«Дорогой Эд! Снова пишу тебе. Не знаю, когда ты получишь письмо, надеюсь, что получишь вообще. Наши с командой дела идут не очень хорошо, мы вынуждены жить под мостом. Но мы не отчаиваемся, всё равно у нас есть работа! Я писал когда-то, что мы работаем у Джеки. Продолжаю находить листовки с твоим лицом на улицах. Одной такой, кажется, Чёрный Пит укрывает лысину. Скажу сразу — не спасает. Я смотрю на эти листовки и думаю, как же так выходит, что мы никак не можем пересечься? Неужели ты никогда не выходишь на сушу? Я скучаю. Ты снишься мне, и от этого мне не хочется просыпаться. А затем снова хочется, ведь каждый день я надеюсь найти тебя, Эд. Я знаю, ты тоже хочешь увидеться, я надеюсь на это. Я мечтаю обнять тебя снова, снова позавтракать вдвоём, как мы это делали раньше, а за завтраком я рассказал бы тебе всё-всё, что успело произойти. И я бы никогда больше не позволил нам расстаться так надолго. И я понял, что наша любовь написана друг на друге несмываемыми чернилами. Где бы ты ни был, я буду любить тебя так же сильно, как сейчас. А может ещё сильнее. Одно я знаю точно — я не перестану писать письма, пока не найду тебя. А искать я готов хоть всю жизнь. Буду писать тебе и дальше. Твой, Стид.»
Эд тихо скулит, принимаясь перечитывать снова. И снова. Не было и дня, когда бы он не думал о Боннете. И Боннет думал о нём. Стид искал его. Стид любит его. Да, и сам он говорил это много раз, и Тич верил его словам. Но их смысл в полной мере доходит до мужчины только сейчас. Пока он писал о том, как ненавидит себя и всё вокруг, Стида вела любовь. Любовь к нему. Тому, кто не достоин её, как считал он сам. Зажмурившись, Эдвард прижимает многострадальный лист к груди. — Эй, ты! Чего расселся тут? — за спиной раздаётся грубый мужской голос. — Сети проверял? И Эдвард теряется. Точно, он же пришёл сюда несколько часов назад для того, чтобы поставить сети. Но всё его время заняли разглядывание случайных людей и окружающей его природы, размышления о самом себе, о том, что он чувствует, и о жизненном предназначении. А потом случилось письмо, и оно окончательно разорвало связь с реальностью. В которую его возвращает звон стекла и плеск воды. Это мужчина со всей злостью пинает лежащую на земле бутылку. Тич подрывается и мотает головой, запоздало отвечая на вопрос. — Ты самый хуёвый рыбак из всех, что мне встречались! — кричит тот, замахиваясь на Эда. Он отскакивает, чудом увернувшись от удара, и бросается прочь от криков, от проблем, от искажённого в ярости лица рыбака. Тич находит это лучшим способом закончить конфликт. Пробежав вдоль берега, он скрывается с глаз мужчины, найдя убежище в высокой траве. Когда недовольный голос и шаги затихают, Эдвард выдыхает. Он укладывает сложенные руки на колено и упирается в них подбородком. Почувствовав щекой холод перстня с камнем цвета морских волн, он улыбается уголками губ. — Пошёл ты нахер, я ахуенный рыбак, — бурчит Эд себе под нос и, вновь нащупав письмо в кармане, мечтательно вздыхает. — Я поймал что-то большее, чем твоя отсосная рыба, поп-поп.***
Стид был рад передохнуть от моря. Боннет теперь пират, самый настоящий пират. Его даже другие признают. Наконец-то он чувствовал, что его уважали и даже боялись. То же люди испытывали и перед Чёрной Бородой. Единственное, что Боннет не учёл, — большое количество навязчивых поклонников, которые, казалось, следовали за ним повсюду. Пустая болтовня возле какого-то бара быстро наскучивает мужчине, он пришёл не за этим. Теперь, хотя бы на короткий промежуток времени, Чёрная Борода и Пират-Джентльмен могли остаться на корабле, чтобы Эд и Стид побыли наедине. Боннет заглянул в небольшую лапшичную лавку. Он не ел с утра, наверняка и Эд тоже. Живот уже ужасно крутило. Стид, взяв две просто огромных миски, идёт к Эду, которого заметил ещё издалека. Тич слышит шаги, и когда те приближаются, он настороженно поднимает голову. Нигде нет покоя, нигде не спрячешься, а он просто хочет побыть один и послушать шелест волн. Эдвард испускает тяжёлый вздох. — Эд! Эд, я принёс! — зовёт возлюбленного Стид, улыбаясь маленькой «добыче». Запах застоявшейся воды и голос Боннета отрезвляют Тича. Но спокойствие машет белым флагом, в животе странно тянет. — Я здесь, да, — привставая с земли на колени, оборачивается Эд. — Привет. Увидев огромные миски с китайской едой, он начинает смеяться. Боннет всегда такой. Шумный, неуклюжий. Заботливый. Романтичный. Чёрт возьми, да что может быть романтичнее этого? Стид поначалу смущается, думая, что выглядит смешно. Будь куда лучше, если бы он явился в одном из своих лучших костюмов с Люшиусом-глашатаем, но сейчас он в обычной одежде и с едой. Глупый, неловкий. Зато любящий, горячо и по-настоящему. — Не говори, что обошёл всю Пиратскую Республику с этим в поисках меня. Или я такой предсказуемый? — оттолкнувшись рукой от земли, Тич поднимается и, подойдя ближе, шепчет. — Если скажешь первое, мне будет приятнее. — Не всю, только половину. К Испанке Джеки мне ходить неловко немного, так что в ту сторону я и не совался, — Боннет улыбается. — Найдём столик у таверн или уйдём к тем камням, что дальше по берегу? Хочу, чтобы рядом никого не было, кроме тебя. Надоели все. Тич отводит взгляд, но на губах застывает улыбка. Он доволен ответом. Он легко касается плеча Боннета, двумя пальцами подхватив шнурок его рубашки. Неловко дёргает, точно кот, только его колокольчик потерялся где-то на «Мести». — Останемся здесь? До тебя тут пару часов никого не видно было, кроме тех, — он кивает в сторону снующих у пристани. — Они не помешают. Только если ты на хвосте не принёс навязчивых почитателей Пирата-Джентльмена. — Хорошо! Здесь даже поуютнее. И трава мягкая, — кивает мужчина и морщит нос, показывая язык. Совсем как подросток. — Насилу отбился. Говорю же, надоели. — Я думал, тебе понравится. Бремя славы оказалось слишком тяжёлым? — Тич не насмехается, понимающе улыбается и легко качает головой. — С ними интересно только первые минут десять, — отмахивается Стид. — Ну, думаю, ты знаешь. Нельзя сдержать улыбку, когда Эд рядом. Это рвётся наружу искренняя, почти детская радость. Мужчина передаёт одну миску Тичу. Отпустив нитку, тот тянется, чтоб забрать еду. И не время говорить, что этот шнурок, возможно, побывал в супе Боннета по случайности. А Эдвард снова чувствует болезненный спазм. Противоречиво. Смущение заставляет улыбаться, но за ним поднимается тревога. Боннет садится на траву, поджав колени. Совсем как леди на пикнике. А на ладони теплеет прикосновение Тича, лёгкое, без романтического подтекста. Наверное, Стид просто слишком влюблён. — А потом можем всё-таки вместе наведаться к Джеки, пропустить по стаканчику, — Эд садится рядом. — Всё равно посуду возвращать в лавку. Иначе китайцы с нас три шкуры спустят и не посмотрят на то, кто мы. — Только не говори, что ты собираешься пить эту дрянь из человеческих остатков! Я как вспомню... ух! — мужчина дёргает плечом и фыркает. — Мне сказали, что если я не верну миски, стану следующим ингредиентом для их супа. — Ты пил из банки с носами? — Тич поднимает взгляд на Боннета, выгибая брови. — Да, было дело. Я же не знал, что там были носы! Ещё и своего чуть не лишился тогда. Если бы не... не ты с Иззи. Ты спас мой нос от банки, получается! — Боннет вдруг складывает два и два. Стид бы точно успел умереть пару раз, если бы не желание Эда увидеть Пирата-Джентльмена. Всё-таки тот спас его первым. — Да ладно, обычное дело, — отвечает Тич и хмурится от того, как ветер щекочет лицо. Занеся руки за голову, Эд прихватывает пушистые волосы, закручивает жгутом и пришпиливает своей палочкой, чтоб не мешали. Затем поднимает вторую, вертит её. Уложив руку на бедро, он быстро проходится ей меж пальцами, как раньше часто игрался с ножом. Ещё круг, быстрее. Чтоб вернуть концентрацию, унять дрожь в руках. Прежде он болтал без повода, теперь — это. Боннет усмехается и только сейчас понимает, что придётся есть палочками. И если европейский этикет Стид знает назубок, то от азиатского он далёк, как от какой-нибудь Монголии. — Эд, — смущается джентльмен, показывая китайские палочки для еды. — Ты умеешь ими пользоваться? Эдвард замирает. Раньше бы острие вонзилось в плоть, сейчас — деревянный кончик упирается в кожу. Он склоняется ближе к Стиду и легко таранит его плечо своим. И тянет руку, чтобы взять из них палочки. Кончиками пальцев коснувшись ладони, Эдвард забирает одну, кое-как зажимает тремя пальцами и этой конструкцией даже получается прихватить лапшу. — Открой рот, ну быстрее, — едва сдерживая смех, командует он и подносит еду к лицу Боннета. Мужчина смотрит на то, как Эд держит палочки, и не понимает. Видимо, и не надо. Хотя бы на еду Стид реагирует быстро. — Тихо, сейча-ас! — слегка паникует Боннет и забирает часть лапши с палочки. Лапша оказывается длинной, и Стид просто медленно втягивает её. — Лови же, о нет, — когда половина падает на землю, Эд закатывает глаза и опускает палочки, оставшаяся часть плюхается обратно в тарелку. — Нет, не лови! Замри, ешь! От накатившего смеха спирает дыхание, и Тич, вжимая шею в плечи, тихо скрипит. Нормально поесть у них вряд ли получится, но оно того уже стоит. Эд, сдаваясь, отодвигает тарелку, чтобы ненароком ещё и её не завалить, пока Боннет по приказу сидит без движения. Абсолютно влюблённые и по-детски беспечные. Тич смотрит на Стида, внезапно придвигаясь к нему ближе. А Стид боится даже вздохнуть. Опять всё испортил, даже ужин. Он хочет расстроиться, но не получается, потому что Эд веселится. «Может, всё не так уж и плохо?» — обнадёживает себя Боннет. — Постой, — остановившись напротив его лица, Эдвард палочками ловит болтающийся кончик лапши и прихватывает его губами. Он глядит в любимые глаза цвета янтарного рома и поднимает брови, будто спрашивая разрешения. Эдвард оказывается ещё ближе, и сердце Стида пропускает удар. Эд рядом, он никуда не уходит, не называет его странным. Ладонь Стида находит на ощупь руку Тича, касается её. Слова не нужны теперь. Боннет осторожно кивает и, перед тем, как продолжить ужин, придвигается к Эду. Тич крепче впивается пальцами в руку Стида и, отшвырнув в сторону палочки, прижимает ладонь к его лицу. Медленно втягивая лапшу, он зажмуривает глаза. Последнее, что успевает сделать Стид перед поцелуем, это украсть кусочек побольше. Губы мягко прижимаются к губам, оставляя лёгкий островатый привкус. В следующую секунду по телу пробегает разряд того самого тока, что объединяет их. Наверняка, со стороны это выглядит крайне странно, но в голове Тича всё случается, как он и хотел. Боннет от подобной напористости теряется, отчего пальцами цепляется за плечи Эдварда. Поцелуй не длится долго. Тич отстраняется, чтобы спокойно сглотнуть. И бросить один нежный взгляд исподлобья, сверкнув искорками. Эд поджимает губы, как самая невинная девица, но его выдаёт неспокойное дыхание. Боннет, довольный собой, радостно жуёт свой кусочек побольше. Доев, Стид поворачивается к Эду и негромко произносит: — Я хочу ещё, — но стоит Боннету заметить, как Эдвард вновь тянется к палочкам, он спешит добавить. — Нет, не лапши. Поверх руки Боннета ложится горячая ладонь. Глядя в глаза, Эд прихватывает свою нижнюю губу зубами и кивает. Он поднимается на колени, второй рукой ослабляет шнуровку на чужой рубашке и касается груди. — И я. И я хочу, — Тич, вытащив из пучка палочку, воровато оглядывается, волосы рассыпаются по его плечам. — Тебя, Стид. Всё выходит как-то спонтанно, быстро, но чувственно. Глаза цвета весны встречают глаза цвета осени. От их столкновения воздух между двумя мужчинами искрится, они оба чувствуют это кожей. Эдвард мечется взглядом, останавливаясь на собственных брюках. Просто спустить их будет мало. И он поднимается на ноги, чтобы Боннет помог ему. Стид бы любовался Тичем вечность. Манёвр с волосами завораживает его, но, отдаваясь импульсу, мужчина спешит подтянуть Эда к себе и начинает развязывать шнуровку на его штанах. Он бы с радостью рванул ткань на себя, если бы не было жалко одежду. Брюки падают на землю, уже затвердевший член от взора Стида отделяет только тонкая ткань рубашки, и та прикрывает лишь часть. Боннет взглядом скользит по коже, напоминающей шоколад. Мужчина касается бедра со-капитана, приподнимает рубашку и убеждается в том, что на нём нет нижнего белья. — Могу я? — спрашивает Стид, почти невесомо касаясь вставшего члена, и добавляет шёпотом. — Ты очень красивый. Тич смущается, но не своей наготы, а того, насколько близко находится лицо мужчины. А от его вопроса начинают дрожать ноги. Но у Эда получается снять брюки до конца и отбросить их в сторону в траву. — Не надо, не сейчас, — Эдвард кладёт руку на макушку, перебирая золотистые волосы пальцами. — Хорошо, хорошо, — сопит Стид и отстраняется. Брюки уже становятся тесными, а от этого некомфортно. Боннет громко дышит, ослабляя узлы и приспуская штаны. Вечерний воздух холодит напряжённый член, и Стид ведёт плечом. Сегодня он хочет всё иначе, чтобы всё было лучше, чем раньше. Боннет абсолютно забывает о людях где-то вдалеке, его волнует лишь то, какими кудрями лежат волосы Тича на его плечах, и как прекрасны те самые карие глаза, которые так полюбил Стид. Усевшись поудобнее, мужчина тянет со-капитана за руку. — Иди ко мне, принцесса. Поцелуй меня, — говорит он, смотря на красивые бёдра Эдварда. — Пожалуйста. С макушки пальцы осторожно скользят по виску, к щеке и останавливаются на губах, когда Тич снова опускается на колени. Он осторожно проводит подушечкой по линии рта и отстраняет руку. Эдвард послушно садится на бёдра Стида и тихо вздыхает, когда чувствует, как влажный член прижимается к его заду. Всё происходит так быстро, и от этого эмоции затмевают разум. Про них говорили, что они юные мальчишки. Но сейчас они видят особый шарм в том, чтоб украдкой прятаться от посторонних глаз, наслаждаясь друг другом. Наклонившись к лицу Стида, Тич оставляет на его губах лёгкий поцелуй. К ним он ещё вернётся. И Боннету маленького поцелуя не хватает, но он молчит, он возьмёт своё, когда придёт время. Одной рукой Стид касается бедра Эда, ведёт к рёбрам, но рубашку его не снимает, понимает, что тот этого не хочет. Мужчина специально двигает бёдрами так, чтоб потереться об Эдварда, создать новый трепет. Эд подхватывает за запястье руку Боннета и, поднеся ко рту, обхватывает губами два пальца. Он проходится по ним языком, нарочно оставляя мокрые следы. Они оба понимают, зачем. Плохо сдерживая себя, Стид обводит пальцами язык Тича, чуть прихватывает его с обеих сторон и двигается чуточку глубже, даже корня языка не касается. Тичу нравится эта игра. Он обводит языком пальцы, нарочно вбирает их глубже и, выводя, оставляет больше прозрачных подтёков. Так обоим будет легче. В низу живота всё немеет, но каждое новое прикосновение к ягодицам отдаётся приятной пульсацией. И член дрожит, становясь влажным. Скоро Боннет вынимает пальцы изо рта, целует со-капитана и слегка шлёпает его. Эд тихо скулит и осторожно прикусывает губу Стида в отместку. Затем упирается коленями в землю, немного прогибаясь в спине и подставляясь под руку. Стид усмехается. Эд не сдерживает себя, и это прекрасно, это только радует их обоих. — Приподнимись немного, — пока ещё просит джентльмен. — Так? — шепчет Эдвард, исполняя просьбу. — Так, принцесса, — шепчет в ответ Боннет. Стид проводит по ягодице, специально задевая ногтями кожу, по промежности, дразня, и, наконец, вводит один палец внутрь. Боннет прижимает Эда поближе к себе, чтобы чувствовать его тепло ещё больше. И чтобы было удобнее целовать Тича. Эдвард обнимает Стида, прижимая его лицо к своей шее, и шумно дышит куда-то ему в висок. Он по-животному прихватывает загривок, напрягая пальцы, когда чувствует царапки на ягодицах, и притирается к руке, снова нарочно сбивая дыхание. — Не больно? — негромко спрашивает Стид, двигая пальцем внутри. — Приятно, — Тич всем телом напрягается и глотает скопившуюся слюну. — Ещё. Страх и неловкость, которые были с ними в первую близость, теперь словно и не существуют. И тогда, и сейчас всё происходило спонтанно, и они оба добровольно шагнули навстречу друг другу. Но у истоков их возбуждения теперь стоят не личная катастрофа и позыв перебить эмоции ещё более сильными, стремление спасти. А чувства, желание быть близкими настолько, насколько это возможно, касаться друг друга и делить одно дыхание на двоих. Так, как и должно быть, так вернее. Эдвард жмётся губами к виску, втягивая аромат искрящихся в свете закатного солнца волос. Любимый аромат. Боннет водит носом по шее, вдыхая запах тёплой кожи и морского ветра с табаком, которые, кажется, въелись в Тича навсегда. Он дурманит, пьянит, и Стид не может сдержать порыва оставить на шее несколько поцелуев. Мужчина нежно целует Эдварда в шею, вместе с этим вводя второй палец. — Тише, тише, сейчас будет тепло, — шепчет Стид на ухо Эду, двигаясь внутри. Боннета тянет сорваться, укусить Тича, вдолбиться в тело, но он держит себя в руках, лишь свободной рукой сжимает то бедро, то ягодицу, ногтями впиваясь в кожу. Он двигает пальцами внутри, чувствуя, как трение понемногу исчезает. Стид целует Эда в шею и легко, игриво прикусывает кожу. «Обожаю его», — проскальзывает в голове. Тич сжимает губы, пусть и сдерживаться становится сложно, случайных свидетелей они не ждут. А если кто-то за ними и наблюдает, пусть завидуют. Это только его Пират-Джентльмен. Это его Стид Боннет. И его обходительность и нежность сводят с ума. Эд наклоняет голову и зачёсывает рукой волосы, чтоб не мешались. Забравшись второй под рубашку, мужчина гладит со-капитана по плечу. И послушно ждёт, когда уже можно будет не медлить. И Стид решает, что пора. Он постепенно, аккуратно выводит пальцы. Эдвард хватается за те несколько секунд, что у него есть, и взявшись за рубашку Стида, тянет её вверх. Он хочет больше, хочет прижиматься к разгорячённому телу. И избавившись от пропахшей чужим табаком одежды, Тич проводит по груди рукой. «Тёплый, нежный. Мой…» — обрывками мелькает в голове, когда Эд окидывает взглядом лицо напротив. Оставшись без верха, Боннет расправляет плечи. Нет, не красуется, какой в этом смысл? И холода не чувствует рядом с жаром тела со-капитана. Стид просто не хочет сжиматься под прикосновениями Эда. Боннет хочет надолго запомнить тёплые сухие руки. Он касается своего члена, по тому уже стекает естественная смазка. Иначе и быть не могло, Боннет невозможно возбуждён. Он оставляет ещё несколько быстрых поцелуев на шее и шепчет, касаясь губами уха: — Держись за меня, родной. — Не упаду, обещаю, — улыбается он, обе руки укладывая на плечи. Снова Стид пришлёпывает по ягодице, чтобы Эд чуть привстал, а после, помогая себе рукой, медленно вводит головку. Боннет громко вздыхает, носом утыкаясь в плечо Тича. Уже приятно, уже хорошо. Эдвард чувствует влажный член и медленно подаётся ему навстречу. Вместо стона слышится тяжёлое дыхание и просьба: — Посмотри на меня, пожалуйста, Стид, — Боннет слышит голос Тича и отстраняется от шеи. В полумраке вечера светлые глаза встречают тёмные. Капитан пропадает во взгляде Эда, засматривается на его лицо, и невольно начинает улыбаться. — Я влюблён, — Стид не понимает, что говорит это вслух. Лицо Эдварда сияет улыбкой, когда его касается взгляд со-капитана. Мужчина чувствует, как горят щёки, а трепет заполняет всё тело. Тич расстёгивает рубашку, медленно спуская по плечам. И зеркально Боннету он расправляет их. Чтоб тот насладился его красотой, ему это необходимо. Приосанивается, удобнее усаживаясь, но не опускаясь. — Я хочу почувствовать это, — с придыханием произносит Эд, глядя из-под опущенных ресниц. — Я отдам тебе всю мою любовь. Обещаю, — негромко говорит Стид, взглядом скользя по оголённым плечам и снова возвращаясь к лицу. Боннет вновь касается губами губ Эда и вместе с этим слегка надавливает на бедро Тича. Никакого стеснения, только они вдвоём. Эд дёргает руками, совсем скидывая с себя рубашку и жмётся к груди, едва удерживая равновесие. Два сердца теперь бьются совсем рядом. Руки снова обхватывают плечи. Теперь Тич уже так не уверен в себе, ноги становятся ватными. Он медленно опускается чуть ниже, ощущая, как Стид проникает глубже. Тесно и до невыносимого приятно. Боннет прикусывает нижнюю губу, но на секунду замирает, ждёт какой-то реакции. Вдруг станет неприятно? Пальцы впиваются в плечо, когда зубы прихватывают его губу, и Эдвард роняет стон. Без слов, но дающий понять, что ему нравится. Стид приоткрывает рот и толкается языком внутрь. Кажется, Боннет до сих пор чувствует привкус лапши, которую они ели вместе, это вызывает лёгкую улыбку. Но она быстро пропадает, на смену ей приходит стон прямо в губы Эда. Эд старается дышать носом, не хочется разрывать этот чувственный поцелуй. Всё ощущается слишком остро, всё словно в первый раз. От этого сердце колотится так сильно, что, кажется, Стид чувствует, как дёргается грудь Тича. Он в ответ прихватывает нижнюю губу зубами, показывая, что ему нравятся такие игры, и тихо рычит. Стид придерживает любимого под ягодицей, а второй рукой скользит сначала по животу, затем по боку, по спине и к голове. Тело Эдварда горячее, податливое. От щекотки он немного извивается, оседая чуть ниже и сильнее насаживаясь на член. Он громко стонет и двигает бёдрами, стоит руке коснуться волос. Боннет в который раз повторяет любимый жест и прихватывает Эдварда за жёсткие кудряшки цвета потухшего костра. На самом деле, костёр всё ещё горит в сердце, питая их чувства друг к другу. Опираясь на колени, Эд двигается вперёд и опускается полностью. Он усаживается на бёдра Стида и немного ёрзает. Нужно немного, чтобы привыкнуть. Стид в последний раз целует Эдварда нежно и отстраняется. — Посиди немного, принцесса. Всё будет хорошо, — заверяет Боннет, прижимаясь губами к щеке Тича. Стид даже не знает, откуда взялось это ласковое обращение, оно просто приходит в голову. Но как же оно идёт Тичу с его прекрасными волосами, большими глазами-сердечками и изящной талией. Такого Эда не знает никто, такой Эд только для Стида. — Я в порядке, — улыбается Эд, судорожно кивая. Услышать это в первый раз было странно, теперь — будоражаще. Боннет надавливает под ягодицей и заставляет Эда подняться. Затем так же — опуститься. И Тич осторожно ведёт носом по щеке Стида, глубоко вдыхая, прежде чем отстраниться. Холодок проходит по телу, но он не приносит неудобства, скорее отрезвляет, чтобы скоро они могли снова отдаться безрассудному порыву. — Двигайся со мной, принцесса, — голос становится ниже, глубже. Тело привыкает, а желание с новой силой разливается в низу живота, стоит немного двинуться. Твёрдый член прижимается к животу Боннета, потираясь о него. — Покажи мне, как надо, — втянув в рот нижнюю губу, Эдвард сосредоточенно хмурится и немного приподнимается. Затем снова опускается. Найдя точки опоры на плечах Стида, Эд начинает отталкиваться быстрее, раскачиваясь. Влажная плоть оказывается полностью внутри, когда Тич со звонким шлепком опускается на бёдра со-капитана. Он растерянно распахивает глаза, роняя сдавленный полувсхлип. Боннет громко стонет, а рука так крепко сжимает волосы на загривке, что Эдварду приходится запрокинуть голову. — Сти-ид, — имя со-капитана само собой слетает с губ, стоит ему перехватиться крепче за волосы и дёрнуть. Эд не умоляет прекратить, не недовольничает. Он стонет в полный голос, продолжая двигаться. Колени скользят по траве, но Тич продолжает наращивать темп. Они ловят ритм друг друга, толчки, вздохи... И с каждым воздух вокруг становится жарче, мужчины совсем не ощущают вечерней прохлады. Боннет подаётся телом вперёд, чтобы зажать член Эда между их телами. Он не может коснуться его по-другому сейчас. Тич оказывается ближе, Стид стонет ему в самую шею. Плоть, что зажата между телами, оставляет мазки на коже обоих, и Эдвард бархатным голосом рычит снова. Он быстро насаживается на член и, отталкиваясь, снова поднимается, волосы взметаются вверх и снова падают на плечи, хлещут по лицу и спине. Стид сжимает волосы Эда в кулаке, перехватывая их, чтобы было удобнее, и тянет, видя, как это приятно. За бедро он придерживает его, оставляя на коже следы от пальцев. — Поцелуй, — рвано выдыхает слова Тич, рукой показывая на свою шею. — Здесь. Боннет не может не повиноваться Эду, такому прекрасному, особенно сейчас. Мужчина приближается и целует Тича в шею, жадно, грубо, втягивает кожу и прикусывает её, чтобы остался след. Стид хочет, чтобы все видели отметину и понимали, кто её оставил. Кто присвоил самого грозного пирата. Тёплое чувство в животе нарастает с каждым движением бёдрами, с каждым мазком члена Тича о живот. Грудь сильнее вздымается от тяжёлых вздохов, и Эдвард улыбается, сильнее прогибаясь. — Ох, Эд, — стонет Боннет. Вдох застревает где-то в горле, рядом с местом, где джентльмен оставляет отметину любимого цвета. Где Эдвард сильнее влюбляется в Стида, там появляется фиолетовый. Он вспыхивает на его собственной шее. — Можешь ещё, если нравится, — мурлычет Эд, оттягивая уже покрасневшую и припухшую губу. — Я не против. Дважды просить не надо, уговаривать тем более. Боннет касается губами шеи Эдварда, короткая борода щекочет лицо. Мягкая кожа постепенно превращается в карту звёздного неба, по которому сам Тич искусно ориентировался и учил этому Стида. Теперь целью Стида становится Эд, все ориентиры указывают на него самого. Там, где Боннет любит сильнее, появляется красный, цвет отпечатывается на теле мужчины. Эд мычит, тихо пристукивая ладонью по плечу Стида, когда тот увлекается настолько, что кажется, будто сейчас откусит от него целый кусок. На деле — кожа покрывается яркими пятнами-звёздами, которые теперь не один день будут освещать весь Нассау. Толчки бёдрами становятся более рваными и грубыми, а хватка на бедре слабеет. В животе растёт тепло, щекочет всё больше, а Стид прижимается ближе, чтобы не упустить ни капли тепла Эда. Больше им ничто не помешает. Ничто и никто. Особенно они сами. На лбу проступает испарина, Эдвард рваным жестом убирает прилипшие к нему короткие прядки. Движения становятся резкими, быстрыми, глубокими. Тич всем телом дрожит, вбивая в себя член Стида, пока его собственный скользит меж телами. — Не останавливайся, — хрипло шепчет Тич. На большее уже не хватает сил, все уходят на то, чтобы двигаться быстрее. Боннет и не думает останавливаться. Он вдалбливается в тело настолько часто, насколько может, кусает губы и тихо рычит под ухом со-капитана. Чувствуя, как вздрагивает Эдвард в его руках, Стид перехватывает волосы в кулаке и тянет их вновь. — Я почти... — Боннет дёргает его за волосы, и Тич запрокидывается сильнее, нарочно вытягиваясь вверх. Так ярче ощущается натяжение. По всему телу разливается приятное тепло, но Эд понимает — так закончить он не сможет. Убрав одну руку с плеча Стида, он тянется к своему члену и внезапно встречается с рукой Боннета. Та обхватывает его член и начинает водить по нему в такт движениям. Стид сам хочет сделать Эдварду приятно. И Тич отстраняется, уступая с улыбкой. Его мужчина думает о нём. И от этой мысли перехватывает дыхание. Стид удивительный, не такой, как другие. И с ним всё будет иначе. Боннет не помнит себя, не помнит ничего, только знает, что должен доставить Эду удовольствие, и сделать это лучше, чем в прошлый раз. От Эдварда Тича Стид теряет голову, давая волю чувствам. Наконец, впервые за всю жизнь мужчина понимает, каково это, получать моральное удовлетворение от близости. Но вряд ли это просто секс. Это любовь, жаркая и страстная. Звуки скольжения сменяются быстрыми шлепками, Стид выдалбливает из Эдварда стоны, на каждый толчок — один рваный. Но вскоре Эд напрягается всем телом, прижимаясь к бёдрам Боннета, и начинает двигаться, не поднимаясь, принимая в себя его член на полную длину. Хочется чуть больше возможного и задержаться так на несколько секунд. Он кончает первым. Часть остаётся в руке Стида, несколько капель попадают ему на грудь и даже подбородок, стекают по животу. Эд с хриплым стоном хватается за мягкое плечо. Стиду требуется ещё несколько толчков, чтобы достичь предела. Он отнимает руку от члена со-капитана и перехватывается за талию. Боннет изливается внутрь, двигаясь уже медленнее. Эд стонет, случайно громко, на пределе голоса. Он чувствует, как внутри разливается тепло, и облизывает губы. Такой развратный, но на деле, самый нежный и ранимый. Он по инерции двигает бёдрами ещё несколько раз в такт медленным толчкам Стида. — Волосы, — цедит Эд из последних сил. — Не трогай, пожалуйста. Все уже перепачканы, хочется сохранить в чистоте хотя бы причёску. Капитан отпускает их и помогает Тичу просто сесть на бёдра. Придерживая рукой, он выводит член, и Эд чувствует кожей, как по ягодице течёт. Боннет прижимает Эдварда к себе, крепко обнимая за талию и утыкаясь лбом в его грудь. — Как ты? — выдавливает из себя Стид. — Прекрасно, — прихватив его одной рукой за плечо, Тич выдыхает. Он замечает на светлой коже красные отпечатки, оставленные его пятернёй, и улыбается. — А ты? Стид старается отдышаться и улыбается глупо, в голове всё ещё переживая момент окончания. Он поглаживает спину Эда, чувствуя, как на на смену страсти приходят любовь и нежность. — Я... восторг... — выдыхает Боннет. — Я не здесь. Минута, и... помоемся. Хорошо? Ему нужно время, чтобы заново научиться ходить и вспомнить, как говорить слова. Но ему не хочется. Рядом Эд, с которым бы Стид просидел вот так до самого утра. Тич обнимает со-капитана обеими руками, прижимая к себе настолько крепко, насколько получается. Всё кажется мимолётным наваждением, и даже если это так, он старается запомнить всё до мельчайших подробностей. Как бьются сердца и прилипает кожа, аромат разгорячённого тела, даже как ноет его чёртово колено. — Да, даже можно две, — Тич сползает вбок, просто усаживаясь рядом, но не выпуская со-капитана из объятий. — Ты невероятен, я ноги не чувствую. Стид осторожно бодает Эда в висок и обнимает за талию. На тонких губах за коротким смешком следует счастливая улыбка. Они смогли достичь удовольствия вдвоём, смогли услышать друг друга. Боннет поворачивает голову и оставляет звонкий поцелуй на щеке. Всё, чего он хочет от этого вечера, это ни о чём не думать, прийти на корабль, завалиться на кровать в каюте и мечтать об Эдварде целую вечность. По плечам пробегается прохлада, и Эд теснее жмётся к со-капитану. Он горячий и мягкий, и в его руках всё в этом мире кажется уже не таким важным. Стид приближается к уху Тича, преувеличенно сильно нюхает и выдаёт, еле сдерживая глупые смешки: — Пахнете сексом, сэр. — Впитал Ваш запах, сэр, — Тич тихо смеётся. Сил хватает только на то, чтобы мелко вздрагивать. — Ты чудесный. И такой красивый. Сильно покусал? — спрашивает Боннет, пальцами проводя по ключице к шее. Отметины на ней приятно саднят, но Эд вспоминает о них только когда Стид начинает их разглядывать. Отчего-то становится неловко, но Тича переполняет любовь. — Чувствуется, — он показывает пальцем на одно из самых ярких пятен. — Вот тут особенно. Если ты голоден, у нас всё ещё есть лапша. Стид и думать забыл про ужин. Точно, с него же всё и началось. В лапшу определённо что-то подмешали, не могли они просто так друг на друга сорваться. Или могли? Боннет выбирает для себя вариант, в котором они просто оказались в правильном месте в правильное время, в это хочется верить. Эдвард, лениво потягиваясь, оборачивается, чтобы взглядом найти оставленные миски. Их близость была прекрасна, но даже за неё не хотелось получать от китайцев большой ложкой по лбу. Повернувшись боком, Эд останавливается и медленно возвращается назад, словно передумав на полпути. — Подай рубашку, начинаю мёрзнуть, — насупившись, бормочет Тич. — Стой, стой. Пойдём мыться. Сейчас оба прилипнем к траве и всё, так и останемся. Голые и потные, — с этими словами мужчина встаёт на дрожащие ноги и снимает с себя штаны и сапоги. — Ты прав, — Эдвард хмурится, но кивает. Стид помогает подняться и Эдварду, смущённому отчего-то, и ведёт его к краю берега. Тич поёживается, словно от холода. На деле же его спокойствие и абсолютную радость разбавляют мысли о том, что он ходячее напоминание об ошибке Стида. И каждый раз будет им, когда будет представать перед Боннетом обнажённым. Его обида написана несмываемыми чернилами. Взяв мужчину за руку, он поднимается на таких же дрожащих ногах. Проходит немного времени, когда они привыкают снова быть в напряжении. Эд задерживается на берегу совсем на чуть-чуть, пусть и медлить нет смысла — солнце не уйдёт за одно мгновение, и на них не обрушится тьма. — Я только что видел тебя голым, не закрывайся, пожалуйста, — просит Боннет, уже стоя по щиколотку в прохладной воде. — Я и не... Я не закрываюсь, — возмущается Тич, заходя следом. Он минует Боннета, быстро проходя дальше, и, как только глубина начинает ощущаться, ныряет с головой. Стид провожает возлюбленного взглядом. Ему кажется, что Эдвард похож на русалку, которая вот-вот соблазнит его и утащит в глубины моря, где никто его больше не найдёт. Но внезапно тот выныривает совсем рядом, оказываясь в воде чуть выше пояса. Летят холодные брызги, Тич мотает головой, после обеими руками проводит по волосам, выжимая их. Холодная вода окатывает Стида целиком. Он подскакивает, фыркая и отплёвываясь, трёт лицо руками и сопит. — Эд! — Боннет строит из себя недовольного, хотя на деле почти смеётся. — Ты что творишь? — Чем быстрее помоешься, тем лучше. Если начнёт казаться, что тут приятнее чем на суше, не захочешь вылезать, а так и заболеть недолго, — он вытирает лицо ладонями и подходит ближе. — Если совсем замёрзнем, то найдём где-нибудь поблизости чай, всего-то, — Стид храбрится, но ему не прельщает мысль о том, чтоб свалиться с недомоганием. — Что угодно, лишь бы не пойло из банки с носами, — Эд смеётся. — Оно скорее добьёт, чем на ноги поставит. Боннет снова окунается по шею и вскакивает. Нет, он точно любитель понежиться в горячей ванной, никакое купание не сравнится с этим. Мужчина мокрыми руками зачёсывает волосы назад и подходит ближе к Эду. Эдвард же быстро проходится по телу ладонями. Оттирает липкие отпечатки на своих груди и талии. Вот она — обратная сторона спонтанной страсти. Но Тич и мысли не допускает о том, что это было лишним, неправильным. Стид любит его, и он... — Кажется, у тебя в волосах веточка застряла. Иди ко мне, я достану, — Стид зовёт Эдварда к себе, а тот будто опасается. — А, где? — подняв голову, озадаченно хлопает глазами Эд. И сам начинает трогать макушку, затем локоны и ничего не находит. — Стой, стой! — смеётся Стид и подходит к мужчине сзади, касаясь плеча. — Не удивлюсь, если ты этой шевелюрой кита поймаешь. — Я думал, они тебе нравятся, — бросает Эд и, как по приказу, замирает. — Очень нравятся. Не переживу, если ты их отрежешь, — Боннет говорит абсолютно серьёзно. — А мне нравятся твои. Когда они волнистые и торчат так, вверх, — так же насупившись, отвечает Эд. Лишь бы не молчать, снова срывается из-за волнения. Стид находит длинную тонкую веточку, запутавшуюся в кончиках волос, и осторожно распутывает их, убирая на плечо. Он хочет обнять Эда, но вдруг замечает на спине тату. Почему он не видел её раньше? Боннет делает несколько шагов, проводит по рисунку пальцами, изучает его. А Эдвард одним взглядом следит за Стидом, когда внутри всё неприятно скукоживает. Мокрые волосы прилипают к коже, а Тич поджимает губы. Остаётся только ждать разочарованного вздоха, и он касается уха. Взгляд Боннета опускается ниже, и он замечает надпись. «Никому не доверяй». Стид тихо ахает. — Новая? — спрашивает Стид. — Да это так, глупости, — Эдвард бормочет, мотнув головой. Когда Стид говорил, что любит в Эде всё, он это и имел в виду. Абсолютно всё: от тёмных глаз, которым невозможно сопротивляться, до интересов и вкуса в одежде. Но сейчас мужчина смотрит на тату и боится: что, если Тич и сейчас никому не хочет доверять? Эдвард медленно поворачивается, и чтоб со-капитан перестал уже на него пялиться, и хочется посмотреть в его глаза. Он больше не хочет, чтобы Стид снова винил во всём только себя. Казалось, это пройденная страница, но они снова здесь, хотя ещё несколько минут назад забывали как дышать в объятиях друг друга. — Это из-за меня, да? — грустно произносит Боннет, теперь переживая от каждого прикосновения. — Ты всё ещё так думаешь? — Хотел доказать, что мне никто не нужен. Правда кому — сейчас не понимаю, — он пожимает плечом, робко подавая руку мужчине. — Это не так, Стид. — То есть... Боннет чувствует себя потерянным. Если бы Эд не доверял ему, был бы он так счастлив ещё пару минут тому назад? Если бы он хотел сторониться его, случились ли бы все их поцелуи, что они украли друг у друга? Был бы он сам жив, если бы Эдвард не хотел видеть его? Опрометчивые поступки случаются, Стид должен это понять. Он обеими руками берёт ладонь Эда и тянет его на себя. Если Тич никому не верит, позволит ли он обнять себя? — То есть, всё хорошо? Это же не меняет того, о чём мы говорили? — выдыхает Боннет. — Не меняет, Стид, — он крепко обхватывает ладонь Боннета. — Мы со-капитаны. Легко подаваясь вперёд, Эд опережает Стида и заключает его продрогшее тело в крепкие объятия. Боннет не успевает ухватить момент, когда оказывается в руках Тича. Он прижимается к мужчине, сердце, до этого сжавшееся в комочек, расправляется. На душе становится по-особенному легко. Тич чувствует дыхание Стида. Где-то внутри порхают бабочки, и это ощущение дурманит разум, оставляя в стороне все переживания. Эд не отпускает руки, осторожно перемещает пальцы на запястье, чтоб уложить ладонь Стида себе на щёку. Боннет касается кончиком носа носа Эда, будто спрашивая разрешения. Стид хочет поцеловать своего мужчину, но не как там, на берегу, совсем недавно, а нежно, любовно. А тот осторожно чиркает носом по кончику, когда коротко кивает. Но в голову приходит мысль о том, что одного раза недостаточно. И Эдвард кивает снова, сильнее разражаясь улыбкой. Стид гладит щёку Эда. Борода колючая, шершавая, а кожа мягкая и нежная. И в этом весь Эдвард. Боннет счастливо вздыхает, когда они потираются друг о друга носами, это кажется ему уже совсем другим уровнем нежности, не тем, что был раньше. Они вдвоём друг перед другом обнажены телом и душой, чувствуют тепло друг друга и начинают жизнь заново. В любимых глазах отражаются последние на сегодня лучики. И Тич наслаждается ими, это солнце светит только для него. Сердце, будто сбросив оковы, становится лёгким, и его обволакивает невероятное тепло. Эдвард трогает свободной рукой шею Стида, останавливаясь под челюстью. Нежно, без нажима. И под ладонью мечется пульс. На несколько мгновений Стиду кажется, что он не на Земле, а где-то в облаках. Там, где во всё мире лишь они одни. Стид наклоняет голову и целует мужчину. Губы осторожно касаются губ, ладонь ласково гладит щёку, а объятия становятся чуточку крепче. Боннет знает — рядом с ним находится его любовь, которую он больше не намерен терять. Эд подаётся навстречу. Делать ответные шаги оказывается не так страшно. Он уверен, что отныне будет только так. Затаив дыхание, он прижимается к мягким губам своими и ласково сминает их. Большим пальцем Эд проводит по щеке и, слегка разомкнув губы, медленно выдыхает. Его переполняют эмоции, о существовании которых он и подозревать не мог. Чувствуя, как кружится голова, оставив короткое прикосновение на уголке рта, Эдвард отстраняется. — Подожди. Это важно, — выпаливает он, пока Боннет не начал говорить, и от волнения сильнее сжимает горячую руку. — Я люблю тебя, Стид. Стид смотрит в прекрасные карие глаза, которые сияют от закатного солнца. Или это от любви? Стид чувствует приятный укол в сердце и расплывается в широкой, нежной улыбке. Эд произнёс это. Спустя столько времени после признания самого Стида, он услышал это в ответ. — Я люблю тебя, Эд, — произносит Боннет почти мгновенно.***
Солнце тонет в море, и остров накрывает предночная свежесть. И дышать становится легче. А звёзды кажутся ярче самых драгоценных сокровищ, только такие теперь завораживают Эдварда. Ближе — лишь его собственные, за воротом рубашки. Их тепло ещё приятно кусает кожу. — До чего ж красиво, — улыбаясь, Эд кивает вверх и дёргает Стида за широкий рукав. — Я Сти... — не договаривает мужчина, поскальзываясь на траве. Боннет старается смотреть под ноги, они до сих пор дрожат и держат плохо. Он уже почти чувствует разбитый нос, когда его ловит Эдвард. Стид облегчённо выдыхает и шепчет «спасибо», прижимаясь поближе к Тичу. Эд перехватывается, наспех обнимая руку Боннета. Он мотает головой, выпрямляясь. В небрежном пучке ещё влажных волос на затылке торчит палочка для лапши, и Тич теперь носит её как шикарное украшение, с достоинством подняв подбородок. Эти двое решили вернуться туда, откуда в любое время суток доносились нетрезвые возгласы и терпкий запах пряностей. Свернув с протоптанной в траве тропы на разбитую каменную, мужчины переглядываются, молча спрашивая у друг друга, правильно ли они идут. Китайские фонарики видны издалека, они и отвечают на вопрос. Боннет тащит в руках две пустые супницы, а живот урчит. Забавно вышло, получается. Они с Эдом так и не поели, пустили всё на благотворительность чайкам, одна из которых настойчиво пыталась устроиться на голове у Стида. А теперь идут возвращать тарелки и, если повезёт, ухватить по горячей порции лапши. Они оба изрядно проголодались.***
Счастливые упускают счёт времени, и с со-капитанами происходит то же самое. Они теряются в разговорах и глазах друг друга, растворяясь в пьяных улыбках без капли выпивки. Кажется, наконец, и Стид, и Эдвард глубоко счастливы. Они возвращаются на корабль только на рассвете. Эд останавливается у дверей капитанской каюты, давая понять — он дальше не пойдёт. И крепче сжимает руку Боннета. Время желать друг другу самых добрых снов. — Это был хороший день, — легко раскачивая их сцепленные в замок руки, Тич смущённо хмурится. — Спасибо тебе за него. — Да, определённо, — Стид всё ещё не отошёл до конца от произошедшего, им правит приятная лёгкость души и тела. — Тебе спасибо! Кажется, я уже сплю. Или так и не проснулся. Боннет слегка тянет их ладони на себя, придвигая Эда чуть ближе. Всё ещё надеется, что это переубедит Тича, и тот не уйдёт. Но силой так легко взять его не выходит. Эдвард подаётся навстречу, прильнув к груди Стида, оставляет лёгкий поцелуй на его губах и в тот же миг отстраняется. — Тогда не будет дурным тоном, если я скажу, что не стоит провожать меня? — отпуская чужую ладонь, он отходит на пару шагов назад. — Что ж, кодекс правильных пиратско-джентльменских отношений гласит, что пара со-капитанов должна разойтись по разным каютам, — улыбается Стид, выдумывая на ходу довольно-таки серьёзные правила. — Но при условии, что оба будут думать друг о друге и вздыхать, глядя в стену. Таковы правила, согласен на них? — Какая правильная книга. Даже жаль, что мне не удалось подержать её в руках. Отчего-то не припомню, чтоб она была в твоей библиотеке… — наигранно восхищается Тич, прикрывая рот ладонью. — А в потолок можно? Если да, то точно согласен. — Я не брал её с собой, просто знаю наизусть, — Боннет подмигивает и усмехается. — Да, в потолок тоже можно. Тогда… идём спать? — Выходит, ты в море искал не только приключений, — дёрнув уголками губ, Эд быстро кивает. — Да, пора бы. — А это по кодексу пока что разглашать нельзя, — капитан сам поставил себя в неудобное положение, приходится выкручиваться. — Хорошо. Спокойной ночи, Эд. — И тебе доброй ночи, — махнув рукой напоследок и одарив возлюбленного самым нежным в мире взглядом, Тич уходит в сторону каюты. Стид заходит в свою, закрывает дверь, переодевается в старую рубашку, которая стала служить ему ночной, и, счастливый, заваливается на кровать, обматываясь одеялом. Доски под мужчиной недовольно скрипят, но тому нет до них дела. Зато есть дело до других вещей. Следуя кодексу правильных пиратско-джентльменских отношений, Боннет поворачивается на бок, упираясь взглядом в стену, и задумывается о прошедшем дне. Капитан спорить не будет, ему понравился каждый момент, проведённый с Эдвардом. С ним особенно легко, а теперь, после важного разговора, стало ещё легче. Но с чего вдруг Эд поменял своё решение? Он просил не торопиться и дать время привыкнуть, а сам Стид настроился на более медленный темп отношений. На тот, где оба партнёра смакуют каждый этап, двигаясь от одного к другому плавно и размеренно. А то, что произошло на берегу, нельзя было назвать ни плавным, ни, тем более, размеренным. Боннет чувствует, как горят его щёки, когда в голове проскальзывает тот самый эпизод. Это было опрометчиво и бездумно, но желание обоих было таким сильным, что ему просто невозможно было противостоять. Стида начинает клонить в сон, а в голове всё ещё роятся вопросы: «Почему Эд так быстро передумал, если с нашего разговора прошло не так много времени? Почему не побоялся очередного негативного опыта, если наша первая близость оказалась не такой хорошей? Почему взял инициативу? Почему? Почему?.. Почему…» «Какой же я был мудак…» — тихо вздыхает Эдвард, и на его губах сияет улыбка. Как гласило правило конечно же не выдуманного Боннетом кодекса, Тич думает о возлюбленном и том, что произошло между ними совсем недавно. О признании и спонтанной близости, о письме. Оно словно прожигает карман, Эд перечитывает его в который раз, прячет и достаёт снова. И снова взгляд бежит по строчкам. И капитан верит каждому написанному на помятой бумаге слову. Стид любит его, и он любит Стида. Их чувства точно особенные, и никто не сможет их извести. И что бы теперь ни случилось, их сердца навсегда сохранят имена друг друга. — Ох, Стид, и я скучал по тебе, — свернув лист с посланием пополам, проговаривает Эдвард шёпотом, и только теперь эти слова не отдаются тяжестью в его сердце. Он прижимает письмо к груди. Днём они снова встретят друг друга тёплыми улыбками и поцелуями, будут болтать, смеяться. А вечером ловить на себе чужие взгляды. Да, они точно будут в центре внимания в баре у Джеки. «Надо будет… — Тич смотрит на затёртые рукава голубой рубашки и морщит нос, — найти что-то поприличнее». Его мужчина — сам Пират-Джентльмен, и теперь Эду хотелось соответствовать ему. Тем более, что ещё тем вечером с рыбалкой он решил завязать. Занятие оказалось скучным и даже раздражающим. Неудивительно, что тот мужчина так сорвался на него, Эдвард простил его. Как рыбак рыбака. А что до улова — самый ценный сейчас был в руках Тича. И Эдвард засыпает, так и прижав письмо к себе.