я закрыл глаза и я снова дома

андрей любит, как руки фёдора обхватывают микрофон, пока он выкладывается на записи. как напрягаются вены на руках. андрей в такие моменты становится его руками, текстом, песнями — всем, что принадлежит ему. потому что в реальности этого не будет. фёдор срывает голос, открывает наизнанку душу. припев для него примерно как сигарета с утра. такая же, как он в жизни андрея. а андрей — последние, еле звучащие биты в треке. здорово, но не обязательно. в их дуэте всё кричит об этом. фёдор стабилен, редко улыбается, у него всегда тёплые руки. он не забывает купить сигареты, сдаёт треки вовремя, одалживает куртки всяким замерзающим личностям. у него жизнь расписана едва ли не по часам и всегда есть план “б”. фёдор из кусков оборванной музыки собирает петергофский дворец, статую свободы, да что угодно, блять, грандиозное и прекрасное. у него золотые руки. андрей синоним слова “пиздец”. он выбирает предмет на егэ за три месяца до экзамена, загружает альбом спустя полгода от дедлайна, надевает лёгкую ветровку в пять градусов тепла. квартира у него только чтобы ночевать, и то до неё моментами не доходит — лавка во дворе тоже хороша для сна. вместо будильника орущая бабулька, тыкающая в него клюкой, но это уже вторичное. андрей обижается, когда фёдор не накидывает на него тёплую кожанку ещё до его слов о холоде на улице, играет с волосами фёдора, пока тот сводит его же альбом. андрей — его личная “девочка пиздец”, о которой фёдор не мечтал никогда в жизни. и, если честно, даже представить не может, что об этом человеке можно мечтать. перерыв между записями. фёдор залпом опустошает пол-литровку воды, устало трёт глаза рукой. андрей смотрит на него и чувствует, как уголки губ подрагивают, поднимаясь вверх. фёдор смотрит на андрея и чувствует внутри смесь нежности и злости, сам не знает, на что злится. андрей — смешной, худощавый, словно ни разу в жизни не записывал ничего, уж тем более с “музыкантом с золотыми руками”. им смешно от этой немой сцены, и оба тихонько смеются. андрей уходит записывать свой парт, пока фёдор стоит рядом и напряжённо о нём думает. фёдор думает, что у андрея ни стыда ни совести. только зависимости самые разные, от порошков до людей; любовь к хайддегеру; привычка забывать свои сигареты и самые красивые на свете глаза. фёдор заебался. заебался вытаскивать андрея из клубов на окраинах питера, тащить его к себе домой, успокаивать, прижиматься губами к костяшкам холодных пальцев. но не может без андрея, сопящего под боком, читающего ему какие-то идиотские анекдоты, увлечённо рассказывающего о своём вечном и (не)важном. андрею важно, значит, фёдору тоже. а андрей пытается не лажать, не звонить феде в пьяном угаре, не лажать на записи треков, меньше болтать о чём-то эфемерном. и сейчас он тоже старается, дышит не в микрофон, тянет ноты как умеет. фёдор смягчается, глядя на его андрюшу. он как струна — вытянулся, напрягся до звона. тронешь и порвётся. как его можно не любить? фёдор предпочёл бы знать ответ. андрей не захотел бы узнать этого никогда в жизни. он допевает наконец и подходит к феде. уставший, взмокший, но такой до жути довольный. невозможно не улыбнуться андрею в ответ, не потрепать по плечу, как ребёнка, правильно выполнившего задание. в студии они не задерживаются — расплачиваются и выходят. питер встречает вечерней прохладой и блеском фонарей. закуривают. андрей странно мнётся на одном месте, никак не успокаивается. вертит в руках сигарету, шипит, когда на него сыпется пепел, но не прекращает. бросает на фёдора свои особенные взгляды. он научился понимать это выражение “я хочу спросить, но не могу”. фёдор только усмехается, по-доброму так, не насмешливо. ждёт, пока андрей сообразит и поджигает уже вторую. — фе-едь, — тянет андрей задумчиво, глядя на него почти в упор. даже чёлку со лба смахнул. значит, о чём-то серьёзном думает. — м? — у тебя в припеве строчка… ну, про ненависть. “ненавижу всех”, мол, всё такое… — строчка. и что с ней? — фёдор хмурится, смотрит на андрея непонимающе. ловит взгляд, полный надежды. — а меня ты тоже ненавидишь, федь? андрей спрашивает тихо, слова улетают по ветру. стоит, теребит рукава ветровки и не знает, куда себя деть. сигарету, наверно, так сжал, что табак в рот посыпался. — тебя, андрюша, я ненавижу больше всех. мир рассыпается на сотни стёклышек, как разбитый витраж. андрею из-под ног вышибает землю, а руки сами зажигают уже-чёрт-знает-какую-по-счёту-сигарету. дышать становится мгновенно нечем. андрей впервые слышит это на трезвую, и фраза звучит не так, как под порошками. под порошками — смешно и весело, словно неправда, блеф. а сейчас как нож под сердцем. фёдор молчит, глядя на него. съёжился и уменьшился до размера хлебной крошки. фёдор подходит и обнимает. крепко. так, как не обнимает больше никого. только этого ебучего андрюшу. — и люблю тебя тоже больше всех.