В оковах связи

      Это был один из тех снов, который вызывал лишь ужас, потому что он ощущался настолько реально, что дрожь пробирала до костей, а сердце начинало отбивать собственный сумасшедший ритм. Будто напоминало, что ужас — лишь следствие испытанного.              Гермиона подрывается на кровати и, приложив ладонь к груди, начинает тяжело дышать. Футболка липнет к влажной спине. Она смахивает спутанные кудри с лица и оглядывается, всматриваясь в темноту ночи.              — Что случилось? — Пэнси сонно потирает глаза и смотрит на подругу. Ловким движением пальцев она наколдовывает небольшой световой шар, который с лёгкостью освещает испуганное лицо Грейнджер. — Гермиона, ты меня пугаешь.              Она качает головой.              — Всё в порядке, просто…              — Снова он?              Гермиона тяжело сглатывает и облизывает пересохшие губы. Кивает.              — Да.              — Что на этот раз? — Паркинсон хмурится и, не отводя взгляда от неё, поднимается на ноги и садится рядом с Гермионой на её кровать. — Что тебе снилось?              Ты не хочешь этого знать.              — Просто Малфой. Его глаза полыхали, а он сам… это было так реально. Я думаю, он смог похитить последний артефакт.              — Ты… эти сны… — Пэнси пытается подобрать правильные слова, но их не остаётся. Они обе знают, что это не просто сны. Не просто плод больного воображения, покалеченного войной. — Ваша связь, она становится сильнее, верно?              Гермиона хочет опровергнуть это. Хочет сказать, что это глупости и что их ничего не может связывать. Но по факту… по факту они давно больше, чем враги по разные стороны войны.              — Да, — горло снова сохнет, и Гермиона хватает бутылку воды с тумбочки, делая несколько жадных глотков. — Но я не знаю, почему Фарагонда не даёт мне ответов, которые я прошу. Ненавижу эти обтекаемые фразы, которые делают лишь хуже.              Она вспоминает свой последний разговор с директрисой, когда Гермиона поделилась… происходящим. Когда рассказала ей о том, что вспыхивает у неё перед глазами ночами. О своих ощущениях, когда их магия сталкивается. Словно это нечто большее, чем просто выпущенные заклинания на поле боя.              “Всему придёт время”, — так ответила Фарагонда и поспешила закончить разговор.              Но когда придёт это время?              Сколько людей должно пасть, чтобы стало понятно, как победить непобедимого?              В груди резко вспыхивает инородное чувство. Насмешки. Будто он знает её мысли и, подобно издёвке, смеётся над ней. Нет, этого не может быть.              Но почему внезапно стало так не пусто? Дыра в груди — подобно недостающей части — зажила и заполнилась чем-то чужим и необходимым одновременно?              — Может, она сама не знает? — внезапно спрашивает Пэнси, задумчиво смотря на девушку. — Или боится… того, что знает?              Дыхание перехватывает.              Гермиона жмёт плечами и выбирается из кровати. Ей нужно немного свежего воздуха. Иначе она задохнётся от мыслей и чувств, которых резко стало так много.              — Мне нужно пройтись, — бросает Гермиона и выходит из комнаты, боясь посмотреть в глаза Паркинсон. Будто она может увидеть там осуждение. Или осознание. — Чёрт.              Холод пустых коридоров и ночи пробирает, отчего Гермиона обхватывает себя руками в слабой попытке согреться. Она, не вдумываясь в то, куда несут её ноги, блуждает по коридорам Алфеи. Единственное безопасное место, куда даже Драко Малфой не может пробраться. Или не хочет.              В голове так ярко вспыхивает их первая встреча, что становится не по себе. Будто она действительно перенеслась в замок Солярия. В тот день, когда их взгляды встретились на несколько жалких секунд. И то чувство… наполненности. Притяжения. Необходимости быть. То чувство больше не покидало. Притягивало и позволяло ощущать его, где бы он не находился.              Это нездорово.              Это опасно.              Это… стало её частью.              Он стал её частью. Души и сердца.              Его бесцветные глаза вспыхивают прямо перед ней. Смотрят с заинтересованностью и насмешкой. Так, словно он знает намного больше, чем она. Драко Малфой стоит перед ней, чуть наклоняет голову в бок, впивается в неё взглядом, пока губы растягиваются в оскале. Несколько секунд — и жизнь делится на “до” и “после”.              Гермиона судорожно втягивает воздух и прислоняется спиной к холодной каменной стене. Мираж перед глазами рассеивается. Она больше не видит Малфоя. Лишь темноту… это подземелья? Хмурится и оглядывается по сторонам. Действительно подземелья Алфеи, в которых она никогда не была.              Её привлекает зеркало, стоящее в самом дальнем углу.              Осторожно, даже крадясь, Гермиона подходит к нему ближе и всматривается в своё отражение. Уставшая — вот, как можно было бы её описать. Испуганная недавним сном — они всегда оставляют на ней непоправимый след. С блеском в глазах.              От миража.              Чёрт.              Гермиона вскрикивает и отшатывается, едва не падая на бетон, когда в отражении рядом с ней появляется ещё одна фигура. Фигура, которую она ни с кем не перепутает. Она вытягивает голову и немного щурится, пытаясь рассмотреть их силуэты. Это… будоражит и пугает сильнее прежнего.              Она смотрит на саму себя и Драко Малфоя, который нависает над её хрупкой фигурой. Мужчина ухмыляется, его глаза впиваются в её профиль, пока он сам касается её плеча. А затем и ладони. Шар магии вспыхивает в их соединённых руках. И Гермиона чувствует эту необузданную силу, которая одним своим существом может испепелить весь мир. Несомненно.              — Что за…              Картинка меняется. Теперь они смотрят друг на друга. И Гермиона едва себя узнаёт. Её карие глаза полыхают. Темнеют, становясь почти чёрными. Энергия пульсирует. Их энергия становится одним ядром.              А затем… их губы соединяются в поцелуе. Внутри что-то бьётся. Рвётся на части, пока эмоции захлёстывают её нутро. Превосходство. Страх других. Величие. Сильнейшая магия, рвущая вены. Ищущая выхода.              Гермиона чувствует эту силу. Она пульсирует прямо сейчас под её кожей. Будто показывает, как это может быть. Крик вырывается из груди. Перед глазами темнеет. Последнее, что она ощущает, — его.       

***

      Здесь пахнет сыростью. И концентрированной чёрной магией, которая легко проникает под кожу и отравляет всё существо.              Гермиона пытается пошевелить руками и тут же шипит сквозь сжатые зубы.              Металл режет кожу запястий.              Она сжимает ладони в кулаки и пытается сосредоточиться. Пытается найти выход магии, чтобы сбросить с себя оковы. Только… ничего. Будто она в один момент лишилась всего волшебства — не чувствует даже намёк на тепло под пальцами. В этот же момент оковы вспыхивают и больно обжигают кожу.              — Чёрт!              Она пытается вновь. Кончики пальцев горят, но тут же потухают. Это похоже на… Нет. Нет, это не может быть. Паника застилает глаза, дыхание сбивается, внутренности охватывает тревога, заставляющая девушку метаться и ещё сильнее ранить запястья.              Выдыхает. Делает несколько глубоких вдохов и выдохов.              Гермиона напрягает память и пытается вспомнить всё, что произошло до этого момента. В голове темнота. Вдох. Выдох.              Глаза начинает печь. Беспомощные слёзы скапливаются в уголках. Она больно закусывает нижнюю губу и прижимает язык к нёбу — верный способ успокоиться. Но, видимо, не сейчас.              Что. За. Чёрт.              Ночной кошмар. Разговор с Пэнси. Холод коридоров. Дальше… что было дальше?              Подземелье — она была в подземелье Алфеи.              Воспоминания начинают возвращаться. Мелькать в голове быстро сменяющимися картинками. Подземелье. Зеркало. Видение. Темнота. И он.              Грейнджер шумно втягивает воздух и распахивает глаза. Она резко дёргается и не сдерживает шипения, когда металл впивается в уже и так окровавленные запястья. Она двигает плечами, пытаясь ослабить в них напряжение. Её подвесили к потолку, чёрт возьми.              Лёгкая вспышка злости начинает клокотать внутри. И когда она слышит чьи-то шаги, звонко бьющиеся об стены, Гермиона лишь щурится и вглядывается в темноту перед собой.              — Пришла в себя?              Этот голос невозможно спутать ни с чьим другим. Внутри что-то горит, полыхает адским пламенем и тянется навстречу, ища свою часть. Забытую. Опасную. Запретную.              — Малфой, — имя срывается с её губ, и тело, будто поощряя, расслабляется. Хотя должно наоборот — напрячься и биться о прутья клетки в слабой попытке спастись. — Это ты.              Наконец-то она видит его. Высокую мужскую фигуру в тёмном плаще. Он медленно крадётся к ней, подобно хищнику, намеревающемуся разорвать её на части. Гермиона сглатывает и впивается в него взглядом. В ожидании и почти что готовности. Принять от него огненный шар прямо в грудину.              — Как ты себя чувствуешь? — Малфой подходит ближе. Его почти бесцветные глаза останавливаются на её запястьях. Он неодобрительно качает головой и лёгким взмахом руки исцеляет её раны. — Тебе следует быть осторожнее.              Гермиона молчит. Лишь резко дёргается, когда его пальцы застывают в паре сантиметров от её тела. Не прикасайся. Не прикасайся. Не прикасайся.              — Эти наручи — моё собственное изобретение, — говорит он спокойно. Словно они ведут светскую беседу за столом. Ещё одним движением пальцев он озаряет комнату слабым светом. И теперь Гермиона может понять, что она находится в маленькой бетонной коробке, вероятно, в подвале или в…— Для других они безвредны. Но для нас с тобой… — его губ касается лёгкая ухмылка. — Не переживай, я бы ни за что не лишил тебя магии. Не смог бы отказать себе в таком удовольствии.              Малфой замолкает. Прикрывает глаза и со свистом втягивает носом воздух.              — Я слишком сильно люблю чувствовать твою магию.              Он поддевает пальцем несколько прядей её волос и аккуратно проводит по ним подушечкой.              — Как и ты мою.              Гермиона стискивает зубы.              — Мне отвратительно твое отравляющее волшебство, — произносит она резко, скалясь. Металл клацает, и девушка шипит, вновь травмируя свои запястья. — Не прикасайся.              Малфой тяжело вздыхает и делает несколько шагов назад, отходя от неё в сторону. Он смотрит на неё несколько мгновений, и воздух в комнате начинает накаляться. Бурлить. Затягивать удавку на шее крепче.              — Знаешь, почему ты здесь?              Гермиона упрямо молчит, даже не смотрит на него. Испепеляет глазами бетон перед собой и улавливает лишь периферийным взглядом его перемещения. Малфой, словно коршун, петляет вокруг неё.              — Хорошо, — говорит он мягко. — Ваша армия ничтожно слаба. Два года войны и… ряды поредели. Даже немного жалко смотреть, как вы хватаетесь за все последние ниточки, — хмыкает Малфой, в его голосе слышится издёвка. И Гермиона понимает, что он прав. Их количество, когда превышающее его людей в десятки раз, резко сократилось. Теперь они едва сводят концы с концами. — Но дело даже не в этом. Я уважаю людей, которые сражаются до последнего. Даже если это мои враги.              — Не считай себя непобедимым, — внезапно даже для самой себя бросает ему Грейнджер. — Тщеславие губительно.              Малфой фыркает, отмахиваясь.              — Едва ли. Между тщеславием и здравой оценкой происходящего есть разница, милая феечка.              Гермиона втягивает воздух, он свистит между её губ. И когда поднимает взгляд, их глаза встречаются. Это чувствуется слишком сильно. Она пытается дышать, не подать виду, как сильно ей стало не хватать вдохов, но мужчина замечает всё. Его губы растягиваются в ухмылке. Опасной и порочной одновременно.              Не знай она, кто перед ней стоит, то решила бы, что ангел с белокурыми волосами в человеческом обличьи. Но Люцифер же тоже когда-то был ангелом, верно?              — Что ты хочешь, Малфой? Убить меня? — спрашивает хлёстко она. Кидая в него этот вопрос, как пощёчину, которая несомненно оставила бы на коже красный след. — Вперёд. Не отказывай себе в этом удовольствии, — цепи снова звякают, когда Гермиона подаётся чуть вперёд, выпячивая грудь. Она не боится его. Больше нет. Не после всего, что успело произойти.              Мужчина смеётся, издеваясь над всем её нутром. Его смех поражает, заставляя замереть. Этот звук кристальной искренности, которая так ярко светится в его глазах, что Гермиона не уверена, как ей стоит реагировать. И стоит ли вообще.              — Ты действительно думаешь, что я хочу убить тебя? — Малфой подходит к ней опасно близко. Так, что грудь начинает вибрировать и тянуться к нему магнитом. — Ты тоже чувствуешь это, верно?              — Не понимаю, о чём ты.              — Наша первая встреча, помнишь? — бесцветные глаза блестят. — Помнишь. Такое невозможно забыть. Бал твоей маленькой подружки и я, нуждающийся в капле солнца Солярия.              Гермиона сглатывает, увлажняя и без того сухое горло. Сердце начинает отбивать собственный ритм, когда перед её глазами вспыхивает их первая встреча. И то давление внутри, когда их взгляды на долю секунды встретились. Господи.              — Я уже тогда всё понял, милая феечка. Мне лишь нужно было в этом убедиться.              Малфой вздыхает и проводит ладонью по лицу. Его взгляд устремлён на её закованные запястья. Он что-то шепчет, и цепь падает вниз, освобождая девушку. Гермиона падает на колени, затёкшие мышцы рук начинает моментально ныть, напоминая ей, в каком положении она пробыла… часы.              — Сними их, — она кивает на наручи, которые по-прежнему обхватывают её запястья.              — Я не настолько самонадеян, чтобы возвращать тебе магию, Гермиона, — спокойно отвечает Малфой. — Несмотря на то, что ты не можешь убить меня. Как и я тебя.              — Что?              Он игнорирует её вопрос.              — Всё дело в том, что я почувствовал тебя, как только освободился из ледяной тюрьмы. Что-то внутри сразу начало искать, тянуть меня к недостающей части. Сначала я не понимал. Потому что до этого не испытывал ничего подобного, — продолжает маг. — Меня не было слишком долго, поэтому это чувство можно было легко перепутать с чувством, когда магия восстанавливается.              Гермиона знает, о чём он говорит. Она могла точно сказать, в какой день он освободился. Потому что она почувствовала то же самое. Ей стало трудно дышать, внутри что-то болело и пыталось найти внезапно исчезнувший кусок.              — Но наша встреча расставила всё на свои места.              — О чём ты вообще говоришь?              — Ты правда не понимаешь? — брови Малфоя взлетают вверх. — Что ты знаешь о нашей связи, милая феечка?              Она знала о ней катастрофически мало. А когда задавала вопросы Фарагонде, свято веря, что только она может дать на них ответы, но женщина отмахивалась и уходила от ответа.              Их тянет друг к другу. Их связь сильнее желания и здравого смысла.              Гермиона всегда знает, в каком настроении он пребывает. Знает, если он находится к ней слишком близко. Знает, как чувствуется огонь, разгорающийся внутри от физического контакта. Но почему? Почему именно они? На этот вопрос у неё никогда ответа не было.              — Единое магическое ядро, — произносит Малфой и подходит к ней. Присаживается на корточки, и Гермиона, повинуясь остаткам здравого смысла, отползает назад, пока не упирается спиной в стену. — И две его части. Добро и зло. Не могут существовать по раздельности, как и не могут причинить вреда другой части. Понимаешь?              — Ты врёшь.              — Слышала легенду про Великого Дракона, который создал своим огнём сущность, которая со временем раскололась на две части и…              Сердце набатом стучит в ушах. Гермиона не слышит, что продолжает говорить маг, лишь может хрипло дышать, пока весь пазл складывается у него в голове.              Эта связь… Всё было предрешено с самого начала. С зарождением Великого Дракона. С их рождения. С магией, струящейся по венам. Вот поэтому они чувствуют друг друга. Вот поэтому связь крепнет и сносит голову, как сильнодействующий наркотик. Боже. Они всегда были связаны. И всегда будут. Поэтому они никогда не могли друг другу навредить, даже когда слетали самые сильные заклинания.              — Нет. Нет. Нет.              Гермиона чувствует, как задыхается. Как слёзы наворачиваются на глаза, а грудь спирает от боли и… желания.              — Да, милая феечка.              — Как я здесь оказалась? — спрашивает она дрожащим голосом.              Малфой пожимает плечами и, опираясь на одно колено, приближается к её лицу. Говорит, обдавая собственным дыханием её кожу. Обжигает. Трепет внутри почти невыносим.              — Я ожидал от Фарагонды большего, — говорит он самодовольно. — Похитить её любимую феечку прямо у неё из-под носа намного проще, чем может показаться. Алфея — не самое безопасное место. Сюрприз. Просто до этого момента я не хотел в неё проникать.              Кончик языка очерчивает контур губ. И Гермиона следит за этим легким мазком, ощущая… ощущая то, что не должна.              — Никогда не открывай спину, Гермиона. Опасность повсюду.              — Только ты.              — Когда это перестало быть достаточным?              Гермиона не отвечает, лишь сильнее вжимается спиной в стену и прикрывает глаза. Она чувствует его так сильно, что внутренности сжимаются, а часть её — прямо в центре — мечется, бьётся об кости и буквально молит принять её верное решение. Только почему эта грань правильного и неправильного стёрта?              — Чего ты хочешь, Малфой?              — Тебя.              — Что?              — Как поживают твои маленькие Винкс?              Она хмурится. Зубы цепляются за внутреннюю сторону щеки, пока тревога подобно лавине накатывает на неё с головой. Слёзы вновь застилают глаза.              — Что ты имеешь в виду?              — Ты рассказала им? — усмехается холодно уголками губ. И уточняет. — Рассказала им о нас?              — Я не понимаю, о чём ты, — скованно отвечает она.              Вновь стискивает ладони в кулаки и ищет хотя бы намёк на искру. На шанс противостоять. Напасть. Отбиться. Она должна это сделать. До этого момента она никогда не была к нему так близка. Кажется, несколько заклинаний — и самый могущественный маг будет повержен. Нужно лишь только…              — Упрямая маленькая феечка, — хмыкает он. — Без меня ты не сможешь их снять. Так что ты рассказала своим любимым Винкс, что приходит к тебе с восходом луны? Или, может быть, Фарагонде? Или твоему милому специалисту, который бегает за тобой как преданный пёс?              Он тоже это видел. В этом больше нет сомнений.              Гермиона надеялась, что это было лишь разыгравшееся больное воображение, покалеченное войной. Покалеченное постоянным страхом и опасностью, следующей по пятам. Но…              — Это ничего не значит.              — Гермиона, — снисходительно говорит он. — Это не просто проделки связи и желания. Это вариация будущего. Одного из.              — Что?              Она хочет сама зарядить себе пощёчину от того, как часто произносит этот вопрос. Хочется убиться головой об стену, наказать себя за то, что страх в какой-то момент исчез. Злость тоже. Как и желание быстрее покинуть это злачное место.              — Как часто тебе снятся сны, Гермиона?              — Зачем мне отвечать на вопрос, ответ на который ты и так знаешь? — Гермиона вскидывает брови и сама удивляется собственной дерзости. Ей больше нечего терять. — Но могу предположить, что они нам снятся одновременно.              — Бинго, — Малфой ухмыляется. Он находится к ней так близко, что она чувствует его дыхание. Чувствует его магию. Чувствует его. И вопреки здравому смыслу, Гермиона получает от этого удовольствие. Будто её раны затягиваются. А пазл наконец складывается. — Возвращаясь к вариациям будущего… — произносит он загадочно. Малфой поднимается на ноги и отходит от неё, наконец, давая ей возможность вдохнуть полной грудью. Но что-то под кожей начинает зудеть, будто умоляя, чтобы он вновь подошёл ближе.              — Это не может быть будущим.              — Верно. Никто не может изменить будущее, кроме нас самих. Но, обладая определёнными знаниями, можно легко перечеркнуть прошлое и сделать правильный выбор.              Сны не могут быть правильным выбором. Потому что… потому что…              Чёрт, потому что в этих снах они вместе. Вместе правят, вместе порабощают, вместе делают то, что не должны. Картинка перед глазами меняется. На один из тех снов, который не только сбивает дыхание, но и увлажняет нижнее бельё.              Гермиона быстро моргает, прогоняя наваждение.              Малфой хмыкает.              — О каких знаниях ты говоришь?              — Что тебе рассказывает Фара? Или, точнее, что не рассказывает?              — При чём здесь директриса Фарагонда?              Маг заливается хохотом. А затем смотрит на неё с нескрываемой жалостью. И, как тогда, немного наклоняет голову и, прищурившись, долго изучает девушку. Будто что-то решая.              — Ты действительно думаешь, что она ничего не знает? Или что не рассказывает тебе, чтобы не ранить твой внутренний мир? — он усмехается. — Она держит тебя в грёбаном неведении, чтобы произошла её вариация будущего. Чтобы ты не сбежала. Чтобы ты плясала под её дудку. Была куклой в руках умелого кукловода. Понимаешь?              — Нет, — произносит одними губами.              — Если исчезнет одна часть ядра, милая феечка, то вторая станет победимой. Я подпитываюсь тобой, как и ты мной, сама того не подозревая, — шепчет маг, вновь подойдя к ней. Он наблюдает, как с каждым произнесённым словом Гермиона крепче вжимается спиной в каменную кладку. Как осознание наполняет её взгляд. Когда она, наконец, всё понимает. — Но если тебя не станет, то Фара сможет избавиться от меня. Несмотря на все артефакты, которые сделали меня ещё сильнее. Но пока ты жива, буду жить и я.              — Ты врёшь.              Малфой усмехается, качая головой.              — Уверен, так было бы проще. Но нет, милая феечка, злодеи не врут.              — Что ты хочешь, Малфой? Зачем я здесь тогда?              Его ладонь неожиданно оказывается на её лице. Неожиданно он начинает поглаживать её кожу большим пальцем, распаляя. Гермиона замирает. Перестаёт дышать. Но это прикосновение ощущается панацеей.              — Присоединяйся ко мне, — их лица разделяют сантиметры. Он почти касается её губ своими. — Стань моей. И вместе мы положим к нашим ногам все миры. Я положу к твоим ногам все миры. Всю грёбаную вселенную.              Гермиона яростно качает головой. В неверии. Со вкусом предательства на языке. Драко Малфою поверить слишком легко. Слишком легко согрешить и остаться. Теперь. Она продолжает качать головой, пока горячие слёзы опаляют её кожу. Поднимает взгляд и смотрит в его бесцветные глаза, которые становятся… серыми?              — Ты видела во снах, как нам хорошо вместе. Видела в зеркале. Чувствовала это. Но… — он смотрит прямо в её растерзанную душу. — Я покажу, как нам хорошо в реальности.              Его губы накрывают её рот поцелуем. Разряд молнии бьёт прямо в них. Это чувство невозможно описать. Как лёгкие наполняются кислородом. Как в сердце разливается тепло, а на пальцах трещит магия. Она слышит лязг металла. Наручи валяются где-то на полу. А магия бурлит в её руках.              Малфой углубляет поцелуй, его язык юркает ей в рот. Сталкивается с её языком, пока он продолжает сминать её губы невыносимым поцелуем. Невыносимо больно. Невыносимо приятно. Невыносимо мерзко. Невыносимо, что это может закончиться.              Гермиона упирается ладонями в его грудь, отталкивая, пока его пальцы зарываются в её волосы, притягивая ближе. А потом она сама не понимает, в какой момент перестаёт сопротивляться и крепче хватается за ткань его одежды, не отпуская. Отталкивает и притягивает ближе.              Она чувствует себя цельной и разбитой одновременно. Слёзы продолжают катиться по щекам.              — Вот так, — шепчет он ей в рот. — Вот так, моя… маленькая… милая… феечка, нам хорошо может быть. Только ты и я. Дьявол и ангел. Весь мир будет нашим. Король и королева. Тебе это понравится. Тебе будет хорошо. Так хорошо. Чувствуешь?              Он продолжает что-то бормотать в поцелуй. Что-то такое же несвязное, как и её мысли. В голове лишь шум. И чертовски восхитительное ощущение его прикосновений. Она чувствует его руки везде. Его так много и мало в моменте. Она задыхается. Ничего не остаётся. Кроме них, ядра и связи.              Маг разрывает поцелуй. Глубоко дышит. Его губы влажные от её слюны, пока когда-то бесцветные глаза приобретают блестяще голубой цвет. Он тяжело на неё смотрит. Уголки губ дёргает ухмылка.              — Я овладею тобой, как во снах. Попробую твоё обнажённое тело. Раздвину твои бёдра и зароюсь в них лицом или, наоборот, заставлю тебя опуститься на колени. Чтобы ты задыхалась. От меня. От нашей связи, которая наконец получила желаемое.              Это не предупреждение. Это угроза. Угроза, пробирающая до костей. Будоражащая. Толкающая на эшафот. Гермиона едва понимает, что он говорит. Но пытается внимать каждому слову. Она продолжает смотреть на его губы и задаваться вопросом, насколько она падёт, если попробует их ещё раз?              Её глаза блестят. Тело болит, а нервы натянуты, как струны.              — Тебе это нравится, — произносит маг самодовольно. Его ухмылка — её погибель. Потому что, когда он снова накрывает её рот поцелуем, сопротивления не остаётся. Как и сомнений. — Моя… феечка.              Его прикосновения ощущаются танцем по оголённым проводам. Он пробирается пальцами под ткань её футболки, медленно оглаживая обнажённую кожу живота. Касания граничат с болью. А дрожь больно бьёт всё тело.              Их взгляды встречаются. Тёмно — почти чёрный — карий и небесно-голубой.              Когда он обхватывает пальцами её твёрдый сосок, Гермиона упирается затылком в твёрдый бетон и тихо стонет. Не хочет думать о том, что сейчас они, сидя на холодном полу в подвале, собираются… собираются предать то, во что она верила. Растерзать её. И не оставить шансов.              Маг сминает её губы жадным поцелуем. Влажным, резким, цепляясь зубами за нижнюю губу. Он задирает её футболку, снимая ту через голову и отбрасывая в сторону. Обхватывает подушечками пальцев твёрдые горошины и выкручивает их, Гермиону начинает трясти.              — Просто почувствуй нашу близость. И представь, каково быть ещё ближе.              Его голос подобен змею-искусителю. Грешно. Близко, но недостаточно.              Мысли в её голове останавливаются. Перестают работать. Анализировать. Лишь отдаваться моменту и чувствовать. Слёзы брызгают из уголков глаз, когда мужские губы смыкаются на соске, пока пальцы проникают под резинку её пижамных штанов. Касание к клитору сносит крышу. Лишает разума. Заставляет едва потерять сознание. Чёрт возьми.              — Вот так, — бормочет он ей в кожу. — Вот так нам может быть хорошо. Мы две части одного целого. Никто тебе никогда не будет ближе, чем я. Ни с кем больше ты не ощутишь подобного. Никогда.              Зубы смыкаются на девичьей шее, оставляя на разгорячённой коже укус. Он толкается в неё пальцами, задевая клитор ладонью, и начинает двигаться, раскидывая следы от зубов по ключицам и груди. Другой рукой он цепляется за её кудри, заставляя запрокинуть голову. Гермиона стискивает губы, пока боль разрядами гуляет по телу.              — Это…              Слово “восхитительно” умирает на её языке.              Гермиона едва сдерживает порыв потянуться к его поясу, чтобы обнажить… нет, она не падёт настолько низко. Но маг чувствует её. Чувствует её желание. Поэтому смешок слетает с его губ, когда он заглядывает ей в глаза.              — Мы сейчас станем ещё ближе, моя… милая… маленькая… феечка.              Он стягивает с неё штаны, а ластовицу нижнего белья лишь отодвигает в сторону, добавляя происходящему ещё больше… грязи. Малфой, наклонившись, прижимается языком к её центру, вталкивая в неё пальцы. Гермиона мечется по полу, вскидывает бёдра. Сходит с ума.              И не сдерживает грёбаный громкий стон, когда пальцы сменяются твёрдым членом, который проник в неё с одного толчка, растягивая мышцы. Его рука стискивает её шею, лишая дыхания, пока они смотрят друг другу в глаза. Воздух вокруг них вибрирует, впивая тысячью иголок в их кожу.              Ей нужно… нужно… уйти. Стереть из памяти эти минуты. Никогда не вспоминать. Делать вид, что этого не было. Но… но ей нужно остаться. Чувствовать его. Быть близко настолько, насколько он позволит. Это непередаваемое ощущение.              Она кончает внезапно. Едва даже помнит, как узел скрутился в животе, а внутренности запульсировали. В глазах темнеет, пока их обоих трясёт. Малфой тяжело дышит смотрит на неё. Молчание накаляет.              Пелена слёз туманит её зрение, пока она одевается. Происходящее кажется нереальным. Чем-то, что случилось не с ней.              — Ты должна стать моей, — говорит он уверенно спустя несколько минут. Гермиона дрожит, молчит, отводит взгляд. Малфой внимательно смотрит на девушку. Щурится. Изучает. Он выдыхает. Его лицо вновь становится безэмоциональным, а глаза — бесцветными. — Пойдём, я перенесу тебя в Алфею.               Сердце падает куда-то в пятки. Гермиона не может сдвинуться с места, пока она наблюдает, как Малфой отдаляется от неё, увеличивая между ними расстояние. Дышать становится проще, а к мыслям возвращается ясность. На дрожащих ногах она поднимается и делает несколько шагов к двери, следуя за мужчиной.              Но потом замирает на пороге.              Их взгляды встречаются.              Как в тот самый первый раз.              Одного его взгляда хватает, чтобы залатать пустоту внутри. А одного вдоха — чтобы почувствовать себя целой. Так просто. Но просто ли это? Гермиона не двигается.              Вернуться в “Алфею”? Остаться и предать всё, во что она верила?              Драко Малфой смог перевернуть её мир за жалкий час. Но это ничто по сравнению с вечностью.              Вернуться или остаться?              Остаться или вернуться?              — Что ты решила, моя маленькая феечка?              Она останется?