Ласточки

Эдвард прикрывает за собой щелястую дверь будущей “Таверны Джеффа у моря”. Стид, умаявшийся за день, заснул на соломенном тюфяке, даже не посетовав на неудобство. Просто прилёг “на минуточку” и тут же вырубился, так что из пушки не разбудишь. Так до утра, наверное, и проспит. А если нет, то не потеряет Эда, он тут будет, недалеко. Прихватив с собой початую бутылку вина (покупками занимался опять же Стид), Эдвард спускается по ещё не протоптанной тропинке к самодельному кресту. Он садится рядом, прямо на тёплый песок, и смотрит, как солнце клонится к закату. Камыш кивает пушистыми метёлками, облака сулят на завтра хороший день, над головой, довольно низко, летают ласточки. Их крики сливаются с тихим шелестом прибоя. Эдвард делает приличный глоток из бутылки. Они познакомились в Порт-Рояле, за семь лет до того как море слизнуло этот город с лица земли. Эд тогда ушёл из дома и отчаянно пытался найти себе какую-то работу. В доках платили мало, кормили и того хуже, потчуя, в основном, тумаками. Он был юн, вспыльчив и наивен. Нескладен, как все в этом возрасте, но неглуп и довольно силён. Эд мечтал поступить на судно юнгой и сбежать из опостылевшего порта в лучшую жизнь. Мысленно он уже сколотил состояние, дослужился до офицера и купил своей матери множество красивых платьев, которые говорили о том, что она никогда больше не будет гнуть спину, работая на чужих людей. Мечты, однако, не помогали делу. Скорее, наоборот, погрузившись в грёзы, Эд забывал о своих обязанностях, за что и бывал бит. В тот раз он пытался вырваться из железной хватки своего босса, который хотел вразумить его плетью. Эд что-то кричал в ответ, размахивая ножом для разделки рыбы. Это не помогло. Забившись за бочки, в которых засаливался дневной улов артели, он пытался отвлечься от боли в исполосованной спине. Тогда-то ему и встретился Иззи. В то время все, кто старше, казались ему дремучими стариками. А этот парень - нет, он выглядел просто взрослым, совсем не старым. - Если ты кому-то угрожаешь, не стоит махать ножом, как чёртова мельница. Сейчас не вспомнить, что Эд ему ответил и как узнал имя. Наверное, просто услышал, как его называли другие люди. Но он увязался за Иззи, задал ему тысячу разных вопросов (и не на все получил ответы). Вино терпкое и прохладное. Совсем не похожее на дрянной ром, который заливал в себя Эд ещё совсем недавно. Это вино полагается пить из красивых бокалов, а не прихлёбывать из горлышка. Эд чувствует небольшой укол совести. Но это быстро проходит. Эда взяли юнгой на шхуну “Альбатрос” лишь потому, что Иззи привёл его с собой. Боцман заявил, что тот теперь отвечает за все действия мальчишки и даже не выделил парню отдельного угла. Эд ютился рядом с Иззи и даже спал, свернувшись калачиком у него под боком. Не сказать, что Эда обижали, но и не баловали. Иззи делился с ним пайком. И вероятно, Эд не слишком досаждал ему, потому что даже свободное время Иззи тратил на него - учил Эда драться. - Сабля - это достаточно простое оружие, - говорил Иззи своим высоким хриплым голосом. - Оно не похоже на дворянские шпаги, но в этом его преимущество. Шпага не даст тебе сделать так… или вот так… Во время пауз он атаковал стремительно, как змея. То стелился по палубе, то делал изящный разворот, оставляя на коже Эда тонкие саднящие царапины. Они ужасно долго заживали и страшно зудели в процессе. Постепенно Эд научился уворачиваться, а потом и парировать эти скользящие удары. Сабля была действительно хороша для того, чтобы не запутаться в такелаже и не упустить момент для контратаки. - Шпага - это оружие джентльменов, - назидательно повторял Иззи, от души приложив Эда по заднице вышеупомянутым оружием. - Не терпит панибратства. Рубящих ударов она не наносит, только уколы. В умелых руках всегда смертоносна. Клинок со свистом рассекал воздух, и Эду казалось, что его атакует не один человек, а целый рой разъярённых пчёл. Он пытался отражать выпады, но острие чертило на его коже различные знаки. Впрочем, царапины были не так унизительны, как издевательские удары плашмя. От них оставались синяки, как от палки. Да ещё и зрители (все матросы, находившиеся на квартердеке) смеялись и улюлюкали. В конце концов он научился давать Иззи сдачи, хотя бы затем, чтобы не служить бесплатной потехой этой толпе бездельников. Хотя Иззи много тренировал Эда, но всё же слишком близко к себе не подпускал. Он вообще предпочитал держаться особняком и частенько воротил нос от шумной компании. Лишь перебрав выпивки, мог присоединиться к нестройному хору, распевающих шанти. Нет, Иззи не был запевалой, потому что для этого требовалось больше громкости, но ему не было равных в баковых песнях. Тех, что поются во время отдыха или по какому-то особому поводу. Обычно на всех моряков нападала лёгкая грусть, когда высокий голос выводил любовные баллады или старомодные пастурели. Каждый из них оставил кого-то на берегу, каждый из них всем сердцем стремился на сушу. В такие моменты Эд подбирался поближе, приваливался спиной к спине Иззи и чувствовал, что мелодия льётся и через него. И всё же Иззи не создан был для моря. Там где Эду чудилась лёгкая качка, он свешивался за борт, не в силах удержать при себе собственный обед. Эд усмехается, вспоминая зелёное лицо Иззи. У Стида, помнится, был костюм почти такого же нежного цвета. Эду повезло - его морская болезнь не брала. Скорее, ему не хватало качки на суше. А волны словно баюкали, утешали и манили. “Альбатрос” перевозил контрабанду, но не пересекал ту тонкую грань, за чертой которой стояло пиратство. Тогда Эда пугал открытый разбой. Одно дело тихо обходить закон, другое - напрямую выступить против него. Шхуна довольно легко ускользала из поля зрения таможенников, а когда манёвры были бесполезны, капитана спасал старый добрый подкуп должностных лиц. Эду позволили наблюдать за штурманом, перенимать его опыт лоции и навигации. Он впитывал информацию, как губка, и хотел знать о море всё, что возможно. Он прижился на корабле, освоил матросские премудрости: взбирался по вантам с ловкостью кошки, мастерски управлялся со стакселем и брамселем, безошибочно определял направление ветра и расположение звёзд. Иззи, напротив, делал лишь то, что от него требовали капитан и боцман. Он явно сторонился морской науки, хотя имел голову на плечах и был одним из тех немногих, кто знаком с грамотой. Он бегло читал и не отказывал тем, кто хотел постичь это искусство. Эд, например, сначала презирал буквы и всё, что с ними связано. Но обнаружив, что карты в каюте капитана содержат в себе не только рисунки, но и загадочные закорючки, напросился к Иззи в ученики. На “Альбатросе” Иззи прозвали Базиликой за непривычную в моряцкой среде чопорность. Он на редкость ловко цитировал Катехизис, приводя матросов в лёгкий благоговейный трепет. Капитан порой просил того прочесть ту или иную молитву. Например, когда отправлял в последний путь товарищей, не выдержавших тягот жизни контрабандистов. Иззи доставал из рукава маленький серебряный крестик, и вся команда, сняв шляпы, слушала его, как настоящего капеллана. Со временем Иззи стал полноценным наставником Эда. Наверное, его можно было назвать старшим братом или даже другом? Эд не задумывался об этом, просто пытался научиться всему, чему только можно, следуя за Иззи словно тень. Наверное, он был немного влюблён тогда. Просто ещё не понимал, в силу неопытности, что это за чувство чистого восхищения . Эд усмехается себе пятнадцатилетнему, таскающемуся за Иззи, как собачонка. Под парусами “Альбатроса” они ходили без малого пять лет. Побывали во многих портах. Их заносило даже в таинственную Индию и к берегам Китая, они заходили в холодный неуютный Бристоль и яркий многоцветный Кейптаун. Шхуна без устали бороздила моря, Эд перерос звание юнги, научился читать карты, пользоваться астролябией, определять погоду по ветру, цвету неба и форме облаков. Он видел, как огромные киты всплывали из глубин и выбрасывали в небо сияющие радугой фонтаны; как морской чёрт выпрыгивал из пучины и с шумом уходил обратно; как медузы, похожие на призраков, медленно парили в толще воды; как тюлени гомонили на каменных пляжах; как гнездились на утёсах тысячи морских птиц. Однажды, когда они пересекали Атлантику, на реях устроилась целая стая. Маленьких, чёрных, с раздвоенными хвостами. Они тревожно кричали, посвистывали, словно корабль сам звенел и шелестел. - Кто это? И откуда они взялись? - недоумевал Эд. - До суши сотни миль! - Это ласточки, - тихо ответил Иззи. - Обыкновенные английские ласточки, которые летят в тёплые края. - Зачем они это делают? - Чтобы пережить зиму. У них на родине сейчас слишком холодно и невозможно добыть еду. - Но разве им по силам пересечь океан? - Они отдохнут на нашем корабле и двинутся дальше. Они выносливее, чем кажутся. В конце концов все ласточки доберутся до суши. И они раз за разом, как те ласточки, достигали земли. Сходили в порту или прятались в укромных бухтах, обменивая сахар, ром и китовый ус на редкие товары Старого Света. Эд обзавёлся татуировками: якорем, как тот, кто пересёк Атлантический океан, розой ветров, как тот, что мечтает вернуться из плавания в родную гавань. Проколол ухо, впервые миновав экватор. Оброс морскими суевериями, как днище корабля обрастает ракушками. Ему казалось, что он обрёл своё место в жизни. На корабле, рядом с Иззи. Всё развалилось в мгновение. Один неправильный выбор, одно неверное решение. “Альбатрос” шёл из Каира и нёс на борту контрабанду для высокопоставленных лендлордов, губернаторов и прочих богачей Ямайки, Барбадоса, Коста-Рики, Эспаньолы. Груз в основном состоял из предметов роскоши: париков, душистых масел, амбры, свинцовой пудры, зеркал, шкатулок, кружев и тканей. Последних было особенно много. Нежнейший батист; турецкая объярь, сияющая золотым шитьём; тонкий экзотический кашемир; тяжёлый итальянский бархат; плотный персидский алтабас; узорчатая китайская камка; изысканная французская парча; лионский шёлк. Вся эта роскошь дополнялась чулками и кружевами, ворох которых напоминал морскую пену. Когда Эд увидел, чем забит трюм корабля, он потерял покой. Он до сих пор хранил лоскут шёлка, подаренный матерью, и помнил её слова о дорогих вещах, которые всегда будут ему недоступны. Здесь же, прямо перед ним лежали прекрасные ткани. Глаза разбегались от буйства расцветок. Он проводил по ним руками, чувствуя гладкость, выпуклую нить узора, прохладу и мягкость. Даже вездесущая соль, оседающая коркой и проявляющаяся белыми разводами, оказалась им не страшна. - “Просто мы не такие люди”, - говорила его мать и гладила Эда по голове, утешая. Сейчас же в нём зрел протест, желание доказать, что она ошибалась. - Мы такие же, мама, - прошептал он, завороженно глядя на переливы жёлтой узорчатой парчи. - Мы можем ими быть. Эд был полностью очарован, он уже представлял, как платье, пошитое из этого отреза, подчеркнёт красоту его матери, как будет сиять подсвеченная золотом кожа. А если добавить к нему воротник из шёлкового кружева, такого тонкого, что с ним едва ли может сравниться паутина, то она не уступит ни одной богатой красотке. Впоследствии Эд так и не смог понять, что именно толкнуло его на этот поступок. Скорее всего, он даже не успел подумать, не дал себе допустить и тени логической мысли. Он просто вытащил рулон ткани и ворох кружев из трюма и спрятал в свой собственный тайник. Не красть у своих - это негласный закон. Что бы о том ни говорили британские законы, но на борту такой проступок карается очень сурово. Как правило - смертью. Дабы не повадно было. Когда шхуна приблизилась к порту Бриджтауна, Эд сунулся проверить припрятанное, надеясь, что все слишком заняты швартовкой, чтобы заметить его отсутствие. Эд разобрал шатающиеся доски обшивки и шарил руками наугад. Но вместо гладкой и приятной на ощупь парчи под пальцами было лишь просмоленное дерево. - Что ищешь? - поинтересовался Иззи, выросший за плечом, будто чёртик из табакерки. - Ты что-то потерял, Эдвард? Впервые Иззи назвал его так. Обычно он говорил “Эд” или даже “Эдди”, но полное имя ещё ни разу не употреблял. Это непривычное обращение кольнуло, будто острие кинжала. Оно не оставляло шанса придумать какое-нибудь нелепое оправдание тому, что сейчас Эд сидит в трюме, засунув руки по самые локти под обшивку. - Ты что-то знаешь об этом? - он удивился, как хрипло прозвучал его голос. - О чём? Об украденном товаре? - в тон ему ответил Иззи, сжимая кулаки. Этот жест не остался незамеченным. Эд вскочил на ноги и, схватив Иззи за грудки, прошипел ему в лицо: - Отдай! - Нет! Ты что не понимаешь… Он не дал ему договорить. Поднявшаяся волна злости вмиг затопила рассудок, заложила уши, придала сил. Эд сжал горло Иззи и не разжал бы, если бы не холодное качание стали под рёбрами. Замешкавшись, он ослабил хватку, позволив Иззи вырваться. - Ты грёбаный придурок, - просипел Иззи. Возможно, он пытался сказать что-то ещё, потому что посиневшие губы двигались, но разобрать слова в поднявшемся шуме было невозможно. Кто-то из команды заметил недостачу и поднял тревогу. Пропажу нашли достаточно быстро. То ли потому, что Иззи не умел прятать, то ли потому, что у него не было никаких тайников на борту. Иззи, по завету римлян, всё своё носил с собой. Оружие, крест, да кольцо на шарфе. Никто не знал, чьё оно, но с первого взгляда было понятно, что Иззи им дорожит. Их драка буквально в шаге от пропавшего товара не могла не вызвать вопросов. Всё выглядело так, словно два сообщника не поделили украденное. - Израэль Хэндс, - громко говорил капитан, выстроив всю команду на палубе. - Ты знаешь, правила едины для всех. Если их не соблюдать, всё погрузится в хаос. Каким бы ты ни был хорошим бойцом или хреновым моряком, тем не менее, на моём судне не место крысам, которые тащат у своих! Последние слова он прокричал так, что чайки, облюбовавшие реи, с гвалтом поднялись в воздух. - Сорок плетей этому сукиному сыну, - скомандовал капитан. Команда ахнула. Сорок плетей - это высшая мера. Хуже только прогулка под килем. После сорока плетей процент выживших настолько мал, что тем, у кого получилось, дозволено убить палача. Палачи это знают, поэтому стараются от души. - Держи. Эд тупо уставился на кнут, который вложили в его руки. - Я… я не.. - он пытался сказать, что не может, что Иззи его друг, почти что брат. И вообще не виноват ни в чём! Но язык не слушался, с губ срывались невнятные звуки, которые вряд ли кого-то смогли бы убедить. Тем временем руки Иззи уже привязали верёвками к рее, ноги примотали к ближайшему юферсу, грубо содрали с него жилет и рубаху. - Бей, или я привяжу тебя рядом, - приказал капитан. И Эд повиновался. Со стороны капитана это неожиданное решение, предоставить Эду право быть палачом своего друга, было обоснованным. Наказание, таким образом, настигало обоих провинившихся. Но в тот момент Эд ничего не понял. Он был глубоко шокирован происходящим. Почти во всех героических рассказах, что он слышал, персонаж переносил порку молча, стоически скрипя зубами. Может, это мать берегла Эда от излишней жестокости и не позволяла бегать на площадь, когда там собирался весь город, чтобы посмотреть на пытки или казни? Он правда не знал. Не знал, как дёргается под ударами тело, казалось бы, крепко связанное, зафиксированное, как муха в паутине. Не знал, что крик, раздающийся вслед за свистом плети воистину ужасен. Не знал, что кожа лопается сразу, с первого касания, и уже на десятом ударе надо менять плеть, поскольку она отсырела и перестала выполнять свою функцию. Не знал, что пот заливает глаза, а может, это слезы туманили взгляд, пока он считал удары. Раз или два его останавливали, на Иззи выливали ведро воды, приводя в чувство, а затем всё повторялось снова. Сороковой удар прозвучал в полном молчании. По крайней мере, Эду показалось, что тишина вокруг буквально мёртвая. - Спёкся, - проворчал боцман, кивком головы отдавая команду отвязать наказанного. Эд отбросил кнут и понял, что не может отвести взгляда от спины Иззи. Той самой, к которой ещё совсем недавно прижимался своей спиной, слушая, как над морскими волнами разливается песня. Сейчас плеск воды доносился до него издалека, словно сквозь стены. Иззи отвязали, положили на палубу. - Он жив! - воскликнул кто-то. - До утра не дотянет, - возразил другой голос. Эд дёрнулся, с трудом передвигая ноги, которые будто прилипли к палубе, подошёл, рухнул на колени. - Иззи, - позвал он. - Прости меня, прости меня, Из.. Он бормотал извинения, словно это могло всё исправить, пытался поднять Иззи с палубы. Смотрел, как тот разлепляет мокрые ресницы и пытается сфокусировать взгляд. - Ты идиот, - проскрипел Иззи сорванным голосом. - Полный придурок. Он умудрился подняться. Сначала на колени, потом встал на ноги. Повис на Эде, схватив за шею: - Никому не доверяй, Эдвард. Никому. И воткнул стилет в живот Эда. Его нашли в портовых переулках Бриджтауна. Решили, что юный морячок нарвался на неприятности в кабаке. Пожалели, выходили. Не в последнюю очередь благодаря серебру, которое обнаружилось при Эде. Целительная сила звонких монет придала разговорчивости местному эскулапу, заявившему, что Эд - редкий везунчик. Четверть дюйма в любую сторону, и его уже бы не спасли. - Ваш убийца, молодой человек, - наставительно говорил он, - потерпел неудачу. Был так близок к тому, чтобы изжить вас со свету. Но, к вашему счастью, промазал. Эд кивал, вспоминая, как его прошило болью, как цепко смотрели на него зелёные глаза Иззи. “Никому не доверяй”. Он попросил запечатлеть эти слова на его спине как новый девиз, как напоминание. Мысленно он возвращался к тому, с чего всё началось. К прекрасной ткани, которую он так хотел преподнести своей матери. Окончательно оправившись (и потратив всё, что было за душой), Эд устроился матросом на первый попавшийся корабль. Он надеялся заработать хоть что-то и навестить мать, подарив ей какую-нибудь красивую вещь. За пару лет он даже скопил немного, и когда корабль лёг на курс до Ямайки, Эд чувствовал радостное волнение. Представлял, как постучится в дверь родного дома, как подхватит мать на руки, чтобы показать, каким он стал сильным. Как купит самую вкусную еду, а после ужина отдаст ей всё, что заработал: пару золотых гиней и горсть серебра. Наверное, она никогда в жизни не видела таких денег. То, что сын стал хорошим человеком, должно её порадовать. Эд представлял тёплую улыбку, представлял, как заблестят её глаза… В этот миг корабль содрогнулся. Так внезапно, что размечтавшийся Эд едва не вылетел за борт. Команда засуетилась, решив, что судно наткнулась на подводную банку. Однако брошенный лот опроверг это предположение. - Может, это не банка и не рифы? - посыпались варианты. - Кит! - Нет, не кит, а морской змей! - Кракен, Богом клянусь, он самый! Разгоревшийся спор был пресечён боцманом, призвавшим команду к порядку. Больше ничего странного не происходило, и каждый принял для себя какую-то одну версию случившегося. Никто не обратил внимания на притихшего Эда, который, услышав слово “Кракен”, впал в ступор. Он смутно помнил это чудовище, восстающее из вскипающих вод, чтобы унести с собой жизнь его отца. Что-то шевелилось в душе, когда он представлял, как сейчас в глубине монстр тянет свои щупальца к кораблю. От благодушного настроя ничего не осталось, и дальнейший путь для него прошёл с нарастающим чувством подступающей беды. Насколько огромной оказалась эта беда, выяснилось позже. Когда прибыв в родную гавань, он не узнал её. Незнакомая линия берега с огрызком города. На поверхности воды плавали выдранные с корнем деревья. Холмы, те что остались на месте, потеряли очертания из-за оползней. Из-под волны нет-нет да и мелькала сломанная мачта. Фрегат с изящной надписью “Лебедь” на корме лежал на крышах немногих уцелевших домов. Море уничтожило Порт-Роял, поглотив большую его часть. Сели и грязевые потоки разрушили то, что изначально уцелело. Корабли, стоящие на рейде, потопило. В воде было полно трупов, и от этого зрелища и запаха выворачивало даже бывалых моряков. Эд смутно помнил, что с ним было. Кажется, он кричал, порывался нырнуть, раскидывал в стороны тех, кто пытался его удержать от этого самоубийственного поступка. Пока вдруг его не ударили по затылку и не воцарилась спасительная темнота. Эд ненавидит вспоминать то время. Он едва не помутился рассудком, пытаясь отыскать погребённый землетрясением и цунами дом. Он делает большой глоток из бутылки и пытается заглянуть за горизонт. Солёный ветер ласково гладит его волосы, тихо шепчет прибой. Ему всё так же больно, но эта боль словно припорошена пеплом, как угли костра, на котором Стид кипятил воду для чая. Он сам попросился в команду Хорниголда. Тогда Эду казалось, что весь мир обернулся против него: команда “Альбатроса” вышвырнула умирать на улицу, Иззи оказался предателем, мать погибла во время цунами. На борт лёгкого фрегата “Рейнджер” он поднимался ведомый своим новым принципом - не доверять никому. Он уже пробовал жить правильно, но, единожды оступившись, потерял всё. Так может, его путь пролегает другим курсом? На борту “Рейнджера” были совсем другие порядки и строгая дисциплина. Бенджамин Хорниголд уже тогда подумывал стать капером и не так часто нападал на Британские суда, что не мешало ему устраивать жестокие рейды против французов и испанцев, а также слыть настоящим тираном. Эду повезло быть хорошим моряком. Он знал о приближении шторма раньше всех. Не терял ориентира даже в ураган, словно в его сердце находился самый точный компАс. Астролябия в его руках безупречно измеряла высоту не допуская погрешностей, поэтому “Рейнджер” стал реже отклоняться от курса. Хорниголд оценил способности Эда, назначив его штурманом. Эта должность немного оберегала Эда от самодурства капитана. Его хотя бы не заставляли жрать живых крабов или цеплять на кожу морских ежей, чьи иглы удавалось окончательно вытащить лишь спустя несколько дней. Однако после удачного рейда команда уходила в загул. Вот там уже никто не мог избежать любимых Хорниголдом забав. Порой ему приходилось устраивать набор матросов, чтобы снова выйти в море. Старая команда имела свойство заканчиваться. Этот дебош мог длиться довольно долго, пока капитан вдруг не приходил в себя. За годы, проведённые на “Рейнджере”, Эд ещё больше вытянулся, окреп. Отпустил бороду, отрастил гриву волос, которая неохотно собиралась в стандартную моряцкую косицу. Его кожа ещё больше расцветилась чернилами: к кресту, в память о погибшей матери, добавилось маленькое личное кладбище. По кресту на каждого погибшего товарища. Змея, обвивающая правую руку, напоминала о необходимости быть спокойным и жалить, когда придёт время, а щупальца спрута не давали забыть о том, что всё время поджидает в глубине, - смерти. Она теперь окружала Эда, следовала по пятам. Он наносил на себя обереги, но всегда знал, Кракен не сводит с него своих пристальных глаз. Постепенно к Эду приклеилось новое прозвище - Чёрная Борода. Так его называли не только враги, выплёвывая эти слова с ужасом и презрением, но и товарищи по команде. Хорниголд всё чаще поговаривал, что мог бы доверить Эду один из захваченных кораблей. Эд, нет, Чёрная Борода, был не против. Было только немного жаль бросать Калико Джека, с которым ему было весело проводить время. Джек подкупил его любовью к индийскому ситцу, благодаря которому и получил своё прозвище. Он был большим знатоком тканей, но не придавал им такого значения, как Эд. Если последнего тянуло к роскоши и изящным узорам, то Джек предпочитал ярко окрашенный ситец исключительно из практичных соображений. В нём было не так жарко, как в коже, но в то же время, хлопок был достаточно прочным, чтобы пережить тяжёлые моряцкие будни. Сам Джек был таким же. Ярким, простым, излишне шумным и неубиваемым. Только Джек понял, что с Эдом творится неладное, когда они брали на абордаж тот корабль. Почему “Альбатрос” не шёл под английским флагом, так и осталось загадкой. Возможно, в этот раз капитан решил подзаработать немного французских пистолей, но у судьбы были другие планы. “Рейнджер “ легко догнал шхуну, перекрыв ей ветер. Поравнявшись бок о бок, дал залп из всех орудий, повредив “Альбатросу” бушприт и, по сути, предопределив его судьбу. Абордажная команда забросила кошки и стягивала суда для дальнейшего боя. Эд был гренадёром. Несколько человек под его командованием поджигали фитили небольших чугунных гранат и забрасывали их на борт атакуемого судна. Несмотря на сетку, натянутую по борту, некоторые снаряды достигали цели. Рассеявшийся было дым от пушечных выстрелов вновь окутал оба корабля. И окружённый этим удушливым облаком Эд понял, что боится. Боится не за себя, а за того, кто может оказаться на шхуне. К тому моменту он уже понял. Осознал, глядя на жестокие расправы над провинившимися, что Иззи спас его. Принял вину на себя, выручая наивного дурачка. Пырнул кинжалом так ювелирно, как только мог, выдворив Эда с “Альбатроса”, зная, что народ станет следить за каждым его шагом, дожидаясь нового проступка. - На абордаж! Команда ринулась в бой, карабкаясь по вантам. Хорниголд занял позицию на рее. Два помощника подавали ему новомодные колесцовые пистолеты, из которых он расстреливал обороняющихся. Битва была короткой, но кровавой. Пираты имели численное преимущество, поэтому немногочисленных выживших с “Альбатроса” обезоружили, связали и усадили у фальшборта. Капитан узнал Эда и плюнул в него, злобно сверля глазами: - Так и знал, что ты окажешься паршивой овцой, ублюдок. Жаль, что ты выжил. Эд помрачнел. Он чувствовал, как краска гнева начинает заливать его лицо. - Что ты сделал с Иззи, собака? - поинтересовался он, стараясь вложить в свой голос побольше угрозы. - Вышвырнул эту падаль вслед за тобой, от таких, как вы, всегда следует избавляться. Эд скрипнул зубами, а потом сделал то, о чём втайне мечтал эти годы - пнул этого гада сапогом в челюсть и с удовольствием смотрел, как тот выплёвывает зубы. - Что, Эдди, у тебя какие-то счёты с этим джентльменом? - поинтересовался Хорниголд. Он всегда умел подкрасться тихо, как кот или призрак. - Да, - неохотно согласился Эд, отчаянно не желая вдаваться в подробности. Узнай Хорниголд об обстоятельствах, из-за которых всё началось, ему не поздоровится. На “Рейнджере” казнили и за меньшие проступки, и куда более изощрённо. - Тогда прояви себя, мальчик, отдаю командование в твои руки. Получив карт-бланш от капитана, Эд велел погрузить пленных в трюм и собственноручно поджёг корабль. Слушая крики обречённых людей, он чувствовал, как дотла сгорает его прошлое. Потом он много пил, чертовски много. Джек расспрашивал его, пытаясь выведать, что за счёты были у Эда и команды “Альбатроса”, но ему так и не удалось вытянуть ни единого слова. Вся эта кутерьма привлекла внимание Хорниголда, и тот, несмотря на похвалу, заслуженную жестокостью расправы, тоже подключился к расспросам. Если хочешь остаться со всеми данными от рождения конечностями, да и вообще, по возможности целым, на вопросы Хорниголда приходится рано или поздно отвечать. И Эду пришлось. Несомненно, он позабавил команду своими криками, но после предложения быть освежёванным заживо и отведать собственную кожу на ужин очень сложно держать язык за зубами. Тем более, когда знаешь, что всё это не пустая угроза. Все ещё помнили, как был наказан Феликс за воровство еды. Это было унизительное признание, и сломанные рёбра очень долго срастались. Джек, чувствуя свою вину, по мере сил ухаживал за Эдом, в голове которого уже зрел план. Никогда ещё Эд с таким рвением не исполнял возложенные на него обязанности. Он отличался в каждом рейде: метал гранаты, карабкался по вантам с саблей в зубах, стрелял, кромсал, резал. Заслужить похвалу капитана было нелегко, но он этого добился. Во время очередной попойки пьяный, как последняя свинья, Хорниголд трепал Эда по плечу и говорил, что с такой правой рукой он может завоевать все моря и океаны. Вот только почётное звание десницы Эда не устраивало. Больше не устраивало. Он уверенно направлял “Рейнджер” наперерез торговым путям, каждый раз готовясь к абордажу, он оценивающе смотрел на каждое встречное судно. Однажды ему повезло. Посудина была почти целой. Французский шлюп, обшивка тонковата, зато пушек не меньше двенадцати (и канонир мазила, его первым отправили за борт). Судно покорило Эда с первого взгляда. Французы отчаянно сопротивлялись, но проиграли “Рейнджеру” в манёвренности. Точнее, капитан и штурман проиграли лично Эду. Это была его победа, маленький триумф. По сути, корабль просто сдался, растратив попусту запас ядер. После захвата судна Эд направился прямиком к Хорниголду и заявил, что уходит. Он был готов и к побоям, и к крику. Был готов сражаться за своё право уйти. Но Хорниголд отпустил его. Возможно, он понимал, что в противном случае Эд поднимет бунт. Эд вспоминает Хорниголда, каким он был в Подливальной Корзинке. Тот заявил, что команда высадила его на пустынный берег. Ещё он сказал, что являлся лишь отражением ненависти Эда к самому себе. А что если на самом деле он жив и до сих пор гоняет “Рейнджер” по морям, и ждёт момента, чтобы припомнить Эду его отставку? Эд ёжится, чувствуя холодок, пробежавший по спине. Это было бы слишком дерьмово - обратить на себя внимание старого капитана. Не когда рядом Стид. Шлюп подлатали в гавани Нассау. Всё, заработанное в команде Хорниголда, Эд спустил на этот корабль. Он хотел, чтобы слава Чёрной Бороды бежала впереди бушприта. Поэтому не жалел денег на отделку. Команду он набирал там же. В баре у Испанки Джеки. Он звал с собой Джека, но тот, очевидно, не до конца верил в лидерские качества Эда, хотя и признавал его отчаянным головорезом. - Нет, Блэки, извини, но я хочу однажды захватить свой идеальный корабль, - заявил он и исчез удивительно быстро и тихо. Что ж, грустить по этому поводу Эд совершенно точно не собирался. Он устроился за столиком в небольшой нише, скрытый от глаз постоянных клиентов, курил трубку и одного за другим рассматривал соискателей. Он уже почти закончил комплектовать свою команду, когда услышал знакомый голос: - Полагаю, ещё не поздно попроситься к тебе, Чёрная Борода? - Иззи! Эд поднялся со стула и, на мгновение позабыв о своём имидже грозного капитана, сгрёб Иззи в объятия. - Ты вроде был выше? - удивился он, отступая. - Нет, Эдвард, это ты вытянулся, - усмехнулся Иззи, глядя на него снизу вверх. - Чертовски сильно вытянулся. Сам Иззи не слишком изменился. Может, черты лица сделались чуть резче, в волосах появились серебряные нити, но он был таким же, как Эд его помнил. Только вот взгляд изменился, стал ещё строже и острее. - Что ты тут делаешь? - спросил Эд, усаживаясь обратно и жестом предлагая Иззи занять соседний стул. - Ищу работу. Один усатый бездельник на каждом углу трещит, что Чёрная Борода подбирает себе команду. - Усатый бездельник? - Да, такой цветастый придурок, обнимающий бутылку. - А! Это Калико Джек, мы с ним вместе служили у Хорниголда. Так ты хочешь на мой корабль, Из? - Если ты ещё не нашёл себе подходящего квартирмейстера. Эд пристально всмотрелся в Иззи. Да, с его талантом фехтовальщика тот действительно сгодился бы на роль командующего абордажной командой. И снабженец из него должен получиться дотошный и придирчивый. Но не растерял ли он своих навыков? - Хорошо, - ответил Эд, снова поднимаясь. - Получишь это место, если победишь меня на дуэли. Конечно, он проиграл. Похоже, Иззи не терял времени даром, оттачивая своё мастерство. Он просто надрал Эду задницу, как в старые добрые времена. Остановить бой удалось, лишь подставившись под удар. Рапира угодила прямиком в старый шрам от стилета. - Хорошо, Из, ты принят, будешь моим старшим помощником? - проговорил Эд, заглядывая в потрясённые глаза, которые оказались слишком близко к его лицу. - Почту за честь, Эдвард, - ответил его новый старпом и рывком вытащил лезвие из тела. Они сидели в баре Испанки Джеки всю ночь, дезинфицируя рану Эда снаружи и изнутри. И говорили до рассвета, делясь историями приключений. Под утро, кажется, Эд благодарил Иззи за спасение своей шкуры от расправы. Тот в ответ твердил, что сразу понял, кто спалил “Альбатрос”. А когда солнце поднялось над горизонтом, Джеки выгнала их прочь. - Знаешь, Из, я был так счастлив встретить тебя живым и здоровым, - говорит он, обращаясь к кресту. - Когда я понял, каким идиотом был и от какой участи ты меня спас… Он качает головой. В тот момент, когда Калико Джек рассказал Стиду о сожжённом “Альбатросе”, ему было почти совестно за этот поступок. Но сейчас, вспоминая те дни, Эд понимает, что поступил бы точно так же. Как английский верноподданный, Эд назвал свой шлюп “Местью Королевы Анны” и впервые поднял на мачту свой собственный флаг. Команда подобралась достаточно сносная, а с недовольными разговор был коротким. Эд, конечно, не зверствовал со своими людьми, как Хорниголд, но пару приёмов у него позаимствовал. Иззи тоже спуску команде не давал. У него вообще появился какой-то нездоровый пунктик насчёт своего статуса. Видимо, публичная порка слишком сильно повлияла на характер Израэля Хэндса, он не прощал панибратства и смотрел на всех свысока, и это не распространялось только на Эда. - Понимаешь, - втолковывал ему Иззи в полумраке капитанской каюты, - сначала ты делаешь себе репутацию, а потом она работает на тебя. И они выстраивали авторитет. Имя Чёрной Бороды гремело во всех семи морях. В кильватере фрегата оставался кровавый след. Сама “Месть Королевы Анны” становилась всё вычурнее, обзаведясь шипами на фальшборте, черепами на капитанском мостике. С последними Эд вообще не церемонился. Увидев однажды ювелирную резьбу по кости, он восхитился настолько, что уставил свою каюту резными черепами разной степени филигранности. Некоторые ещё и отполировал, чтобы красиво играли в свете свечей. Эд забирал с разграбленных кораблей всё, на что падал его взгляд. Он обожал избыточные формы, яркие ткани, блеск камней и металла. “Как сорока”, - говорил Иззи. И рассказывал о птице, что водится на другой стороне света, которая тащит в своё гнездо всё, что сверкает. Эд бывал у далёких берегов, но такой птицы не видел. Она представлялась ему покрытой золотыми перьями, парящей над закатным морем. Однажды он подсчитал и обнаружил, что прошёл на своём корабле никак не меньше семи тысяч морских миль. Так на его руке появилась новая картинка - ласточка. Как те, что иногда отдыхали на мачтах, совершая свой ежегодный перелёт. К большому изумлению Эда Иззи тоже изъявил желание обзавестись этой же татуировкой. Да, пускай моряк из него по-прежнему был посредственный, но он явно улучшил свои отношения с мореходством. Эд пожал плечами и собственноручно набил Иззи такую же птичку. На том, почти единственном участке тела, который Иззи не прятал под своей строгой одеждой. “Что ж, пришло время для новой татуировки”, - понимает Эд. На сей раз это будет не крест. Ласточка, пронзённая кинжалом. Наверное, через этот этап проходил каждый капитан. Когда кто-то из командного состава (в данном случае это был боцман Боунс) решал, что было бы неплохо захватить корабль и возглавить его, подняв на мачте свой собственный флаг. Беда в том, что на судне, посреди бескрайнего морского простора, сложно что-то утаить. Все эти шепотки, взгляды, недомолвки и экивоки привлекают внимание тех, кто не согласен с идеей. - Капитан, кажется, у нас назревает бунт, - заявил Иззи одним ненастным утром. Накануне Эд почуял приближение бури и увёл судно в более безопасные воды, лишив команду надежды через пару дней причалить к гостеприимной гавани Род-Харбор. Ребята, предвкушавшие большую пьянку на берегу, недовольно ворчали, развёртывая паруса. - Никто кроме тебя не умеет так чувствовать море, капитан. Они уверены, что ты просто решил обломать им отдых. - Я не дал разметать корабль по доскам, - Эд был удивлён тем, что народ не понял сути его манёвра. Судя по его ощущениям, по Виргинским островам прошёл ураган, и пьянка в таких условиях была бы невозможна в принципе. - Никто не сравнится с тобой в точности определения погоды, это верно, - согласился Иззи. - Но сейчас надвигается другая буря. И ты в силах предотвратить её. - Просто вышвырни их к чертям, Из. - Нет, Чёрная Борода должен сделать это сам. Ты должен поддерживать имидж морского дьявола, Эдвард. Бей своих, чтобы чужие боялись. В словах Иззи было рациональное зерно, поэтому Эд велел ему найти всех смутьянов и выставить их на палубе. Для пущего устрашения подведя глаза жирной копотью из масляного фонаря, Эд вышел на судилище. Отголоски урагана трепали его волосы, что, как он знал, в сочетании с чёрной краской на лице всегда производило желаемый эффект. Бунтовщики заметно сжались, увидев его гнев. Можно было отправить их прогуляться по доске или протянуть под килем, но казнить таким образом целую толпу (Эд насчитал аж пятнадцать человек, включая боцмана) значило потерять как минимум сутки. Поэтому он решил просто высадить их на первом же попавшемся клочке суши. Подходящий островок подвернулся достаточно быстро. По сути, это была скала, возвышающаяся в море, с небольшим пляжем и скудной растительностью. Эд велел вручить каждому провинившемуся по бутылке рома и поднял паруса. Возможно, он и не вспомнил бы об этом инциденте, если бы через месяц “Месть Королевы Анны” не проходила тем же курсом. Иззи, взявшийся за подзорную трубу, удивлённо вскрикнул и поспешно поднялся на капитанский мостик: - Не могу поверить своим глазам, эти ублюдки уцелели! На островке действительно обнаружились всё те же пятнадцать человек, больше похожих на оживших мертвецов. Они в отчаянии тянули руки к шлюпу и молили о пощаде. Впечатленный Эд велел взять их на борт. Истощённые и грязные люди взахлёб пили предложенную воду и ползали в ногах, благодарные за спасение. Это было довольно противно, и Эд держался за спиной Иззи, слушая бормотание несчастных о том, как к ним явился сам Дэви Джонс, звал на дно и кормил мертвецами. Он высадил их в ближайшем порту, понадеявшись, что рассудок вернётся хотя бы к нескольким. - Наверное, в следующий раз не стоит оставлять бунтовщиков на острове в период дождей, - вынес вердикт Иззи, словно подтверждая мысли Эда о том, что безумие страшнее смерти. Воспользоваться этим выводом не пришлось. Немногие оправившиеся от лишений рассказывали каждому, кто соглашался слушать, чудесную историю своего спасения: они питались рыбой, собирали росу и дождевую воду, чтобы выжить. И всё это с ними произошло с подачи пирата Чёрная Борода, который кошмарнее и страшнее самого Кракена. Отголоски ужаса, вызываемого его прозвищем, Эд встречал в самых отдалённых портах мира. В пёстрой Калькутте, на богатом Берегу Слоновой Кости, в диковинной гавани Гуанчжоу, казалось, везде знали его флаг. Подобострастно кланялись, отдавали всё самое лучшее, набивали трубку опиумом и ловили каждый взгляд или жест. В тот момент Эд искренне наслаждался всеми воздаваемыми ему почестями. Они с Иззи курили лучший табак, пили лучшее пойло и тискали лучших девчонок. Последних, скорее из дани традициям. Базилика Хэндс вообще чурался излишеств, мягко ограждая своего капитана от полного разгула. Эд же предпочитал крепких парней, однако принципиально не желал заводить любимчиков. Тем более Иззи каждый раз читал унылые нотации, застав Эда в интересном положении с очередной пассией. Однажды Эд понял, что эта круговерть вокруг Чёрной Бороды начинает вызывать у него тошноту. Торговые корабли поднимали белый флаг, едва завидев его на горизонте, военные суда мгновенно слепли, меняли курс и уходили от прямой конфронтации. Команда, привыкшая к лёгкому заработку, всё чаще предавалась праздности. И тогда Эд придумал себе приключение. Шхуна с королевским именем “София Доротея” следовала в колонии и везла губернатору Ямайки королевскую печать для Вудса Рождерса и дозволение последнему набирать каперов в королевский флот, чтобы выступить против испанцев, цепляющихся за своё господство в Новом Свете. Никто не знал, что команда прославленного пирата тихой сапой захватила судно без единого выстрела, проведя стремительный абордаж под прикрытием невесть откуда взявшегося тумана. Корабли сопровождения оставались в счастливом неведении, когда “София Доротея” вдруг сменила курс и на всех парусах побежала по волнам, подхваченная попутным ветром. Эду не была нужна сама печать, да и в каперы он не стремился. Его не интересовала военная дисциплина, и уж точно он давно избавился от всяческих предрассудков, внушавших, что некоторые люди лучше других лишь потому, что родились в правильном месте или с правильным цветом кожи. Однако, за печать могли дать большой выкуп. Больше, чем он мог бы захватить на любом из кораблей. Эта дерзкая выходка привлекла внимание флота, отправленного из Бристоля, дабы поддержать порядок в колониях, и в погоню за беглой “Софией Доротеей” отправилась целая флотилия во главе с “Герцогом” и “Герцогиней”. Тяжёлые фрегаты были хорошо вооружены и развивали неплохую скорость. А их техника боя представляла большую опасность для шхуны-беглянки. Попадись она на расстоянии пушечного выстрела, судьба отчаянной команды будет решена. - Что ты собираешься предпринять, Борода? - вопрошал Иззи, разглядывая в подзорную трубу немалую погоню. - Поиграю в догонялки, - ответил он, чувствуя, как по жилам разливается огонь азарта. - Держи курс на зюйд-зюйд-ост. - Мы выйдем в Атлантику и..? - И пойдём вдоль материка. - Там испанцы! Ты нас погубишь, Эдвард. Он рассмеялся. Не часто Эду доводилось видеть страх в глазах Иззи. - Расслабься, Из. Эта шхуна достойна большего, чем перевозить бумажки и королевские печати. Мы дадим ей шанс войти в историю. И началась большая регата. Капитаном “Герцога” был сам Вудс Рождерс - известный капер, глава собственной судоходной компании. И он не собирался упускать украденный корабль. Несомненно, он догадался, кто стоит за этой дерзкой выходкой. Он гнался за шхуной с упорством северного ветра. “София Доротея” шла галсами, используя своё преимущество в скорости и лёгкости. Эд взял с собой самых опытных моряков из своей команды. На штурвал ставил Клыка, который вполне мог заменить его самого. Иззи помогал ему прокладывать курс по новейшим картам, обнаруженным при захвате. Вся команда работала на пределе сил и возможностей. Иногда удавалось оторваться от преследования настолько, что можно было причалить и пополнить запас пресной воды. Клык обнаружил в себе большой талант к рыбалке. Задерживаться на берегу не получалось, да и не хотелось оставаться в этих негостеприимных джунглях. После краткой стоянки в порту Сальвадора их подхватило бразильское течение и понесло в своих водах всё дальше и дальше на юг. Полярная звезда давно скрылась за горизонтом, и по ночам с неба смотрел Южный Крест. Иззи разглядывал незнакомые созвездия и осторожно расспрашивал Эда, что он о них знает. Эд охотно делился информацией. Ему вообще страшно нравилась эта авантюра, хотя на хвосте всё время висела эскадра, но ощущение близкой гибели заставляло его сердце биться. Периодически им попадались испанские и португальские корабли. Эд не зря взял с собой очень опытную команду. Они перехватывали ветер и, пользуясь фирменной дымовой завесой, сближались для абордажа, делая невозможным использование пушек. Эд в этот раз не забирал золото, но подчистую изымал съестное: питьё, фрукты, вяленое мясо и даже животных из клетей. Несмотря на ту уверенность, что он излучал, впереди была неизвестность. Он не хотел, чтобы экипаж погиб из-за голода, жажды или цинги. Порой, когда возможности причалить к берегу и пополнить запасы не было, корабль переходил в режим экономии. Иззи выдавал по кружке воды в день и запирал под замок бочки с ромом. Это была вынужденная мера, но не все понимали рациональность такого подхода. Однажды утром Эд проснулся от какой-то возни возле своей каюты. Он всю ночь простоял у штурвала и едва успел прикрыть глаза, как подскочил от шума. - Какого хрена происходит? - заорал он, распахнув дверь, и тут же осёкся, увидев растрёпанного Иззи, вытирающего окровавленную саблю об одежду на одном из валяющихся рядом тел. - Водяной бунт, сэр, - кратко ответил тот. - Если не найдём источник, мне придётся убить слишком многих. - Завтра к закату мы должны увидеть остров, где есть один. Если, конечно, карты не врут. - Отлично. Иди, тебе нужно отдыхать. Прости, что эти придурки разбудили тебя. С тех пор Иззи всегда стоял на страже, охраняя сон Эда. А после всем стало не до мятежей. Чем дальше на юг, тем беспокойнее становилось море. “Софию Доротею” несло волнами, как скорлупку. Она шла в бейдевинд, а когда стало невозможно идти против ветра, легла в дрейф, отдавшись на волю течения. Иззи урезал паёк воды до половины кружки. Эд ожидал недовольства команды, но, видимо, вид старпома и капитана, страдающих от жажды не меньше остальных, не вызывал гнева команды. Когда они, наконец, смогли причалить к крошечному островку с живительным источником, на дне бочонка плескались жалких полторы чашки. Эд не помнил, когда в последний раз так жадно пил. Когда с таким наслаждением ополаскивал лицо, пытаясь смыть соль с кожи. Этот каменистый остров показался ему библейским Эдемом. Эд расщедрился на банно-постирочный день, хотя чутьё ему говорило, что погоня не так далеко, как хотелось бы. Впереди их ждал безымянный пролив, открытый двумя голландцами чуть менее века назад. И на карте стояла пометка, сделанная от руки: “Это хренов котёл Дьявола”. - Ниже сорока градусов широты нет закона, - пробормотал Эд услышанную где-то поговорку. - Ниже пятидесяти градусов - нет Бога. Иззи покосился в его сторону, но ничего не сказал. Ещё относительно недавно, когда они смотрели, как морская вода сливается с мутными потоками Амазонки, он пытался отговорить Эда от задуманного. - Давай поменяем курс, капитан, - предлагал он почти умоляющим голосом. - Давай уйдём к Мысу Доброй Надежды. Там знакомые пути, там множество пиратских стоянок, там есть, где укрыться. Тогда Эд немного вспылил. Если хотя бы половина из того, что он знал о Роджерсе, правда, то отделаться от него, сменив Вест-Индию на Ост-Индию, не получится. Мыс Доброй Надежды контролировали португальцы, а наиболее удобный Магелланов пролив захватили испанцы. Они сейчас как раз пытались завоевать местных индейцев и паслись на Огненной Земле постоянно. - Из, ты хренов помощник на моём, сука, корабле, - прорычал он, схватив Иззи за грудки. - Ты отличный мужик, но ни черта не смыслишь в мореплавании. Если не доверяешь мне, можешь сойти в первом же попавшемся порту. Помнится, Иззи извинился и с тех пор ничего не говорил на эту тему. Эд слышал, как тот отчитывал команду, пытавшуюся задавать вопросы. Сейчас, когда впереди маячил самый сложный отрезок пути, любые сомнения были бы губительны. Чем дальше на юг они шли, тем хуже становилась погода. Солнце почти не появлялось, зато часто моросил холодный дождь. Иззи приказывал вытаскивать на палубу все доступные ёмкости и собирал дождевую воду “на чёрный день”. Вест-зюйд-вест трепал паруса. Он не был привычно тёплым, наоборот, ледяным, проникающим под одежду. Команда куталась в любые тряпки, что могла найти. Эд разорил капитанскую каюту и ходил замотанным в одеяло. Иззи быстро соорудил себе куртку и шапку, явно что-то зная о прескверной погоде. Они пили горячий грог, быстро остывающий в металлических кружках, и Эд видел, как из его рта вместе с дыханием вырывается пар. Вахтенный матрос вызвал его на мостик, и сейчас Эд с удивлением смотрел, как вперемежку с дождевыми каплями на палубу летят какие-то белые хлопья. - Что это за чертовщина? - спросил он, протягивая руку. - Холодная! - Это снег, Эд, - тихо ответил Иззи, поднимаясь на ют. - На севере он ложится на землю и не тает до самой весны. Как ты побывал в стольких широтах, но до сих пор не видел его? Эд пожал плечами. Зачарованный, он пытался представить, как эти штуки могут покрыть собой хотя бы один остров. От чего-то представлялась сажа пожарищ или вулканический пепел. Неприятное зрелище. - Откуда ты это знаешь? - спросил он. - Я родом из Ирландии, капитан. Зимой там бывает достаточно снежно. Пока вся команда, высыпав на палубу, глазела на это невиданное зрелище, Иззи вдруг запел. Это была крестьянская песня, слова которой не до конца были понятны морским бродягам, но мелодия, полная светлой грусти, завораживала. Эд пытается вспомнить мотив. Он приходит в голову так легко, словно только и ждал, пока понадобится Эду. Слов он почти не помнит, поэтому напевает так. - Знаешь, Из, я скучал по твоим песням, - признаётся он. - Рад, что успел послушать ещё, пока… Он осекается, но продолжает: - …пока ты ещё был жив. Нелегко выводить мелодию, когда наружу рвутся слёзы, но Эд поёт о далёкой белоснежной зиме. Эд велел привязать себя к штурвалу. Это было необходимо, чтобы его не смыло за борт. “София Доротея” шла в бейдевинд против течения. Сильно штормило. Эд изучил погоду, несколько дней выжидая подходящего момента. Он прятал корабль в бухте, но отвратительное чувство приближающейся погони грызло его всё сильнее. Проводя разведку на ялике, он пришёл к выводу, что ждать затишья бессмысленно - лишь только крепкий вест стихал и парус становился бесполезен, судно несло прямо на скалы. Пришлось гнать к ветру, свято веря в свою удачу. Иззи не пожелал отсиживаться в стороне, хотя проку от него не было. При такой бешеной качке его мутило, хотя в организме, по прикидкам Эда, уже ничего не должно было остаться. Бледный как смерть, Иззи торчал на палубе, пытаясь перекричать шум волн и скрип корабля, дублируя команды Эда. Шхуну болтало, как кости в игральном стаканчике Дьявола. Море кипело. Эд вёл корабль мимо скалистого острова, не замечая холода. Он понимал, что вся его одежда промокла и непокорные волны, поднимающие “Софию Доротею” на свои гребни, окатывают его с головы до ног, но какой-то странный азарт гнал его вперёд. Кровь бурлила, приливала к голове и была такой же солёной, как весь мир вокруг. Всё-таки несколько раз их сильно накрыло. Двоих матросов слизнуло волной. Возможно, море уволокло бы и Иззи, если бы тот, подсмотрев за своим капитаном, не примотал себя верёвкой к бизань мачте. Каждый раз, когда корабль кренился и вода перехлёстывала через фальшборт, Эду казалось, что его час настал. Однако, как бы ни бушевала стихия, он всё ещё стоял на ногах. Когда его отвязали от штурвала, Эд не чувствовал рук. Нервное возбуждение прошло, оставив за собой смертельную усталость. Он успел лишь обозначить курс и велел вахтенному не отклоняться от него ни на дюйм, а после отключился. Всё ещё зеленоватый Иззи отпаивал Эда грогом и заворачивал в сухие одеяла. Ворчал, что такое безрассудство заканчивается в ящике Дэви Джонса, и признавался, что читал Отче Наш всякий раз, когда корабль срывался с волны. Эд вяло кивал, проваливаясь в сон. Он ещё не до конца понимал, что всё же обогнул мыс Горн. Уже после, отлежавшись, он понял что совершил. Прошёл там, где большие серьёзные суда, оснащённые для дальних экспедиций, разбиваются и тонут. Где море собирает дань с тех, кто осмелится приблизиться к проклятому острову, где встречаются воды двух океанов. Это одновременно пугало и наполняло воодушевлением. Словно даже воздух вокруг Эда стал слаще, словно по венам текла лава, словно у его жизни появился вкус. На небольшом каменистом архипелаге они встретили индейцев. На удивление мирных, видимо, ещё не знакомых с доблестными завоевателями и колонистами. Едва-едва объяснившись с ними, команда пополнила запасы. Пришлось сделать очередную остановку, чтобы починить разодранные паруса, да подлатать такелаж. Кораблю тяжело далось это испытание. Всё же он предназначался для доставки ценных грузов, а не для тяжёлых авантюр. Стоило бы провести кренгование, но для этого нужно было убедиться, что преследователи не обладали той же удачей и теперь кормят рыб в котле Дьявола. Эд часто осматривал горизонт и даже сам забирался на марс, но пока видел только огромных синих китов. Один из них выпрыгнул из воды не так далеко от шхуны, показав блестящие бока и изящный изгиб могучего хвоста. Иногда вдали появлялись плавучие скалы - айсберги. Эд однажды видел их, пересекая Атлантику, но здешние поражали размерами и совершенно невиданным голубым цветом. От суровой красоты океана перехватывало дыхание. Они двигались на север вдоль материка, выискивая места для стоянок. Берег, как назло, вздымался скалами и отвесными утёсами. Запасы начинали таять, и команде вновь пришлось промышлять рыбалкой. На недоступных каменистых пляжах они порой встречали странных созданий: не то зверей с птичьими клювами, не то птиц, разучившихся летать. Морские львы и котики соскальзывали в воду, едва шлюпки с охотниками успевали подойти к ним на расстояние мушкетного выстрела. От голодной смерти их спасали кладки черепашьих яиц и сами черепахи, слишком медлительные на суше. С пресной водой всё было немного хуже, но Иззи вновь заставил команду собирать дождевую воду каждый раз, как налетал пассат, приносивший с собой наполненные влагой облака. В один из ненастных дней вахтенный матрос прокричал из вороньего гнезда, что видит на горизонте парус. Эд вскарабкался к нему и, развернув в указанном направлении подзорную трубу, разглядел три фрегата. Из десяти кораблей, преследующих его, мыс Горн обогнули лишь эти трое. Значит, регата продолжалась. - Ты знаешь историю о том гонце, что пробежал огромную дистанцию, передал сообщение своему королю, а после упал и умер? - спросил у него Иззи. - Нет, - честно ответил Эд. - Зачем он это сделал? - Зачем он умер? - Нет, зачем бежал? - Да хрен его знает. Просто ты уверен, что мы не сдохнем после этой чертовски долгой гонки? - Даже если сдохнем, это будет красиво. Иззи проворчал что-то вроде “да чтоб тебя черти драли, капитан”, но Эд сделал вид, что не услышал. Это безумное путешествие странным образом успокаивало его. Он просто должен был выжить, и не надо было думать про общак, про делёж награбленного, про авторитет. Даже Иззи меньше зудел и реже с ним спорил. И они снова пошли галсами, ловя ветер и разрезая волны. Эд думает, что, пожалуй, был счастлив тогда. Ему не нужен был ром, опийная трубка или рог носорога. Впереди был простор, азарт горел в крови. Он пьёт и смотрит, как солнце играет на изумруде кольца, примотанного платком к кресту. - Знаешь, для пирата ты как-то слишком равнодушен к золоту, - заметил Эд, только что проколовший себе ухо в честь покорения мыса Горн. Иззи, наотрез отказавшийся делать то же самое, попросил набить ему крест, похожий на розу ветров. - Не люблю побрякушки, капитан, - ответил он, стараясь не морщиться. Эд орудовал иглой в четверти дюйма от его левого глаза. - На тот свет всё равно с собой не возьмёшь. - Они могли бы пригодиться на этом. Ну, знаешь, многие полагают, что это золото поможет оплатить их похороны, например. - А если все похороны это привязанное к ногам ядро? Насколько велик шанс того, что тебя вообще кто-то будет хоронить, Борода? На пиратских судах нет даже капеллана. Души моряков мечутся над волнами, как птицы, потому что на дне морском нет для них приюта. Эд представил себе парящих в небе чаек, величественных альбатросов, зловещих чёрных буревестников. Возможно, не так уж это и плохо - лететь над морями и океанами, не зная других забот. На архипелаге, отмеченном на карте как Черепашьи острова (Галапагосы, по испански) почти отсутствовали источники пресной воды. Им пришлось изрядно попотеть, чтобы пополнить её запасы. Большие ящерицы, выходящие из океана, следили за командой с большим вниманием. Словно охраняли это место от незваных гостей. Смешные голубоногие птицы на рассвете ловко ловили летучих рыб. Эд смотрел на них и гадал, могут ли эти души моряков вселяться и в их забавные тела. После Черепашьих островов океан стал менее безлюдным. На горизонте стали появляться паруса. Команда с большим энтузиазмом провела свой первый за долгое время абордаж. Когда Эд готовился к сближению двух кораблей и подводил чёрной копотью глаза, он почувствовал глухую тоску. Будто втискивался в старые ботинки, казалось бы, давно разношенные по его ноге, но заскорузлые от соли, жёсткие и причиняющие стопам боль. Он не ринулся в бой сам. Взобрался на рею и оттуда раздавал команды. Не дав кораблю развернуться для пушечного выстрела, они притянули его кошками и, забросав гранатами, под прикрытием густого, удушливого дыма, ринулись на палубу. Резня была короткой, но жестокой. Выживших, из числа командного состава, привязали к мачте и вынесли всё, что представляло хоть какую-то ценность. Даже камбуз вычистили до последнего сухаря. “София Доротея “ заметно потяжелела после этого рейда. Потеряла несколько узлов скорости. Эд дал команде возможность насладиться победой, напиться ромом, объесться мясом и фруктами, а после велел выбросить в воду тяжёлые сундуки с индейским золотом. Потому что да. На тот свет с собой его не взять, а с этим светом пришлось бы быстро распрощаться. - На нашем хвосте всё ещё висят три тяжёлых военных фрегата, - заявил он тоном, не терпящим возражений. - Могу недовольных отправить вслед за сундуками, если вы не в силах с ними расстаться. Похмельная команда роптала, и даже Иззи в этот раз был на их стороне. Может, он и не любил носить драгоценности на себе, но от своей доли отказываться явно не собирался. Эд не стал говорить ему о планах на этот корабль. Конечной точкой их путешествия стал Панамский перешеек. “Месть Королевы Анны” ждала их на той стороне этой узкой полоски суши. Досадного препятствия, возникающего на пути каждого, кто желал поскорее выйти из беспокойных вод Тихого океана в родное Карибское море. Для финального аккорда длинной и выматывающей гонки Эд не один час провёл, склонившись над картой и проводя расчёты. Он высчитал время, высоту прилива, скорость течения, скорость ветра и перемену погоды. Он вложил в эти вычисления все свои знания и всё своё чутьё. Той ночью никто не спал. Одни паковали запасы в заплечные мешки, другие пытались припрятать по карманам хоть что-нибудь ценное, третьи готовили шлюпки. Под утро опустился туман. Эд обошёл палубу в последний раз, осмотрев, всё ли готово. У штурвала стояло чучело, облачённое в его одежду. Рядом ещё одно, поменьше, закутанное в угольно-чёрные шмотки. Вся команда на своих местах, у вперёдсмотрящего на марсе даже подзорная труба примотана к соломенной руке. Полный корабль чучел. И длинный-длинный фитиль, идущий к пороховой бочке. В тумане было не видно, подходят ли ближе преследователи, но Эд несколько раз перепроверил свои выкладки. Оставалось только погрузиться в шлюпки и отправиться прочь. После высадки он велел затопить все лодки, чтобы ни у кого не возникло и малейших подозрений. Выбрав подходящую позицию в прибрежных джунглях, Эд напряжённо вглядывался в горизонт. Едва наступил рассвет, прогнавший остатки тумана, на горизонте появились знакомые очертания фрегатов. Несомненно, они заметили “Софию Доротею” с командой, готовой сорваться в путь. И тут шхуна взлетела на воздух. Эду было даже немного жаль смотреть, как она превратилась в столб огня, воды и дыма. Как падали мачты, разлетались щепками борта. Корабль, подаривший ему миг личного триумфа, пронёсший его через самое суровое морское испытание, уходил трагически красиво. Поставив эту жирную точку в своих отношениях с Вудсом Роджерсом, Эд повёл команду через панамский перешеек в обход недавно отстроенного Панама Ла Вьеха. Пиратов здесь недолюбливали как раз с тех пор, как Генри Морган осадил, разграбил и сжёг прежний город. Рассчитывать путь на суше оказалось сложнее, чем думал Эд. Да и скорость передвижения команды была так себе. Приходилось идти через джунгли, пробираясь сквозь болота, кишащие змеями, крокодилами и кайманами, подниматься на холмы и в предгорья, чтобы наконец увидеть вдалеке море. Это заняло не один день. Над их головами тучами висели москиты, умудрявшиеся прокусывать даже ткань. Немного помогал вонючий дым от подожжённой травы, но стоило бризу отнести его чуть в сторону, твари набрасывались с новой силой. Эд ненавидел сушу. Всю эту растительность, путающиеся лианы. Ненавидел запах прелых листьев и гниющей древесины. Ненавидел душную жару, от которой одежда неприятно прилипала к телу и потело всё, что только могло потеть. Он бы стянул с себя влажные шмотки, но опасался, что мошкара обглодают его до скелета ещё до наступления заката. Команда, не привыкшая к жизни на суше, стремительно редела. Один из матросов скончался от укуса ядовитой змеи. Чёрная гадюка с бледно-жёлтым узором на спинке молниеносно атаковала его из зарослей высокой травы. Парень погиб довольно быстрой, но очень мучительной смертью. У другого раздулось лицо, и он умер, когда отёк сместился на шею. - Какое проклятое место, - шипел Иззи, отчаянно расчищая саблей дорогу через спутанные ветви. По его лбу струился пот, и жилка, выступившая на виске, постоянно пульсировала. Эд молча соглашался с тем, что это место действительно напоминало Ад, и удивлялся, как людям вообще хочется основывать поселения именно здесь. Команда обходила возделанные плантации сахарного тростника, стараясь производить как можно меньше шума. - Я сбежал с такой же, - с ненавистью говорил Иззи на привале, оглядываясь назад. - Как ты там оказался? - все с удивлением воззрились на него. - Я был молод и глуп, когда купился на обещание хороших денег. На моей родине тогда был голод и нищета, это предложение казалось прекрасной возможностью заработать. Потом выяснилось, что платить никто не собирался. Эти ублюдки вывозят сюда людей как скот. Он плюнул под ноги, показывая, что больше не намерен распространяться о своём прошлом. Плантации остались позади. По пути постоянно попадались мелкие речушки. Чем дальше были поселения, тем оживлённее становились джунгли. Ночью особенно пугали фосфоресцирующие глаза, следящие за каждым движением. Эд велел разжечь большой костёр, в надежде отпугнуть хищников. На самом деле, он не был уверен, что эта мера поможет. По ночам никто толком не спал, все сжимали оружие и старались не выходить из круга света даже по нужде. Утром лес звенел от птичьих криков. Эд пытался поймать хотя бы слабое дуновение ветра, но деревья удерживали любое движение воздуха. И лишь от земли парило так, что становилось трудно дышать. Последние мили пути оказались самыми сложными. Не оставалось сил даже ругаться. Матросы плелись, растянувшись цепочкой. Мрачный, пунцовый от жары Иззи старался держаться рядом с Эдом, постоянно сверяющимся с компасом. - Корабль ждёт в бухте Лас Минас, - припоминал Эд собственные инструкции. - К вечеру должны добраться. - Не все, - мрачно ответил Иззи, указав на матросов. Двое из них действительно выглядели неважно: едва волокли ноги, обливаясь потом. Их трясло и, похоже, тошнило. Кожа медленно, но неуклонно приобретала лимонный оттенок. - Это Желтый Джек, - резюмировал Иззи. - Им крышка. - Нам осталось пути на несколько часов, - возразил Эд. - Дайте им воды и идём дальше. Несмотря на собственные, словно заплетающиеся ноги, Эд вёл команду вперёд. Он уже чувствовал пробивающийся сквозь прелую хмарь живительный солёный ветер. Как одержимый он шёл на него, словно ведомый путеводной звездой. Когда густые заросли начали редеть, его уже ощутимо потряхивало, не то от радостного возбуждения, не то от усталости. Эду до тошноты надоели джунгли, его буквально мутило от вида каждого зелёного листа. Когда он, наконец, добрался до линии прибоя, колени его подкосились и Эд упал на мокрый песок. Открыв глаза, Эд не смог понять где он. Мир вокруг привычно покачивался и поскрипывал. Где-то неподалёку плескала вода. Вокруг царил полумрак, а на лбу у Эда обнаружился мокрый платок. - Выпей воды, Эдвард, - послышался знакомый голос, и в поле зрения возникла жестяная кружка. Он пил взахлёб, не задавая вопросов. Не потому, что их не было, но от того, что язык отказывался слушаться его. Зубы клацали по металлическому ободку, голова гудела, как медный колокол, все жилы крутило, а из носа текло. Эд безучастно смотрел, как на одеяло, в которое он был закутан, капают рубиновые капли. Иззи вытер его лицо платком, смоченным душистым уксусом. - Тебе бы лечь обратно, капитан, - сказал он, и Эд послушался, со стоном опускаясь на подушки. - Гд-де я? - всё же смог произнести он - На “Мести Королевы Анны”, сэр, в своей каюте. - Х-хорошо. Д-держи курс на Нассау. Отдав распоряжение, он закутался в одеяло, ощущая новый приступ озноба. Он всё же подцепил смертоносную жёлтую лихорадку, бич поселенцев, кошмар плантаторов. Ночь смешалась с днём. Эда то знобило, то бросало в жар. Одежда и постель промокали насквозь, но Иззи, словно чуткая сиделка, менял простыни и помогал Эду переодеться в сухую сорочку. Лёжа на взбитых подушках, Эд не отличал сна от яви. Ему казалось, что он стал гигантским чёрным буревестником, парящим на краю урагана. Над ним змеились молнии, и небо раскалывалось от грома. Муссон пригоршнями бросал в лицо воду и пытался сбить с курса. Под ним открывался вид на бушующий пролив, где маленький фрегат мужественно шёл против волн и ветра. Самому Эду шторм был нипочём, он лишь держал его в воздухе, позволяя парить и наслаждаться разгулом стихии. Сквозь радость полёта, через шум в ушах он слышал, как Иззи костерит нерасторопных матросов. Это отвлекало и раздражало до такой степени, что птица-Эд хотел клюнуть своего старшего помощника прямо в темя. Эта ругань тянула вниз, словно ядро привязанное к ногам. Мешала подняться над бурей, увидеть солнце над чёрными тучами, мешала улететь отсюда прочь. На третий день ему стало лучше. Перестали чудиться тёмные перья, небо больше не манило, а из сумрака стали проступать знакомые очертания его собственной каюты. Встать и добраться до гальюна - это был почти подвиг. Эд не мог поверить, что совсем недавно эти же ноги пронесли его через Панамский перешеек. Он велел принести воды и наконец смыл с себя липкий пот, ощущая как кожа начинает дышать. Когда он вышел на палубу, все замерли. Команда смотрела на него как на покойника, что было понятно. К концу дня Эд либо поправится, либо болезнь вступит во вторую, смертельную, фазу. Матросы, подхватившие Жёлтого Джека чуть раньше него, были уже мертвы. Об этом доложил Иззи, явно недовольный ситуацией. Эду повезло. Лихорадка не вернулась. Возможно, если бы он не лежал в удобной капитанской каюте, а довольствовался лишь гамаком в душном кубрике, тоже бы не пережил рецидива. Эда ещё немного вело от недостатка сил, когда “Месть Королевы Анны” величаво вошла в порт Нью-Провиденса. Он зябко ведёт плечами. Эд не любит вспоминать о болезни. Одно дело, когда врачуешь раны, полученные в бою, другое - когда пытаешься выблевать желудок, трясёшься от слабости и только успеваешь утирать кровь, хлещущую из носа. Как многие моряки, он так и не смог справится с суеверной боязнью всяческой заразы. Отвратительно, когда собственное тело подводит. Хорошо, что таким Эда видел только Иззи, изгонявший всех прочих посетителей прочь от капитанской каюты. Они удачно продали печать, заработав на этом даже больше, чем Эд предполагал. Разделив куш с командой, он на некоторое время остался в порту. Пока продолжалась его безумная гонка, люди на “Мести Королевы Анны”, были, по сути, предоставлены сами себе. Остававшийся за главного квартирмейстер не обладал и сотой доли характера Израэля Хэндса, поэтому распустил людей до крайности. Кто-то сбежал на другие суда, кто-то спился со скуки, кто-то бесследно исчез в переулках Республики Пиратов. Эд позволил Иззи придумать наказание для провинившегося, а сам заперся в каюте, слушая свист “капитанской дочки” и крики, доносящиеся с палубы. Он курил трубку и в клубах ядовитого дыма видел своё недавнее путешествие. Возвращение в привычную колею проходило с трудом. После свободного плавания, приправленного опасным преследованием, прежняя жизнь казалась пресной. Хотя в пиратском ремесле грех было жаловаться на недостаток трудностей. Эд пытался понять, почему сейчас, когда он приумножил и без того немалое богатство, когда его имя передавалось из уст в уста, его поглотило болото уныния. Словно воздух был недостаточно свеж, словно мир недостаточно велик, а сам он не более, чем грозный призрак. Пока “Месть Королевы Анны” проходила кренгование, у него появилось свободное время. Пытаясь избавиться от накатившей меланхолии, Эд отправился в кабак сорить деньгами. Раньше это неизменно поднимало ему настроение. Вот и сейчас, опрокинув в себя лишь второй стакан бренди, он услышал знакомый голос: - Блэки, ты ли это? Он не успел ответить, а Калико Джек уже сгрёб его в охапку. Оказалось, его “Сокровище” недавно зашло в порт, и Джек решил разыскать своего старого приятеля. При Джеке обнаружились две задорные девчонки Энни и Мэри, которые были совсем не прочь повеселиться. Эд не смог отказать себе в маленькой слабости и неделю не выбирался из кабака, с головой нырнув в мир разгула и разнузданного секса. Ему казалось, что чёрное облако уныния, ранее окутавшее его, развеялось утренним туманом. В жилах снова тёк огонь, а дни слились воедино. Этот праздник жизни был прерван его разгневанным старпомом, чьё кислое лицо тут же вызвало у Эда оскомину. - Чёрная Борода, пора возвращаться, - Иззи пытался выглядеть невозмутимым, но его выдавала дёргающаяся щека. - Из, отстань, дела могут подождать, - Эд сам не понял, зачем начал торговаться вместо того, чтобы просто указать тому на выход. - Нет, капитан, нам нужно набрать новую команду, - Иззи был непреклонен в своём упрямстве. - Я подожду тебя за стойкой. - Это твой старпом? - спросил Джек, едва дверь закрылась. - Он, случаем, не квакер? Девчонки звонко захохотали, наперебой заявляя, что только такой оригинал, как Чёрная Борода, мог взять себе в помощники настоящего пуританина. Эд открыл было рот, чтобы защитить Иззи, но вспомнил его вечную скованную холодность и рассмеялся. И памятуя о том, что его ждут в баре, он предложил ещё один заход. Иззи приходил к дверям ещё дважды, бледный от ярости, он пытался взывать к чувству ответственности, к репутации, к здравому смыслу. В конце концов он ушёл, разразившись ужасными проклятиями, понимая, что не сможет увести Эда силой. В пьяном угаре прошли ещё несколько дней. Осознав, что затянувшаяся оргия перестала приносить ему удовольствие, Эд отправился на свой корабль. Честно говоря, он уже не ожидал встретить там Иззи. Ему казалось, что серьёзно уязвлённая гордость не позволила тому остаться на борту. Но нет, старший помощник встретил его на палубе, прожигая насквозь ледяным взглядом. - Нам нужно набрать новую команду, сэр, - снова сказал он, отчитавшись обо всём, что произошло за время отсутствия капитана. Эд кивнул. Он снова устроился в баре Испанки Джеки. Только с потенциальными матросами беседовал Иззи. Эд не очень понимал смысл своего присутствия. Он сидел в полумраке алькова, удобно расположившись на оттоманке и курил. Соискатели нервно поглядывали на него, как на какое-то невиданное морское чудище. В глазах других он видел восторг неофитов, пытавшихся прикоснуться к легенде. И то, и другое удручало и нагоняло тоску. Он попытался пожаловаться Иззи, но тот неожиданно взвился в ответ: - Иногда нужно и делами заниматься, Борода, не только свальным грехом! Эд недобро прищурился: - Мне кажется, ты зарываешься, Из. Но того уже несло: - Я не понимаю тебя, капитан. То ты пускаешься в практически самоубийственный вояж в обход континента, едва не забывая о цели этого мероприятия. То сбегаешь с корабля в разгар подготовки к новому рейду. Мне это кажется ребячливостью, не свойственной Чёрной Бороде. - Разве не за этим мне нужен старпом? - возразил он. - Разбираться с делами и с командой? Если нет, тогда зачем ты мне, Израэль? Иззи задохнулся воздухом и стоял, разевая рот, как рыба, вытащенная из воды. Но, как Эд и подозревал, возражений не нашлось. Иззи был чертовски ему верен, незыблем в своих убеждениях и невыносимо скучен своей приземлённостью. Тогда он отстал от Эда. Отобрал лучших из худших, проверив каждого, подготовил корабль, припасы, порох и ядра. Собственноручно высек тех, чьё оружие оказалось не бритвенно-острым. Эд наблюдал за этой суетой со стороны. Недолгий всплеск интереса к жизни исчез, принеся вслед лишь разочарование. Эд размышлял о том, как будет обидно, когда и секс перейдёт в категорию вещей, которые не приносят ему удовольствия. Он снова закрылся в каюте. Пытался освоить цитру, сортировал сокровища, точил саблю и кинжалы, но чаще (а точнее говоря, большую часть времени) блуждал в опийном тумане. Среди всех диковинок, богатств и роскошных безделушек ему было невыразимо тоскливо. Если бы Эда спросили, откуда взялась эта тоска, он бы не смог ответить. Она словно проросла из ниоткуда, чёрной плесенью затянув его сердце. Он чувствовал, что превратился в какое-то пугало, такой же символ страха, как его корабль или Весёлый Роджер, скалящийся с флагштока. Эд перестал планировать рейды. Просто вносил правки в те планы, что предоставлял ему старпом. Они с Иззи сильно отдалились друг от друга, оставив лишь деловые отношения. Впрочем, последний явно был рад этому, его всегда смущало любое панибратство. Иззи стал подчёркнуто вежлив и собран. Обращался к Эду “сэр”, “капитан” или же “Чёрная Борода”. Никакого “Эдварда”, “Эда” и уж тем более, “Эдди” с его губ больше не срывалось. Действительно пуританская закалка, как раньше Эд не замечал этого? Жучком-древоточцем в душе скреблось разочарование. Вскоре Иззи начал казаться чуть ли не тюремщиком, хотя Эд старался напоминать себе, что в эту изоляцию он ушёл совершенно добровольно. Позже он пытался найти причину, которая послужила бы отправной точкой этих душевных метаний. Но не мог. Возможно, никакой причины вовсе не было, просто тот пожар в его сердце, что вёл Эда через все жизненные передряги, всё больше становился похожим на едва теплящиеся угли. Лишь изредка огонь вспыхивал с новой силой. Например, при осаде Чарлстона. “Месть Королевы Анны” неплохо отдохнула в одном порту. Французы, контролировавшие тот регион, привезли множество женщин из самого Парижа, дабы пресечь практику мателотажа. Эд не знал, возымела ли эта затея хоть какой-то эффект, но зачастую мателоты делили между собой и женщин. В общем, парни неплохо покутили, а через некоторое время после возвращения на борт в команде Чёрной Бороды началась настоящая эпидемия сифилиса. Корабль тогда находился вблизи берегов Южной Каролины, и Эд всего лишь хотел получить ртутную мазь и смолу гваякума . Корень сассапариля тоже мог бы помочь, но чтобы добраться до далёкого Гуаякиля, даже быстроходному шлюпу понадобилось бы слишком много времени. Губернатор Чарлстона отверг просьбу Эда и сказал, что если все пираты передохнут от срамной болезни, то сделают Господу большое одолжение. Тогда Эд встал на рейд и в течение семи недель перехватывал и грабил все корабли, выходившие из этого порта. Он взял заложников, среди которых оказалась шестнадцатилетняя племянница губернатора, и на восьмой неделе дело сдвинулось с мёртвой точки. Эду предоставили лекарства, он отпустил всех заложников целыми и невредимыми. И даже девчонка-племянница не смогла бы заявить, что обращение с ними было неподобающим. Эд не тронул и город, просто отбыл в безопасное место, дабы дать команде возможность подлечиться. После осады города имя Чёрной Бороды не знали лишь глухие. Его грозная слава гремела так, что за этим шумом Эд едва мог услышать самого себя. Бремя известности давило, как давит на голову тяжёлый грозовой фронт. Он делегировал Иззи почти все свои обязанности, показываясь лишь при необходимости, устрашая и усмиряя одним видом. Он появлялся на палубе под конец абордажа, окутанный едким дымом, полностью парализуя любое сопротивление. Люди кричали и бросали оружие, офицеры опасались обмочить штаны, матросы предпочитали выброситься за борт, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Эд не желал смертей и увечий, по крайней мере, не больше, чем того требовала ситуация. Иззи пытался как-то его развлечь. Добывал редкий и хороший алкоголь, несколько раз поддавался в карточных играх (Эд точно знал, что это поддавки, ведь ещё не родился человек, способный обыграть Израэля Хэндса в карты). Но всё это давало лишь недолгий всплеск интереса, а после Эд уходил в меланхолическое молчание, дымил своей трубкой и вяло реагировал на любые новости. Ему даже нравилось выводить Иззи из равновесия. Когда этот достаточно холодный и сдержанный человек начинал горячиться, плеваться ядовитыми словами и негодовать, Эд мстительно думал, что теперь не одному ему хреново. И отправлял Иззи вести корабль сквозь шторм. Когда потом находил его, зеленого и дрожащего от слабости, хвалил за проделанную работу. Иззи посылал его к дьяволу, а после третировал команду, ставшую свидетелем его жёсткого приступа морской болезни. Постепенно они выработали тактику. Иззи подчёркнуто вежливо рапортовал о текущем положении дел, Эд слушал и раздавал поручения. Они стали словно две половины Чёрной Бороды: один планировал, другой выполнял. И эта стратегия стала приносить свои плоды. Иззи действовал от имени своего прославленного капитана, Эд делал, что хотел, при этом не сталкиваясь с лишними раздражающими заботами. Так тянулось некоторое время, пока однажды Иззи не рассказал Эду о Стиде Боннете. Эд усмехается. Он не знает, что тогда его сподвигло отдать приказ преследовать “Месть”. Возможно, кислое лицо Иззи, рассказавшего о том, как нелепо Стид посадил корабль на мель, а после увёл у него одного из купленных в тот день заложников. Наверное, это интуиция. Или судьба. Эд слышит шаги за спиной. Он оборачивается и видит растрёпанного спросонья Стида, идущего к нему с пледом. - Уже закат, - говорит Стид. - Я подумал, что может стать прохладно. Сказав это, он кладёт плед на песок и явно собирается уйти, деликатно предоставляя Эду время для скорби. - Не уходи, - просит Эд и тянет Стида за кончик пояса-фахи. И тот послушно устраивается рядом. - Знаешь, - продолжает Эд, - а ведь если бы мы могли с ним поговорить, всё складывалось бы иначе. Но, наверное, тогда бы я не встретил тебя. - Правда? - удивляется Стид, и его брови взлетают вверх. - Он бы мне не передал твои слова с пожеланием “сосать яйца в Аду”, и я бы не захотел встретиться с тобой лично. - Ну что ж, спасибо Иззи за то, что свёл нас - Стид смущённо краснеет, но придвигается ближе, касаясь Эда плечом. - Да, - тихо отвечает тот, прижимаясь теснее. - Я любил его, знаешь? Как мог. - А он любил тебя. Хоть он и был невыносимым типом и сдал нас британцам, он заботился о тебе. Я рад, что вы смогли помириться. - Да, я тоже рад. Солнце стремительным огненным колесом скатывается в море. По облакам бегут золотые и розовые отблески. Тишину нарушают шум волн и крики ласточек. Одна из них, пролетая совсем низко, задевает макушку Эда. - Прощай, Из, - шепчет он одними губами.