В самое сердце

Чону с досадой пинает ни в чем не виноватый мусорный бак у заднего входа в репетиционные залы. Очередная сигарета оседает в лёгких и на языке неприятной горечью, но она ничто по сравнению с теми чувствами, которые крутятся в его душе. Боль, отчаяние, обида… «Лукас покидает WayV и NCT после длительного хиатуса» пестрят заголовки новостных сайтов. Комментарии полны искренних «удачи ему в будущей карьере» и негативных «сам виноват», а от сердца Чону будто откололи целый кусок и выкинули подальше. Он докуривает, выбрасывая бычок в сторону и присаживается на крыльцо, доставая телефон. Мессенджер вибрирует сообщениями от Тэёна, видимо тот уже успел его потерять, но Чону только раздражённо смахивает уведомление — сам догадается, что не нужно беспокоить. Он открывает первый попавшийся сайт, тут же натыкаясь на картинку рукописного письма. До боли знакомый почерк и неровные буквы. «Я долго думал об этом решении, прежде чем покинуть группу, но в конце концов решил, что это будет лучшим решением для всех» Чону сглатывает. Лучшим решением? Он решил, что это будет лучшим решением? В сердце будто воткнули нож, и с тех самых пор, как он прочитал эти злополучные слова, из раны непрерывно текла струйка крови. Он всё понимает, против компании не пойдёшь и против их решений ничего не сделаешь, но почему он не сказал ему сам? Почему Чону должен был узнавать об этом так, от паршивых новостных сайтов с их кричащими и привлекающими внимание заголовками? Как же хотелось взять его за воротник, крепко вцепиться пальцами в ткань и как следует встряхнуть, заглянуть в глаза и найти ответ в них. Чону так любил его глаза, отражающие все чувства, душу, мысли… ─ Чону-я? ─ Дверь открывается, являя Доёна, явно не по своей воле сюда пришедшего. ─ Мы не можем продолжать репетировать без тебя, не ломай нам расстановку Он оглядывает сидящего на крыльце парня и вздыхает, присаживаясь рядом. Странно, обычный Доён такого бы не сделал. Не то, чтобы он какой-то чёрствый сухарь, просто… Чону отворачивается от глаз, в которых явственно читается сочувствие и даже жалость. Он хмыкает, поднимаясь на ноги и торопится уйти подальше, обратно в здание. Репетиция проходит как обычно. Кажется, только Доён, вернувшийся сразу же, как он зашел в зал, и Тэён, даже не отпускающий комментариев по его отсутствию, что-то подозревали. Для всех остальных он был самым обыкновенным Чону, разве что чуть более хмурым, чем обычно. Донхёк лип к Марку точно так же, как и всегда, а Юта звал его на обед, тоже как всегда. Всё было как всегда. Почти. Но его это волновало больше всех. В общежитие Чону вернулся один, мемберы разбежались по своим делам и он даже, наверное, был этому рад. Все эмоции смешались в одну кучу и вертелись внутри не переставая, будто тесто в миксере, из-за чего вычленить хоть одно понятное чувство из этой смеси он не мог. Будто облако заволокло его разум и все, что он ощущал — своё ноющее сердце. Кровь из воткнутого в него ножа всё не останавливалась. Последнее, что он ожидал увидеть в этот момент ─ глаза. Его глаза. Его глаза, всегда отражающие в карих радужках все эмоции, сейчас совершенно пустые и совершенно блёклые, без намёка на те искры, которые блестели в них в любое время дня и ночи. Лукас сидел на самом краю его кровати и теребил какой-то браслетик на руке. Чону пригляделся и едва сглотнул появившийся в горле комок ─ это были их парные браслеты. Купленные где-то на барахолке в другой стране, где они снимали очередной клип и после тяжелого рабочего дня убежали, будто нашкодившие дети, чтобы держась за руки ходить по магазинам другого города. «Чону-хён, смотри какие» ─ Лукас вырвал свою руку из его, чтобы протянуть два тоненьких браслетика. На одном висел значок с буквой «J», а на другом «L». ─ «Давай купим, у нас будут парные браслеты!» Конечно, Чону не мог сопротивляться его улыбке и большим щенячим глазкам, раскошелившись и на браслеты, и на другие безделушки, которые приглядывались младшему. Лишь бы он продолжал счастливо смеяться и смотреть на него таким взглядом. Отзвуки этого смеха из воспоминаний звенели в напряженном воздухе между ними. Лукас нервно дёргал браслет и молчал. Кажется, эта нервозность осталась последней эмоцией, которую можно было распознать на его лице, остальные же… просто пропали. Чону все же отмер и зашёл в комнату, закрывая дверь. Присев на кровать, он все же разорвал тишину, уже давящую на него своей тяжестью. ─ Ты пришёл сюда молчать? Лукас вздрогнул, кажется, не ожидая, что он заговорит так быстро. Он оглядел Чону пустым взглядом и наконец ответил. ─ Я… не знал, что мне сказать, ─ Его голос был хрипловатым и… он изменился. Он стал таким же, как и глаза, пустым и безэмоциональным. Таким сухим, как пустыня, а Чону будто путник, без воды забравшийся в самую середину. Он хотел было что-то язвительно ответить, но Лукас продолжил. ─ В смысле, я знал, я шёл, чтобы поговорить, но… стоило мне увидеть тебя вживую, как моё горло будто сжали, а все слова испарились из головы. ─ Мы же, вроде, всё с тобой уже обсудили, ─ Чону саркастично хмыкает и почти до скрипа сжимает зубы. ─ Я всё услышал еще тогда. В голове зачем-то всплывает воспоминание того дня. После начала хиатуса Лукаса, они почти перестали видеться вживую, сошли на нет даже их раньше такие привычные и обыденные телефонные разговоры и бессонные ночи за перепиской. Но Чону всё равно терпеливо продолжал ждать, получая в ответ все большее и всё долгое игнорирование всех его попыток контакта. Он пытался дать младшему время, дать справиться со сложной и непонятной ситуацией, поддерживал как мог, а в ответ… его только разворачивали обратно перед закрытыми на замок воротами чужой души. Чону не мог помочь ему, пока Лукас продолжал закрываться всё больше. В самый обычный, ничем не примечательный день, он лежал на кровати, наслаждаясь долгожданным выходным, который планировал провести с пользой, прежде чем не ответил на роковой звонок. Номер Лукаса так давно не появлялся в списке его контактов, что Чону моментально ответил, удивлённый и радостный, надеясь хоть сейчас поговорить о странностях в их изменившемся общении, в их отношениях, и найти решение. Потому что они всегда его находили. Оба всегда шли навстречу, решая разговорами все недомолвки. «Нам нужно взять перерыв» ─ слышит он родной голос, хоть и искаженный динамиком телефона, но до ноющего в груди сердца родной. ─ «Или… вообще расстаться» «Расстаться?» ─ Чону шепчет, будто разговаривая сам с собой, пока в голове возникают далёкие образы не такого уж и давнего прошлого. Вот Лукас, очаровательно смущаясь, пытается приглашать его на свидания и ненароком узнавать о любимых цветах. А вот, сидя на берегу моря, предлагает встречаться. Кажется, это было так давно. «Чону-я, это… Это провальный план и ты, думаю, тоже это понимаешь» ─ Голос Лукаса совсем не такой, каким он его помнит. Хрипловатый и сухой, хочется сказать, чтобы тот выпил чаю, а лучше заварить его самому, пряча их вдвоем под любимый шерстяной плед. Они больше не смогут лежать под ним, смеясь с нелепости очередного дорамного сюжета в редкие совместные выходные? А что это так ноет в груди? Сердце? «Сюйси…» ─ Какой-то полувсхлип вырывается из его горла, пока мысли витают совсем не в этом разговоре. Перед ним, будто взаправду, шумит море, а теплая большая ладонь накрывает собственную, замёрзшую. ─ «Ты серьёзно?» Хочется, чтобы тот сейчас рассмеялся. Так звонко, ярко, с широкой улыбкой, показывая все зубы, и весело говоря, что это всего лишь шутка. «Да» ─ Даже бетонная плита была бы легче, чем эти слова, обрушившиеся на него сейчас. Голос Лукаса звучит так, будто он уже всё решил и звонит только для того, чтобы, будто приговор, поставить его перед этим фактом. Хотя, наверно, так и есть, он любит быть тем, за кем остаётся последнее слово в важных решениях. ─ «Чону, Чону, я… Оставшись вместе будет только хуже, ты же понимаешь, правда? Понимаешь? Чону… прости меня, Чону» Прерывистые гудки знаменуют конец. Конец всего сразу: разговора, отношений, их… Чону сворачивается калачиком на кровати, обнимая подушку, чтобы спрятать в ней слёзы. Он не хочет из-за этого плакать, он выше этого, он достойнее. Но почему-то солёные дорожки все продолжают течь по щекам, а в груди что-то предательски тянуть. Потому что один из кусочков его сердца был заботливо подписан как «Сюйси». Теперь разбитый кусочек. Чону смотрит и смотрит на этого Лукаса, на его новую, измененную версию. Он всё такой же, может, разве что, чуть повзрослевший, с бОльшим количеством татуировок и подросшими волосами. «Ему идёт» ─ он проглатывает шальную мысль, не дав ей зародиться. Эту новую версию выдают глаза, это уже не тот Лукас, которого он знал раньше. Он больше не шлёт всем искрометные улыбки и его глаза не любопытно расширенные, отражающие весь мир вокруг на тёмной радужке. Он будто… повзрослел, но так резко, что это было травмирующе. Чону не знает, зачем он пришёл. В его сердце уже воткнули нож, ему достаточно, ему хватает тёплой крови, текущей из раны, чтобы не забыть. Чтобы копить в себе всё, что он хочет сказать, рассказать, как ему было больно, как ему было тяжело делать вид, что всё хорошо, когда хорошо не было ничего. ─ Я пришёл, чтобы… ─ Чону видит, как костяшки его пальцев белеют, когда он впивается в матрас кровати, на которой сидит. ─ Расставить все точки. Я уверен, тебе есть, что сказать мне ─ Сказать? ─ Чону удивленно хлопает глазами. Честно, это последнее, что он ожидал. Где-то в углу еще теплилась надежда, что Лукас пришёл, чтобы… вернуться. Но, кажется, в этом все точки он уже расставил. ─ Я сделал всё слишком резко, и… Даже не выслушал тебя, решил всё самостоятельно, ─ Лукас смотрит на него, будто изучает реакцию, а потом всё же отводит виноватый взгляд. ─ Компания хочет вернуть меня на сцену, так что, кажется, мы еще будем встречаться здесь… Я хотел, чтобы это было хотя бы не так неловко Чону очень хочется взорваться. Криком, таким же истеричным, как у драматичных дорамных девушек, но он силой воли уговаривает себя успокоиться. ─ Серьёзно, а заявиться в мою комнату не неловко? ─ Тон его всё равно чересчур злой и напряжённый. Это напряжение висит в воздухе, как тяжёлый груз. ─ Я слишком много времени провёл здесь и с тобой, чтобы мне было неловко, ─ Лукас почти шепчет, будто бы сам себе, но Чону все равно его слышит. А лучше бы пропустил мимо ушей, потому что дыхание спирает комком в горле и глаза почему-то начинают наполняться влагой. Чону резко встаёт, планируя убраться из этой комнаты как можно дальше, только чтобы не разрыдаться позорно прямо перед ним. Но так же резко вокруг его плеч внезапно оборачиваются руки, крепко обнимая, прижав к себе. Всё-таки, кое-что в Лукасе осталось прежним ─ родное тепло его вечно горячего тела. Чону всегда со смехом жаловался на его вечно тёплые ладошки и зимой грел об ним свои, почти ледяные. Сердца стучат друг напротив друга в бешеном ритме, будто соревнуются, и Чону кажется, что время замерло вокруг, потому что в этих ощущениях хочется раствориться и остаться навсегда. Потому что это заботливое тепло будто вынимает нож из ноющего сердца, останавливая кровь повязкой из родных осторожных прикосновений. Лукас был тем, кто вонзил в него острое лезвие расставания и он же был тем единственным, кто смог избавить его от этой боли. Чону наконец-то чувствует, что может выпустить из себя сгусток эмоций, который мешал ему свободно дышать, свободно чувствовать, свободно жить. Слезы текут по его щекам бесконечными ручьями, пока он, срывая горло, наплевав на всё, со всхлипами рыдал, уткнувшись в плечо Лукаса. Он скучал, он так скучал, он был готов простить всё, он был готов выслушать и понять, лишь бы остаться еще хоть на мгновение так, в ощущениях, которые больше напоминали сон, чем реальность, которая приносила не больше, чем очередные стрелы боли в хрупкое сердце в последнее время. Он был готов, но он не собирался этого делать. Мимолетное успокоение проходит так же быстро, как и пришло, а потом откатом возвращает всё, как было. Потому что больше ничего не будет как раньше, потому что никакое «прости» не заставит его снова раскрывать себя навстречу, чтобы ему ответили ножом в спину. Чону больше не собирается чувствовать себя брошенным. ─ Не трогай меня, ─ он торопится отстраниться, отцепить пальцы от чужой футболки, стерев онемевшими пальцами слезы с щёк. Лукас смотрит понимающе. Он не сопротивляется, когда его грубо отталкивают, не садится обратно, чувствует, что здесь ему больше не рады. Его глаза потеряли былую яркую искру, но чувства в них все еще отражаются. И лучше бы Чону сейчас не смотрел в омут его печали и тоски, потому что в собственной душе плещется то же самое, потому что хочется не отталкивать, хочется оберегать и защитить от того, что заставило его чувствовать всё это. Только вот Лукаса заставила череда случайностей, а Чону ─ Лукас. ─ Чону-я, подожди, ─ неуверенный голос останавливает парня, почти вышедшего из комнаты. Чону нужно было проветриться и желательно в одиночестве. Желательно так, чтобы наутро он не вспомнил ничего из этой встречи. ─ НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! ─ Он кричит, даже не разворачиваясь, хоть и зная, что никто и не собирался к нему прикасаться. Чону не хочет, чтобы тот трогал его мысли, его сердце, его ноющую душу. Это конец, и хоть боль от теперь уже добровольного разрыва бьёт в самое сердце, Чону не собирается менять своего решения. Он не собирается жертвовать собой. ─ Прощай, Сюйси, ─ последнее, что он почти неслышно шепчет, прежде чем тихо закрыть дверь за собой. Когда поздним вечером он вернётся обратно, здесь никого не будет. А о неприятном диалоге напомнит только тоненький браслет. «J»