Semper

Мрак окутал помещение, как только погасла последняя свеча, так же неожиданно, как и загорелась. Если честно, верилось уже очень и очень плохо, что это сработает. В любом случае, он же ничего не теряет, а значит и париться не за чем. Плотные шторы загораживали окна, хотя свет вряд ли бы помешал, так называемому, обряду, ведь на улице уже давно царила ночь, поглащая любой свет, кроме одинокого и очень тусклого фонаря, в одиночку работающего на весь район. Уже давно обещали, так-то, провести ремонт, или что требуется ради того, чтобы они все наконец заработали, но ничего так и не сделали. Обидно конечно, но не суть. Квартира у него была достаточно посредственная, хотя и довольно уютненькая. Ну, может где-то на обоях сальные пятна, ну, потолки с трещенами и следами от воды, которую во время недавних дождей не сдержала хлипкая крыша, живет он кстати на последнем этаже многоэтажного дома, так что все, что натекает с чердака, все к нему. Но это даже не влияло на состояние квартиры и было не так заметно, так что жилось вполне сносно, главное, что платить за нее не нужно было, ведь досталась она ему еще от покойных, после автоаварии, родителей, в которую они попали, когда ехали отмечать Новый год к друзьям семьи. Юра, конечно, тоже был в машине, да и не только он, но выжить посчастливилось только ему. С ними тогда еще и был его лучший друг - Никита, но и он получил достаточно серьезные травмы и умер, не успев доехать до реанимации, на кушетке. Юру тогда чуть откачали, но ничего страшного, что могло оставить его, допустим, инвалидом не было, за что он конечно очень благодарен, но все же лучше было бы , если бы он умер в этой катастрофе вместе со всеми, чем вот так продолжать беспечно жить, будто ничего и не случилось в квартире, где когда-то чуток выпил за общим столом на дорожку его отец и не справился с заснеженой дорогой, когда какой-то придурок выскочил на встречку. Лучше бы он действительно умер там, чем каждый раз перед сном прокручивать все это, словно случилось это не четыре года назад, а вчера он только очнулся на операционном столе. Перед глазами до сих пор стоит смех матери, рассказывающей, что надо бы сделать пару фоточек вокруг елки, а веселый голос Никиты обещает, что точно организует хоровод под самые новогодние и заезженные песни. Юра тогда тоже улыбался, горящими глазами улавливая снежинки, тающие на лобовом стекле. Улыбался ровно до того момента, когда не увидел два стремительно приближающихся прожектора, ослепляющих сразу всех четверых людей, заставляя отца схватиться за руль, судорожно выворачивая на обочину, которая была оврагом, уходящим вниз к высоким деревьям с заснежеными верхушками. Он даже не успел понять, попытаться затормозить, хотя это все равно не получилось бы, ведь вся дорога была покрыта легким слоем скользкого льда, скорее всего наооборот занесло бы куда больше. А дальше все как видео пленка на самой ужасной камере. Их машина покатилась вниз, переворачиваясь несколько раз, и в конце врезалась в дерево полу боком, обвиваясь вокруг него. Юра сидел на сидение, которое оказалось самым дальним, поэтому остался жив. Но он желел, что именно в этот день его посадили со стороны матери, хотя все время он сидел прямо за отцом. Может тогда был бы жив хотя бы Никита, и ему не нужно было смотреть в глаза его рыдающей матери, которая обвиняла только вышедшего из больницы парня, потерявшего родителей и лучшего друга, во всём случившемся. Но он не был виноват. Никто кроме водителя, который вылез на встречку не был виновен. Может это была и судьба, может просто стечение обстоятельств, но он был точно не виноват в этом. Не виноват, что в тот раз сел с другой стороны, не виноват, что не заметил встречную машину раньше, чем все остальные, не виноват, что выжил, не виноват в том, что случилось. Его вины нет, но почему же так грызет внутри, словно он сам подстроил эту аварию, убив всех близких себе людей, которых любил всем сердцем? Впрочем, сейчас он уже не так относиться к этому, как относился сразу после аварии. Да, его близкие люди погибли, да, он остался один и выжил, да, теперь его ненавидят многие родственнички из-за того, что не смогли захапать себе квартиру покойников, ведь сын остался жив и все по наследству перешло к нему. Но этого ведь не изменить. Это уже произошло и ничего уже не попишешь. Очень хотелось бы, но нет. Тем более и сами родители бы хотели, чтобы он жил дальше. Смерть случается, порой совсем незаметно, когда-то может заявиться и к тебе на порог, все, к большому сожалению, умрут, когда настанет их черед. Конечно, тоска не отпускала ни на миг, но разум уже медленно стирал из памяти звуки торможения колес встречной машины, то, насколько непроглядный был снегопад, как отец убрал одну руку с руля, открывая окно и все, что могло легко забыться. Скоро и все забудется, будут только в память стоять надгробия с выгравированными ликами близких среди точно таких же камней с датами смерти. Юра не хотел забывать, но раз этого действительно не избежать, то зачем париться. Все равно их не вернуть. Все равно он больше никогда не будет сидеть за одним столом с отцом, обсуждая старые фильмы, все равно не будет слушать бубна матери о том, что никто не помогает с уборкой перед тем, как встать и предложить свою помощь, все равно уже никогда не будет по дибильному ухахатываться с Никитой со всего подряд, паралельно ведя философские разговоры. Все равно это все уже кануло в Лету. Так не легче ли просто смериться со смертью, а не продолжать отрицать ее? Правая свеча чуть колыхнулась. На самом деле, он не совершенно верил, что что-нибудь получиться. Ну вот вообще. Разве вызвать духов возможно? При чем так топорно и клишированно, как обычно показывают в самых заезженных ужастиках. В круг выставлены девять горящих свечей, а посередине начерчено что-то на подобии пентаграммы, на самом деле он вообще понятия не имеет что это такое, но сайт, на котором он это все отрыл, говорит рисовать именно это, причем воском от свечи, которую надо зажечь раньше остальных и использовать на рисунок последние ее издыхания. Ну, точнее, отрыл не он, а его коллега по работе, котрой все не имется. Всегда ей надо как-то растормошить парня или заставить сделать глупость на подобии той, что он делает сейчас, взамен на какие-нибудь плюшки из разрядая взятия еще одной смены на себя, или прикрытия перед начальством. Так что, в принципе, за такое можно и не такой хуйней позаниматься. Делать все равно нечего было. Ничего не произошло. Как и ожидалось. Но обидненько, если честно, ведь рисовал он это пентаграмму несчастную минут десять, а свечи расставлял и искал по всем магазинам в своем районе еще больше, а в итоге развлечения на пол часика, пока бедняжки восковые догорали, марая свежевымотый пол. Ну да блять, опять мыть, да еще и отскабливать эти пятна воска. Но всем этим он займется позже, сейчас не до этого. Живот завурчал, привлекая внимание. Со всеми этими замароками по поводу этой поеботы сатанинской он совсем забыл сварганить че-нибудь себе на ужин, только сейчас понимая, наскольно проголодался. Встав наконец с корточек и подрыгав онемевшими ногами, Юра потянулся вверх, закрывая глаза, поднимая голову к потолку. Спина тоже затекла пиздец. А после зевнул, зажмурившись, прикрывая рот рукой, так и не опуская голову, шея тоже затекла все время смотреть вниз. Еще раз потянувшись в том же положении, он расслабленно открыл глаза. Открыл, чтобы закрыть еще раз. Открыл, чтобы тут же упасть обратно на пол, переставая дышать. Открыл, чтобы прямо перед собой увидеть то, что навряд ли когда-то забудет вообще. Вокруг все начало кружиться, а ноги подрагивать, как и руки, собственно. Казалось, что он под спидами, причем не слабыми. Мир резко обрел более яркий контраст, но размывая все перед глазами, которые, казалось, стали намокать. Захотелось зажмуриться, чтобы не видеть. Зажмуриться, чтобы все прекратилось. Он больше не хочет этого видеть, пожалуйста, нет. Ему хватило тех пяти секунд, пока он стоял и смотрел на потолок. Ему их прекрасно хватило, чтобы понять, что это конец, окончательный том из цикла его жизни под названием "Ад". Мир не прекращал вращаться, а все мысли улетучивались. Казалось, что башка полностью стала полой, а разум пустым. Он вообще не понимал, что происходит, и не хотел понимать. Ему было достаточно того, что он уже увидел. Увидел там, на потолке. Как только взгляд прояснился после зевка и черных точек после зажмуривания, он перестал дышать. Наверху, там, на потолке, вывернувшись под непонятным углом, сидела тварь. Настоящая тварь. Такая, как в страшилках показывают. Длинные конечности, в некоторых местах вывернутые или обглоданные до костей, не понятно, как они еще функционировали без мыщц, но сейчас далеко не время думать об этом. Рванная одежда напоминала что-то на подобии свитера, такого, с оленями вроде, словно смутно знакомым. Длинная шея была вывернута странным образом, будто ее хозяину не только свернули голову, но и прокрутили несколько раз, ломая все позвонки шейного отдела. Отвратительная жижа стекала по всем ранам, капая на пол и лицо Юры, будто бы замораживая кожу. Она была почти черная, склизкая, похожая на запеченую кровь, и похоже, это она и была. Вязкая и отвратительно пахла чем-то затхлым и гнилым. Вообще все существо пахло ужасно. Нос забивался от этого трупного смрада, а глаза начинали слезиться, не в силах перенести этот вонючий ужас. В некоторых местах все было переломато настолько, что торчали кости, поломанные кости. Грудная клетка вообще была чуть-ли не вскрыта, а некоторые из костей были вывернуты назад, прорывая спину. Это напоминало древнюю пытку кровавый орел. Вообще, не известно было, была ли такая пытка или нет в принципе, но вот сейчас, смотря на это существо, показывающее наглядный пример, как она бы выглядела в конечном варианте, Юры бы не хотел, чтобы такое когда-либо существовало. Голова, что до этого была повернута к потолку из-за сильного перекрута шеи, резко дернулась и начала быстро вращаться, раскручивая шею, или то, что от нее осталось. Это было похоже на целлофановый пакет, когда ты закрутил его за ручки, а после отпустил и тот начал стремительно кружиться, чтобы прийти в изначальное положение. И вот когда голова остановилась, а лицо свесилось прямо над Юрой, тот наконец упал на пол, не в силах как-либо удержаться на ногах. Это голова, обезображенная и мерзкая голова, носила короткую прическу тёмно-каштановых волос, эта ебанная голова носила ебанное знакомое лицо. Эта ебанная голова принадлежала Никите. Вокруг все не перестает кружиться, мерцать, а из глаз от напряжения все же начинают лить слезы. В ушах стоит ужасный звон, перекрывая все звуки, которых не было: ни за окном, ни за стенами, ни на лестничной клетке, ни на улице. Нигде блять не было ни звука, лишь ебанный звон. Его будто контузило, а после въебало тяжелыми наркотиками. Что происходит? Что, твою мать, происходит? Какого хуя? Когда же в эту сраную карусель разноцветных огоньков и вырвиглазных галюцинаций ворвалось снова то же обезображенное лицо, Юра схватился дрожащими руками за волосы, начав тянуть их в разные стороны от ужаса. Это кошмар. Это не по настоящему. Такого не может быть. Это же закончилось. Почему оно происходит? Да, это точно кошмар. Просто кошмар. Такие снились Юре почти два месяца после аварии, заставляя сходить с ума и грязнуть в чем угодно, кроме реальности. Почему это снова началось? Почему ему снова это снится? Чем он это заслужил? Если ущепнуть себя, то можно проснуться - вроде так было написано на там сайте. После пятого кошмара с таким содержанием, Юра в панике прощупывал все слои сайтов и видео, пытаясь найти способ, как быстрее всего очнутся ото сна. И найдя способ с щепком, он буквально прыгал от счастья, когда понял, что это работает. Рука, сжимавшая волосы, потянулась к горлу, зацепляя дрожащими пальцами кожу, сильно сжимая между собой. Сейчас это закончится. Сейчас все пройдет. Но это не прошло. Вокруг щепка кожа стала краснеть, начиная образовывать синяк. В панике, рука снова схватила еще один кусок кожи, впиваясь в нее ногтями, сильно защипывая. Ничего. Ничего не произошло, все как осталось, так и было. Лицо все еще находилось прямо перед ним, приблизившись еще ближе за то время, пока Юра лихорадочно жмурился, сжимая волосы и щепал свою шею. Никита улыбнулся разорванным ртом. Нет! Это блять не Никита! Рука, что до этого держала его на потолке, так как другая обезображенно-свернутая поломанно и безвольно свисала вниз, иногда подрагивая пальцами, потянулась к Юре, из-за чего Никита потерял последнюю опору, свалившись на пол, распластавшись грудой костей и гниющей плоти. Голова, висевшая над лицом парня, упала на его поджатые колени, сразу скатываясь к животу, упокоив длинную, не способную держать ее шею, между ног. Челюсть щелкнула, закрывая разорванный рот, отчего несколько хрящеков шеи прорвали гортань и из нее брызнула застоявшаяся жижа. Кровь желейной массой вылилась на футболку Юры, пропитывая ее ужасным смрадом, покрывая кожу огромными мурашками из-за собственного холода. Работающая рука снова потянулась к лицу Юры, не способного даже двинуться, хватая того за скулы своми облезлыми пальцами, где с трудом держались лишь мышцы без оболочки, сжимая, и почти дырявя нежную кожу. От сильного напора целюсь открылась и гнилая кровь, стекающая по лицу от ладони твари, сразу же стекла внутрь, отчего все внутри начало неметь, а язык щипать. Это не сон. Это реальность Из-за невозможности поднять голову на сломанной шее, рука, что сжимала скулы Юры, поднялась к волосам, размазывая по всему лицу отвратительную жидкость, притягивая за них голову парня к его же животу, чтобы она была рядом с безвольной Никиты, заставляя согнулся пополам. Это не Никита, он мертв! А оно живое? Слегка повернув свою голову, или что-то похожее на это, лицо Никиты изменилось. Рот наконец снова раскрылся, порождая гримасу, что на нормальном его лице, выглядело бы как нежная улыбка, начиная что-то шипеть. – Tandem..m ..inveni te.. – кровь продолжала сочиться из его рта, пока он с трудом двигал челюстью и обрубком языка. Юра не понимал ничего. Да скорее всего он также бы не понял, если бы Никита сейчас заговорил на русском, как и раньше. Он вообще ничего не понимает. – Eg..o te ta...ntum..m..desiderari.. – рука соскальзывает с длинных волнистых волос, падая куда-то за спину, сжимая талию, но Юра не двигается. Просто не может. Вообще не может ничего сделать, все тело онемело. – Aut q..uis ibi..t ad roga..ndu..m pro pace tu...a? – глаза начали медленно закрываться против его воли. Почему он не может ничего сделать, почему он не может их остановить? Почему он не может вздохнуть? Рука мертвеца еще сильнее сжимает тело в своих руках, разрывая одежду и впиваясь в кожу, но Юра это не чувствует, смотря в пустые глазницы друга из последних сил, будто там есть глаза. – Sci..as q..u..ia a..mo te.. Глаза наконец полостью закрылись и вот только сейчас он почувствовал эту боль, что приносила рука, рвав его кожу. Ужасно больно. Больно, больно, больно, больно. Больно. Сил это терпеть уже не было. Слезы не прекращали течь по измазаному кровью и гнилью лицу, падая на Никиту. Это...Никита? Да, это Никита. – П.. Прости.. Прости меня.. – голос надорвался, хотя он вообще не был уверен, что сказал это. Язык онемел и двигался с огромным трудом, а горло дрожало, будто он болел бешенством, держа в руках стакан, полностью заполненый водой. – N..on e...st c.u..l...pa m...ea, ne quid e..rres.. – протянул Никита, двигая головой, утыкаясь сильнее куском оголенного черепа к живот. – ¡T..e llev..a..mo...s! – кажется, он начинает падать. Все мысли улетучиваются, пустая голова не ощущается совсем. Звон в ушах прекращается. Ему не больно. Ему так хорошо. – ..Si..t scrip..tor es..s..e si..m..ul..? Se..m..pe.r.. Дверь распахивается и уже чуть пьяненькая тетя Света чуть ли не пищит, набрасываясь на него с объятиями. – Ой Юрка! Юрка! Как вырос то, ну как вырос! – причитает она, расцеловывая все щеки парня, пока тот смущенно отводит взгляд, сгибая спину под напором висящих на его шее рук, наклоняясь ближе к невысокой женщине. – Ром, ты где? Иди встречать давай, приехали уже же! Ой, ну вымахал, богатырь! Жених прям! – отец с матерью смеются, пока Никита пытается закрыть за собой дверь, пытаясь на заржать на всю квартиру от слов женщины.– Марин, ну что вы в дверях то мнётесь, раздевайтесь давайте! Тетя Света наконец отпускает из плена своих рук Юру, бросаясь к подруге, целуя ее в щеку, а после обнимая и ее мужа, наконец замечая еще одного гостя. – А ты, должно быть, Никита? – щурится она, вопросительно поднимая бровь, а по телу парня начинают метаться мурашки от этого оценочного взгляда. – Юрка, а я теперь верю твоим словам! – Юра позади заливается краской, отворачиваясь к пришедшему дяде Роме. –Приятно познакомиться, можешь называть меня теть Света. Ты не представляешь, сколько всего Юра мне про тебя рассказывал, вообще не затыкается! – удивленно подняв брови, Никита опускает взгляд, наклоняя голову, совсем нежно улыбаясь, а после хлопает себя по щекам, пытаясь убрать точно проступивший румянец. – Ну давай, давай, проходи, не стесняйся! Громкий смех разносится из кухни, где Юра уже переключает канал с новостями под шуточно-гневные крики дяди Ромы. Все быстренько разделись, перемещаясь в зал, за большой накрытый угощениями стол, над которым ярким светом искрилась люстра, обвязанная мишурой, точно такой же, какая была на елке в конце комнаты. Все еще находясь на кухне, Никита облокотился на стол рядом с Юрой, наливающим себе стакан воды, явно трясущимися руками. – Ну и что ты обо мне рассказывал? – ухмыляется Никита, тыкая пальцем друга в бок, отчего тот не сильно дергается, поворачивая голову и смотрит долго, почему-то напряженно, а после расплывается в такой ужасно яркой улыбке, что старший аж глаза начинает жмурить, чтобы не ослепнуть. Вот бы он так всегда улыбался мне. – Ничего особенного, – нет, особенное там кое-что было, но об этом он не будет. – просто о том, какой ты прекрасный друг. – и смеётся, не отрывая глаза от Никиты, не может насмотреться. – Ты не представляешь, мне такой сон приснился, я тебе потом расскажу. – Это когда ты в машине уснул? – не может в ответ не улыбнутся Никита, отчего-то покрываясь мурашками, словно что-то было не так. – Да. – соглашается Юра, не переставая смеяться, улыбаясь так широко, как только может. Он не сказал ничего смешного, но Никиту будто тоже отпускает и он начинает посмеиваться вслед за ним. Почему-то там хорошо становится. Так счастливо. – Кошмар, но я рад, что он закончился. Пошли быстрее, а то сейчас все салаты съедят. Но Никита бы постоял еще немного, здесь, вдвоем с Юрой, смеясь с непонятно чего. Внутри было так легко, а голова совсем пуста. Да, как хорошо, что все сейчас так. Как хорошо, что Юра рядом. Как хорошо что они вместе. Semper. Кровь заливает паркетный пол, просачиваясь в маленькие засовы между досок. Теперь ее уже не отмыть, да и вряд ли кто-либо будет. Никому уже из родствеников не нужна квартира, о которой они так грезили после аварии и смерти ее хозяев, но которая к сожалению досталась их чудом выжившему сыну. Сыну, что уже не претендует на это сраную квартиру. Сыну, чей распотрошенный труп нашли в комнате, залитой кровью. Сыну, которого похоронили рядом с его родителями и лучшим другом, что умерли в страшной аварии, в которой должен был умереть и он, но к счастью ему удалось выжить. К несчастью. Сыну, что теперь навсегда упокоен под землей. Сыну, что наконец приехал отмечать Новый год к друзьями семьи, веселясь с другом, обнимаясь с матерью и шутя с отцом. Юре, что счастлив. Semper.