punishment

«Я вдохновился Сашей, я не понимал, как он так умно играет. И захотел стать лучше него»

«Буду ли я наказывать Монеси за то, что он сказал ту фразу, которую ему приказали сказать Джи-ту? Да за что его наказывать?»

       «Молодой Симпл» — писали комментаторы. Из каждой щели сквозило этим сравнением, и все, кому не лень, не упускали возможности высказать свое очень важное мнение по поводу сходств двух, казалось бы, не похожих парней. Илью это задевало лишь первое время, а потом он в своем познании преисполнился, принял неизбежное и даже испытал некую заинтересованность в такой реакции неравнодушных. Это чувство нельзя было назвать гордостью — Илья все еще не собирался гордиться тем, что он «похож с Сашей, как две капли воды». Но если его таланту делают такой комплимент, на комплимент не похожий — это… другое дело.        Потому что да, Илья Сашей восхищался. Сидел на его стримах, наблюдал за точной, удивительной игрой человека, который всегда знал, что делает, и был в себе уверен. Илья, например, не мог похвастаться такой уверенностью даже будучи уже стоящим на ногах игроком. А тут бам — и весь интернет взорвался, конечно, не без подачки, червячка, выпущенного приветственным видео G2 с Ильей в главной роли. Он с таким волнением говорил фразу, поднявшую в свое время настоящую бурю в интернете, с таким восторгом размышлял о своем будущем, что волей неволей в голове проскакивали и различные размышления насчет Симпла в том числе. И хватит, наверное, про сравнения.        Рано или поздно их встреча на поле боя должна была произойти. И она произошла, подарив 23 году невероятную игру, а Илье — конкретный сдвиг по фазе, а также что-то большее, что оказалось проклятьем, а не божьим благословением.        Когда на ладонь опустилась ладонь крепкая, мужская — не пацанская, совсем не похожая на его, в братском хлопке, Илья первым делом посмотрел Саше прямо в рот с такими горящими глазами, словно он прикоснулся к богу. А Симпл, словив этот блеск внимательным взглядом, хоть и быстрым, всего на долю секунды, улыбнулся краешками губ, скорее даже дернул ими вверх, потому что ему было забавно до невозможности наблюдать за тем, как вчерашний щенок, пищащий про то, что он за ним идёт, пришел — и в итоге под ноги рухнул. Ну, Саше так показалось. Он прочитал это во взгляде, снял с влажной ладони дружеским жестом. И неважно было, прав он или нет, потому что все, что Симпл когда-либо загадывал, непременно сбывалось — у него был свой личный Санта Клаус в черепной коробке, работающий без выходных круглый год.        Он ведь тоже за Ильей наблюдал. Непристально, с минимальным интересом, скорее даже со скептицизмом, критикой, хоть и без негатива. Не увидел в нем своего соперника ни тогда, когда Илья только вступил в G2, ни тогда, когда парниша спустя год стал выдавать отличные результаты, которые поднимали шум новостных пабликов, а те в свою очередь пестрили перед глазами. Ни на этом самом поле боя, хоть Нави и про-е-ба-ли все, что можно было проебать, всухую.        У Саши было обещание. Обещание, оставленное в порыве злости на человека, который в очередной раз спросил за Илью, поинтересовался тем, что о молодом таланте думают. «Что я могу, блять, сказать?» — ответил Симпл тогда, как чувствовал, что их начнут называть отражением друг друга. «Вступил в Джиту, молодец. Буду ли наказывать? Накажу не его, а всю его команду вместе со своей командой» — то самое обещание, которому не удалось сбыться. Через пару недель все обязано было измениться.        А Илья погряз далеко, глубоко и надолго. В перерывах между тренировочными играми смотрел записи стримов, записи турниров, ирл-контент — все, в чем можно было ухватиться за Сашу. Нико, заметивший это, с усмешкой присел рядом на краешек дивана и ткнул в экран пальцем, чтобы поставить воспроизведение на паузу.        — Готовишься к схватке не на жизнь, а на смерть? — по-семейному мягкая пятерня опустилась Илье на макушку, чтобы взъерошить перья волос. Нежное, щемящее сердце прикосновение пульсировало на кончиках пальцев, но Осипова никак не трогало — он был недоволен тем, что его прервали, и почему-то негативно отреагировал на тактильность, которой обычно в команде хватало с головой, и которая обычно никого не трогала и не волновала даже в плохом настроении. А в тот момент его трогать было нельзя и физически, и морально, даже на уровне оклика. Илья дернул головой, поджал колени к груди и, ничего не ответив, с хмурым выражением лица снял видео с паузы.        Через полчаса Нико, заглянув в практис, увидел оттачивающего навыки Илью и кивнул сам себе — мелкий и правда готовился, боялся подвести себя, свою команду, свои убеждения в том, что он был обязан стать лучше того, кто когда-то дарил детский восторг.        Дарил также, как и Нико. На него Илья ведь тоже равнялся. Вступил в интернациональную команду в поиске нового опыта и крыла от тех самых игроков, за которыми раньше наблюдал с раскрытым ртом. Столько раз повторял везде и всегда: да, следил за Нико, да, хотел узнать, как же он так круто играет, научиться от него новому. А Ковач дал парню то, в чем он нуждался, и стал чуть ли не его личным тренером. Относился грубее, жестче, чем остальные, тыкал носом в ошибки почти обидно, как котенка, а потом эту же животинку ласкал по-доброму, потому что не было сил смотреть на ничуть не обиженную, но грустную морду, на которой читалось разочарование в самом себе. Нико фейзовских ошибок повторять не хотел, ласкал, приголубливал, и Илья смотрел на него так, как теперь смотрел в экран телефона за совместным ужином. И Нико все понимал, конечно, понимал. Знал же, к чему все идет. Только не осознавал, почему на груди такая тяжесть.        В Катовице по Илье била крупная дрожь. Он сидел прямо напротив того, кто вызывал в нем совершенно неожиданную волну критики к самому себе, страх проеба и еще что-то, что парень никак диагностировать не смог. Это видели и все остальные, хоть парень и держал моську камнем. Сильнее всего за него волновался Нико. Давал кулачок каждый раз, когда чувствовал, что Илья в этом нуждается, поддерживал его парой ласковых слов, но даже не ловил на себе ответных взглядов — когда у Ильи выдавалась возможность отлипнуть от монитора, он непременно вперивался глазами в Симпла и читал, читал, читал его реакцию, с такого дальнего расстояния пытался выглядеть мелкую дрожь ладони, лежащей на мышке, и Нико видел все это так же отчетливо, как Осипов, только с другой, такой же, блять, высокой колокольни.        У Нико внезапно осознание пришло в голову и свалилось на нее, как снег: Илья и правда на Сашу был очень похож, но это не было никаким ебаным стечением обстоятельств, осознанным подражанием и прочей шнягой, которую впаривают СМИ и псевдознатоки на ютубе. Это было отзеркаливанием, тем самым, про которое психологи затирают — неосознанным повторением движений, речи, поз и в случае Ильи игры за человеком, к которому тянуло, который, простыми словами, нравился. Нико ведь тоже был таким, только более очевидным: повторял фразы за парнем точь-в-точь, вплоть до интонаций, двигался так, как двигался Осипов перед глазами, позволял себе и высказывания на русском, и вот эти два осознания — своих действий и действий Ильи, но по отношению с Саше, взорвались хлопушкой в черепе. Конфетти, оставшееся после этого взрыва, захотелось выплюнуть.        Игра прошла на ура. Илья был самым счастливым щенком на свете, когда встал из-за кресла, и даже фантомная скорее, чем настоящая физическая боль в теле после долгой игры не мешала искренне радоваться своим успехам. Настало время долгожданного, заслуженного отдыха, вся команда вышла в коридор, половина разбрелась по ближайшим кулерам и автоматам с едой, другие же, зацепившись языками с игроками Нави, остались стоять, в их числе были и Нико с Ильей. Только парень ничего не говорил, стоял и слушал чужие обсуждения, исподлобья кидая взгляды сквозь дрожащие ресницы на Сашино расслабленное лицо, покрытое улыбкой, а Нико разменивался с Симплом любезностями и думал: еб вашу мать. И вот его Нико прощал за свой же проеб, ему Нико пожимал руку после мажора, убившего в теле все нервные клетки? Чтобы в итоге что? Чтобы Симпл забрал у Ковача то, что не являлось его собственностью, но то, чем он дорожил больше своей жизни, карьеры и всего остального? Чтобы Саша сам того не понимая или понимая дергал Ильюше за ниточки, привязанные к рукам и ногам, как железные тяжелые оковы? У Нико даже не было оснований злиться по-настоящему, но эта глупая ревность не спрашивала разрешения показываться. — Пройдемся?        Саша подал голос, двинулся чуть вперед и сразу же положил на тонкое плечо ладонь в легком хлопке, таком легком, что Илью качнуло в сторону и повело — но повело скорее от самого факта близости и того, что Саша его еще и куда-то зовет. Он кивнул болванчиком, кинул Нико «скоро будем» и направился за Симплом по узким коридорам, устланным коврами, прогулочным шагом. Они молча прошли совсем немного, и все это время у Ильи заворачивался ком где-то в животе. Ощущение было таким, словно он не ел месяц — желудок прилип к ребрам и подергивался от тревожности, бултыхался.        Они остановились совсем недалеко, завернув за угол, и оставили позади себя игроков, которые после игры обсуждали все то, что произошло на арене. Все было мирно и тихо, Илья даже не слышал разговоров в том закоулке, куда Саша его завел — с таким же успехом и их самих никто бы не услышал. Так, осознав это, парень поднял взгляд от пола, прилепил его к лицу напротив и замер оленем перед фарами: Саша улыбался, медленно наступал и в итоге окунул свои ладони парню под футболку, прибивая того к стене и сразу же просовывая колено между худых бедер.        — Сань, ты чего?        — Хорошо отыграл, молодец, Илья, — голос Саши был тихим, спокойным, ничуть не хриплым, наоборот — разливался медом и заставлял лицо Ильи пылать от того, как глубоко слова проникали внутрь. — Мо-ло-дец.        Ладонь поплыла выше; Симпл опустил ее на подтянутую грудь, пробежался грубым шершавым пальцем по соску, впитывая все эмоции на округлом растерянном личике. Он бы оставил крохотное прикосновение — не поцелуй, поцелуй Илья не заслужил, расстроил, — на тонкой полупрозрачной коже шеи, которая натягивалась на адамово яблоко, но не хотел отрываться от открытого перед взором зрелища. Он, как змий-искуситель, желал взять все, что мог забрать с собой, распихав по карманам памяти. Поэтому гладил, мял, сжимал в ладонях даже тогда, когда трясущиеся слабые ручки уперлись ему в грудь в попытке если не оттолкнуть, то хотя бы отдалить от себя.        — Саш, не надо.        — Да чего ты, м? — только тогда Симпл чуть склонился над ухом, позволив себе оторвать взгляд от искривившегося в страхе лица. Он усмехался, говорил тихо-тихо, успокаивающе, при этом напряжение в воздухе висело такое, что страшно было задохнуться. Илья сделал еще одну попытку отдалиться и провалился в ней также, как минуту назад; тогда его руки безвольно повисли вдоль туловища, а голова брякнула — Илья уперся подбородком себе в грудь и зажмурился. — Я что-то плохое делаю? Нет, просто прикасаюсь. Ты как целка, ей богу. Дай дяде тебя потрогать.        Ох, ебать. Глаза Ильи расширились, стали похожими на два фарфоровых голубых блюдца. Он столько времени жаждал внимания Саши к своей персоне, столько готовился к важной игре, постарался и ни разу не попался ему под прицел, чтобы потом оказаться здесь — в ловушке паука, который торопился завернуть свою добычу в кокон обманчивой ласки и сожрать.        Обещание нужно было выполнять. Саша не смог наказать самого Монеси — считал, что тот этого не заслуживает хотя бы потому, что является слишком слабой мушкой с обломанными крылышками. Не наказал и его команду — не дотянули, не вышло, и прочие оправдания, по которым, как по бумажке, проходились абсолютно все игроки, когда всасывали. Но Саша все еще мог влиять, мог давить — пальцами на бока, оставляя светлые пятнышки там, куда упирались подушечки, и полумесяцы там, куда давили короткие ногти. Мог ломать. Мог, но не ломал, предпочитая обвораживать того, кто пал еще тогда, несколько недель назад, когда их ладони встретились друг с другом и пробили Илью на голодное до мандража желание внимания.        — Ты же хотел этого, так? Ну, не то чтобы конкретно это, о таком ты, полагаю, даже не мечтал. Но получаешь, я сегодня добрый, — Саша игриво укусил Илье мочку, и этого хватило, чтобы почувствовать тяжесть на своем колене. Как же легко было возбудить малолетку. Тот, может, и подавал двусмысленные знаки нежелания, но его тело говорило за него. И о, нет, Симпл, естественно, не был насильником, зато умел взять бразды правления в свои руки и дать человеку то, что ему нужно, без его просьб и мольбы — читал их в глазах, видел в языке тела. И никогда не промахивался. Он вообще так-то никогда и нигде не промахивался, это были ошибки всех остальных, кроме него самого.        — Я не понимаю, о чем ты говоришь, правда, — Илье было страшно. Ошибиться, сказать что-то не так, понять что-то неверно, воспринять действия Симпла за то, чем они не являлись. Поэтому он принимал, старался угодить и подобрать слова, как будто за что-то неверное его могли избить. Саша сам по себе сейчас выглядел, как человек с выкрученной до максимума в настройках наигранной нежностью, и улыбка на его лице была клыкастая, рваная — на Илью смотрел человек, пассивная агрессия, к счастью, не переходящая в активную которого просачивалась вместе с по́том через кожу.        Саша повел коленом еще выше, и Илья испугался, что его сейчас подсадят, оторвут от пола и не оставят ни грамма контроля. Но этого не произошло: из-за угла внезапно вывернул Нико с вопросительным громким «Ил’а?», и Саша отпустил парня так быстро, как только смог, впрочем, не растеряв уверенности на своем лице. Потому что Симпл знал больше, чем Илья, и больше, чем тот же Нико, про тех, кто сейчас находился в коридоре. Два смешных голубка, два сапога пара: Илья, не скрываясь, симпатизировал Саше, а Нико, блять, не умея маскироваться, тысячу раз успел проебаться и дать всем умным людям понять, что Монеси ему небезразличен. Саша знал это. У него в рукаве было тысячное преимущество и способ давить, выжимать.        Нико успел заметить все, что ему нужно было заметить, чтобы ахуй отпечатался на его лице. Он видел колено, раздвигающее тонкие ноги, видел то, как Симпл, склонившись над замершим парнем, что-то ему шептал, чувствовал запах страха — впервые, наверное, узнал, как именно он пахнет, настолько концентрированным он витал в воздухе. Саша ни слова не сказал, кивнул и Илье, и Нико, а после, сунув руки в карманы, отправился восвояси, ожидая того, что сейчас эти голубки будут снова выяснять отношения и миловаться, но услышанное заставило его притормозить.        — Что он с тобой делал? Илья! — обернувшись, Саша увидел Нико, который уже успел подлететь к пареньку и перехватить его, не силящегося устоять на дрожащих ногах, поперек талии. — Отвечай.        — Он не делал ничего, успокойся, — ответ был раздраженным — Илья снова бесился, что Нико лез туда, куда не нужно. А потом на английском окликнул Сашу, хоть тот уже и стоял, повернутый лицом к этим двум. — Может, постримим как-нибудь? Поиграем?        — Поиграем, конечно, — и снова смешок. — Напишешь?        — Напишу.        Илье в коконе было уютно, и он не желал спасения, медленно утопая в чем-то наигранном и отравляющем, пока перед носом мелькало непринятое искреннее и исцеляющее.