Брат против брата (Brother Against Brother)

      Лорд Вейдер уставился на Хенли, который выдержал его взгляд — один из немногих людей на борту, у кого хватало мужества это делать.               — Повторите, — приказал Вейдер, и то, что осталось от его сердца, болезненно сжалось.               Это не могло быть правдой, это просто не могло.               Позади себя он мог чувствовать одновременные шок и боль Люка.               — Это бесспорно, мой лорд, — тихо ответил доктор, и Вейдер почувствовал сочувствие мужчины к ситуации. — Насколько я понимаю ваши способности, лорд Вейдер, ваша Сила также может это подтвердить. Возможно, это уже произошло, и вы использовали мое сканирование генетических остатков, чтобы попытаться отсрочить неизбежное подтверждение.               Он протянул предмет, который Вейдер получил всего несколько часов назад. Предмет, который Пиетт отправил ему по очень нетривиальным, но безопасным обратным каналам, вот почему его доставка заняла так много времени.               Значит, он прожил достаточно долго, чтобы сделать хотя бы это. Время, которое капитан отсутствовал, было зловещим, и Леди каждый день горевала, абсолютно убежденная, что он не умер, и отчаянно желавшая его найти.               Но в данный момент Вейдера это не могло волновать. Он взял старое и выцветшее одеяло, все еще пропитанное в Силе такой любовью и печалью.               Визжащий новорожденный…               Она присоединилась к своему брату в этой жестокой галактике…               — Лея... — простонал очень любимый и печальный голос.               Вейдер крепко сжал ткань в кулаке и отвернулся от своего сына и доктора, чтобы невидящим взглядом посмотреть на холодные звезды за иллюминатором.               Дочь.               Дочь, с которой он был бесчеловечно жесток. Дочь, которая смотрела на него с вызовом и мужеством своей матери.               Но чей злой, сильный дух отражал его собственный. Когда она нагло солгала Таркину — делая все возможное, чтобы спасти своих людей…               Неужели он даже тогда не почувствовал родства? Он не смог ее убить. Опротестовал приказ Таркина.               Его дочь.               Он пытал ее и ее контрабандиста, чтобы заманить Люка в ловушку. Когда он поместил контрабандиста в карбонитовый преобразователь, он почувствовал в комнате странную тяжесть. Тяжесть горя и гнева.               Она понятия не имела о своем происхождении, он был в этом уверен. Но это проекцию ее  эмоций он испытал на Беспине. Комната дрожала не только от работы механизмов.               Это была она.                Помилуй, Сила, он пытал ее. Дважды.               Он был так взбешен, когда понял, что Оби-Ван снова его предал. Спрятал от него сына и лишил всех шансов на искупление после Мустафара.               Он разрушил свой тренировочный зал, когда после Явина узнал, кто такой Люк.               Теперь же?               Он направил бы на себя свой световой меч, если бы это могло хоть что-нибудь исправить, потому что Кеноби был прав. Он был прав, защищая его детей, пряча их. Его дочь дважды была в его власти, и он об этом не знал. Он почувствовал подталкивание Силы и проигнорировал его ради того, чтобы заставить ее кричать.               Он опустился на колени, заставив Люка и Хенли вскрикнуть, а затем рука сына легла ему на плечо.               — Я знаю, отец, — тихо сказал он, — я чувствую твое сожаление. Но для нее это ничего не будет значить. Ты должен ей показать. Мы должны следовать нашему плану, и император не может знать о ней. Отец. Ты должен это скрыть.               Он был прав. Ради нее Вейдер должен собрать воедино разрозненные части себя. Его отвращение к самому себе в этот момент было черной приливной волной, и он легко мог утонуть.               Но в черноте была маленькая яркая искорка — его сын. Тянущаяся к нему в Силе. Желающая, чтобы он еще раз обратился к Свету.               Его вокодер работал, пока он боролся с самим собой — и тогда его спасение пришло в виде саркастического замечания.               — И что именно я должен делать с этой информацией, милорд? — сухо спросил Хенли. — Я могу только предположить, что сейчас совершу государственную измену, или вы меня убьете.               Люк посмотрел на доктора полными ужаса голубыми глазами, а затем снова на Вейдера. Он поднял руку в черной перчатке, чтобы успокоить своего сына.               — У меня нет намерения убивать лучшего врача в галактике, Люк. Хотя, естественно, сейчас он склонился к государственной измене.               Хенли вздохнул, когда Вейдер поднялся на ноги, и провел по нему сканером: — Ну, в тот момент, когда генетическое сканирование этого человека совпало с вашим, я понял, что это неизбежно. Должен сказать, поразительно, что оба ваших ребенка — мятежники.               — Вы не должны говорить, доктор, — прорычал Вейдер, когда Люк усмехнулся, забавляясь недоверием к прямоте Хенли. Глупый ребенок — теперь он знал данного человека, в этом не должно быть ничего удивительного. — И я поговорю с вами позже. А пока оставьте нас.               Хенли издал оскорбленный звук, но он служил с Вейдером достаточно долго, чтобы иметь очень хороший инстинкт самосохранения. Он ушел, и в комнате на долгие минуты воцарилась тишина, поскольку Люк явно решал, как к этому подойти.               Вейдер…               (Это ты? — прошептал голос в его голове. — Конечно, теперь, когда двое детей живы, ты можешь признать ту часть себя, которая является Анакином?)               …Вейдер мог чувствовать, что Люк не только принимал тот факт, что Лея была его сестрой, но и пытался найти слова, чтобы сказать своему отцу.               И в миллионный раз с тех пор, как его ребенок прибыл на корабль…               Почти погибший в битве в Облачном Городе, поскольку ты думал, что апелляция к силе сработает для него. Для сына Падме. Ты дурак.               …в миллионный раз он увидел выражение лица своей покойной жены на лице сына. Тот особый взгляд, который у нее появлялся, когда она пыталась найти слова, чтобы охватить слишком сильные эмоции. Слишком глубокие.               Наконец, Люк подошел и встал рядом с ним, и отец с сыном уставились на холодную красоту звезд за иллюминатором.               — Я хотел тебя ненавидеть, — тихо начал юноша, сцепив руки за спиной. Одну настоящую, другую нет. В тот момент, когда Анакин отрезал ее, он был ошеломлен — воспоминание о сверкающем клинке Дуку... Его собственный сын, кричащий в агонии и отвращении к нему… у которого хватило смелости сказать «нет» коррумпированной власти…               Могучий сдвиг произошел в душе, так долго скованной цепями. Он немедленно повернулся, чтобы пойти за своим шаттлом, чувствуя, что Люк все еще во всех отношениях цепляется за жизнь.               Наш ребенок — это благословение.               — Я делал это какое-то время, — продолжил Люк, все еще глядя в пространство. — Убийца моего отца, так я думал. Убийца Бена. Лорд Вейдер — символ угнетения и страданий в империи Палпатина.               Его вокодер не позволял его дыханию быть каким-либо иным, кроме как ровным. Тем не менее, легкие болели от боли, которая не имела ничего общего со старыми травмами.               — А потом я оказался здесь, и мы строили планы… Я чувствую в тебе добро, отец, несмотря на то, как сильно ты пытаешься его скрыть. Я понимаю, что ты должен это делать из-за императора. Но с Леей...               Его сын склонил голову и судорожно вздохнул: — У меня нет слов, чтобы выразить то, что ты чувствуешь по отношению к ней. А она... Эта новость причинит ей такую боль, что мне захочется сжечь Империю дотла. Но это путь темной стороны. Так что я сделаю все, что в моих силах, чтобы ее утешить.               Пауза.               — У меня есть сестра, — тихо изумился Люк. — Я знаю, кем была моя мать. И я хотел бы освободить тебя, отец, дать тебе шанс еще раз сразиться за свет. Стать тем джедаем, которым ты был.               Мальчик был слишком наивен.               — Этот путь для меня потерян, Люк.               Его сын слегка наклонил голову: — Может быть, не тем же. Но я знаю, что я чувствую в тебе, отец. Анакин там. И я не испытываю к нему ненависти. Я думаю, тебе нужно дать Лее шанс почувствовать, кто ты такой.               Мог ли его сын знать, что Анакин намеревался умереть, если это означало забрать с собой Палпатина?               — А если все, на что мы надеемся, осуществится? Что тогда, сын мой? Как ты думаешь, что я вообще могу сделать?               — Ты жив, — яростно возразил Люк, наконец, поворачиваясь к нему с горящими голубыми глазами. — Ты делаешь гораздо более сложную вещь, и ты живешь с тем, что сделал. Ты стремишься искупить вину. И... я тебе помогу.               — Оби-Ван когда-то думал так же, как ты, — сказал ему Анакин, борясь с воспоминаниями, которые снова ожгли его память.               — Как и мама, очевидно, — напомнил ему Люк. — Она прожила достаточно долго, чтобы мы смогли выжить. Пришло время и тебе сделать то же самое.               Для мальчика, выросшего в непритязательных песках Татуина, Люк приобрел некоторый навык убеждения.               — Ты не один, отец, — мягко сказал его сын. — Больше нет.              ****************               Вирс был одновременно взбешен и напуган. Он вернулся с долгого и изнурительного совещания на корабль, возбужденный из-за сбежавшего заключенного.               Он сразу все понял.               Сначала Вирс связался с Бракстеном, и доктор сообщил ему, что поиском руководит Кливиан.               — Нет, генерал, я понятия не имею, как он. Очевидно, что состояние будет плохим, потому что этим трюком капитан навредит своему здоровью. Но я занимаюсь людьми, которых он оглушил по дороге. Я обещаю держать вас в курсе, если услышу что-то раньше вас.               Он попробовал Кливиана и ничего не получил. Также и со Скрэпсом.               Сила побери.               Затем, наконец, начальник палубы сообщил ему, что в ангаре 4 происходит перестрелка.               От этой информации его сердце замерло.               К счастью, сразу после этого позвонил Бракстен.               — Он у них, Вирс. Кливиан приведет его ко мне. Нет, не сильно пострадал. Однако ему удалось оглушить или накачать наркотиками в общей сложности 16 человек. Это дойдет до Мадина.               Да, действительно.               Поэтому, когда двери лифта открылись, чтобы показать коммандера и Пиетта, одетого в униформу техника и со скованными спереди руками, Макс все еще не решил, хочет ли он сделать своему другу строгий выговор или обнять за то, что тот жив.               Пиетт поднял на него виноватый, но дерзкий взгляд, и Вирс быстро обратил внимание на ожог от бластера на его руке и синяк на скуле.               — Пойдем, — сказал он, потому что этот разговор не мог состояться в коридоре. Все они молча направились в лазарет Бракстена.               На ближайших к двери медкойках лежали два бессознательных техника. Салластанец стонал на кровати у кабинета Бракстена, а на кровати рядом с ним…               Вирс бросил на своего друга острый взгляд, и на лице Пиетта отразилась настоящая мука из-за этой фигуры. Если Макс был прав — Скрэпс оказался первой жертвой.               Когда они вошли, Бракстен подошел к ним, на лице застыла профессиональная маска.               Он кивнул головой в сторону комнаты, где размещался Пиетт, и все они прошли туда, ожидая, пока двери с шипением закроются, чтобы что-нибудь сказать.               Удивительно, но первым заговорил Фирмус.               — С... с Мэтью все в порядке? — тихим голосом спросил он доктора.               Бракстен сжал губы и провел по капитану сканером.               — Прекрасно. Все, кого вы вырубили, будут в полном порядке, капитан Пиетт. Конечно, не могу сказать то же самого о вас. Это создавало огромную нагрузку на легкие, которые к подобному готовы не были. Ну, естественно — ожог от бластера. Думал, что мы тоже использовали оглушение, Кливиан?               — Я СКАЗАЛ им, — прорычал коммандер, расстегивая наручники Пиетта своим кодовым цилиндром. — Поверьте, я разберусь с ублюдком, который неправильно настроил свой бластер.               — Ну а теперь нам всем придется иметь дело с последствиями, — натянуто сказал Вирс. Пиетт выпрямил свой позвоночник и поднял подбородок в сторону генерала.               — Мне жаль, что до этого дошло. Но я должен был попытаться.               — НЕТ, — ворвался Макс в личное пространство Пиетта. Его друг вздрогнул, но остался на месте, пока Кливиан и Бракстен неуверенно колебались в напряженной атмосфере. — Нет, ты не ДОЛЖЕН был пытаться, Сила побери! А теперь... теперь… Мне нужно подготовиться к кампании, которая начинается через двенадцать часов, Пиетт! Я не могу быть здесь, чтобы защитить тебя от Мадина. Принцессы здесь тоже нет, и поэтому у меня не так уж много вариантов, верно?               — У меня есть долг перед моим кораблем и моей командой! — рявкнул Пиетт, сверкнув карими глазами. — Ты мой друг, Макс, и да, все твои мятежники — порядочные люди. Это было тяжело! Но ты не можешь сказать мне, что если бы ты был на моем месте, то не попытался бы сделать именно это!!               Он не мог.               В этом-то и заключалась проблема. Он очень хорошо понимал Фирмуса. Его друг был в ужасном положении, и Макс знал, насколько серьезно Пиетт относится к своему командованию. Знал особый характер Леди. Знал, что Пиетт был совершенно прав, полагая, что его команда может оказаться в опасности, если появится хотя бы намек на то, что их капитан дезертировал.               Но у Вирса тоже был свой долг, и эта попытка загнала его в угол. Он должен был быть безжалостно объективен.              — Возможно, я бы так и сделал, — ответил он, когда Бракстен мягко подвел Пиетта к кровати, заставляя его сесть, чтобы он смог обработать ожог от бластера. — Но прямо сейчас, капитан, я должен сделать то, что считаю лучшим для всех вовлеченных. Я не могу поместить тебя под арест — твое здоровье еще этого не позволяет, и это не было бы безопасно от Мадина. Проблема в том, что я не могу доверять и тебе.               Пиетт прикусил губу и отвернулся, пока доктор заканчивал с бакта-гелем и начал обматывать рану бинтом. Кливиан, казалось, был оскорблен огнями над ними из-за того, как он на них смотрел, но Вирс мог видеть, что коммандер знал, к чему он клонит.               — У меня нет хорошего решения, — сказал Макс, ненавидя все, что было с этим связано. — И я собираюсь покинуть корабль — у меня нет времени…               Пиетт кашлянул и, проклятье, почему его друг должен был быть таким упрямым?               — Это не твоя работа — защищать меня, Вирс, — прохрипел он, когда приступ прошел.               — Дерьмо банты. Мое, пока ты здесь, под моей опекой.               Доктор принес простые зеленые спортивные штаны, и Пиетт осторожно прошел в маленький освежитель, чтобы переодеться.               — Что вы имеете в виду? — спросил его Бракстен, пока капитан это делал. — Я не чувствую себя вправе держать его на успокоительных, если вы думаете...               Вирс покачал головой: — Это не окончательное решение, но он должен быть под вашей опекой, Бракстен, вы согласны?               — Совершенно определенно.               — Поэтому он должен остаться здесь. Итак, я предполагаю, что эта кровать оборудована так же, как и все остальные, — сказал Макс.               — В смысле?.. — уточнил доктор.               — У нее есть средства фиксации?               Кливиан издал тихий звук, который звучал как «проклятье», но Вирс не выразил неодобрения.               — Да, — ответил Бракстен и вздохнул. — Но они не годятся для длительного использования, если в этом нет крайней необходимости...               В этот момент вернулся Пиетт, ковыляя в носках и держась за бок. Бракстен порылся в своей аптечке и дал ему обезболивающее.               Макс ненавидел то, что собирался сделать. В особенности, с этим человеком. Но у него не было других идей.               — Вот что произойдет, — сказал он голосом «Железного генерала». — Вы будете зафиксированы здесь, в лазарете, капитан. Когда охранник или доктор находятся в комнате вместе с вами, они могут снимать фиксаторы, но в остальном они останутся на вас.               Пиетт побледнел.               — Макс... — начал он, но Вирс продолжил.               — Я не собираюсь делать это постоянно, Пиетт, но пока я не на корабле, это единственное, что я могу придумать, чтобы ты не был идиотом, и это дает Бракстену медицинское право игнорировать даже Мадина, если тот начет выяснять насчет твоего допроса.               Доктор с несчастным видом кивнул. Кливиан продолжил свою яростную войну, на этот раз с полом.               Вирс махнул рукой на кровать: — Итак. Сядь, пожалуйста.               Пиетт сглотнул и выпрямился, глядя ему в глаза и изо всех сил стараясь не умолять. Потому что, конечно, он бы этого не сделал. Это был Фирмус. Но Вирс понимал, почему тот так сильно это ненавидел.               — Макс, — попытался он снова, достаточно ровным тоном. — Ты знаешь… Пожалуйста, не делай этого. Я... даю тебе слово ничего не предпринимать, пока тебя не будет.               — В том-то и беда, капитан, — сказал Вирс, внутренне себя ненавидя. — Я не могу считать это гарантией.               Долгое время в комнате было поразительно тихо. Затем его друг сжал челюсти, кивнул один раз и устроился на кровати. Бракстен приложил свой кодовый цилиндр к прорези сбоку, и выскользнули ремни. Поскольку это были медицинские удерживающие устройства, они были сконструированы так, чтобы позволять некоторое движение, не давая испытывать ужасающего дискомфорта. Бракстен прикрепил их к рукам прямо над локтями, что позволило Пиетту дотянуться руками до лица, но он не мог свести руки вместе. Те, что были вокруг его лодыжек, позволяли сгибать и выпрямлять ноги, поскольку обладали некоторой эластичностью.               Капитан стоически это выдержал, но Вирс видел, что его дыхание участилось.               — Постарайтесь отдохнуть, — сказал Бракстен Пиетту. — Я вернусь через несколько часов с пайком.               — Коммандер, боюсь, вы на дежурстве до тех пор, пока Скрэпс не сможет возобновить свою ротацию, — сказал Вирс Кливиану.               Пилот крестокрыла выглядел несчастным, но наклонил голову: — Да, сэр.               Он вышел из комнаты, за ним последовал Бракстен. Макс сделал паузу и снова повернулся к своему другу.               — Фирмус. Мне очень жаль.               Пиетт сжал губы и слегка кивнул. Вирс внутренне вздохнул. Пиетт был не из тех, кто дуется, но его эмоциональные щиты твердо стояли на месте, напоминая генералу о том времени, когда они впервые встретились, и аксиланец был так насторожен ко всем — на что были очень веские причины.               Он повернулся, чтобы уйти, но Пиетт его удивил.               — Макс.               Он оглянулся. Несчастье его друга было очевидным, но он все равно вздернул подбородок, как делал это, когда в одиночку смотрел в лицо галактике.               — Будь осторожен, — сказал Фирмус.               Если бы он пытался причинить Вирсу боль, то не смог бы выбрать лучшего способа. Но в том-то и было дело, что Пиетт не пытался сделать ему больно. Он подразумевал сказанное — несмотря на ад, через который Макс собирался заставить его пройти, удерживая таким образом, — Пиетт действительно хотел, чтобы он был в безопасности. И Вирс даже не мог сказать ему «Увидимся», потому что они оба знали, что в этой войне подобное не было данностью.               Поэтому он ответил единственным, что пришло ему в голову.               — Безопасных звезд, Фирмус, — тихо сказал он и вышел из комнаты.               ************              Бракстен подождал Вирса, а когда тот вышел, склонил голову. — Зайдете на минутку в мой кабинет, генерал? — спросил он и не стал дожидаться ответа. Он прошел мимо оглушенных техников и все еще находящегося без сознания рыжеволосого юноши.               Как только они оба оказались внутри, Бракстен включил защиту. Обсуждая пациентов, он всегда так делал. Его кабинет был крошечным, и крупная фигура Вирса занимала почти его половину.               — Воды? — спросил он, роясь в своем крошечном холодильнике за, по общему признанию, загроможденным столом. Вирс наблюдал за беспорядком строгим взглядом, но у Бракстена был свой способ ведения дел, а у армии — другой.               — Нет, спасибо. Послушайте, доктор...               Бракстен поднял руку. Пришло время выступить медицинскому работнику. Вирс выглядел устрашающе, но Бракстену нужно было кое-что узнать об этом имперском капитане после того, как тот так долго находился под его опекой.               — Пожалуйста, садитесь, Вирс. Если я должен быть главной защитой для вашего друга, нам нужно кое-что прояснить.               Генерал медленно опустился в древнее кресло для посетителей и стал ждать. Бракстен выдохнул, постукивая по своему файлу на датападе, прежде чем снова поднять на Вирса глаза.               — Я прошу вас быть со мной откровенным, сэр. Я достаточно долго наблюдал за капитаном Пиеттом, чтобы понять, что он пережил в своей жизни несколько травм. Конечно, остались физические шрамы. Но его реакция только что — какой бы она ни была превосходно контролируемой, — говорит о чем-то более глубоком, и если я хочу эффективно лечить своего пациента, мне нужно знать, почему ему так неприятны фиксаторы. Это никому не приятно, но в его случае это нечто большее, не так ли?       Он выдержал взгляд серых глаз Вирса, и генерал сузил глаза, затем резко кивнул, как будто пришел к какому-то решению.               — Да. И да, вы правы, что должны знать, — он посмотрел на стол Бракстена, затем снова на доктора. — Я надеюсь, что то, что я скажу, останется конфиденциальным. Фирмусу это не понравится, знаете ли, но я уже подверг его этому. Самое меньшее, что я могу сделать, это убедиться, что в случае необходимости вы сможете ему помочь.               Бракстен откинулся на спинку стула, испытывая сочувствие к их «Железному генералу». Вина в поведении Вирса была очевидной, но, в равной степени, тот был решителен в своих действиях. Учитывая то, чего только что добился Пиетт, и то, что он был не совсем здоров, Бракстен понимал, почему Вирс принял решение держать их пленника в ограничениях. Но было столь же ясно, что Вирс ненавидел это так же сильно, как и сам Пиетт. Какая запутанная галактика.               — Несколько лет назад Пиетт возглавлял десантную группу, — сказал Вирс так, словно давал отчет о миссии. Что, в некотором смысле, он и делал. — Он и его люди были захвачены правящим картелем сектора. — Генерал сделал паузу, губы его побелели, когда он это вспомнил. — Пиетту удалось отправить кодированный сигнал бедствия до того, как они до него добрались. Наш адмирал был полностью за то, чтобы списать его со счетов — его и его команду.               Бракстен нахмурился и увидел, как руки Вирса сжались на коленях: — В то время я был полковником и не мог просто оспорить решение адмирала. Так что... Я изложил свое мнение лорду Вейдеру. Они преуспели в своей миссии. Мне казалось довольно расточительным оставлять их, когда они были весьма полезны.               Доктор, услышав это, вскинул брови. Карк. Смелость этого человека.                — Он согласился, что я могу возглавить команду по их возвращению, при условии, что полная ответственность за все, что произойдет, ляжет на мои плечи, — Вирс тяжело выдохнул. — Я был вполне готов ее принять. Мы добрались до их местонахождения через четыре дня после того, как они были схвачены.               Здесь он сделал паузу, и Бракстен терпеливо ждал, готовясь к неприятной части.               — Видите ли, они начали с Пиетта. И... Ну, у моего друга позвоночник из дюрастали. Они ничего не собирались таким образом добиться. Поэтому... — его голос охрип, и он прочистил горло. — Они начали убивать его людей. Прямо у него на глазах. Он... он был прикован к столу и ничего не мог сделать.               Короткая пауза. Бракстен почти мог почувствовать ярость, которую вспомнил Вирс, пока генерал брал свое дыхание под контроль. Он провел рукой по волосам и еще раз пронзил доктора взглядом.               — Я... вы правы в том, что Пиетт через многое прошел. Я не знаю всего. Но он всегда ненавидел быть беспомощным. И тот инцидент... Он сломал себе запястье, пытаясь освободиться и остановить их. Я добрался туда слишком поздно, чтобы спасти кого-либо, кроме двух последних. И Пиетта, конечно. Ему потребовалось некоторое время, чтобы оправиться.               Бракстен кивнул в последовавшей за этим тяжелой тишине.               — Так что ПТСР — это определенно то, на что стоит обратить внимание, — тихо сказал он. Как Бракстен и подозревал. К сожалению, это не было редкостью для многих их соплеменников. Но были и уровни серьезности. Пройдя через что-то подобное …               Неудивительно, что капитан так сильно это ненавидел.               — Вирс, — тихо сказал он, — Вы уверены, что ваш друг должен быть?..               Всего на мгновение генерал сбросил свою суровую маску, и Бракстен увидел очень усталого и очень опечаленного человека.               — Вы видели, что он только что сделал, — ответил Вирс, неопределенно указывая на лазарет позади них. — Но, более того, Бракстен, я в ужасе от того, что его застрелит чересчур рьяный молодой мятежник, думающий, что он совершил убийство «импа». Это могло сегодня случиться. И это не может произойти с Фирмусом. Пиетт — моя семья, доктор. Брат, которого, как я думал, у меня никогда не будет. Я отказываюсь снова его лишаться. Даже если это означает защищать его от него самого.               Бракстен вздохнул: — Сэр, вы должны знать, что мы не можем бесконечно держать его в таком состоянии. Не с тем, что он пережил.               Вирс встал и сделал те два шага, которые ему позволял кабинет доктора: — Я знаю. Так что... сделайте все, что сможете. Вы, Кливиан... Скрэпс. Это будет другой уровень проблем, но... между вами, если вы можете побыть с ним, пожалуйста, освобождайте его, пока вы там. Я надеюсь вернуться, и мы сможем выработать другое решение.               Бракстен тоже поднялся.               — А что вы скажете ее высочеству, сэр?               Вирс потер лоб: — Ммм. Она еще не вернулась со своей миссии. Полагаю, я увижу ее по пути и расскажу, что произошло. Я не буду делиться тем, что только что вам сообщил.               Бракстен протянул руку: — Тогда, генерал, удачи.               Вирс пожал ее: — Спасибо. За все, доктор.               Затем он вышел из кабинета, и Бракстен вытянул шею, уставившись в потолок и гадая, как в преисподней его угораздило попасть в такую ситуацию.