На двоих

      Ночной город расцветила россыпь ярких огней, улицы залил теплый золотистый свет фонарей, а в центре, у шумных и людных кафе, ветви деревьев озарили увивающие их неоновые гирлянды. Небо над мегаполисом было тёмным и глубоким, без единой звезды, будто бы все звёзды здесь осыпались на землю, чтобы осесть ровными рядами уличных огней и сияющих в ночной мгле автострад. С одной из транспортных магистралей на узкие старые улочки съехала серебристая машина, медленно и спокойно, словно её владелец в этот пятничный вечер совершенно никуда не спешил. В действительности темноволосый мужчина средних лет, сжимающий сейчас крепкими пальцами руль, вел машину осторожно из-за своего непоседливого пассажира, ни в какую не желавшего перебираться на заднее сиденье. А рядом с водителем этот парнишка, казалось, и вовсе не мог угомониться. Накрапывал мелкий дождик, оставляя на стеклах водные брызги, а в машине было тепло и уютно — работал кондиционер, и из колонок лилась легкая и ненавязчивая мелодия, так что можно было почувствовать себя одновременно и дома, и на прогулке. — Арс, а где мы? — спрашивал юноша, на миг прижавшись пальцами и носом к стеклу, вглядываясь в мелькающие за осенней изморосью дома, витрины и фонари. Мужчина предусмотрительно заблокировал двери, чтобы его шебутное создание не вывалилось на ходу из машины — тот мог бы, учитывая, что даже ремень безопасности не был способен удержать его на одном месте. — Где-то в центре, — Арсений поправил GPS-навигатор на приборной панели, вглядываясь в переплетения линий-улиц на его экране. — Проголодался, малыш? Он мог бы и не спрашивать — Антон хотел есть всегда. Увидев, как тот резво кивает вихрастой головой, мужчина вырулил на одну из оживленных улочек, пестреющих многочисленными вывесками кафе, ресторанов и баров. — Давай не пойдем туда, — поморщился Шастун, протирая запотевшее от дыхания стекло. — Их там… слишком много. Он не любил толпы и просто людные места, Арсений это хорошо знал. Да и самому мужчине не хотелось сейчас покидать их маленький уютный мирок, в котором было тепло, звучала спокойная музыка, были только они вдвоем. Пытаться отыскать в пятницу вечером место на парковке у ресторана — не самая лучшая идея, ровно как и толкаться в очереди у кассы какого-нибудь кафе. — Ты понимаешь, что остаются только гамбургеры и картошка фри? — спросил он парня, приподнимая брови и улыбаясь уголками губ — выразительная мимика, которую так любил Антон. — Козел, ты мне изначально обещал картошку фри! — прикрикнул нахальный, тут же расплываясь в ответной улыбке. — И много гамбургеров… и пирожок. Антон готов был съесть всё, что предлагало стандартное меню «Вкусно и Точка», и Арс, велев себе взять на заметку скормить ему каким-нибудь чудом на завтрак овсяную кашу с молоком, притормозил в конце улицы у заправочной станции, рядом с которой красовался ярко-желтый значок всем известной закусочной, по явному недоразумению именуемой рестораном. Там очередей не было; они остановились у окошка кассы, выходящего на улицу, и почти сразу же забрали свой заказ. Пока Арсений выруливал обратно на проезжую часть, объезжая веселенький домик, выкрашенный в зеленый цвет, Антон шуршал пакетами, нетерпеливо выуживая оттуда ещё горячий бургер с курицей и разворачивая обертку. Он съел почти половину, когда вдруг опомнился, завозился на сиденье, скидывая обувь и забираясь в него с ногами так, чтобы видеть мужчину за рулем. Попов время от времени бросал на него короткие взгляды, когда дорога не требовала слишком пристального внимания, и улыбался, наблюдая, как поглощает еду вечно голодный Антон. — Арс, а ты не ешь… — вдруг произнес парень, теряя на минуту почти весь интерес к фастфуду. — Я за рулем, — отозвался мужчина. — А хочешь, я тебя покормлю? — тут же предложил Шаст, оживившись. — Картошкой, вот. Он развернул пакет, и Арсений краем глаза наблюдал, как его спутник достает разные соусы, хмуря лоб и вчитываясь в этикетки. — Тебе с сырным? — наконец угадал он и, даже не дождавшись ответа, обмакнул длинную соломку картошки в соус. Потянулся, стараясь не промахнуться и тихонько сдавленно смеясь, когда от легкого движения автомобиля попадал не в губы, а в подбородок. Арсений покорно открывал рот, позволяя себя кормить, пока тонкие пальцы не мазнули ему по губам, задерживаясь чуть дольше, чем нужно. — Арс, — голос Антона вдруг скатился до шепота. Пальцы скользнули по губам и спустились на подбородок, провели по щетинистым скулам и самыми кончиками огладили ухо. Когда с Шастом такое случалось, его мужчина капельку сходил с ума. А быть может, вовсе и не капельку. Мир, где господствуют грязные телешоу и считаются нормой измены, не принимал их странные неправильные отношения и никогда бы не принял, но им обоим не было до этого никакого дела. Они хорошо научились хранить свой секрет, прекрасно понимая, что это нужно делать после того, как они останутся наедине, без посторонних глаз и камер. Спустя даже столько времени, как они вместе, Антон до сих пор смущался и краснел, но чем дальше, тем более умело он сам начинал приставать к Попову, когда до ломки хотелось близости. Научился не намеками подавать знак и ждать, пока мужчина угадает, а уже откровенно проявлять инициативу, всё ещё внутренне её смущаясь. Юноша потянулся, обнимая мужчину за талию и прижимаясь под бок, а Арсений, вынужденный ещё и машину вести в таком положении, постарался хоть ненадолго успокоить свое чудо. — Подожди, малыш, — он мягко и в то же время решительно отцепил его пальцы, погладил по голове, лаская ушки и шею, и, убедившись, что в глазах напротив промелькнуло понимание, задал в навигаторе новый запрос, а когда тот проложил маршрут — свернул на одну из многочисленных тихих улочек.

* * *

На окраине самого большого городского парка было безлюдно, а ночь здесь отвоевала кусочек территории у города, погрузив деревья, дорожки и прилегающие к зеленому массиву улицы с одноэтажными частными домиками в уютную темноту. Все ещё накрапывал дождик, было слышно, как он стучит по крыше машины. А в салоне по-прежнему было тепло, хотя музыка стихла — зажигание Арсений выключил, позволив ночи окутать и их маленький мирок. — Арс… — Антон с нетерпеливой и одновременно волнительной дрожью наблюдал, как Арсений убирает шуршащие пакеты с недоеденными гамбургерами в бардачок и откидывает спинки обоих сидений. И как только он закончил с этим, парень резво перебрался к своему мужчине, попутно стягивая с себя колючую ветровку, нахально и в то же время доверчиво забираясь к Арсению под футболку, обнимая, притягивая ближе. Шастун чувствовал, как горячие губы касаются кожи и как язычок несмело проводит по ней влажную дорожку вверх к соску, а затем уже чуточку уверенней начинает ласкать чувствительный кружок. Они всегда и везде отчасти рисковали. Когда Попов встречал его после очередных съемок, переживая за Шастуна больше, чем тот сам переживал о себе. Назойливые журналисты могли застать врасплох в любой момент. Но Арсений слишком полюбил Антона, чтобы не рискнуть ради проведённых моментов вместе. Когда в разъездах на гастролях вечерами пробирались друг другу в номер. Когда прятали стоны в подушке. Когда ловили на себе подозрительные, заранее осуждающие взгляды чопорных прохожих с бурной фантазией, стоило на секунду только прижаться друг к другу ближе. И вот сейчас, на окраине парка, под стук моросящего дождя, может, не так сильно, но всё-таки тоже рисковали. Арсений давно уже к этому привык. Он потянулся за курткой, зашвырнул её на заднее сиденье, заботливо постелив под голову парню. Уложил Антона на сиденье, стащил с него тяжёлые ботинки, разведя его ноги в стороны и оглаживая ладонями внутреннюю часть бедра, пока ещё сквозь плотную ткань джинсов. И тут Антон, разом растеряв весь свой запал, смутился и покраснел. Он потянулся, несмело проводя пальчиками по груди, спускаясь на живот, и замер у застежки брюк, совсем стушевавшись. Арсений склонился к Шасту, жарко выдыхая ему в губы и целуя так, что Антон ощутил мурашки от предвкушения близости, сбегающие волной по телу вниз и собирающиеся в паху приятным томлением. Он так и не осмелился расстегнуть брюки мужчины — ему было и стыдно, и страшно, и слишком до беспомощности желанно. Только пальцы скользнули по ткани, чувствуя контуры затвердевшего органа, и всё так же чуточку испуганно отдернулись. Антон обнял Арсения, проводя ладонями по спине вверх, оглаживая лопатки и зарываясь пальцами в темные отросшие прядки волос. Ещё слишком свежо в памяти было воспоминание об их первой близости, когда Шастун, впервые увидев Арсения обнаженным, до чертиков испугался слишком большой, по его мнению, «штуки». И до сих пор он испытывал и страх, и томление, и ломку одновременно. Попов тем временем отстранился и, расстегнув ширинку на джинсах парня, принялся избавлять его от мешающейся одежды. В уютной тесноте машины это было не так просто, и Антон пару раз хихикнул, когда коленом врезался мужчине в подбородок, а потом резко замолчал, чувствуя, как крупные ладони собственнически легли на его ягодицы, чуть сжимая их. — Арс… — всё ещё неверяще прошептал Антон. — Мы правда здесь это сделаем?.. Кажется, он до этого момента и не предполагал, что можно заниматься подобными вещами в машине. Всё, чего ему хотелось — там, у забегаловки, — чтобы Арсений развернулся и поехал домой. Кататься по ночному городу было хорошо, но Антон готов был отказаться от этого ради общей теплой постели и сна под шум дождя — у них случалось не так много подобных ночей. — Правда, — кивнул мужчина. — А что не так? Тебе неудобно? — Удобно, — Шастун повозился на сиденье, забираясь повыше, чтобы смотреть в глаза любимому человеку. Воздуха уже катастрофически не хватало, а стекла запотевали от жаркого дыхания. И всё же сейчас они были нужны друг другу намного больше, чем воздух. — Просто… странно. — Привыкай к странностям, — хмыкнул мужчина и, перебравшись на соседнее сиденье, тоже избавился от обуви. Он расстегнул брюки, собираясь поскорее их стащить с себя вместе с бельем — желание оказалось слишком сильным, чтобы долго возиться с одеждой. Шастун, наблюдавший за этим, вдруг подался вперед, упираясь ладонями в сиденье по обеим сторонам от мужчины, и, склонившись над его бёдрами, провел языком по головке члена. И хотя он уже несколько раз делал подобную вещь, всё равно тут же бросило в жар от смущения. — Сладкий… — Арсений замер, шумно втянул воздух и запрокинул голову, издав тихий стон. А Антон, воодушевившись этим и снова испытывая ту страшную ломку, когда телу остро требовалось рядом, в сумасшедшей близости тело любимого человека, забрал орган поглубже в рот, неумело и осторожно — он уже один раз хорошенько огреб за случайно не к месту царапнувшие зубки — принимаясь его ласкать языком. Почувствовал, как крупные ладони мужчины тем временем скользят по его спине, оглаживают ягодицы, как пальцы проводят в ложбинке между ними, нащупывая горячую дырочку и легонько надавливая на неё. Антон вздрогнул — даже палец казался ему поначалу слишком большим — и, зажмурившись, подался вверх, выпуская и тут же снова погружая орган в рот наполовину — глубже он попросту не умел. А Арсений, чувствуя, что от этих невинных и искренних ласк вот-вот кончит раньше, чем у них хоть что-то случится, мягко остановил парня, возвращая его обратно на сиденье. Мужчина распахнул бардачок и, перевернув все пакеты с остывшей едой, откопал там тюбик со смазкой, перебираясь следом на заднее. Антон увидел, как его взрослый спокойно — откуда только берется это проклятое спокойствие? — выдавливает на ладонь прозрачный гель. Тёплые пальцы шаловливо поползли вверх по бедру с внутренней стороны; они скользили по коже, пока не добрались до цели, прижимаясь сильнее. Арсений, упираясь в спинку сиденья свободной рукой, навис над парнем и поцеловал его вновь. Поцелуй вышел влажным, глубоким, язык скользил во рту Антона, пока пальцы мужчины кружили у анала. От первого проникновения Антон заскулил; напряженное тело хотело убежать от нового ощущения. — Ш-ш-ш, спокойней, — пробормотал Арсений в губы Антона, слегка прикусывая нижнюю; его палец надавил сильнее, наконец проникая внутрь. Ноги юноши дрогнули, готовые закрыться, но тело мужчины, пригвоздившее его к сиденью, не позволило. Горячий рот прикоснулся к шее Антона, оставляя влажные поцелуи и лёгкие укусы. Рукой юноша вцепился в плечо мужчины, сотрясаясь — внутри него бушевала буря эмоций, словно море в шторм — от тепла на шее, от проникавшего в него пальца. Свободной рукой Арсений убрал челку Антона и нежно провёл пальцами по чувствительной коже за ушком, успокаивая. Его прикосновения были такими ласковыми, что Антон чувствовал, как напряжение покидает его тело. Он закрыл глаза, наслаждаясь моментом спокойствия и близости с возлюбленным. В этот момент ему было безразлично, что погода за окном превратилась в настоящий ливень. Ему было так хорошо, что он забыл обо всём на свете, кроме этого нежного прикосновения и слов, которые шептал ему Арсений. Антон почувствовал, как в него входит второй палец — ощущение острое, но вовсе не ужасное. Его тело было в замешательстве от того, что его касались там, внутри. Арсений вдруг спустился с сидения вниз, становясь одним коленом на коврик между разведенными ногами мальчишки. Медленно, но верно его пальцы проникали в анус Антона; он спускался вниз, накрывая ртом член парня. Мягкие губы прошлись по длине, вознося Антона до небес. Мужчина лизнул головку, проталкивая уже три пальца, но тот едва ли заметил, сосредоточенный лишь на том, что его член кто-то вылизывал. Бедра Антона дрожали и стоило только Арсению толкнуть пальцы глубже, что-то случилось. Антон едва мог осознать, но его ноги дернулись, сам он подпрыгнул, а Попов как ни в чём не бывало продолжал вылизывать его член. Движение внутри сводило с ума, он не мог ни на чем сконцентрироваться, сжимаясь вокруг фаланг, скуля и цепляясь за обивку, пытаясь найти хоть какую-то опору, но безуспешно. — Прошу, пожалуйста, — молил он, не понимая сам, чего хочет. — Пожалуйста, что? — пальцы Арсения двигались быстро, врываясь внутрь с большим напором, и Антон застонал, объезжая их, подаваясь навстречу. Но Попов быстро прервался — выдавил на ладонь прозрачный гель и провёл ей по своему члену. Антон растерял мигом всю свою смелость, переводя дыхание, подгреб под себя куртку Арсения, практически обмотав один из рукавов вокруг лица, вдыхая родной запах. Знал бы он, что Попов сдерживается из последних сил — наверняка бы снова устроил браваду, но мальчишка ни о чем даже не догадывался. Арсений обнял его, навалившись всем телом, и попытался пошире развести его ноги. Наконец, сообразив, что в машине это сделать почти невозможно, мужчина согнул тощие ноги Шастуна в коленях, практически прижав их к его плечам, и в такой уязвимой позиции, заставляя его сгорать от стыда и желания, уперся головкой до предела возбужденного органа в дырочку, немного потираясь и срывая с губ Антона испуганный стон. Он вошёл в него полностью и замер, пытаясь восстановить дыхание. Горячая теснота сводила с ума, во рту пересохло, Арсений прильнул к губам Антона, медленно и нежно их целуя, скользя языком по язычку своего мальчика и постепенно углубляя поцелуй. Рука скользнула под голову парня, пальцы забрались в волосы, ласково их перебирая, и лишь тогда, когда мальчишка окончательно расслабился, мужчина подался назад, выходя из его тела и тут же проникая вновь до самого упора. Антон оказался полностью вдавлен в сиденье — в таком положении, когда его колени были прижаты к груди, он не мог даже пошевелиться, но именно это ему и нравилось больше всего. Быть во власти, отдаваться ему без остатка, покорно принимая всё, что тот ему даст — это сводило Шаста с ума. И хотя было чуточку больно, Антон сбивчиво попросил, хватая ртом воздух, которого стало совсем мало в машине: — Арс… прошу. Ещё…агх… сильней. Этого оказалось достаточно, чтобы свести с ума и мужчину. Он, жарко дыша в губы мальчишки, принялся сильно и быстро двигаться, проникая так часто, что Антон не заметил, как перестал вдруг чувствовать боль, понимая, что стонет уже от наслаждения, а жар в паху становится невыносимым, обещая разлиться по венам, жидким удовольствием подняться под горло, перехватывая на миг дыхание, чтобы в следующую секунду схлынуть, оставляя истому во всём теле и пробегающие по мышцам легкие искорки. Попов вошел в Антона особенно глубоко, руки и ноги мужчины задрожали; тело, охваченное оргазмом, не слушалось, зная намного лучше, как ему надо двигаться. Мальчишка снова ощутил короткую боль, когда с пульсацией из члена излилось обжигающее семя, и пальцами впился в спину Арсения, оставляя яркие царапины — следы ногтей, теперь уже ставшие постоянной «отметиной» мужчины, как и те приметные пятна засосов, что скрывались под воротниками. Где-то на грани сознания, дрожа в собственном оргазме, сладкими волнами хлынувшим в тело, Антон ощущал, как Арсений ещё несколько раз с силой вошел в него и лишь затем рухнул сверху, тяжело дыша и крепко стискивая мальчишку в объятьях. — Арс… — Шастун зажмурился, чувствуя, как тот целует его щёки и уголки глаз, и засмеялся, когда щетинистый подбородок прошелся по шее, а губы принялись выцеловывать ушко. — Щекотно же! Мужчина тоже рассмеялся, а затем медленно отстранился, выходя из разомлевшего тела мальчишки. Антон ойкнул и привычно смутился, чувствуя, как по ягодицам стекает горячая жидкость. — Подожди, — Попов потянулся к бардачку, пытаясь отыскать там салфетки, но не нашел. Понимая, что близость в машине грозит обернуться внеочередной химчисткой салона, поспешно выхватил салфетки из пакетов с гамбургерами… А нахальная мелочь тем временем хохотала, наблюдая за лихорадочными манипуляциями взрослого, прищурив глаза, как довольный котенок.

* * *

Они сидели в машине, приоткрыв форточку — стёкла основательно запотели, а воздуха и правда перестало хватать; слушали музыку и доедали заказанный Шастом полуночный ужин. — Видишь, какой я молодец, что так много всего взял, — говорил Антон, наблюдая, как Арсений, доев картошку, принимается за гамбургер. По крыше всё ещё барабанил зарядивший на всю ночь майский дождь, кругом было тихо, темно и совершенно безлюдно, и если сделать музыку чуточку тише и прислушаться, то можно было различить, как высоко над головой шумит ветер в кронах деревьев. Такая разная и важная бывает романтика, когда ты рядом с любимым человеком. Её можно найти везде: в стуке капель дождя по стеклу, в огнях ночного города, в съеденном на двоих остывшем гамбургере… В том, что это всё — на двоих, а остальное… Остальное не важно.