Виктория

      Тонкие татуированные пальцы поползли вверх по коленке. Акума недовольно нахмурился и дернул ногой, пытаясь стряхнуть с нее назойливую лапу, но та в отместку сжала ляжку, даже через ткань домашних штанов впиваясь ногтями в кожу до боли. Серёжа поднял глаза:       — Чего тебе?       Он обиделся. Пятнадцать минут назад вместо того, чтобы провести с ним время и уделить внимание своему дорогому партнёру, Кир ушёл дрочить в другую комнату, и даже базовое «Тебе помочь?» не сработало — тот махнул рукой и закрыл за собой дверь. Вернулся недовольный, видать, остался без оргазма, теперь липнет и не дает нормально скроллить тик-токи.       — Ну солнышко, — заныл Кир, поглаживая ногу большим пальцем. — Дашь?       — Нет, — ответил Акума, подняв удивленно брови, и отвернулся к стенке. Телефон, лежащий в руке, едва вздрогнул, когда Кир положил ледяную ладонь на талию и забрался под ткань футболки.       — А если возьму?       Серёжа заинтересованно оглянулся назад, думая пару секунд, прежде чем выпалить:       — Попробуй.       Большего не нужно. На этом, в принципе, всё, что от Акумы вообще требовалось. Остальное Кир сделает сам. Только в этот раз он хочет как в порно, чтобы один в один то, что увидел пару минут назад на экране. Мог бы додрочить и на него спокойно, но в голове так засели картинки, где Акума валяется, как эта тёлка, которую дерут, отъебанный, что даже член обмяк, хотя должен был наоборот — порно внезапно оказалось неинтересным по сравнению с тем, что Кир мог лицезреть перед собой лично и даже участвовать в этом.       — Повернись ко мне.       О-окей, что-то новенькое. Акума выключил телефон, кинул его на тумбу и лег снова прямо, приподнимаясь на локтях поближе к изголовью. Их кинг-сайз кровать была и правда королевской: широкая, высокая, богатая на мягкие игрушки, вытащенные когда-то из автоматов; одеяло, скомканное после целого дня отлеживаний, валялось в уголочке, подушки придерживали спину, и Сережа неловко ёрзал, глядя на Кира сверху вниз. Тот выглядел, как змий-искуситель. Бешеные, блестящие глаза смотрели с вожделением, искусанные губы расплывались в лисьей ухмылке. На лице Сережи — напыщенная отрешенность от обиды. Его взгляд не выражал ничего конкретного, и на возбуждение намекала лишь часто вздымающаяся грудь. А возбужден он был еще как. Не мог спокойно лежать, зная и представляя, как в соседней комнате Кир сидит за компом, вытянув ноги, и обхватывает тонкими пальцами член. Как трепещут его ресницы, как голова откидывается на спинку, из-за чего кадык становится более выраженным, как тяжело он дышит, закусывая губы, чтобы не издавать звуков. Серёжа лежал, прислушивался, но не мог ничего разобрать — стены свое дело делали, и весь горел изнутри, но уподобляться своему парню не планировал, слишком уж лень было уделять время на достижение пятисекундного оргазма.       — Сейчас по твоей ножке поедет пожарная машинка, — тихо объяснил Кир, льнущий снизу. Ладонь снова легла на коленку, но теперь Акума не сопротивлялся и следил за действиями словно кот, наблюдающий за мышью. — Когда ей нужно будет остановиться, стань светофором и скажи «красный».       Конечно, Серёжа знал суть этой поебени. Он сам делал такое одноклассницам. Но Кир был так убедителен в своей роли ебанутого маньяка, что у Серёжи перехватило дыхание, и он замер, подобно жертве, в ожидании чужих действий, а те последовали незамедлительно: ладонь Кира поползла вверх, оглаживая осторожно тонкую ногу, и даже когда Акума, подыграв, прошептал «красный», рука не остановилась, пока не зацепилась за резинку штанов.              — Все хорошо, я просто посмотрю, — успокаивающе прошептал парень, не прекращая действий. Штаны в клетку сползли с бедер, следом за ними спустилось нижнее белье, и это было не похоже даже на прелюдию. Кир просто смотрел то в глаза, то на бедра, покрытые полупрозрачными волосками. Под взглядом даже становилось дискомфортно, хотя чего он там не видел, как говорится.       Кир нажал ему на сведенные колени и с силой раздвинул ноги в стороны, вклиниваясь между них, чтобы те не успели сомкнуться вновь. Следом за штанами полетела футболка, которую он стащил так, словно вытряхнул мусор из пакета. Серёжа, хоть и был возбуждён, не ощущал никакого внимания партнера: тот только разглядывал, крутил, вертел и трогал. Никаких поцелуев в уголки губ, никаких покусываний в шею, никаких ласковых слов. И от этого почему-то давало. Небрежность, выраженная даже в том, как Кир переворачивал его на спину и вздергивал вверх, ставя в коленно-локтевую, давала. По голове кувалдой. Дошло до того, что на коленях Сережа нормально стоять не мог, и ноги тряслись, словно шаткие балки, пока Кир долбил его двумя пальцами, вымазанными парой горошинок смазки.       — Встань, блять, нормально, — Серёжа даже не заметил, как милость сменилась на грубость. Если всего пару минут назад в голосе парня пробивалась нежность, сейчас в нем булькало только раздражение и нетерпение. На пояснице почувствовалась тяжесть — это Кир, привалившись, лег и надавил на спину локтем. — Сука бесполезная.       Акума ткнулся лицом в подушку и пошире раздвинул ноги. С ним возились относительно недолго, прежде чем перевернуть и войти. Обычно Киру нравилась спина Сережи, то, как шевелились под кожей острые лопатки, как дрожали сокращающися мышцы; нравилось вкладывать в ямочки Апполона идеально подходящие большие пальцы, но в порно было не так. В порно девушка азиатской внешности подгибала коленки к груди, глядя куда-то за камеру отрешенным взглядом, пока ее трахали, и, конечно, громко верещала, — с Сережей кинн момента строчки «вопли подо мной» никогда не случалось, тот был мальчиком тихим, — но лицезреть его поплывшее с происходящего лицо и острые коленки точно выдавалось возможным.       Серёжа не разговаривал, Кир тоже не сильно разбрасывался словами, предпочитая действия, и это сработало, как с органами чувств: на смену диалогам пришла тишина, из-за чего каждый звук, будь то краткий вздох при особо грубом толчке или хлюп смазки, слышался ярче и четче. Серёжу пекло от стыда. Сколько бы времени ни прошло с тех пор, как они стали парой, ему все еще было непривычно в постели, и обычно Кир занимал его либо комплиментами, либо философией, но сейчас о его комфорте не заботились вовсе. Это, кстати, тоже давало. Серёжу вообще почему-то плавило сильнее обычного. В порно было ещё что-то, что Кир желал сделать, и что вообще заставило его прийти к Акуме в нужде. Блядский знак победы. Пальцы, сложенные в жесте, так часто мелькающие в аниме и, конечно, хентае, девушку заставляли держать насильно — Кир планировал заняться тем же. Именно поэтому той же рукой, которая в смазке, которой он долбил парня до этого, он приподнял руку Акумы за локоть, пачкая его в липкости, а после стал загибать один палец за другим. Тот не понял, что от него хотят, снова схватился за ногу под коленкой, чтобы удержать ту в согнутом состоянии; тогда Кир сначала ебнул ему пощечину, после схватил за волосы, чтобы было удобнее поприкладывать несколько раз подряд о подушку головой, и снова повторил лепку жеста из дрожащих пальчиков.       — Так держи, сука, — не попросил, не скомандовал. Просто вбросил, не особо заостряя на этом внимание, прежде чем самостоятельно обхватил острые коленки и, надавив бедрами, вошел еще глубже, чем был внутри до этого. Курседу не понравилось; тогда он бросил болтающиеся ноги, приподнял Акуму за талию и стал трахать его уже так, из-за чего член проскальзывал глубже, и профдеформация дипломированного дрочилы на хентай заставляла видеть то, чего не было на самом деле — бугор, скользящий под кожей живота при толчках. Акума держал эти ебаные два пальца у щеки, куда ему приставил их Курсед, смотрел на сосредоточенно собранные в одной точке брови, на венистые руки, которые могли практически обхватить его талию в кольцо, на лобок, бьющий по ягодицам, и отмечал про себя то, что не было заметно на первый раз: его живот, оказывается, поглаживали большими пальцами, вбивались хоть и глубоко, но не грубо, а с оттяжечкой, и, самое главное, Кир смотрел на Акуму так же, как и всегда, когда любил его. Любил он постоянно, и этот взгляд хоть и был приевшимся, но его ни с чем нельзя было спутать. Когда Курсед в шутку вбрасывал, что его парень — тупая блядь, не сдерживая выражений, когда бил его по щеке на стриме, чтобы подбодрить спящий чат, когда вспыльчиво вскакивал из-за компа после того, как Акума умирал в игре, Кир, хоть и проявляя вспыльчивое, по-тупорылому животное «я», все равно смотрел с заботой и волнением, словно спрашивая: «Борщу? Мне остановиться? Я не обидел тебя?»       Акума улыбнулся уголками губ, подбадривая, и Кир взбодрился. Ладоней по всему телу в секунду стало еще больше. Он то хлестал по ягодицам, то запихивал в рот сразу три пальца, раздвигая щеки, зубы, выкручивая язык. Если надавить на корень, Серёжа поперхнется, потому что у него пиздец какой рабочий рвотный рефлекс — даже щетку зубную в рот по утрам взять проблематично, именно поэтому минет был редкой темой, если его делал не Курсед. Сейчас играться с этим было весело. Когда Кир давил, выделялось много густой слюны, которая пенилась, если взболтать подступающими движениями, и на глазах у Сережи скапливались слезы.       Словно в похвалу, Кир подкинул ногу Акумы, дабы перехватить поудобнее, и оставил поцелуй на голой, гладкой, с розовой пяткой ступне. Сережу проебло током. Он, словно загнанная лань, попытался ткнуть копытом и сбежать, отнять собственную ногу, и, если бы не крепкая хватка на лодыжке, носу Курседа точно бы не поздоровилось. Один единственный поцелуй достал прямо до мозга, отдав импульс в нервные окончания; проще говоря, Серёже стало невыносимо щекотно. Такой вид щекотки, когда подкатывает даже к мочевому.       И Кира с этого проебло тоже. Не с вида ноги — Сережа и так пихал их ему в морду постоянно, но с того, как щекотка на парня влияет. Поэтому он выскользнул из растраханного отверстия, привстал на коленях и приставил член к ступне. Тот так удобно лег в небольшую выемку, что Кир даже приценился, осмотрев со всех сторон картинку, а после подхватил брошенный ранее Акумой телефон — его собственный был далеко, — и сфотографировал, обхватив и член, и ступню, словно ебаный бутерброд с колбасой, чтобы ничего не соскользнуло.       — На, — телефон улетел на подушку рядом с Акумой. — Будет тебе напоминанием о том, что ты конченая шалава, которую не то, что во все отверстия использовать нужно, а во все части тела в принципе.       — Да ты, блять, — возмущение поперхнулось. Стон овладел над ситуацией, первый, кстати, за все это время. Кир, не убрав большого пальца с члена, толкнулся в образовавшуюся щель между ладонью и ступней. Для Серёжи это было не только щекотно, но еще и скользко, а еще холодно, когда смазка начинала стыть. Ощущалось, как гиперстимуляция. Но что-то в том, что его ногу используют для самоудовлетворения, что его используют, заставило опустить руку на член и начать в быстром темпе дрочить — вторая рука, кстати, так и висела в хентайной позе где-то поблизости. Просто ахуеть.       — Блять, — Кир шумно выпустил воздух через ноздри и ускорился, подступая все ближе и ближе к оргазму. Под конец, наоборот, замедлился, начиная плавно, размеренно проезжаться по нежной ступне; головка то появлялась, то скрывалась под тонкой кожицей, и вскоре из нее брызнули белесые полупрозрачные капли, пачкая Сережу буквально с ног до головы — на волосы тоже попало. Тот заныл, выкрутился в пояснице, уткнулся лицом в подушку, и последние секунды руку начали преследовать судорожные движения бедрами. Дотрахав кулак, Акума закусил ткань и начал задыхаться. Из-за оргазма все сбилось к чертовой матери: и дыхание, и простынь.                                 — Ты, блять, какой такой порнухи насмотрелся, идиот? Что это было? — жалобно спросил Серёжа, когда мало-помалу пришел в себя.       — В следующий раз покажу тебе. Будем смотреть вдвоем, — самодовольно ответил Кир, мысленно отмечая план на будущее. Акума вечно отказывался смотреть с ним хоть что-то. Слишком смущался, прятался под воротник худи, выходил в туалет и не возвращался. Зная это, Курсед подметил: — Я заставлю.