***
Да, Уэнсдей сумела принять свои чувства касаемо Энид, смирилась с ними и даже в какой-то степени наслаждается. Однако, её эмпатия не такая уж и развитая, как у второй половинки. — Скажи, кого мне нужно прирезать. Аддамс не могла смириться с тем, что Энид плачет. — Я… никого не надо резать. — Я знаю двести восемьдесят два способа наложить смертельное проклятие, amore, скажи, кто? — Это... моя мама. Она… она кажется против наших отношений. — Это… это не хорошо. — Но, есть и хорошие новости, мой папа не против наших отно… Внезапно в окно их спальни врезается ворона. К счастью для девочек, и к несчастью для вороны, окна в неверморе очень крепкие, от чего ворона расшибила себе мозги прямо на балконе. — О, сообщение. — сказала Уэнсдей сняв с вороны записку и выкинув ту во двор. — «Дорогая Уэнсдей, Я поговорил с Мюрреем Синклер, и тот отпустил твою девушку к нам на лето. Г.А.» — Энид, ну, ты можешь начать веселиться, лови. — сказала она и бросила записку своей девушке. — Уэнс, это же… это же потрясающе! — сказала Синклер улыбаясь, и вытирая слёзы. — Tu es incroyable, mon amour(ты потрясающая, любовь моя) — Что? — Ничего, ничего. А теперь позволь мне продолжить писать. — А в твоём детективном романе будет место для романтики? — Хм… никогда бы не подумала, что это скажу, но да, среди царствия мрака, ультранасилия, расчеленёнки и психопатии будет место для романтической линии. — Э… это радует. Они уже ложились спать, когда Энид внезапно произнесла: — Tu me chantes aussi, chérie. (Ты тоже меня потрясаешь, любимая) Уэнсдей открыла глаза от удивления, преподнялась на кровати и не успела даже вопрос задать как… — Переводчик. Я всё-таки плохо знаю французский. «Удивительная женщина» — подумала черноволосая засыпая с чётким образом в голове. Уэнсдей никогда не понимала зачем другие девушки встают очень рано, и прихорашиваются. В чем смысл, если любовь это лишь химический процесс в головном мозге, а все мы в любом случае умрём в одиночестве. Не понимала она этого и сейчас, хоть и сама обрела большую любовь в виде полной противоположности. О, Энид встала раньше на час, если не больше, только для того, чтобы выглядеть красивой. Как сказала сама Синклер, все должны знать, что Уэнсдей заполучила самую лучшую в мире девушку. Однако, Уэнсдей разбудил не фен, не глупые ролики из ютуба или тиктока, а песня. — Этот закон давно известен Неинтересен мир без песен, Но если даже дождь идёт с утра. Надо чтоб люди точно знали Нет оснований для печали Завтра всё будет лучше, чем вчера. Проснись и пой, Проснись и пой. Попробуй в жизни хоть раз — Не выпускать улыбку из открытых глаз. Пускай, капризен успех Он выбирает из тех, Кто может первым посмеяться над собой. Пой засыпая, Пой во сне, Проснись и пой. Голос был таким знакомым, таким красивым, таким… Энид? А меж тем Синклер продолжала напевать песню совсем не боясь разбудить свою мрачную половину. — Всё позабудь, что миновало! То, что упало, — то пропало, То, что ушло, Обратно не вернёшь. Только туда и Нет обратно, То, что сейчас невероятно Завтра с утра опять произойдёт. Проснись и пой, Проснись и пой. Попробуй в жизни хоть раз — Не выпускать улыбку из открытых глаз. Пускай, капризен успех Он выбирает из тех, Кто может первым посмеяться над собой. Пой засыпая, Пой во сне, Проснись и пой. — Энид? Услышав Уэнсдей, Синклер смотря прямо ей в глаза шла поя песню: — Часто от взрослых слышат дети, Что измельчало все на свете — Люди, дожди и все, что ни возьмешь. Видно, забыли, что вначале Деды о том же им ворчали, А между тем все так же мир хорош! И стоило ей приблизиться прямо к лицу Аддамс, как она решила закончить с припевом: — Проснись и пой, Проснись и пой. Попробуй в жизни хоть раз — Не выпускать улыбку из открытых глаз. Пускай, капризен успех Он выбирает из тех, Кто может первым посмеяться над собой. Пой засыпая, Пой во сне, Проснись и пой! — Красиво, я не знала, что ты умеешь петь. — В целом, то каждый оборотень умеет петь, голоса раскрываются после пары обращений. Как я тебе? — светясь сказала Синклер и покрутилась вокруг своей оси. — Du bist unglaublich(Ты невероятна) — Это… это на каком языке? — Это немецкий. — Ой, прости, тут я точно не специалист. Можешь перевести? Однако, Аддамс слегка покраснев отвела взгляд. — Эм… там что-то неприличное? — Ты невероятна. — сказала Аддамс всё ещё стесняясь посмотреть Энид в глаза. Светловолосая замолчала, и Уэнсдей решила проверить что с её выражением лица и… Совсем внезапный поцелуй накрыл черноволосую. Прямо в губы. — Я знала что ты купишься! И всё-таки, спроси у меня почему я в таком хорошем настроении? — Э… почему ты в таком хорошем настроении? — Потому что я кое-кого люблю. А эта кое-кто сидит на кровати, и вместо того, чтобы умыться, соизволить пойти со мной на уроки и насладиться последним днём учебы, хлопает глазами. — Это ты про меня? — Батюшки какая проницательность. Да, Уэнсдей, про тебя, давай, собирайся, нас ждут ботаника, алхимия и история. А вечером… — А что вечером? — А вечером все желающие будут смотреть кино в актовом зале. Мы же пойдём? — Энид, ну… — Ты не хочешь? — Я не люблю современное кино. — Там будут фильмы ужасов. — Для меня все современные фильмы ужасны. Даже если ужасов. — Ну-у-у, пожалуйста! — Посмотрим.***
Если бы не компания Энид, её рука сжимавшая руку Аддамс, а также страх в так называемые «страшные» моменты, которые выражались тем, что светловолосая пыталась от них спрятаться в Уэнсдей, то представительница самой жуткой семейки мира чётко и ясно сказала бы, что фильм посредственный, сценарий писался либо детьми либо умалишенными, сцены поставлены криво, а актёры подобраны так себе. Но, пришлось терпеть до самых титров. — Неужели тебя ничего не напугало? — Ничего. — Вот прям совсем? — Я видела вещи и похуже того, что там происходило. А вообще такой посредственности я не ожидала. — А мне понравилось, хоть и было страшно. — Да вещь, мы смотрели с ней кино, да оно было отвратительным, что? Нет мы не сидели на последне… что?! Да как ты смеешь. А ну кышь, кышь отсюда. — Что он сказал? — Вещь возымел в наглость сказать о том, что последние места не только для поцелуев. — Оу…я, э… черт. — Что? — А ведь мне предлагали на последнем ряду сесть, а я думаю зачем, зачем… — Думаю ты поступила правильно. Не стоит лишний раз показывать всем наши отношения. — Ты… ты стесняешься наших отношений? — Н-нет, нет, я имела ввиду, что все должны были уже давно понять, что ты только моя. — Вот прям твоя? — сказала Энид подходя совсем близко к Уэнсдей. — Ну вот она я, чего же ты хочешь? Я сделаю всё, что ты скажешь. — мягко произнесла светловолосая девушка. Уэнсдей не ожидавшая такого напора покраснела и отвела взгляд. — Ну, ты же сказала что я твоя, вот я, вся твоя, сделай что-нибудь. Какой бы Уэнсдей не была серьёзной и уверенной, стоит вот так вот нарушить её личное пространство, и вся её уверенность уходит из-под но… а нет, ошибочка вышла. Уэнсдей взяла Энид за плечи, и притянув к себе, очень грубо поцеловала, стараясь «доминировать» в поцелуе настолько, насколько это возможно. Синклер про себя ухмыльнулась, и позволила своей девушке командовать, зная, что в случае чего сумеет остановить её. Аддамс разорвала поцелуй, и посмотрела в глаза Синклер. — Думаешь, этого достаточно? — спросила она. — Думаю да — сказала светловолосая. — А я думаю нет. Всё это было лишь манёвром, чтобы успеть перевести дух и набраться воздуха. Синклер внезапно почувствовала, что теряет самообладание. Нет. Нельзя. Не сейчас. — Так, стоп малышка, твоя, твоя, тайм-аут. — Надеюсь, ты усвоила урок. — Э-э, да, усвоила. — И, я думала что ты потеряешь контроль над ситуацией раньше. Так, откуда она… — Я же знаю тебя как свои пальцы, малышка Энид… Один-один.***
Аддамсы приезжали в пять вечера, и пока Уэнсдей крепко спала с хмурым но счастливым лицом, Энид собирала свои чемоданы. — Уэн, ты ничего не забыла? — Хм… так, чёрный чемодан здесь, второй чёрный чемодан здесь, ты здесь, нет, я ничего не забыла. Энид, если бы собиралась за двадцать минут, наверняка бы забыла всё, а Уэнсдей словно по команде собралась быстро и чётко. Словно бы, всё уже было собрано заранее. — Ох, тучка моя, как я рад тебя видеть, — сказал Гомес улыбаясь, — мисс Синклер. — Здравствуйте мистер Аддамс. Мортиша лишь молча протянула руку обеим девушкам, совсем не собираясь что-либо сказать. — Ну что, как вы закончили учёбу. — Уныло, если бы не Энид, то совсем уныло. — Я так рад что нашёлся кто-то, кто сумел растопить сердце нашей снежной принцессы. Скажи, Энид, какую музыку ты любишь? Может, мы можем включить комфортную для тебя песню? — Всё в порядке, сэр, мне не принципиально. — О, что ты, можешь звать меня Гомес, я буду только рад. — О, ну что ты дорогой, подожди, лучик солнца для нашей луны пока не привык к нам, уверяю тебя, мы поладим. Поставь, пожалуйста, вот это, Ларч — сказала Мортиша. Спустя несколько секунд заиграла Электрогитара, беря высокие ноты. Слов было не слышно, по крайней мере Энид не слышала, а вот Уэнсдей сидела с таким лицом, будто бы перед ней кого-то сожгли. Причём, вероятнее всего ей это нравилось. — Я не могу понять ни единого слова. — В этой песне нет слов. Сама по себе гитара поёт. Прислушайся, это звуки ада. — сказала Уэнсдей. — Я знала, что ты быстро узнаешь свою любимую песню детства. — сказала Мортиша. На удивление Энид, ехали они не долго, точнее, всего лишь полтора часа. — Не знала, что вы живёте так Близко к академии, — сказала Энид. — О, нет, что ты, мы в Пенсильвании сейчас. Энид удивлённо посмотрела на Мортишу. — К-как? Пенсильвания не меньше чем в пяти часах езды от академии, я бы заметила. — Ну, у всех свои фокусы. Чудеса, да и только.