ours for the moment

В жизни Чон Вону не представляет собой ничего примечательного. Если бы кто-то спросил, как выглядят самые обычные трудоголики, на которых у Сынчоля-помладше была аллергия, то он бы представил именно тот образ, который прямо сейчас идёт вдоль улицы. Очки в тонкой оправе, серый костюм в узкую полоску, сшитый, конечно же, точно по фигуре. Портфель из чёрной кожи, начищенные до зеркального блеска туфли. Сынчоль равняется с ним на машине и опускает окно. — Чон, садись внутрь. — У меня есть выбор? — А похоже на то, что у тебя есть выбор? — рявкает Сынчоль и снимает дверь с замка. Вону рассматривает его ледяным взглядом. По его лицу невозможно ничего прочесть, а всё его тело неподвижно. У Сынчоля под курткой спрятан пистолет, но прибегать к оружию он не хочет. Точнее, знает заранее, что не станет этого делать. Наконец, Вону вздыхает и открывает дверь. Сынчоль заводит машину и без слов везёт их прочь из района. Холодное присутствие Вону рядом тоже молчаливо и раздражающе спокойно. Его руки скользят в карманы. — Можешь воспользоваться телефоном, — говорит Сынчоль. — Я ничего тебе не сделаю. Но если так будет спокойнее, достань его. Челюсть Вону напрягается, затем он достаёт телефон. Краем глаза Сынчоль замечает заранее написанное сообщение в одном касании от отправки. Вону кладёт телефон на бедро горящим экран наверх — в безмолвной угрозе. — Меня зовут Чхве Сынчоль, я работаю в Управлении столичной полиции Сеула. — Почтён знакомством, — бормочет Вону. Невозмутимость его голоса наводит на мысль, что он и так знает, кто такой Сынчоль. — Я не обязан ничего тебе говорить. Сынчоль делает глубокий вдох. Позади него Джонхан. Эта встреча не должна, просто не может пойти не по плану. — Я здесь не по работе. — Ты делаешь это не для полиции, — безэмоционально констатирует Вону. — Любопытно. — Ты догадываешься, о чём я хочу с тобой поговорить. — Может быть. А может нет. — Я всё про тебя знаю, — начинает Сынчоль. — Чон Вону, тридцать два года. Выпуск из Ёнсе две тысячи шестого, принят в коллегию адвокатов в две тысячи десятом. Ты начинал с должности прокурора, но в четырнадцатом году ушёл в частную практику. Довольно резкая смена карьеры, не так ли? От уголовного права к частной собственности? Вону не отвечает. Сынчоль держит взгляд на дороге, видеть реакцию Вону ему не обязательно. Он просто должен сделать то, что сказал Джонхан. — Соскучился по уголовникам? Именно поэтому ты вызвался взяться за это дело впервые за шесть лет? Вону продолжает молчать. — Тебе это нравится? Защищать преступников? Помогать им выйти на свободу без каких-либо последствий? В то время, как их тринадцатилетней жертве потребовалась реанимация на неделю? Ты же видел записи, верно? Должен был видеть, это улика, — продолжает Сынчоль. — Когда ты смотрел на то, как её избивают, думал ли ты о том, что они могут сделать это вновь— — Нет, — шипит Вону и тут же обрывает себя. Сынчоль делает паузу, позволяя тишине наполнить машину. Звук голоса Вону эхом отражается в салоне, рассеивается дымом и призраками. Он включает поворотник, демонстративно проверяет слепую зону, меняет передачу, ускоряется и выезжает на шоссе. — Но знаешь, что я думаю, Чон, — медленно произносит Сынчоль. Осторожно и терпеливо. — Я думаю, у тебя не было выбора. Потому что на самом деле ты не работаешь в Сэвен, и я уверен, что ты нихуя не смыслишь в архитектуре. Твой настоящий босс — Чон Тэджун. Человек, чью дочь похитили те самые люди, которых ты защищал. Сынчоль бросает взгляд на Вону. Тот смотрит на него в ответ с непроницаемым выражением лица. — Задачка, не так ли? Но я её решил, — Сынчоль возвращает внимание на дорогу. — Простыми словами, всё это означает, что Чон Тэджун не хочет, чтобы эти люди были наказаны. Терять дочь он, конечно, тоже не хочет, но по какой-то причине не жаждет расправы за её похищение. Странно. По моему опыту, когда кто-то поступает иррационально, им движет страх. Так чего же боится Чон Тэджун? Что может быть хуже, чем позволить похитителям выйти на свободу? — Вот, что мне интересно. Что могло бы произойти, если бы они были наказаны? Даже новичок в полиции скажет, что похищение — дело рук йопок, а не разовая любительская акция. За операцией стоял кто-то, кто проследил за тем, чтобы похитители добились успеха. Кто-то, у кого есть достаточно власти, чтобы напугать даже чеболя. Наконец, Вону прерывает молчание. — Если думаешь, что всё знаешь, то зачем говорить со мной? Пытаешься записать моё признание? — спрашивает он бесстрастным голосом. — Ты хороший адвокат, Чон. Я знаю, что не выиграю, — продолжает Сынчоль. — Но я хочу поработать с тобой. Вону дёргается: — Ты не в своём уме. — Кто-то обязан с этим разобраться. — Нет. — Я должен. — Ты даже не понимаешь, что собираешься сделать. — Я вижу, как справедливость извращается, а суд превращается в театр. У меня кровь закипает, когда преступники выходят на свободу, — Сынчоль озлобленно кривится. — Я хочу, чтобы это прекратилось. Для этого мне нужен ты. — Ты понятия не имеешь, чего хочу я. — А ты хочешь, чтобы всё осталось, как есть? Чтобы влиятельные богачи продолжили превращать страну в руины? — Ты ничего не знаешь, Чхве. — Я знаю, что у тебя есть возможность на них повлиять. Ты в курсе всех их дел, и они прислушиваются к твоему мнению. Послушай, я понимаю, что за один день ничего не исправить, но мы обязаны попробовать, — пытается уговорить его Сынчоль. — Как ты можешь после той видеозаписи позволить похитителям вернуться в общество? — Нет. — Такое происходит каждую неделю. Сколько людей ещё пострадают только потому что… — Чхве, останови машину. — … Полиции можно заплатить, чтобы они закрыли глаза? — Чхве Сынчоль… — Потому что такие юристы, как ты, бегут за тем, кто больше предложит? Вону поднимает телефон, всё ещё включенный. Его палец зависает над кнопкой отправки. — Останови ёбанную машину. Выругавшись, Сынчоль сворачивает на обочину и нажимает на тормоз. Их обоих бросает вперёд. Двигатель шипит и замолкает. Сынчоль чувствует, как под кожей пульсирует кровь. — Ты чертовски бессердечный Чон,— выплёвывает он. — Ты думаешь, что я бессердечный, — из Вону вырывается смешок. — Тот прокурор на заседании, ещё совсем юный, не так ли? Ли Чан, кажется? — Даже не смей— — Он так увлечён. Так умён. Очень хорош для своего возраста. Я уверен, что он многого добьётся, — Вону поднимает руку и жестом останавливает Сынчоля. Его взгляд пронзает насквозь. — Но позволь мне рассказать, что произойдёт через несколько лет. Он получит дело. На скамье подсудимых окажется не просто какой-то мудак, а сын чеболя. Вождение в нетрезвом виде, превышение скорости, смерть пешехода. Непредумышленное убийство по неосторожности. Есть записи камеры видеонаблюдения и с видеорегистратора. Всё кристально очевидно. Вону продолжает: — Но однажды, когда он будет дома, в дверь постучат, и он откроет. Внутрь войдут люди. Много людей. Они усадят его и скажут, что он должен провалить судебный процесс. Миллион вон. Гарантированное продвижение по службе. Новая работа, пятикратная зарплата. Всё, чего ему только захочется. — Он откажется. Это взяточничество. — А может ли он отказаться? — на лице Вону появляется мрачная улыбка. — Они в его доме. Они знают, где он живёт. Их больше. Это не те люди, от которых можно отмахнуться и забыть. Он либо сразу же согласится, либо ответит, что ему нужно подумать. Чан сообразительный малый. Он примет правильное решение. Сынчоль смотрит на Вону. Тот возвращает его взгляд. — Ты говоришь, что люди действуют иррационально, когда ими движет страх. А чего они боятся больше всего? Ответ зависает в воздухе. Они оба думают об одном и том же и не произносят этого вслух. — Ты знаешь, сколько стоит убить человека? — Вону понижает голос до шёпота. — За любого случайного прохожего фиксированная цена — пятьсот тысяч вон. Кто-то готов убить за бесплатно, за обещание погасить долги и гарантию комфортной жизни в тюрьме. — Детектив полиции? Немного дороже, и планировать придётся дольше. Но всё, что меньше миллиона, — это мелочь для чеболя. Новая многоэтажка стоит несколько миллиардов. Государственный контракт? Триллион, запросто. Если на пути окажется любопытный детектив, — Вону переводит дыхание. — Он тут же исчезнет. — Помнишь репортёра? Бу Сынквана? Того, кто собирался обнародовать доказательства секс-торговли в клубах Каннама? Сынчоль напряжённо кивает. — Знаешь, сколько стоила его жизнь? — Вону снимает очки и трёт глаза. Когда он говорит вновь, его голос дрожит нотками безумия. — Вступительный взнос в университет. Сынчоля окатывает холодом. — Тебе удалось далеко зайти. Дальше, чем остальным, — Вону опускает взгляд. — Я не знаю, кто твой источник, но ему лучше быть очень, очень осторожным. Потому что… — Для этих людей мы — ничто, — заканчивает он твёрдым как сталь голосом. — Как может один полицейский разрушить империю? А потом что? Вот ты разобрался с Чоном, но что дальше? Ли из Самсунг? Чоны из Хёндай? Чхве Сынчоль, ты не понимаешь. Ты всего лишь человек, а это — система. — Называй меня бессердечным, — Вону откидывается назад. — Но я просто хочу жить.

_________________________

— Ты не собираешься говорить о работе — почему? В этом весь Джонхан. Никогда не спрашивает Сынчоля, о том, что он собирается сделать, потому что уже знает сам. Он лишь интересуется, почему. Сынчоль врывается внутрь, скидывает ботинки и одновременно пинком закрывает дверь. Он спешно приближается к Джонхану, тесно прижимается к нему, грудь к груди, бедро к бедру, запускает пальцы ему в волосы. Он целует Джонхана не потому что ему хочется, а потому что просто необходимо. Необходимо быть рядом с кем-то, кто не преподнесёт никаких сюрпризов, кому неведомы все эти хитросплетения и преступления из прошлого и— — Не думай, — шепчет Сынчоль между вдохами и выдохами. — Ни о будущем, ни о чём другом. Сосредоточься на мне. — Только ты, Сынчоль, — обещает Джонхан, обвивая руками его шею. Он пятится вглубь квартиры с уверенностью, какая может быть только у ясновидящего, и Сынчоль позволяет ему тянуть себя вслед. Они останавливаются в гостиной, Сынчоль прижимает Джонхана к спинке дивана, опускает губы на его шею. Следующую остановку они делает уже у письменного стола. Джонхан развязывает узел на шее Сынчоля и бросает его галстук на стул, а после ловкими движениями рук расправляется с пуговицами на рубашке и швыряет её в том же направлении: — Чтобы тебе было легче завтра. Сынчоль смеётся, уткнувшись в плечо Джонхана. Сердце переполняется счастьем. — Что я говорил про не думать о будущем? Хмыкнув, Джонхан расстегивает пряжку на его ремне: — Возможно ты плохо стараешься. — Да ты… — Сынчоль подхватывает его под бёдра и усаживает на стол. Джонхан обвивает ногами его талию, а Сынчоль возвращает своё внимание к его шее. Прикусывает Джонхана за плечо и наслаждается его судорожными вздохами. Толкает его дальше, но прежде чем опуститься на столешницу, Джонхан отодвигает в сторону стоящие там вещи. Ах, значит он всё ещё заботится о том, что будет. Сынчоль наклоняется к нему, но не кусает вновь, а проводит обоими рядами зубов по его шее, цепляется клыками за воротник Джонхана, ведёт языком по ключице, запускает ладонь между его ног. — Ах! — Джонхан запрокидывает голову назад. — Сынчоль, Сынчоль, Сынчоль. — Мне нравится тебя слушать, — выдыхает Сынчоль ему в рот. — Что там твои предсказания? Мы доберёмся до спальни? Джонхан лишь тяжело дышит и бездумно моргает. Его взгляд пуст. Сфокусироваться на вопросе он не в состоянии. Вот и хорошо. Сынчоль доволен. Джонхан ни о чём не думает, и Сынчоль намерен оставить всё именно так. Заставить его выбросить из головы всё, кроме этого момента.

_________________________

— Ты знаешь, как умрёшь? — спрашивает Сынчоль. — Нет, — Джонхан поправляет волосы, чтобы не примять их во сне. — Кажется, у меня начнётся деменция. После определённого возраста всё такое… Внезапно Джонхан напрягается. Спустя секунду в голове Сынчоля проносится мысль: — Тогда… — Не спрашивай, — Джонхан останавливает его взглядом. Сынчоль проглатывает вопрос, позволяя тишине между ними наполнить густую темноту. Она гноится и разрастается, настолько тягучая, что её можно почти почувствовать. Джонхан прерывает мгновение безрадостным и натянутым смехом: — Но ты всё равно спросишь. Вот почему я знаю, что ты собираешься сказать. Разглядывая потолок, Сынчоль думает над тем, чтобы ничего не спрашивать вообще. Если он навсегда сохранит этот вопрос в себе, изменит ли это будущее? Тогда он выбирает спросить другое: — Ты когда-нибудь ошибаешься? — Нет, никогда, — Джонхан поворачивается спиной к Сынчолю. Он хватает простыни и оборачивает их вокруг себя. — Если я что-то помню, это обязательно произойдёт. Бывают моменты, которых я просто не вижу… Я имею в виду… Я знаю, что в будущее невозможно вмешаться, но бывает такое, чего я просто не помню, и мне интересно, значит ли это, что такие моменты ещё можно изменить. Сынчоль взвешивает свои следующие слова. — Я буду с тобой? В конце? Ответ следует не сразу. — Ты знаешь правила.

_________________________

— Что бы ни случилось, я не хочу тебя забыть, — признаёт Джонхан. За окном утро. Джонхан собирает волосы в низкий хвост, и Сынчоль целует его в затылок. — Но ты ничего не можешь с этим поделать, Ханни. — Когда ты рассказываешь мне что-то о себе, я не хочу это забывать, — Джонхан берёт ручку и лист бумаги. — На случай, если это будет в последний раз, и ты больше никогда этого не скажешь. Он что-то записывает и оборачивается, обнимая Сынчоля и притягивая его к себе: — Хоть я и не помню ничего, что у нас было впервые, я хочу знать, что эти моменты были. Они целуется вновь, нежно поначалу. Лишь прикосновения губ. Ладони Сынчоля на чужом лице. Из Джонхана вырывается стон, и Сынчоль тут же бросается вперёд, толкая его обратно на постель. Он хочет почувствовать каждую частичку его тела. Джонхан, его поцелуи и всё остальное — это тепло, дом, счастье и— — Ханни, я люблю тебя, — шепчет Сынчоль. — Я люблю тебя. Джонхан отвечает на поцелуй отчаянно и откровенно. Толкается вперёд и одновременно тянет на себя, ближе и ближе. Словно не может остановиться, чего бы это ни стоило. Шепчет ответное признание ему в губы: — Я тоже тебя люблю, Чолли. Очень-очень. — Я не дам тебе забыть, — бормочет Сынчоль. — Поэтому повторю завтра, чтобы ты вспомнил об этом сегодня, после того, как я уйду. И скажу вновь на следующий день. — Не хочу забывать, — Джонхан закрывает глаза и сжимает руки на теле Сынчоля так сильно, что тот уверен, что когда он снимет рубашку вечером, на ней останутся глубокие складки. — Я не хочу тебя забывать. — Этого не произойдёт, я обещаю, — Сынчоль заключает его в объятия, кладя голову Джонхана на сгиб своей шеи. Хочет укрыть его всего теплом собственного тела. Он прижимает подбородок к чужой макушке и замечает листок бумаги, на котором Джонхан до этого что-то писал. 24 сентября, он признался в любви.

_________________________

Рядом с телевизором приклеен стикер, на котором написано: «Сынчоль самый младший в семье». В наполовину прочитанную книгу вложена записка: «СЧ: ничего слишком кислого или острого». На обеденном столе лежит открытый блокнот. Сынчоль вспоминает, как прошлым вечером они смотрели дораму и часами целовались на диване, но до этого Джонхан что-то записывал, пока сам он был занят у плиты. Теперь же перед уходом Сынчоль бросает взгляд на страницу. Он целует тебя в шею, когда ты завязываешь волосы. Его губы такие мягкие, что тебе хочется прикусить их и посмотреть, что будет. В его руках тебе спокойно, безопасно и очень хорошо.

_________________________

Хансоль заканчивает свою ротацию в подразделении Сынчоля и переходит в отдел дорожного движения. Когда Сынчоль получает имейл с этой новостью, из него вырывается такой громкий стон, что Джихун бросает в него сандалию. Самого Джихуна переводят в Антикартель в Гимпо. Его зарплата становится выше, и Сынчолю остаётся только ныть, пока тот не обещает угостить его самгёпсалем за свой счёт. Джихун хоть и ворчит, но бронирует дорогой ресторан и заказывает им двойные порции, пока они не наедаются до отвала. В офисе становится тихо. Больше не слышно ни Хансоля, читающего астрологические колонки вслух, ни постоянного грохота клавиш Джихуна. Новенький парень в подразделении ведёт себя с ним ошеломляюще неловко, как и два другие детектива-констебля, которые пришли на место Джихуна. Заменить Джихуна никто не в состоянии, но Сынчоль, по крайней мере, ожидал от новичков компетентности. А с этим тремя членами команды он чувствует, что его продуктивность и энергия летят в трубу. Единственными лучиками солнца в этой рутине остаются вечера у Джонхана. Сынчоль уходит с работы, думая о Чонах, о сложной иерархии, состоящей из дочерних компаний внутри дочерних компаний, о совпадениях в членах советов директоров и пересекающихся семейных ветвях. Он думает о Вону, обо всех нераскрытых делах за последние десять лет и о таинственных смертях. Думает о том, чтобы пойдёт на работу завтра и может не вернуться домой. Получится ли у меня? — думает Сынчоль. — А должен ли я? Полицейский против чеболей, против всей системы, корни которой уходят глубоко в прошлое из поколения в поколение. Сынчоль понятия не имеет, куда смотреть, с чего начать и в каком направлении двигаться. Даже если он докопается до правды, то что тогда? Что изменит один полицейский, чья жизнь может стоить как вступительный взнос в университет для восемнадцатилетнего выпускника? Но как только Сынчоль видит возвышающийся вдали жилой комплекс, башню Наксан на заднем плане, Итэвон к востоку и круглосуточный магазинчик рядом, он чувствует, как с плеч слетают оковы забот. В голове уже звучит знакомое: «Чолли», ужин всегда готов к его приходу, а на лице Джонхана играет ласковая улыбка, когда Сынчоль собирает для него в ложку остатки жареного риса с кимчи.

_________________________

— Я ясновидящий, а не карьерный консультант, — отвечает Джонхан. — Лучше поцелуй меня. У Джонхана в уголке рта соус, и Сынчоль смахивает его большим пальцем, на что тот улыбается. Ухмылку с лица Джонхана Сынчоль тоже снимает.

_________________________

Они лежат в постели, когда звонит телефон. Резкий и незнакомый звук пронзает мгновение. — Чоль… — задыхается Джонхан. — Шшш, — шепчет Сынчоль ему в кожу. — Сынчоль, остановись, — Джонхан кладёт руку ему на голову и отталкивает его. — Стоп. — Это может подождать, — Сынчоль обхватывает запястье Джонхана одной рукой, а другой скользит ниже вдоль его тела. — Сейчас главное — это ты. — Ах… — Джонхан зажмуривает глаза и отдёргивается прочь. — Ты должен поднять, это важно. Это Джихун. — Ладно, — Сынчоль неохотно поднимается. Он целует Джонхана ещё раз, прежде чем взять свой телефон. Он не звонит, но трель продолжается откуда-то со стороны. И тут Сынчоль понимает, что звук идёт от его запасного телефона, поэтому он прыгает через гостиную к своей сумке. На экране неизвестный номер. — Да? — Сынчоль, это я, — шипит голос, низкий и отчаянный. — Джихун? Почему ты— — Слушай, — Джихун болезненно кашляет. — Ты в поряд— — Заткнись, — обрывает его бывший напарник. — Хюпгэк-тан. Чоны. Они работают вместе. Что-то пошло не так. Мы не должны были найти его дочь. Мы должны были попытаться устроить из этого шоу, чтобы успокоить семью, они уже заплатили полиции. Никто не должен был обыскивать Янджон. Ты ведь спрашивал его об этом? — Джихун захлёбывается словами. — Неважно. Будь осторожен. Они знают. Они идут за нами. Есть ещё— Бах. Из трубки раздаётся треск. Что-то с грохотом падает. — Джихун? Джихун! — кричит Сынчоль. — Где ты? — Х. В. Ч. — задыхается Джихун, его голос звучит издалека. — Спроси… Бах. — Джихун! Ответь мне, где— Чьи-то шаги. Сынчоль замирает. Трубка шуршит, будто кто-то подносит её к уху. Сынчоль закрывает рот рукой. На другом конце слышен шум. Несколько секунд это просто тяжёлое дыхание другого человека — человека, который только что застрелил Джихуна, и сейчас стоит над ним — и помехи на линии, и Сынчоль, изо всех сил старающийся не проронить ни звука. Щелчок. Гудок. На том конце повесили трубку. Сынчоль смотрит на безмолвный телефон в руке. В ушах колотится сердце. Поборов оцепенение, он начинает спешно искать свою одежду. Носок под кроватью, рубашка на тумбочке. Телефон, кошелёк, ключи. — Сынчоль, всё хорошо? — Мне нужно идти.

_________________________

— Полицейский рейд пошёл не по плану— Херня. — Он был убит в перестрелке— Херня. — Дорогие друзья, сегодня мы собрались, чтобы почтить память Ли Джихуна, погибшего при исполнении служебного долга— Херня. Херня. Херня.

_________________________

Сынчоль нёс его к могиле. Молча наблюдал за тем, как сыплют землю на гроб. Коричневое на полированно-чёрном. Он всё ещё ощущает этот груз в руках. Никогда не забудет тяжесть гроба, тяжесть того, что осталось от Джихуна, его тела.

_________________________

Начальник полиции хлопает Сынчоля по плечу: — Вы дружили с детективом-инспектором Ли? — Да, сэр, — Сынчоль холодно кивает. — Он был хорошим человеком, примите мои соболезнования. Это были вы? — думает Сынчоль. — Вы отдали приказ убить его? Или вы сидели в своём офисе, закрыв на всё глаза? А сегодня после работы вернётесь в квартиру, за которую расплатились чужой кровью? — Спасибо, сэр.

_________________________

Сынчоль стучит. Из-под двери просачивается свет, в котором на мгновение мелькает чужая тень. Он ждёт, но Джонхан не открывает. Стучит снова. Тень замирает на месте. Сынчоль знает, что Джонхан в курсе того, что он скажет и сделает. Знает, что произойдёт дальше, и что уже произошло. Эта мысль злит ещё больше. В венах бушует огонь, плавит кровь. — Джонхан, — Сынчоль начинает закипать. — Я вижу, что ты там. Впусти меня. Ты уже всё знаешь, поэтому нет смысла тянуть время. Джонхан не шевелится. Вокруг настолько тихо, что Сынчоль слышит звук собственного дыхания. — Я не уйду и буду стучать всю ночь, пока не выйдут соседи. Ты знаешь, что я это сделаю. Пауза. Затем дверь распахивается, и Сынчоль влетает внутрь, хватая Джонхана за плечи. Тот выглядит испуганным, его глаза широко раскрыты и налиты кровью, будто он плакал несколько часов подряд. — Ты знал! — кричит Сынчоль. — Ты знал, что Джихун умрёт, и не сказал ему! Ты не сказал мне! Джонхан отступает глубже в квартиру, а Сынчоль продолжает двигаться на него. — Блять, ты с самого начала знал, и ничего не сказал. — Сынчоль— — Если бы ты сказал мне, я мог бы что-то сделать, чёрт возьми. Джихун мог бы что-то сделать. Не пошёл бы на задание, был бы более осторожным, притворился бы, что ничего не знает. Он не должен был умирать. — Я не могу! — Джонхан отталкивает его. — Я не могу так менять будущее! — Ты хоть раз пытался? Ты мог позволить попробовать мне. Я бы… Я бы мог… — Сынчоль сжимает руки в кулаки. — Он мог бы остаться жив. — Я не знаю, — Джонхана всего трясёт. — Только знаю, что мне нельзя. Может быть, я не могу, а может быть, я уже пробовал. Я не знаю. Я не могу вспомнить. — Не можешь вспомнить? — из груди вырывается сломленный и подавленный звук. Сынчоль смеётся над самим собой. — Конечно, не помнишь. Ты всё забыл. Джонхан вдруг смотрит на него вопросительно. — Сынчоль, я не понимаю, о чём ты говоришь, — он начинает быстро моргать. — Что случилось, Сынчоль? Почему ты злишься? Почему бы тебе не рассказать мне, что произошло? — Джихун— Сынчоль останавливается. — Кто такой Джихун? — спрашивает Джонхан. На нём ни испуга, ни горя, — вообще ничего. Только сочувственная забота, такая неуместная, что Сынчолю становится дурно. Джонхан подносит руку к своему лицу. — Сынчоль, почему я плачу? — Джихун это… — слова застревают во рту. Твой лучший друг со школы. Мой коллега. Я слышал, как он умер. Ничего из этого Сынчоль не говорит вслух. Если сказать, то Джонхан поймёт. Если сказать, то он вспомнит Джихуна, пусть даже на мгновение, прежде чем забыть его навсегда.