Новая эра любви. Склифосовский

Солнечным лучам в этот раз не суждено было погостить в квартире, так как темные плотные шторы на окнах отлично защищали комнату от яркого света. Только одному лучику все же удается пройти между двумя половинами ткани и упасть на стол, тем самым разделяя его на две неровные части. Взгляд голубых глаз гуляет по полоске света, откровенно ленясь встать и раскрыть шторы, чтобы впустить свет. Сегодня прекрасная солнечная погода, выходной день, но потратить его не на что. Только если на еще одну чашку кофе. Марина упирает подбородок на ладонь, поставив локоть на стол. На лице написана необъяснимая тоска и скука, только непонятно от чего: то ли из-за отсутствия планов на день и своего одиночества, ставшим ей другом, то ли от усталости и загруженности в рабочие дни, которых было явно больше, чем выходных. Взгляд падает на пустую кружку и задерживается на нем, будто ища на дне причину хотя бы одной светлой мысли и улыбки. Она представляет себя героиней фильма, драматично сидящей на кухне в полной тишине и думающей о смысле своей жизни. Это придает каких-то сил, а потому женщина поднимается и, придавая каждому движению особое значение, идет к раковине, небрежно полоскает кружку и переворачивает ту на полотенце. Мелкой подступью оказывается у окна и с резвостью разводит шторы в сторону, которые тут же издают привычный металлический скрежет. Солнце потоком врывается в открывшееся для него пространство, слепит Марину в глаза, отчего та щурится, лицо наконец украшает легкая улыбка. На улице все дышит этой жарой, постепенно полностью поглащающей утреннюю прохладу, люди не выглядят мрачными, наоборот, хорошая погода вселяет во многих оптимизм и радость. Телефонный звонок разрывает тишину квартиры приятной мелодией. Марина покидает окно и направляется в спальню, откуда и слышен звук. Некоторое время приходится шариться по постели, дабы найти мобильный, но в итоге тот сам находится, скатываясь по одеялу и падая на пол. Его тут же подбирают с пола женские руки и подносят к уху. Нарочинская не знает даже кто звонит, оттого ее удивление взлетает вверх. — Привет, Марина, — слышится в трубке довольный голос Павловой, Марина словно вживую видит улыбку заведующей, — ты не занята сегодня? Стоило ожидать, что поход в гости сблизит двух женщин, но никто из них не был готов, что все случится так стремительно. Марина не знает, считает ли Ирина Алексеевна ее своей подругой, но ей самой очень хочется в это верить. Что-то привлекало ее в этом человеке. Может, строгость и внутренний стержень внутри, может, отношение Ирины к ней, которое вполне можно было назвать дружеским, может приятная внешность и всегда опрятный вид, а может, все вместе, в сочетании с друг другом. Главврачу было интересно в компании завотделением, но не только из-за общего места работы, но и из-за каких-то смежных между собой мнений и взглядов на те или иные ситуации, разносторонности Нарочинской и жизненного опыта Павловой. Их союз виделся Марине сильным и сплоченным, несмотря на то, что она не была уверена во взаимности мыслей Ирины о ней самой. Все-таки во многом они были и разными. Марина – открытая и веселая, теплая, но в то же время сильная и независимая, честная и искренняя, а Ирина – сдержанная и серьезная, показывающая свою ласку, юмор и эмоции только самым близким людям, строгая и справедливая, со своими принципами. Характер подруги и коллеги иногда пугал Нарочинскую. — Здравствуй, Ирина... — присаживается на край кровати, сжимая пальцами тонкую ткань домашних брюк. — Что-то случилось? — это вполне очевидный вопрос, главврач боится представить, что произошло в Склифе в этот раз. По ту сторону связи слышится понимающий смех, Павлова по одному дрогнувшему голосу подруги понимает, что та себе напридумывала. — В Склифе спокойно, даже подозрительно, — хмыкает заведующая, инстинктивно прислушиваясь к звукам в коридоре. — Я по другому поводу. Знаешь, мне было приятно побывать у тебя в гостях, а потому я предлагаю выпить кофе и погулять сегодня в парке. Погода хорошая. Павлова оборачивается к окну, словно проверяя достоверность своих слов. В кабинете душно, кондиционер еле-еле спасает от удушливой жары. Такая погода не нравится женщине, но прекрасно ассоциируется со своей, на данный момент, собеседницой. Марина, как солнце, как пшеничное поле, как летний зной и тёплый, нежный ветер. Некоторое время, совсем короткое, но очень волнительное для Ирины, в трубке тянется тишина. Зубы нервно покусывают нижнюю губу, пока пальцы отбивают чечетку на столе. — Неожиданно, — невольно отвечает тем же словом, что и Павлова не так давно, когда Марина звала ее к себе. Павлова это сразу замечает и теряется в догадках: специально ли было это сказано или совершенно случайно? — После работы? — Ну естественно, не могу же я уйти с работы раньше времени, — мысленно бьет себя пол лбу за глупый ответ. Марина пару секунд отдает на взвешивание всех "за" и "против" и только после этого произносит: — Хорошо, я подъеду. До встречи! Звонок прерывается и Нарочинская чувствует некое облегчение, природу которого объяснить не может. Почему-то именно разговоры с Павловой встряхивают ее мысли, тело и...душу. Она не хочет принимать тот факт, что по каждом появлении заведующей в поле зрения, при каждом редком звонке, при любом взгляде на блондинку с всегда таким серьезным лицом и только при их индивидуальных встречах – улыбкой и нежностью в глазах, внутри все сжимается, ликует, подает не свойственную реакцию. Нечто похожее Марина испытывала, когда зарождались отношения с Брагиным, но... Павлова – не Брагин, она женщина, а значит – такого не может быть. Нельзя так реагировать на человека своего же пола, а тем более на Ирину Алексеевну. Потому Марина всячески отодвигала назойливые мысли на этот счет, не принимая, казалось бы, очевидное. Марина поправляет челку своей собраной прически и одаривает отражение в зеркале удовлетворенной улыбкой. На прикроватной тумбе ее встречают духи, которые тут же мелкими каплями оказываются на кистях и шее. По комнате расплывается нежный цветочный аромат. Женщина вдыхает его, наслаждаясь запахом, после чего поднимает с пола белые туфли и идет в прихожую. На ней легкая, почти полупрозрачная блузка с мелкими цветочками и длинная плисованная юбка кофейно-розового цвета. Она выглядит воздушно, свежо, как весенняя прохлада в жаркий летний день. На плечо вешается маленькая бледно-бежевая сумка. Машина приветственно мигает, как только ее снимают с сигнализации. Марина садится за руль, поправляет зеркало заднего вида, попутно смотрясь в него, чтобы убедиться в идеальности сегодняшнего макияжа. Сумка уже смиренно лежит на соседнем сидении. Автомобиль заводится и трогается в путь. Павлова уже готова. Последний штрих – блеск на губах. Сегодня макияж завотделением чуть ярче обычного, и это замечают все коллеги, но причину вряд ли смогут когда-либо узнать. В их головах лишь крутятся догадки о новом ухажере или любовнике, правда, о таком лучше вслух не говорить. Ирина критично смотрит на себя в зеркале. На ней бежевое с легкой примесью розового цвета платье. Не излишне нарядное, не бросающееся в глаза, но безумно подходящее женщине. Наряд подчеркивает талию и зону декольте, на шее не броская миниатюрная подвеска. Заведующая накидывает на плечи молочного цвета пиджак, крутится в последний раз на бежевых каблуках перед зеркалом и покидает кабинет, звеня ключами, которыми вскоре надежно запирает дверь. В приемной перекидывается парой слов с Ниной, расписывается в журнале и с гулко бьющимся сердцем в груди покидает больницу. Ей непонятна причина тревоги и волнения, которые крепко держали все тело в напряжении, мало того – удивляли ее, ведь ранее та не испытывала такого и считала себя вполне уверенной. Но женщина всячески пытается выпутаться из сетей собственных мыслей. Солнце близилось к горизонту, знойный воздух остывал, ветер стал прохладнее, намекая на приближение вечера. Такая погода была приятной и не выматывающей. Прогулка обещала пройти без вспотевшей спины и сильной жажды во рту. Ирина приставляет ко лбу руку козырьком и оглядывает двор Склифа. Пока еще яркие лучи солнца мешают видимости, но взгляд все-таки цепляется за женский стройный силуэт, который тут же машет рукой, обналичивая себя. Губы Павловой расплываются в улыбке. Не в первый раз замечает, что видеть главврача ей особенно приятно и радостно. Предвкушение встречи, поедающее изнутри весь рабочий день, разгорается с новой силой. Ей безумно нравится образ Марины. Такая нежность и хрупкость в сочетании с сильным характером восхищает. Нарочинская не скрывает эмоций, улыбается и даже еле слышно смеется, но ее смех уносит поток ветра. — Привет! — восклицает она, заключая в осторожные обьятия заведующую. Павлова берет инициативу на себя и крепче прижимает к себе стройную фигурку. Женщины дружно покидают территорию Склифосовского, и Ирина прокладывает их следующий путь. Марина полностью доверяется инициатору этой прогулки и соглашается на все предложения. Пока они идут и мило беседуют обо всем, Нарочинская никак не может налюбоваться внешним видом Ирины. Ей безумно симпатизирует платье женщины, она обращает внимание на более видимый макияж, что заставляет задуматься: Павлова заранее готовилась к их встрече или у нее сегодня просто хорошее настроение? Уже темнеет. На улицах один за другим зажигаются фонари, создавая атмосферу романтики и интима. Обе женщины, взявшись под локти, медленно идут по улице, их лица счастливые, умиротворенные, освещенные неоновыми вывесками магазинов, баров и кафе. За одну из таких вывесок цепляется взгляд Марины и она притормаживает. Павлова прерывает свою речь и непонимающе смотрит на подругу. — Давай зайдем в кафе? На улице стало прохладнее, выпить горячего кофе будет очень кстати, — и тянет Ирину за собой, не ждя согласия. Теплая и милая прогулка слегка раскрепостила ее, она осмелела. А Ирина и не против. Устала руководить и вести за собой коллектив, хочется побыть ведомой кем-то. Например, симпатичной блондинкой. Кафе сразу создает впечатление уюта и дружеской обстановки. Посетители мирно общаются между собой, кто-то сидит со своей второй половинкой, кто-то с друзьями, а кто-то и вовсе целой компанией. Заведующая настолько давно не бывала в подобных заведениях, что сейчас ей казалось все в новинку. Но привычная ей сдержанность соблюдается и в этот момент, и женщина лишь улыбается. Марина видит изменения в поведении Ирины, замечает искру в зеленых глазах. Заведующая довольна, а Нарочинская тихо наслаждается происходящим. Ей не верится до конца, что она пришла сюда не с кем-нибудь, а с той, которую все считают закрытой, стальной леди. Но эта самая леди сейчас с задумчивым видом выбирает кофе, чтобы разделить этот момент с ней – Мариной. Они выбирают дальний столик, куда мягкий свет ламп почти не доставал, создавая полутьму. Кофе приятно обжигает язык, Марина прикрывает глаза от удовольствия. Павлова полностью расслабляется, полумрак навивает сонливость, усталость после рабочего дня падает грузом на плечи. Не замечает, как под тихий голос Марины, ее глаза окончательно слипаются, голова облакачивается на стену, и она теряет связь с реальностью. Приходится с силой разлеплять тяжелые веки, когда ее аккуратно трясут за плечо. Лицо Нарочинской не сразу принимает четкость. Ирина щурится, часто моргает, чтобы прийти в себя и наконец понимает, что она умудрилась уснуть. Кофе уже остыл, посетителей почти не осталось – официантка тщательно вытирала столы. — Ты уснула, — аккуратно сообщает главврач, все так же нависая на ней. Павлова виновато улыбается, приходя в неловкое состояние. Суетится, не зная за что схватиться, лезет в сумку за кошельком, но рука Марины ласково останавливает ее. — Я уже оплатила. Будешь допивать свой кофе? Ирина кивает и залпом допивает уже остывший и не такой вкусный напиток и встает, сгребая со стола сумку. Женщина все еще чувствует себя уставшей и вымотавшейся, а ведь надо добраться до дома, переодеться, сходить в душ. Но все это теряется на фоне того, что ей совершенно не хочется прощаться с Мариной. Весь обратный путь подруги почти ни о чем не говорят. Обеих охватывает легкая грусть о предстоящем расставании, но желание скорее оказаться в кровати все-таки превосходит. Когда они наконец решают разойтись, вызывают такси. Ирина выходит первой, Марина пару секунд задерживается на глазах женщины, которые в темноте кажутся темнее, а после обнимает ее так, как ни обнимала никого уже давно – крепко и нежно одновременно. Они задерживаются в таком положении неплично долго, отчего ловят недовольный взгляд водителя. Прощаются еще раз, и Павлова покидает машину, забирая с собой последние силы и часть хорошего настроения Нарочинской, потому что та снова чувствует одиночество, дышащее ей, в спину и безумную усталость. Но она счастлива такому выходному и даже почти не расстраивается от мысли, что ей завтра на работу.