На двоих — лаванда и роза

      Боннет думает, что он проспал всё на свете. Он так крепко спал и видел такие живые и яркие сны, что хотелось смотреть и смотреть их, не открывая глаз. Вспомнив о намеченных планах, мужчина встаёт, одевается, протирает лицо и выходит на палубу, надеясь застать там хоть кого-нибудь, чтобы пойти в бар вместе. На палубе никого. Даже ветра. Стид упирает руки в бока и хмурится. Как таскать его ванну, так они команда, а как вместе идти пить к Джеки, так все разбежались. Непорядок.       Капитан спускается в спальни — там никого. Нет людей и на теннисном корте, и в ядерной комнате, и даже на кухне! Хотя обычно команда любит утащить чего-нибудь поесть или просто посидеть где-нибудь.       — О, да ладно вам! — топает ногой Стид, сложив руки на груди. — Вы все настолько меня ненавидите? Бунт и то был поприятнее.       В голову закрадывается мысль о том, что остальные уже могли быть у Джеки, веселиться без него. Это уже больше похоже на них. Тогда нужно бежать приводить себя в порядок! Сложно сделать это, имея в арсенале две рубашки и одну пару штанов, но Боннет может всё, если это касается его внешнего вида. Первым делом надо…       — Эй! Кто там в моей ванной! — недовольно кричит Стид, грубо стуча по стене комнаты.       Он дёргает дверь за ручку, но та не поддаётся. Неужели заклинило? Не должно. Боннет прикладывает ухо к двери и отчётливо слышит плескание воды. В ванне кто-то купается! Без разрешения! Капитан начинает колотить дверь двумя руками.       Эд пребывал в хорошем расположении духа. Даже отсутствие членов экипажа на борту не насторожило второго капитана «Мести». Он лишь подумал о том, что, почувствовав свободу, они отдыхали где-то на берегу. Он по собственному опыту знал, насколько важным было просто дать себе отпустить всё накопившееся. И Тича вдохновила эта мысль.       Шмотки Баттонса, наполовину состоявшие из пыли и птичьего помёта, отправились в угол. Для начала сегодняшнего дня Эдвард выбрал нечто особенное. Но прежде чем надеть это на себя, Тич отправился с рейдом в ванную комнату и ожидаемо пропал там на несколько часов.       Эд не слышит возмущённого возгласа, подводя процедуры к концу. От него больше не несёт тиной и морской солью. Тич благоухает, как лес после тропического ливня, от его бороды не осталось и следа, а волосы впервые за несколько дней встретились с гребнем и теперь тонкими локонами лежат по плечам. Остаётся лишь достать свою одежду из сундука и привести её в порядок. Но пока Эдвард забирает с края ванной кашемировый баньян с цветастыми птицами. Всё такой же мягкий, он отдаёт сладостью, запахом дыма и тоски. Однажды рука просто не поднялась отправить его за борт. И теперь Тич любовно кутается в него, уткнувшись в воротник носом.       Он возвращает на свои места все бутылочки с ароматным содержимым и мыло, когда слышит стук. Настойчивый, даже гневный. Тихо ахнув и запахнув халат, Эд спешит открыть дверь.        — Привет, — увидев на пороге Стида, Тич улыбается и придерживает руками полы. — Это я тут, не сердись.       «Незванный» гость абсолютно обезоруживает Стида, вся его злость исчезает. Эду можно находиться в этом месте, оно стало укрытием для них обоих. У Боннета — для тела, у Тича — для души и разума. Капитан заходит в ванную и целомудренно закрывает за собой дверь. Чтоб Боннет не впечатался в него, Эд быстро отшагивает назад, едва не путаясь в длинном подоле обеими ногами. Громко хлопает дверь, и Тич провожает её растерянным взглядом. Никто не должен нарушать атмосферу этого места. Воздух пахнет лучшими маслами, и Стид в который раз убеждается, что у Эда хороший вкус на роскошь.       И лишь спустя несколько мгновений Боннет осознаёт, во что одет Эд. «Мой Эд в красивом баньяне! То есть… господи, кашемировый Эд в моём банья… стоп. Эдвард очень красивый в моём баньяне. Он оставил его! Он! Не выкинул!» — Стид не совсем понимает, отчего его сердце бьётся чаще. Капитану невозможно нравились удобные мягкие вещи, но ещё больше ему понравилось видеть в них Эда.       Стид подходит ближе, касается плеча, скользит по руке и берёт ладонь со-капитана в свою. Он сегодня в бодром настроении или… Эд замечает, какими глазами он смотрит на предмет одежды. Всё ещё принадлежащий Боннету, но сейчас он скрывает наготу его возлюбленного. Эдвард ведёт плечом, от движения воротник немного поднимается, предоставляя взору шею. Всю измученную, изласканную и искусанную. Почувствовав влажной кожей холодок, Тич прищуривает подведённые тонкой чёрной линией глаза.       — Уговорил, не сержусь больше, — улыбается Боннет, поднося пальцы к губам. — Тебе идёт. Правда уютный?       — Да, спасибо, — произносит тихо Эдвард. — Я кутался в него, когда ты… был далеко.       Он улыбается уголками губ. И нарочно не говорит «бросил», «ушёл» или «оставил». Те несколько месяцев были настоящей пыткой для них обоих, и они пообещали себе и друг другу не давать поводов для новых переживаний о том, что было в прошлом.       — Но твои руки теплее, — отнимая пальцы от чужих губ, он прижимает раскрытую ладонь к мягкой щеке. — Вы пришли тоже привести себя в порядок, мой капитан? Может, тогда мне стоит оставить Вас?       Стид кладёт ладонь поверх руки Эдварда, потирается о неё, прикрывая глаза. Руки Тича грубые, шершавые, они завязали не одну сотню узлов и не раз держали оружие, зато прикосновения этих самых рук нежные, ласковые.       — Какая проницательность! Поражаюсь Вашим навыкам читать людей, ma bonheur, — усмехается Боннет и заправляет прядь волос Эдварда за ухо, проводя затем по шее и оставляя ладонь на плече. — Не стоит, не покидайте меня так скоро. Лучше подарите мне поцелуй.       — Один поцелуй? Прямо здесь? — не глаза, а глазки Эдварда округляются, и он быстро хлопает ресницами, играя наивное удивление. — Я согласна, но разве Вы не боитесь, что Ваш парень, Чёрная Борода, услышит и придёт, и тогда нам обоим несдобровать?       — Прямо здесь, — настойчиво кивает Стид, строя из себя героя любовных романов. — Не бойтесь, я защищу Вас. Даже если придётся погибнуть за нашу любовь.       — Погибать будет лишним, я хочу своё «долго и счастливо», — Эдвард хмурится, укладывая одну руку на талию Стида.       Он больше не придерживает полы халата, тот сильнее распахивается, когда Тич в ответном движении прижимается к Стиду. Под ним — только нагое, ещё мокрое тело. Несмотря на их маленькую игру, он отвечает взаимностью, оставляет почти невесомый поцелуй на губах возлюбленного. А у Стида выключается голова, когда со-капитан целует его первым. Прикосновения губ Эдварда вызывают бабочек в животе, Боннет неосознанно стискивает его плечо. Осторожно, боясь повредить. Эд кажется ему даже хрупким в моменты их нежности, не хочется всё это рушить. Он хочет снова почувствовать это, а потому медлит, придвигаясь чуть ближе. На шею бросает взгляд, собственной работой любуется.       — Не болит звёздное небо? — спрашивает Боннет, касаясь легко самого яркого пятна на «небе». Эду идёт фиолетовый. Фиолетовый — цвет их любви.       — Болит, — он по-змеиному шипит, наклоняя голову и отстраняя руки от лица Боннета. Касается кончиками пальцев кожи рядом, проводит к своему плечу, вдоль полочки ниже и, прихватив кисточку, оттягивает воротник. — Но если поцелуете здесь, Вы облегчите мои страдания.       — Ох, простите, — спохватывется Стид, но не отстраняется. Эдвард дразнит его, это вызывает интерес, будоражит мужчину. — Буду рад помочь.       Капитан наклоняется к обнажённой шее, задевая её носом. Тич пахнет как весна. Так пахнет любовь. Стид касается губами указанного места, целует шею у самых ярких пятен, а его рука практически неосознанно скользит по краю баньяна, совсем на грани с кожей. Тич делает несколько медленных шагов назад и тянет Боннета за одежду, пока не упирается лопатками в стену. От Стида и нежности кружится голова, и расслабленный после ванной Эд боится не удержаться на ногах. Он наклоняет голову, прихватывая губу зубами. Боль мешается с трепетом, и прикосновения губ чувствуются словно свежие ожоги.       — Щекотно, — Эд, смеясь от прикосновения руки, изворачивается боком и трёт ладонью тело. — Ты так не дойдёшь до ванны, пока я здесь. Может, отпустите меня?       — Прости, прости, — извиняется Стид, но это не мешает ему запустить руку под халат и ущипнуть Эдварда за бок.       Эд тихо пищит, прижимаясь плечом к стене, но из объятий не вырывается. Ему нравится эта игра, нравится, когда рядом с ним Стид чувствует себя уверенно. Он смог раскрыть то, что таилось под маской скромного и нерешительного джентльмена, и это льстило и разжигало больше огня. Но при этом Боннет не растерял своей нежности, он был всё так же чуток и аккуратен. Несовместимое, на первый взгляд, сочеталось в нём идеально. А может, всё дело было просто в том, что Тич безнадёжно влюблён.       А Боннет наконец смог ощутить всю прелесть прикосновений к любимому человеку. Им обоим приносили радость спонтанные объятия, держания за руки, внезапные поцелуи в лицо и любые другие прикосновения. Это было их общим интимным занятием, даже если оно не касалось близости.       — И что, ты даже не хочешь остаться? — наигранно дуется Стид, так и не убирая руки с талии Эдварда. — Всё самое интересное пропустишь ведь.       — Но тогда все наши планы могут оказаться под угрозой, — склонив голову, он кокетливо стреляет глазками. — Но я обещаю, что буду думать только о Вас.       — Мы договаривались собраться только после заката, у нас ещё полно времени, — выстрел глазками попадает в самое сердце, Стид поддаётся ему. — Думаете, сборы будут настолько масштабными, что мы можем не успеть?       Боннет не хочет отпускать Эда. В нём привлекает всё: влажные кудри, струящиеся по плечам, загорелая кожа, приятный запах, большие карие глаза, очаровательный нос и соблазнительно выглядывающее из-под халата тело. Эд не был атлетом с восьмьюстами кубиками, но в этом и была его прелесть. Боннет всерьёз восхищался сильными руками и крепким телом возлюбленного.       На слове «масштабным» Эд невольно опускается взглядом ниже, двинув бровями. И молчит, лишь неопределённо пожав плечами. Они оба понимают, что с удовольствием могли бы провести вместе хоть целую вечность и не заметить её быстрого течения. Вечер на берегу дал им понять, что у них нет ничего важнее друг друга. И ещё то, что маленькая шалость может растянуться на несколько часов.       И чем больше Эдвард думает об этом, тем ярче сверкают его глаза, а щёки наливаются кровью. И Стид касается одной тёплыми губами. Поцелуй заставляет Эда прищуриться, пока рука ложится на плечо со-капитана.       — И о чём же конкретно, интересно знать, Вы будете думать? Вы привлекаете меня своей загадочностью, — ласково бормочет Боннет.       — О том, насколько тёплые Ваши ладони, когда Вы трогаете меня под одеждой, и ещё кое о чём, но это будет моим ма-аленьким секретом, — проговаривает Тич тише, запуская пальцы в волосы на загривке. — А Вы меня — своей мужественностью.       Стид понимает, что Эдвард втягивается в эту игру, когда чувствует мурашки от прикосновений к голове. Боннет поглаживает талию и спину, но дальше поясницы не спускается, пока дразнит. И Эд не удерживается и сжимает всей пятернёй золотистые кудряшки. Вот он, истинный Эдвард Тич, начинает раскрываться в руках возлюбленного. Капитан любуется смущённым Тичем и не может прекратить покрывать его щёку нежными поцелуями. Со щеки поцелуи перемещаются за ухо, а Стид прижимает Эда к себе ближе. Головой Боннет не понимает, что за команда произошла после той ночи, что он не может контролировать свои чувства, а телом ему всё равно на рефлексию, ведь ему нравится касаться Эдварда, знать, что он рядом, что они открыты друг перед другом.       — И мне никак не узнать Ваш секрет? — Боннет слегка прикусывает мочку уха.       В ответ на нежные поцелуи, Эд тянет Стида за волосы, вынуждая опуститься к шее. Кожа покрасневшая, гладко выбритая, пахнет цветочным маслом. И из горла вырывается тихий утробный рык, как у большой, но такой довольной кошки.       Он не может перестать думать о Боннете. О том, насколько сильно любит его и хочет постоянно быть рядом. А ещё о его крепких руках, удобных бёдрах и… Тич прижимается пахом к ноге Стида, когда его собственные начинают дрожать.       — Рядом с тобой я не могу себя держать в узде, — сдаётся Эд. Он оттягивает Боннета от своей шеи, чтобы посмотреть в любимые глаза, пока они прижимаются друг к другу теснее.       От низа живота по телу расходится тепло, капитан тихо сдавленно стонет, прикрывая глаза, и послушно опускается к шее. Уже не кусает её так яростно, целует нежно, зализывая раны недавней любви. Губами Боннет ощущает рык и улыбается хищно, ладонью прищипывая бок, совсем не так легко и щекочуще, как раньше.       С Эдвардом в Стиде просыпается что-то животное. Подобного он ещё не чувствовал, эти ощущения они исследовали вдвоём с Тичем. Вместе с телами друг друга, о которых и не думали раньше. Один укус Боннет всё же оставляет, не сдерживается, — на плече, с которого так удобно соскользнул баньян. Когда они вместе, мир сужается до них двоих. И в этом мире главное — их чувства, их любовь друг к другу.       — Я совсем теряю голову с тобой. Ты один делаешь со мной такое, — теряясь в глазах Эда, вздыхает Стид и прижимается к нему бёдрами.       От услышанного Тич буквально начинает светиться. Он так понимает Стида. Они всегда представлялись как две стороны. Не похожие друг на друга, едва ли не противоположные. И только наедине, без всех масок и недомолвок становились отражением друг друга. Воздух между ними начинает электризоваться.       Эд отклоняется назад, упираясь лопатками в стену и поддёргивает баньян. Не раздевается, а, наоборот, прикрывает расцелованное плечо. Становиться раскрытой книгой, когда Боннету нравятся загадки… Тич качает головой, хитро прищуриваясь.       — Неплохая возможность рассказать, как бы ты хотел потерять голову в этот раз, — он пальцами зачёсывает назад волосы, те начинают подсыхать и пушиться, добавляя образу Эдварда ещё больше соблазнительности.       Эд для Стида — настоящая загадка. Головоломка, над которой можно биться сколько угодно. Но чем сложнее разгадать Эдварда, тем слаще и приятнее выходит победа. Боннет сам поправляет баньян на плечах любимого мужчины и ненадолго задумывается над ответом.       — Мне понравилось тянуть тебя за волосы, смотреть, как ты выгибаешься. У тебя чудесные бёдра, Эд, — у Стида в голове вырисовывается картинка, которая ему определённо нравится. — Я хочу потерять голову прямо здесь, в ванной. Хочу прижаться к тебе сзади, чтобы ты был в моих руках, Эдвард. Ты — моё приятное наваждение.       Эд достоин всех нежностей мира, и Стид даёт ему всё, что может. Даже самого себя. И получает взаимность. Боннет с каждым днём понимает всё больше, как он любит Эда Тича.       Эдвард молчит. Но слышится его дыхание, настолько тяжёлое, словно его измотали до невозможности. А он всего лишь слишком ярко представил то, о чём говорит Боннет. Он потирается членом о кожаную штанину, и на головке проступает несколько тягучих капель.       — Хочу. Возьми меня за волосы, я твоя… — он на секунду хмурится, не найдя нужного слова в голове.       Тич хочет губы Стида. Прямо сейчас, без промедлений, поэтому, схватив его за воротник рубашки, тянет к себе. Впиваясь с силой в его губы, он жадно сминает их, не показывая зубы. Но лишь пока. Уже привычным жестом Боннет берётся за волосы Эдварда во время поцелуя. Влажные, они скользят в руках, но Стид держится крепко. Капитан не дёргает, не вызывает ненужной боли, ведь не хочет навредить Тичу.       — Прижми меня сильнее, — даже здесь Эд остаётся капитаном и мурчащим голосом отдаёт приказ прямо в поцелуй. — Масло на столике…       Стид сильнее вжимается в бёдра, и Эд обхватывает мягкие губы Боннета своими. И снова они чувствуют друг друга. То самое, животное, о чём говорил Стид.       — Я знаю. Моя же ванная, — усмехается Боннет в губы Эда.       Пальцами свободной руки капитан осторожно нажимает на подбородок возлюбленного, чтобы тот приоткрыл рот. Стид нашёл своё любимое занятие — целовать Эдварда. Боннет трогает его за волосы, и Эд в отместку впивается зубами в его губу. Тянет, оскаливаясь, и прижимается к ней языком. С каждым разом они позволяют себе больше. Может, в этом и секрет того, почему их постоянно тянет друг к другу?       Боннет на секунду нагибается и подхватывает под коленом левую ногу возлюбленного, на которой раньше тот носил бандаж. Тич на секунду теряется и разжимает зубы. Он всем весом наваливается на стену, но тянет Стида за собой, обнимая его ногой. Прижал, как и приказали, послушный капитан. Эдвард тазом подаётся вперёд, продолжая потираться о бедро Стида и хватаясь обеими руками за его плечи. Веры в собственные дрожащие ноги совсем не остаётся, а возлюбленный, крепкий и стойкий, не даст упасть.       — Что я ещё должен сказать, чтобы ты сделал это? — Тич щёлкает зубами, коротко, но с силой врезается в мягкие влажные губы. — Возьми меня сзади.       — Потерпеть, — почти рычит Боннет, ненадолго отрываясь от губ. — Возьму, дай только поцеловать.       — Рядом с тобой терпеть сложно, — усмехается Эдвард, когда они снова прерываются, чтобы поймать немного воздуха.       Эд открывает рот, его очередь быть послушным. Но совсем немного. Тич показывает язык, проводит им по верхней губе и снова вгрызается поцелуем. Желая насладиться ими впрок, если Стид захочет выполнить его просьбу. И тот проникает языком в рот возлюбленного, сильнее сжимая его ногу, оставляя на ней красные отпечатки пальцев. Он вздрагивает и сильнее втягивает язык возлюбленного, принимая его в собственный рот. Прижимает зубами и не отпускает, хочет заставить Стида растеряться, и когда этого не случается, недовольно фыркает. Но делать это вряд ли перестанет. Но долго такой глубокий поцелуй не длится, он перетекает в другой, более жадный и хищный. Боннет не стесняется кусать Эда, прихватывать его губы и оттягивать их. От этого только сильнее ноет в низу живота.       Мужчина медленно опускает ногу возлюбленного и, отодвигая полу баньяна, касается возбуждённой плоти. Стиду приносит удовольствие чувствовать, как в его объятиях вздрагивает Эд от его же прикосновений. Когда Боннет отстраняется, Эд смотрит на мокрое пятно, что переливается на его кожаных брюках. Вот что бывает, если долго играть в поддавки. Но ради таких игр Эдвард готов сам начать стирать одежду со-капитана. И свою собственную. Кашемир скользит по напряжённой плоти, и Тич вжимается в тело Боннета.       — Будь хорошим со-капитаном и развернись, — голос звучит мягко, но тон полностью приказной. Практически пассивная агрессия в благих целях.       — Если я упаду… — он нехотя отпускает Стида, укладываясь на стену, чтобы спокойно вздохнуть. — Я упаду.       Боннет отпускает Эда и отходит к тому самому столику. Прежде, чем делать что-либо, мужчина избавляется от кожаных штанов, а лишь после берёт флакончик и откупоривает его. Стид выливает немного себе на пальцы и растирает. Прохладное.       Тич упирается плечом, лениво поворачиваясь и разминая ноги, чтобы чувствовать их. Мельком озирается на Боннета, любуется его полуобнажённым видом. В низу живота всё сжимается от одной мысли, насколько красив этот мужчина. Его мужчина.       Отойдя от стены, Эд неловко нагибается. Совсем немного, чувствуя, как напрягается поясница. «Если всё заклинит, умру счастливым», — усмехается он и немного отодвигает полу баньяна. А Стид подходит к Эду, что уже ждёт его, и, поднимая халат, проводит пальцами между ягодиц.       — Готов, мой милый Эдвард? — усмехается Стид, спрашивая не столько ради того, чтобы удостовериться, сколько ради того, чтобы потянуть время, поддразнить сильнее.       — Не могу дождаться, — почувствовав прикосновение, он прогибается сильнее и расставляет ноги.       Боннет долго не тянет. Получив одобрение, он вталкивает сразу два пальца внутрь, придерживая Эдварда за низ живота. Стид хочет, очень хочет взять Эда прямо сейчас, но держит себя в руках и медленно, постепенно двигает пальцами внутри. Мужчина слышит собственное тяжёлое дыхание и встряхивает головой. Одна только мысль об Эдварде, о его прекрасном теле заставляет Боннета вспыхнуть изнутри. С первой ночи вместе Стид заботится о комфорте для них двоих. И всё при том, что первая ночь была резкой и импульсивной.       Эдвард мечется взглядом, не зная, за что ему ухватиться. Перед ним — голая стена. А сзади Боннет уже претворяет в жизнь его просьбу. Ещё некоторое время назад Тич предавался фантазиям о близости за острым лезвием и зеркалом. И теперь он был выбрит идеально. И что, если не это, было прямым доказательством того, что у них с Боннетом теперь взрослые отношения. Он ждал нового раза, но не думал, что всё случится настолько скоро, и Тич даже не переступит порога ванной.       Он двигает бёдрами навстречу пальцам, те легко вскальзывают, и Эд довольно улыбается. Ему нравится чувствовать любимого внутри себя и то, что с каждым разом растёт желание, а дискомфорт сходит на нет. Боннет чувствует, как пропадает трение, и вынимает пальцы. Стид прижимается плотью к заднице со-капитана и, наклоняясь, целует его в шею.       — Я держу тебя. Не дам упасть, — шепчет Боннет, рукой скользя от низа живота к бедру.       — Я доверяю тебе, — Эд аккуратно убирает волосы на одну сторону, чтоб Стид смог целовать его. И прижимается ягодицами сильнее, ощущается, как врезается головка. Нетерпение побеждает.       Есть какой-то особый вид удовольствия в том, когда мужчина прижимается к телу возлюбленного. Они делят общее тепло, общее возбуждение, общие эмоции. Стид прижимает тело Эда к своему, вновь вдыхает дурманящий запах и улыбается уголками губ.       Боннет слегка надавливает на низ живота, пока вталкивается внутрь. Чуть позже он доставит удовольствие Эду ещё и руками, но пока тянет момент. Капитан сдерживает ту тягу, что была в нём, когда он целовал Тича. Из последних сил сдерживает. Свободной рукой Стид касается мошонки Эдварда, нежно оглаживая. Вновь играет, вновь дразнит, всё для того, чтобы увидеть удовольствие на лице возлюбленного.       Эд дёргается, насаживаясь на член. Он скользит внутрь, приятно заполняя и обжигая теплом. Тич, покачнувшись, упирается руками в стену. Больше хвататься не за что. Боннет обещал, что будет держать его, но что они будут делать, если и его ноги подведут? Эдвард, представляя это, усмехается и давится стоном, ощутив прикосновение пальцев.       — Хочу… полностью, — он торопится, хочет сразу и всё. И чуть повернув голову, смотрит на любимого, пока щёки становятся цвета баньяна.       — Потерпи немного, родной. Не хочу, чтобы тебе потом больно было, — Стид мурлыкает на ухо, продолжая поглаживать со-капитана ладонью.       — Только немного, — рычит Эд, двигая бёдрами. Но избежать прикосновений пальцев не получается, его задница теперь ему не принадлежит. И Тичу это нравится, как и игра по правилам возлюбленного.       Боннет оказывается внутри полностью, на всю длину. Так, не двигаясь, он задерживается на несколько мгновений, чтобы насладиться этим. Стид замечает, как идеально выбрит Эдвард. Это для него? Капитан уверен, что да. Он и сам не так давно приводил себя в порядок. Как раз перед днём рождения Калипсо.       Прижимаясь ладонями к стене, Эдвард громко стонет, рвано двигается навстречу, прижимаясь к лобку и потираясь о него. Он сильнее напрягает спину и поясницу, чтоб Боннет оценил, провёл рукой по изгибам тела. И захотел его ещё сильнее. Стид не может не любоваться прекрасной тонкой и даже развратной талией Эда, оголённой шеей, плечами и крепкими бёдрами. Тич красивый, а в моменты, когда возбуждение застилает глаза и разум, он становится ещё прекраснее. Эда хочется хотеть, хочется делать его своим каждый раз, хочется восхищаться им.       Боннет перекладывает руку с низа живота Эда на его спину, начиная двигаться. Ещё немного, и он доберётся до заветного места — до волос. Животное начинает брать верх над ним, мужчина двигается уже не так нежно, как прежде. Он толкается небыстро, но резко, выходя почти полностью и вновь вдалбливаясь в тело возлюбленного. Нужно ещё немного, чтобы набрать нужный темп.       Немного отталкиваясь от стены, Эд начинает двигаться в ритме, заданном Стидом. С достаточным количеством смазки всё чувствуется иначе, и быстрый темп приносит только удовольствие. Тичу нравится чувствовать, как прохлада обдаёт кожу и становится чуть легче, а после тело накрывает новой волной, и низ живота наливается тяжестью. Каждое движение любимого, его дрожь и переполняющие их обоих эмоции.       — Не останавливайся, любимый, — шёпот теряется в быстрых вздохах. — Пожалуйста.       Боннет не собирается останавливаться. Напротив, он наконец убеждается в том, что его возлюбленный достаточно готов. Стид наклоняется к Эду и прикусывает его плечо, быстро целует. Эд едва стоит на ногах, пола баньяна шелестит и успокаивающе оглаживает кожу каждый раз, когда Стид толкается сильнее. Они оба не думают о том, что за тонкой деревянной дверью их могут услышать. Они так сильно горят чувствами и не понимают, как вообще можно насытиться друг другом. Хочется больше, громче, глубже…       Рука, лежавшая на спине, наконец подбирается к волосам, Боннет перехватывает их в кулаке и снова подаётся навстречу. От бархатного стона на губах появляется улыбка. Ладони скользят по стене ниже, и Тич запрокидывает голову. Стид слишком быстро разгадал все его слабости, и теперь этим пользуется. Толкается с силой, но любовно прижимается всем телом, дёргает за волосы, но в следующую секунду нежно целует. Это сводит с ума. Эд громко стонет, непривычно низко и хрипло.       — А можешь ещё быстрее? — он держится из последних сил, облизывает пересохшие губы, но просит ещё.       — Могу. Если ты прогнёшься посильнее, — рычит Стид, желая найти то положение, в котором будет ещё приятнее.       И прежде, чем полностью забыться и отдаться теплу тела Эдварда, Боннет перекладывает ладонь на возбуждённую плоть. Какая же эйфория настигает мужчину, когда тот видит и чувствует, как возлюбленный поддаётся ему. Эд послушно подставляет задницу, напрягаясь настолько, что сводит поясницу, и тело начинает дрожать так, будто скоро не выдержит. Когда пальцы смыкаются на его члене, мозг окончательно отключается. Единственным желанием остаётся только доставить удовольствие любимому и получить его самому.       Стид двигается всё быстрее, прихлопывая яйцами по промежности, тянет волосы на себя и водит ладонью по члену в такт своим движениям. Он больше не может сдерживаться и громко стонет. Пусть их могут услышать, пускай слушают, Боннету всё равно. Он всецело отдан лишь одному человеку.       Толчки, глубокие, животные, вытрахивают из Тича громкие стоны, иногда и вскрики, после которых он сжимает губы, мычит, но вскоре снова срывается на полный голос. Стид грубо вколачивается в тело Эдварда, налегает на него, рычит. А в животе тёплое и тянущее чувство, не дающее остановиться. Стоны Тича распаляют лишь сильнее. Член в руке быстро скользит, и Эдвард чувствует, как оба они близки к тому, чтобы кончить. Но. Он тянется к руке Боннета, чтобы поделиться ещё одним секретом.       — Постой, руку. Зажми, — он немного замедляется, нащупывая нужную точку у основания своего члена и прикладывает к ней пальцы Стида. — Пока ты будешь так делать, я не смогу кончить.       Эд направляет Стида, и тот слушается. Всё, что касается их обоюдного удовольствия, важно. Боннет зажимает член у основания, как и показывает возлюбленный, и кивает.       — Ты сам создал оружие против себя, — мурлычет мужчина на ухо Эду. — Помни это.       — Для меня быть измученным тобой значит стать счастливым, — ровно выдыхает Эд, шумно сглатывая.       Он медленно отпускает руку Стида, тот лучше справится со всем сам. Тич доверяет его рукам всего себя. Он крупно дрожит, принимая в себя член со-капитана полностью, иногда это получается с одного толчка, и Эдвард утробно стонет. Его голос перебивают частые шлепки и влажный звук вскальзывающей плоти. Он запрокидывает голову сильнее, глядя куда-то в потолок, затем зажмуривает глаза. А Стид всё быстрее вдалбливается в его напряжённое тело. Мог бы Эд, одинокий и страдающий, представить, что однажды этот чёртов халат пропитается их со Стидом любовью? Никогда. Был ли он счастлив сейчас? Несомненно.       Теперь, зажав член, Боннет двигается в прежнем темпе. Он по-прежнему держит Тича за волосы и тянет их на себя так, что тот запрокидывает голову. Стид бросает взгляд на покрасневшую задницу Эда и облизывает губы. Нет никого красивее Эда Тича.       Боннет вот-вот готов кончить, в низу живота всё ноет, налившись свинцом. Мужчина не готов пачкать баньян, и на пол заканчивать не хочет, а потому, совсем не отдавая себе отчёта в действиях, продолжает вдалбливаться в тело. Такими темпами тату на спине можно будет переделывать под «Thrust, Bonnet».       В ушах начинает гудеть, всё вокруг слышится так, будто Тича с головой окунули в воду. И только голос Боннета — отчётливо. С громким стоном Стид изливается внутрь вновь. Ему станет жаль потом, когда вернётся рассудок. Эд чувствует, как он замирает внутри, как разливается тепло. И пару толчков, сильнее прежнего заполняют его. Эдвард ловит себя на мысли, что хочет, чтобы Стид любовался им таким, взмокшим, развратным и запачканным.       Лишь спустя несколько толчков Стид позволяет кончить и Эдварду. Он отпускает волосы и держит дрожащее тело возлюбленного. На финальный стон не хватает воздуха, Тич всхлипывает и скулит, изливаясь на стену, пол и, словно назло опасениям Стида, на пурпурную ткань.       Боннет еле стоит на ногах, довольный, счастливый, весь взмокший от их с Эдом любви. Он выходит из тела возлюбленного, помогает ему развернуться и выпрямиться. Тич красный, растрёпанный и прекрасный. Эд еле переставляет ноги. Опираясь на плечи возлюбленного, он выравнивается. По внутренней части бедра медленно стекает то, что оставил Боннет. Скоро у них не останется чистой одежды, и что тогда? Стид прижимает мужчину к стене и прохладными губами целует его. Прижимает лишь для того, чтобы найти точку опоры. Тич в ответ коротко целует Стида, занемевшей рукой касаясь его волос. От красоты, которую он наводил половину утра, остаётся только блеск в глазах. А вокруг размазанные чёрные подтёки, волосы небрежно растрёпаны, торчат в разные стороны гнездом.       Боннет не может долго стоять и опускается на край ванны, утягивая за собой Эда, усаживая его себе на колени. Довольный Стид старается отдышаться и утыкается лбом в плечо возлюбленного. Голова совсем пустеет. В ней нет ничего. Совсем. Только горячий Эд, тепло его тела, биение сердца и рисунки татуировок.       — Как ты? Ничего не болит? — интересуется капитан, обнимая Тича за его маленькую развратную талию.       — Хорошо, слишком, — он на трясущихся ногах опускается на колени любимого. — Я, кажется, на секунду отключился.       — Да ладно тебе, — смеётся Стид.       — Нет, правда! Я слышал ангельское пение, — смеяться не получается, и Эд просто шумно дышит, вздрагивая.       Стид откидывает голову, прислоняя её к стене. Эдвард выглядит прекрасно. Ещё прекраснее, чем при встрече ранее. Косметика размазалась, и Боннет поднимает руку, чтобы оттереть её, но руки его не слушаются. Определённо, это то, что он хочет чувствовать в этот момент.       — Ты самый красивый. Ты заставляешь моё сердце радоваться, — выдыхает Боннет.       Подхватив руку Стида за запястье, Тич прижимает её к своему лицу и аккуратно целует пальцы. И неважно, в чём они испачканы, где до этого были. Эдвард влюблён, влюблён до беспамятства, и сейчас в нём поддерживает жизнь только это чувство. Он тоже хочет что-то сказать, но голова тяжёлая, пустая. И слова любимого поражают в самое сердце. Тич молча падает лицом в его плечо, пряча самую счастливую улыбку.       Поцелуи возлюбленного горят огнём любви на пальцах. Слова кончаются, а силам нужно восстановиться. Стид обнимает Эда, прислоняясь виском к его лбу, и закрывает глаза. Нет, спать он не собирается, хочет лишь немного отдохнуть. Всё тело наполняет лёгкое чувство эйфории, голова гудит от пережитых ощущений, а перед закрытыми глазами пляшут искорки. Как фейерверк. Ноги ватные, а Эдвард в руках такой мягкий и нежный. «Всю жизнь бы так провёл с ним», — про себя вздыхает мужчина. Но так проходит всего несколько минут. Эд ёрзает на коленях Боннета, чувствуя, как тело начинает неприятно стягивать.       — Я ведь только… — понимая, что большинство времени, проведённого наедине с самим собой в ванной, теперь пошло насмарку, он с наигранным недовольством ахает.       — Прости, — абсолютно без сожаления улыбается Стид, догадываясь, что имеет в виду его возлюбленный. — Хочешь, я сам приведу тебя в порядок? Вернее, нас обоих.       — Не стоит, — Эд смущённо хмурится, касаясь ладонью спутанных волос. — Хотя, можешь помочь мне расчесать это.       — Буду рад помочь. Но потом я всё-таки приму ванну. Я же за этим сюда и шёл, только планы поменялись в последнюю минуту, — кивает капитан и оставляет финальный звонкий поцелуй на щеке любимого.       — Только сначала я, уж извини, дорогой. Это первое правило, хм, отношений, — опираясь на плечо Стида, Тич привстаёт на ещё трясущихся ногах. — Иначе это будет наш последний раз.       — Иди уже, — смеётся мужчина, поднимаясь следом и придерживая Эда.       Пара капитанов моется, в этот раз по очереди. Стид замечает, что половина флакончика с розовым маслом куда-то испарилась, и он даже, кажется, знает куда. Туда же делся кусок лавандового мыла, очень странно надломанный. Надкусанный? Возможно. Эд же загадочно молчит, заново подводя глаза.