Волнения Цветка

«Глупый мальчик! Цзюнь Шан уже согласился сделать исключение, чтобы я мог принять тебя в ученики. Пока ты можешь отдохнуть, а когда выздоровеешь — последуешь за мной», — мягко говорил Чэнь Тан, сидя у больничной койки Хуа Поаня. На его губах читалась лёгкая улыбка, а нежные руки аккуратно поправляли одеяло. Хуа Поань смотрел на него сквозь пелену на глазах и смутно начинал понимать, что его первый шаг на пути к власти был успешным.

***

— Держи руку выше, — Чэнь Тан поднял его локоть, — Вот так. Хуа Поань, раб Академии, который обычно не подчинялся и не хотел подчиняться никому, сейчас стоял в боевой стойке и с усердием повторял всё, что ему приказывал Чэнь Тан. Прошло не более месяца, после того, как Хуа Поань инсценировал разрушение ядра и стал личным учеником Мастера Дворца. Он чрезмерно заискивал перед ним, втайне насмехаясь. Хуа Поань знал, что не стоит радоваться так рано, но тщеславная сторона личности не позволяла ему пропустить гадкий смешок в сторону этого человека. Каждый раз после занятий Хуа Поань не мог сдержать себя, криво улыбаясь мастеру от мысли, насколько легко тот поддался его воле. Насколько нежно и радушно улыбался Чэнь Тан в ответ, принимая его улыбку за неловкую благодарность. Нет, Хуа Поань определенно не мог не радоваться тому,когда Чэнь Тан хвалил его за то, что он стал трудиться лучше, а успех был точно предначертан ему. Да, позже именно этими руками Хуа Поань обхватит чужую шею и сомкнет на ней пальцы так сильно пока позвонки не сломаются одним за другим. Это определенно стоило того. Хуа Поань был вынослив, как и в бою, так и когда ловил на себе насмешливые взгляды, слышал шепот за спиной или узнавал новые слухи. Он все ещё оставался презренным рабом, которому по чистой случайности выпала такая удача — стать учеником великого магистра. Хуа Поаня презирали другие мастера, юноши из знатных семей и бывшие друзья по неволе, ставшие врагами. Для него больше не было места ни на одной из сторон, но ему не было до этого дела. Зато Чэнь Тану было. — Послушайте, Поань совершает невероятные успехи, — вещал Чэнь Тан очередному мастеру, пришедшему к нему поговорить об его новоиспеченном ученике. — Мастер Чэнь, негоже вам марать руки о такого… — бессмертный явно брезговал произносить слово «человек» в отношении ничтожного и столь незначительного юноши. — И, что ещё важно… Чэнь Тан не дал ему закончить. Он поднялся из-за стола, махнув рукой, и резко заключил: — И слушать не желаю! Уйдите с глаз моих.  Собеседник озадаченно смотрел на развернувшегося Чэнь Тана. Немного помолчав, он встал. — Аукнется это Вам потом, Мастер Чэнь, — взмахнув рукавами, бессмертный вышел из комнаты, и за ним громко хлопнула дверь. Тяжело вздохнув, Чэнь Тан отвернулся от окна. — Выходи, Поань, он ушёл. Хуа Поань невинно выглянул из-за занавески чужой кровати и неловко встал, поправляя за собой смятую простынь.   — Наверное, мне пора идти. Чэнь Тан взглянул на нарочито грустно состроенное лицо ученика, и в его сердце промелькнула огромная обида за этого талантливого, но отвергнутого всеми, юношу. — Постой, а как же книги? Ты еще не закончил смотреть… Хуа Поань повернулся к нему и окинул взглядом эту неловкую, растерянную учительскую фигуру. Он покачал головой. — Мастеру не стоит беспокоиться об этом. Чэнь Тан продолжал взволнованно смотреть на него. Затем он опустил голову, будто только что провинился, и сказал: — Прости за то, что тебе пришлось услышать это. Хуа Поань поднял уголки губ и заверил учителя в том, что всё хорошо, и он совершенно не задет этим разговором, к тому же, невероятно признателен учителю за его защиту и доверие по отношению к такому, незаслуживающему этого, рабу. Чэнь Тан попытался улыбнуться. Резко стушевавшись, мужчина попросил ещё на секунду задержаться. Он подошёл к книжному шкафу и взял оставленную учеником книгу. Протянув её ему в руки, Чэнь Тан объяснил: — Мне показалось, ты заинтересовался ей. Хуа Поань удивленно распахнул глаза, когда увидел, что Мастер отдаёт ему книгу из личной библиотеки. — Ты только не показывай никому, не положено мне так поступать, но ты бери. Мне приятна твоя тяга к знаниям. Юноша с осторожностью принял подарок и спрятал его за пазуху. Он поднял голову и выразил самую искреннюю улыбку, которую только мог. — Спасибо, Мастер. Название книги гласило: «Тёмные искусства и их история».  

***

Хуа Поаню и правда не было дела до злых языков. Сплетни его забавляли, а над самими сплетниками он насмехался, потому что уже знал конец, который они встретят. Иногда угнетённые становятся угнетателями, а жертвы – агрессорами. Не зря говорят, что нет худших тиранов, чем вчерашние рабы. Однако Хуа Поань был не настолько бессердечен. Часто он задавался вопросом: почему им, никчемным и совершенно бездарным личностям, выпал шанс стать бессмертными? Почему именно этим людям была уготована простая дорога на пути к успеху, когда его путь был полон подводных камней? Но ещё больше его задевало другое. Ласковый взгляд чужих глаз, которые смотрели не только на него. Мягкий, лёгкий голос, который хвалил не только его. Каждый раз, смотря на то, как Чэнь Тан относится к другим ученикам, в сердце Хуа Поаня зарождалась настоящая скверная злоба, которая прожигала в нём уродливую дыру. «Почему ты добр не только ко мне? Разве я не лучше их? Не сильнее? Не красивее?» Конечно, нет. Хуа Поань всё ещё оставался рабом, у которого не было ни дома, ни родителей, ни связей, но были предки, которые незаслуженно канули в небытие. Он знал, что справедливость восторжествует, и когда это произойдёт, ты, Чэнь Тан, будешь смотреть лишь на меня одного. Хуа Поань уже начал тренировать тёмные искусства. ЧэньТану до поры до времени будет об этом неизвестно. Он готовится к грандиозному дню в своей жизни. Ко дню, когда Чунхуа будет тонуть в крови, а жизнь в Поднебесной перевернется с ног на голову. И этот день будет большим подарком для Чэнь Тана. Тогда он отдаст ему всё то, чему заботливый мастер его научил. Интересно, какую реакцию это вызовет у Чэнь Тана? Злость? Обиду? Или отчаяние? А лучше всё сразу. Но, впрочем, это не так важно. Хуа Поань будет рад любой его реакции. Самое страшное, чего боялся юноша, было тем, что в роковой момент для Чэнь Тана и триумфальный для него, он не увидит ни одной эмоции на чужом лице. На него будут смотреть пустые, стеклянные глаза, в которых не будет блеска, не будет видно желания бороться, сражаться со своим любимым учеником. Но исход в любом случае должен быть один: он, вся Чунхуа у его ног и Чэнь Тан. Так представлял Хуа Поань. Возвращаясь с очередной тайной тренировки, в сумерках, под деревом, Хуа Поань разглядел знакомую фигуру. Он остановился поодаль, наблюдая. Рядом с Чэнь Таном покоился гуцинь, а на коленях лежала книга. Затем бессмертный взял инструмент и лёгкой рукой дотронулся до струн. Раздалась первая мелодия. Ещё одна. Дул слабый ветерок. Чэнь Тан с нежностью, но с отточенным вниманием, перебирал струны. Хуа Поань сам не заметил, как заслушался. Он невольно стал подходить всё ближе и ближе, пока его присутствие не открылось взору мастера. Он растерялся, видимо, не ожидая, что за ним наблюдают. Не заставив долго ждать, он радушно улыбнулся, приглашая кивком сесть ученика рядом. Как зачарованный, Хуа Поань упал на мягкую траву. Чэнь Тан подвинулся ближе, вынуждая их плечи соприкоснуться, и переложил гуцинь на чужие колени. — Это была ода «Ли Чжунь» — тихо сказал Чэнь Тан, — Возьми попробовать и ты, — он пододвинул раскрытую книгу к ученику, — Как раз проверим твои навыки. Нерешительно Хуа Поань прикоснулся к инструменту. Не хотелось облажаться перед учителем. Не хотелось разочаровать его. Он заиграл. Чэнь Тан в такт кивал головой. Ветер подул сильнее, и мужчина нахмурился. Хуа Поань продолжал перебирать пальцами, время от времени сверяясь с книгой. — Постой. Попробуй еще раз. Прозвучала мелодия. Чэнь Тан покачал головой. — Ты снова и снова играешь эту ноту неправильно. Смысл… он меняется. Хуа Поань убрал руки от гуциня. — Тогда научите меня, Мастер. И губы Чэнь Тана расплываются в лёгкой, привычной для Хуа Поаня, мягкой улыбке после этих слов. Чэнь Тан ещё ни разу не пожалел, что взял себе в ученики такого трудолюбивого и упорного мальчишку. Для Хуа Поаня, Чэнь Тан — всего лишь одна из ступеней на пути ко власти. Но почему-то образ мужчины никак не выходит из головы. Если это всего лишь один шаг из множества, то почему Хуа Поань не может представить своё будущее без него? Почему воображение рисует собственную высокую фигуру, а рядом ещё одну, которая несомненно будет стоять по правую руку от императора? Хуа Поань не знал и не мог найти ответа на этот вопрос. Чэнь Тан всего лишь его учитель, которого он не во что не ставит. Он вежлив с ним, но в мыслях насмехается, он рад видеть его и каждый раз радушно приветствует, но в душе ненавидит за то, что род этого человека безоговорочно предан императору Чунхуа. Он улыбается ему своей самой искренней улыбкой, но наделе это всё фальшь, правда же? Во всём мире не сыскать такого, человека, которой бы удостоился чести получить настоящую улыбку будущего императора. Хуа Поань до последнего думал так, пока коварные сомнения не стали закрадываться в голову. Правильно ли он поступает? Чувство вины, прежде неведомое ему, стало подступать всё ближе, пока не подошло вплотную и не растеклось по каждой частичке его тела. И он отчаянно пытался гнать эту вину подальше, но, когда настали холодные времена, и Чэнь Тан подарил ему зимнюю одежду, а затем с особой бережливостью расправил складки на ней и потрепал по голове, Хуа Поань почувствовал, как внутри всё сжалось, а сердце больно кольнуло. Правда была в том, что Чэнь Тан всегда старался для него и искренне любил. Хуа Поань не успел оглянуться, как стал его ближайшим учеником. И дело было совершенно не только в расчётливости Хуа Поаня, не в его потрясающем уме или амбициях. И даже не в глупости Мастера Дворца, Чэнь Тана. А в том, что учитель по-настоящему ему доверял. Как родители лелеют своих детей, так же и ЧэньТан лелеял его, своего лучшего и любимого ученика. Того, кто всегда тянулся к знаниям, никогда не опаздывал на тренировки, убегал подальше от Академии и тренировался в одиночку. Эх, знал бы Чэнь Тан, что на самом деле изучал его ученик! А его любовь к классической литературе! Иногда Хуа Поань засиживался в его комнате допоздна, и они вместе могли читать что-то лёгкое и не слишком занудное, хотя юноша предпочитал с собой забирать книги о политике и ведении военного дела. Тогда Чэнь Тан позволял садиться на его кровать и начинал читать. Бывало, что ученик засыпал от усталости за день в момент рассказа, однако Чэнь Тан совсем не злился: он накрывал его одеялом, а сам садился за работу. Когда Хуа Поань просыпался, у него было смущённое лицо. Они смотрели другу на друга с пониманием того, что это противоречит взаимоотношениям ученика и учителя. В действительности такое доверие очень льстило Хуа Поаню. Он понимал, что его Мастер готов для него на многое: защитить перед другими господами, которые считали, что совесть рабов нечиста, и стать самым близким человеком, способным окружить заботой и теплом семьи, которой у него никогда не было.

***

Однажды, после зимней тренировки, Хуа Поань подхватил лихорадку и впал в бессознательное состояние. Сквозь его бормотания отчётливо можно было услышать «Мастер». «Мне так плохо, Мастер. Так нехорошо, потому что не могу ответить вам таким же искренним и взаимным теплом. Мастер, я тебя совсем не люблю. Ни капли. Я не могу склонить голову, как раб, понимаешь? Я хочу изменить свою судьбу, я устал жить среди ненависти, презрения и насмешек. И мне никогда не хватит только твоей нежности. Мне нужно, чтобы они заплатили за все мои страдания. Лишение силы над этими жалкими заклинателями с каждым днём всё больше злит меня и пробуждает стремление достичь своей цели любой ценой. Даже ценой наших взаимоотношений. Но это неважно, вы ведь всё равно останетесь рядом, верно?» Хуа Поань очнулся в холодном поту. Он оглядел комнату, в которой он, оказывается, находился не один. За столом сидел Чэнь Тан. Присмотревшись, юноша заметил, что чужие глаза были закрыты, а рядом стояла миска с лечебным супом, запах которого рассеялся по помещению. Он задержал взгляд орлиных глаз, хотя сам сейчас был похож на птенца, на учителе. Нежное лицо того было опущено на руку. Казалось, что даже с расстояния он мог услышать мирное дыхание. «Чэнь Тан, что ты со мной делаешь? И как в конце концов я смогу изничтожить тебя?», — подумал Хуа Поань. В этот момент мужчина проснулся. Он заспанно посмотрел на него и улыбнулся, обрадовавшись неожиданному пробуждению ученика. — Поань, я приготовил лекарство. Давай, я помогу выпить его, — сказал Чэнь Тан, подходя к его кровати. Приблизившись, он аккуратно посадил его так, чтобы спина опиралась на стену, а под неё подложил подушку. Чуть приподняв его голову, он принялся давать густое лекарство, а затем снова заговорил: — В следующий раз не стоит переусердствовать. Тренировки, безусловно важны, но твоё здоровьее важнее куда больше. И для меня в том числе. — помолчав, он добавил, — Мне бы не хотелось видите, как твоё ядро выйдет из строя второй раз. Впредь будь осторожен. Сердце Хуа Поаня было очень глубоко, а сам он был очень жесток, но эти слова вызвали у него чувство вины и непреодолимую боль за наставника. Всё ещё было непривычно слышать о том, что кто-то волнуется за него. Выпив всё лекарство, Хуа Поань лёг обратно. И как только он закрыл глаза, то опять впал в непробудный, страшный сон. Ему часто снились сны о его будущей мятежной жизни, о кровавых воинах, бойнях не на жизнь, а на смерть, о том, как он будет втаптывать людей в мокрую землю, их тела будут гнить и разлагаться, а затем на этом месте он будет отдыхать и наслаждаться жизнью. Жизнью, которая изначально должна была быть дарована ему, а не этим кичливым идиотам. Но ни один из его кровавых снов с месивом из человеческих тел и костей не показался ему таким страшным как этот. В роскошно расшитых одеждах, Хуа Поань шёл по залитому кровью полю. Битва закончилась. Ни один из заклинателей не шевелился. Проходя мимо трупов, он мимолётно кидал на них взгляд: у кого-то был распорот живот, у другого вытек глаз, у третьего была оторвана рука. Император хотел уже уходить, как вдруг его орлиные глаза выцепили фигуру поодаль от других трупов. И кем-то смутно знакомым показалась она ему. Подойдя чуть ближе, Хуа Поань сорвался на бег и упал прямо в грязь рядом с лежавшим на ней человеком. Он перевернул его с бока на спину, и ужаснулся, узнав лицо своего учителя. Чэнь Тан не открывал глаза. — Мастер! — выкрикнул он, однако ему никто не ответил. Тогда он позвал ещё раз, но, когда ответа снова не последовало, голос сорвался на истошный крик. Хуа Поань неоднократно умолял Чэнь Тана очнуться, а затем, прильнув к его щеке своей, потёрся, размазывая по лицу слёзы. Он снова и снова, шептал его имя, прикладывался к остывшей груди и ласкал длинные волосы; целовал виски, темя и лоб, вопрошая, когда же он наконец проснётся от вечного сна, но каждый раз в ответ получал тишину и заливался слезами всё больше и больше. Вскоре он сжался в маленький клубок рядом с мёртвым телом бывшего учителя. Чэнь Тан был для него всем: надеждой, одобрением, заботой. В конце концов подарком судьбы, который Хуа Поань не заслуживал. Прости, что мои амбиции уничтожили тебя. «Самое прискорбное в моей жизни — это то, что я принял в ученики такого демона, как ты».