Ковгерл

Одним знойным днем 1866 года, когда солнце было готово солнечным ударом вырубить жителей Дикого Запада, Зарянка, вернувшись с гастролей, обнаружила свою деревню разрушенной. Она взяла в руки ружье и отправилась мстить. Корсет, ковбойские сапоги и шляпа, платье чуть длиннее колена, белые перчатки и ружье — что бы ни надела Зарянка, она никогда не сольется с ковбоями и не станет своей среди них. Она кривой и колючий кактус в пустыне, небо над которой рассекали величественные орлы. Зарянка не отрастит крыльев и не взлетит. Она останется прикованной к неплодородной растрескавшейся и высохшей земле. Отчаянная она по-прежнему будет стараться впитывать в себя любую каплю возможности исполнения поставленной задачи, даже слезу, скатившуюся по щеке и упавшую с подбородка, в надежде завершить начатое и достичь желаемого. Жажда мести расцвела в ее груди ядовитым цветком, обвила корнями тело, связав руки и ноги, шипами вонзилась в сердце и впустила яд, растекающийся кипятком по венам. Конь застыл как вкопанный. Зарянка слезла и под подковами нашла значок-звезду с надписью «Шериф». Она, вырезав ножом, добавила «КА». Шерифка. — Кис-кис-кис, — позвал ухмыляющийся Бутхилл. За ним она и гналась. Мышь сама угодила в пасть кошки. Но кто мышь и кошка? Бутхилл и Зарянка или Зарянка и Бутхилл? Они знали правильные, но разные ответы. — Не меня ли ищешь? Зарянка скрутила Бутхилла, набросив лассо, и повалила на землю. — Крылатая моя подруга, будь поосторожнее со мной: я заржавел. Уже не так хорош и гибок, как прежде, знаешь ли. Было бы славно, прибудь ты за мной раньше. Зарянка от злости расправила крылья за спиной и у ушей. — Неужели поиски заняли уйму времени? Да я и не прятался особо, — не унимался Бутхилл. — Ты разорил мою деревню. — Зарянка уперлась ногтем в его грудь. — Ангельский голосок, тебе что, не о чем со мной поболтать? Столько интересных тем накопилось с нашей последней встречи. А ты все о плохом да о плохом. Зарянка как-то выступала в таверне, в которую завалился Бутхилл. Он шугал желающих взять у певицы автограф и не подпускал к ней никого, кроме охраны. Напившись, он донимал ее с просьбой спеть ему колыбельную, якобы бессонница задрала окончательно. К счастью, зарядка у бутхилла кончилась и он вырубился. — Ты убил моего брата, — обвиняла Зарянка. — Мышка, ты ошибаешься. С чего такие заявления? — Издеваешься? У тебя кровь на одежде и под ногтями. И Воскресенье пропал. Я не могу его нигде найти. Его кабинет разгромлен! — Не там копаешь. — Покачал Бутхилл головой. — Твой братец — виновник. Он все затеял. Он инсценировал смерть и сравнял с землей деревню. — Не ври! — Не вру, солнце, не вру. Этот умняшка продумал план до мелочей. — Тогда откуда тебе об этом известно? . — Потому что я хочу поквитаться с ним, — выдохнул он. — Хочу отомстить за тебя. — И... какие успехи? — Пока разделался с приспешниками. Верный пес Воскресенья, Галлахер или как его там, послушно выполняет поручения и хвостом за ним ходит. Нетрудно отследить их. Присоединишься, сладкая? Вдвоем быстрее. И веселее. И приятнее. И- Зарянка заткнула Бутхилла, поцеловав его. — Хочу услышать твои баллады, которые ты будешь петь, скача на мне, — признался без стыда Бутхилл. На что Зарянка ответила: — Я баранов не седлаю.