягательный, неприступный и горячий. Да, кажется, Итадори в будущем при любом раскладе придётся несладко. Уступать брату Мегуми Сукуна однозначно не планирует. Как и быть свахой для Годжо Сатору.***
Говорят, чем старше становишься — тем быстрее летит время. Оно не просто идёт, оно ускользает. Песок, рассыпающийся по толстому стеклянному дну часов будто отсчитывает не минуты, а целые месяцы, а то и годы. Херня. Полная херня. Дни тянулись мучительно медленно. Работа, дом, общение с клиентами, рисование новых эскизов, чтобы не потерять навык. Алкоголь, для изгнания тёмных мыслей. И Фушигуро Мегуми, не планирующий их покидать. Сукуна заебался. Заебали глупые консультации с не менее глупыми клиентами. Заебали бесконечные сеансы с надоедливо вибрирующей тату-машинкой в руке. Переодически глючащая яблочная ручка, не реагирующая на силу нажатия. Счастливая рожа Итадори и его рассказы о каждом проведенном дне в долбанном универе. Алкоголь, ставший лишь психологической зависимостью, а не лекарством для души. И Фушигуро Мегуми. Тоже невероятно заебал. Сколько времени прошло с их встречи на парковке? Полгода? Месяц? Примерно пара недель. Честно признаться, несколько раз Рёмен повторно ездил забирать Итадори из универа. Но результат был прежним. Долбанное равнодушие в глубинах тёмных океанов. Безразличный приветственный кивок. Такой же на прощание. Фушигуро настойчиво игнорировал Сукуну, не давая даже шанса на диалог. Похоже на какой-то акт мазохизма. От Рёмена отворачиваются, им пренебрегают. А он все равно ищет хотя бы минутной встречи с парнишкой из своих снов. Глупо и жалко. И невероятно злит. Но уже не так ярко, не так всепоглощающе. Злость обратилась тягучей тоской, обволакивающей каждую извилину в сером веществе. Очередной унылый вечер. Сукуна удобно устроился на диване и смотрел какой-то дурацкий сериал на стриминговой платформе. Итадори чем-то звонко гремел на кухне, словно не готовил, а пытался активно засвинячить всё вокруг себя. Комедийный сериал совершенно не выполнял свою функцию комедии. Рёмен недовольно щелкает пультом в попытке найти что-то более стоящее. Звуки разрушений на кухне стихают. По неуклюжему топоту слышно, как Итадори приближается к гостиной. Боже, какой же он нелепый. Подходит и сразу плюхается на диван, едва не выплескивая горячий бульон себе же на пижамные штаны. — Слушай, я хотел спросить… — Итадори уютно усаживается на диване и смотрит на брата. Сукуна заинтересованно вскидывает левую бровь. Ого, Итадори переходит сразу к делу, без лишних прелюдий. Удивительно. — У меня скоро важная контрольная, я договорился готовиться с Мегуми. Могу позвать его к нам? Голос довольно тихий, а тон сдержанный. Мало похоже на типичного Итадори. Даже не устраивает цирковые трюки с умоляющими собачьими глазками. Сукуна не очень понимает смысл этой перемены. Но почему бы после длительного антракта не поднять занавес и не запустить продолжение мазохистского шоу? На университетской парковке у них было слишком мало времени. Если Фушигуро придет сюда — он буквально сам загонит себя в клетку без шанса на спасение. Уж на своей территории Сукуна выбьет из него то долбанное равнодушие. Растопит весь лёд. А если растопить не удастся — всегда есть нож для колки льда. У Фушигуро просто не будет возможностей игнорировать его и дальше. — Да, конечно, зови, — бесстрастное выражение лица и страсть, кипящая внутри и струящаяся по венам. Сукуна уже настроился на волнительную встречу. Он терпеливо и выдержанно выжидает Мегуми в своем логове.