Мэйкей

***

      Третий корпус, второй этаж и двуместная комната. На пыльном столе, закиданном растрепанными фантиками, стоит кружка, уже давно остывшая и пустая. Хиори пьет горячий кофе перед сном, после отбоя в Мэйкей. Он прячет в бельевом ящике маленький электрический чайник и наливает в него ледяную воду из-под крана в туалете. О его привычке пить кофе в ночную темень знает только Карасу, нечасто приходящий до десяти часов. Даже сосед по комнате — Нанасэ, никогда не обращал внимание на особенные привычки Хиори.       Но Наджиро Нанасэ нет в общежитии, он уехал на несколько дней по семейным обстоятельствам в Осаку. И теперь на некоторое время в их комнате появился частый гость, компания которого, как призрачная, для Хиори. Ничего не меняется, даже в присутствии Карасу, юноша не сползает с громоздкого компьютерного кресла и не снимает игровые наушники. Все-таки страсть Хиори — ни футбол и ни живое общение. Он перевелся в Мэйкей только из-за родительской прихоти, чтобы самосовершенствоваться в том, что ему никогда не было интересно. Житие в общежитии разбаловало его, превратило из обычного мальчишки в бессовестного эгоиста, иногда пропускающего тренировки и не выходящего на контакт с «друзьями».       Хиори никогда не был общительным, но почему-то все, даже взрослые, дарят ему излишки внимания. С Карасу он познакомился еще в Киото в школьной сборной по футболу, в которую случайно попал. Карасу был его движком в развитии, возможно, Хиори благодарен ему за те слова, что юноша однажды сказал: «Поставь цель, тогда и сыграемся.». На некоторое время в нем загорелось желание не останавливаться, но после перевода — Хиори окончательно закрылся в себе.       Их тренер, Оливер Айку, ищет сильные стороны в каждом и учит ими пользоваться, но Хиори противится, прячась на скамье запасных во время всех матчей — будь те тренировочными или выездными. А родителям, приехавшим в Цукубу из Киото, нагло лжет о том, что его безучастность — прихоть Айку.       Сокомандники видят в нем сильное сопротивления растущему таланту, особенно за Хиори наблюдает Карасу, когда-то пытавшийся воссоздать из их дуэта мощное оружие для победы на поле. Его желание быстро потухло, когда они оба прошли отборочные в Мэйкей и их распределили в один класс.       Карасу влюблен.       И Хиори знает о его чувствах.       Все началось внезапно и пошло по нарастающей. Карасу никогда не показывал заинтересованности до перевода в пансион. Он поменялся и Хиори — тоже. Если Карасу обременяет одиночество, то Хиори уютно, ему привычно находится без компаний шумных друзей. В Мэйкей Карасу обзавелся близкими людьми, с которыми пропадает на выходных и коротких учебных перерывах.       Хиори бесится.       А Карасу его не понимает.       Когда он приходит по вечерам, то Хиори встречает его со словами «А Отое не будет скучно без тебя?». Карасу внутренне пылает, проглатывая каждую язвительность, как горькое лекарство от кашля. Отоя Эйта — первый, с кем парень сумел познакомиться на новом месте, к тому же, тот оказался его соседом по комнате.       Сосед Хиори никогда не выгоняет Карасу — считает, что парень слишком тихий. Но такой Табито только рядом с Хиори, любящим глухую тишину. Нанасэ, наверное, надоедает наблюдать за футбольным громилой, ходящим по их комнате назад-вперед с вечно угрюмым лицом. В такие дни они с Хиори даже не разговаривают.       Иногда Карасу замечает, как Хиори злится из-за проигрышей в компьютерных игрушках, в которых он ни черта не понимает. Лицо парня в такие моменты обретает красивый розоватый оттенок, а губы плотно смыкаются, едва становясь тонкой нитью. Он разочарованно стучит крепким кулаком по столу и откатывается на стуле назад, стащив с головы наушники, чтобы глотнуть горячий кофе.       — Блять! — все, как по старому сценарию: Хиори заваливается на спинку стула и шипит, стиснув ровные зубы.       После проигрышей он обычно уходит на недолгий перерыв — заваливается на кровать, уткнувшись в телефон. У Хиори закончился кофе, кружка давно остыла и черные капли впитались в керамическое дно. За окном по-осеннему темно и прохладно, парень соскакивает с кресла и закрывает форточку.       — Сидишь тут, а Отоя без тебя выживет? — Хиори не смотрит в глаза, он предпочитает прятать взгляд под густой голубой челкой. И Карасу знает причину — ревность, которая, как и проигрыш, окрашивает его лицо в нежно-розовый.       — Тебя сегодня не было на тренировке, мы выиграли третьегодок, — рассказывает Карасу, подперев подбородок ладонью. Он сидит на заправленной кровати Нанасэ, спокойно разглядывая высокую фигуру Хиори, одетого в синюю пижаму с белыми полосами. — Айку спрашивал про тебя.       — Вы выиграли, я на поле не нужен, — парирует хозяин комнаты, завалившись на напротив стоящую койку.       На стороне Хиори творится беспорядок — как обычно говорят, — творческий. Может и так, но в нем Карасу прослеживает апатичное состояние, выход из которого Хиори уже давно не ищет. Хоть юноша и треплет о любви к одиночеству, но оно сжирает его изнутри. Гложет каждую косточку и органы, болящие из-за плохого питания. А приходы Карасу придают едва заметный живой оттенок лицу. Хиори пытается отрицать все — от счастья до изнеможения.       — Я останусь на ночь, — их разговоры никогда не вяжутся, потому что Карасу не хочет отвечать на негатив.       — Как хочешь, — Хиори пожимает плечами, подтянув к себе маленькую пушистую подушку, притащенную Табито еще в начале года. Ему она понравилась — юноша спит с ней в обнимку. — Родители звонили мне на днях, — в потолок говорит он.       — Они давили на тебя? — прокашлявшись, шепотом спрашивает Карасу.       — Сказали, что мои результаты ухудшились. Недавно была рассылка баллов за тесты, — голос парня незаметно, но подрагивает. — Когда же они уже сдохнут, — Карасу не смеет отчитывать — родители Хиори нелюди.       Благодаря молчанию слышно, как тихо и нервно дышит Хиори, потерпевший поражение в игре. Но вряд ли его волнует проигрыш, Карасу кажется, что парень думает о чем-то другом — более материальном и ценном.       Карасу не знает свою ценность в глазах Хиори, но фантазирует, что она не малая. Ведь парень парой открывается ему, как кокон бабочки солнцу, тянет вверх крылышки и бездумно парит, в его случае — разговаривает. В основном, темы, которые поднимают Хиори — нейтральны, их нельзя вывести на полный диалог.       В комнате сыро из-за постоянного проветривания Нанасэ. И пахнет чем-то сладким, будто смешение двух ароматов, в битве которых выигрывает тот, что напоминает Хиори. Спелая голубика. Карасу зачем-то поднимается — сам того не понимает, но не садится обратно. Он подходит к кровати Хиори, опершись коленями в деревянные бортики. Сверху-вниз Хиори видится еще прекраснее — безбожно незащищенным и расслабленным. Его светлые волосы поедет черная тень, а небесно-голубые глаза сверкают.       — Не нужно, — перевернувшись на правый бок, чтобы скрыться от парня, бормочет Хиори.       — Почему ты не хочешь меня слушать? — разве Карасу настолько настойчив? — Йо… пожалуйста…       — Нет! Замолчи! — его голос дрожит. — Не смей, Карасу, — уже не первый раз слезы режут покрасневшие щеки. — Заткнись, блять, — Хиори прижимает к ушам ладони, закрыв глаза, будто он сумеет так спрятаться.       С ним происходит непонятное, не так люди реагируют на признания. Хиори шарахается откровений Карасу, прячется, как маленький ребенок и истерит, терзая бледные губы до мелких капель крови.       Опустившись на колени перед кроватью, Табито выдыхает, хватаясь руками за холодные бортики. В комнате воцаряется неприятная, поглощающая тишина, перебиваемая редкими всхлипами забитого носа. Карасу прикладывается теплой щекой к краю взбуробленной кровати, прямо напротив мягкого голубого затылка, к которому теплится желание прикоснуться подушечками пальцев. Они в дюйме друг от друга, дышат в одну сторону, но парень хочет чувствовать запах горького кофе ближе.       Хиори не вечен — он поворачивается с закрытыми глазами с подрагивающими светлыми ресницами, боясь столкнуться лицом к лицу с тем, от кого его сердце обливается горячей кровью. А Карасу рискует, коснувшись пальцами одной-единственной длинной прядки волос, которую Хиори всегда заправляет за ухо. Весь он — как шелк, гладкий и приятный. Голова сладко кружится.       — Перестань любить меня, — Хиори, как на пробу, приоткрывает глаза, но пугается, поджав губы. — Это дурость.       — Я тоже тебе нравлюсь, Йо, — ответно шепчет Карасу, переместив ладонь с волос на бледную щеку. — Это ты занимаешься дуростью. Если противно, так и скажу, я перестану приходить и вообще разговаривать с тобой, — горько, больно, невыносимо.       — Ты не… — Хиори замолкает на полуслове, собираясь отвернуться, но Табито хватает его за руку. — Иди к черту! — он рыпается, пытаясь замахнуться, только сил у не такая тьма, как у Карасу.       Внутри что-то ломается, сильно и, кажется, неизлечимо. Карасу отпускает крепкую юношескую руку и судорожно выдыхает. Тело покрывается зудящими мурашками, мелко покалывающими кожу. Его лихорадит: то ли от грубости, то ли от чего-то другого. Табито медленно поднимается с колен, а Хиори, чувствующий укол вины, хватает его за ворот футболки, подтаскивая к своему лицу — чересчур близко. Оба сердца трепещут, как возбужденные детские.       — Поцелуй… — больно стиснув челюсти, шипит Хиори, туже натягивая ткань на кулак.       И Карасу, облизав сухие губы, целует. Он знает: у Хиори он первый и, пожалуйста Господи, последний. Во рту горит разъяренным пламенем, влажные губы липнут к его, шершавым и бледным, неумело кусая. Хиори выдыхает горьким кофе, потянув парня на себя так, чтобы он навалился сверху и вдавил как можно крепче в односпальную кровать. Они не в одной весовой категории, хоть и ростом идентичны — Карасу грудой мышц выше берет, перекрывая пути отхода.       Хиори не понимает самого себя — чем он вообще руководствуется? — видимо, больным мозгом. Его внутреннее отрицание гаснет с появлением нового животрепещущего ощущения. Целоваться с умелым Карасу оказывается приятно, и Хиори боится думать, с кем парень вообще учился. Дыхание спирает — чужая рука чувствуется на оголившемся напряженном животе, пальцы обводят четкие кубики крепкого пресса. Но он перехватывает ее, нервно сжав из-за страха неизведанного.       — Мне остановиться? — боязливо спрашивает Карасу, приподнявшись, но Хиори качает головой, надавив на затылок парня, чтобы он вернулся.       Как же он нежен, когда обезоружен — его мягкость просачивается сквозь кожу и провоцирует Табито. Так они — одинаковы, Хиори с легкостью может снести с ног парой замахов или обойти в футболе. Карасу признает, что парень всесилен. Ладонь продолжает поглаживать впалый живот, едва касаясь кончиками пальцев и выпуклые тазобедренные косточки. В штанах уже жмет, как у неопытного пубертатного мальчишки, и не у одного Карасу. Хиори старательно пытается свести ноги и спрятать окрепший зудящий член.       Они точно еще пубертатные мальчишки.       Безумие.       Карасу опускает глаза, задумавшись о неловком, — а мастурбирует ли Хиори вообще? Со стороны он выглядит так, будто касаться себя для него — непростимый грех. Кровать противно скрипит под тяжелой смесью веса их тел. Как же он хочет увидеть Хиори более откровенным, чем просто лежащим в пижаме.       — Я могу? — шепчет Карасу, указав взглядом вниз, туда, где у Хиори вожделенно пульсирует.       — Делай, что хочет, — он сдается, отдав себя на растерзание парню, которого еще минутами ранее умолял забыть о чувствах.       Ответственность — тяжело, именно ее боится Хиори, опускаясь до таких низов, что самому стыдно смотреть на себя в зеркале. Он даже не может нормально играть в футбол, гореть им, как остальные, имеющие таланты парни. А у него предрасположенность имеется — великая и всеми заметная. Карасу выдыхает, да, он сделает то, что хочет и то, что принесет удовольствие Хиори.       Им еще рано заходить дальше касаний, они даже в чувствах толком признаться друг другу не могут. Когда-то, может быть, все получится, а пока — они школьники, которые скоро выпустятся. Карасу спускается к ногам, зацепив резинку пижамных штанов, чтобы удобно стянуть их с крепких длинных ног. А ведь до появление в его жизни Хиори он даже не думал, что сумеет возбудится от мужской наготы.       Он садится меж бедер, неудобно упершись коленкой в пах, пока еще спрятанный под слоем ткани нижнего белья. Хиори поддается каждому действию, он распутно и в то же время стесненно, приподнимает ногу, чтобы помочь Карасу его раздеть. Они видели друг друга обнаженными на сборах, в школьной раздевалке, но сейчас Хиори кажется красивее. Его аккуратный покрасневший член прижимается к животу истекающей розоватой головкой, и Карасу вожделенно облизывает губы.       — Ты даже здесь красивый, Йо, — Табито наклоняется, прижавшись щекой к бледному бедру.       — Не неси херню, — он точно смущен, раз закрывает лицо руками.       Но Карасу ведь знает, что неоспоримо прав. Глаза блаженно закатываются, когда он языком проводит по бархатистой головке, слизывая естественную смазку, которой сочится весь Хиори. Парень вроде и пытается противостоять, но слишком мягко касается головы, будто говоря: «продолжай, мне нравится». Карасу понимает все по своему и правильно. Хиори сходит с ума от ласк, полученных им впервые, и Табито старается сделать так, чтобы они были незабываемыми.       Язык упирается во влажную дырочку, спускаясь к уздечку, возле которого больше всего зудит. Пальцы Хиори вписываются в черные крашенные волосы, едва выдергивая их всей силищей. Для его первого раза он крепко держится — еще не кончает в глубинку глотки. Наверное старается не оплошать, но Карасу все равно — он же пытается расслабить. Член упирается в щеку, а ствол остается зализанным и влажным, Карасу пытается взять глубже, но он не каждый день делает минеты.       Когда Хиори чувствует приближающийся нестерпимый оргазм, он давит ладонями на макушку парня, вынуждая задохнуться с плотью во рту, и тихо постанывает. Густая сперма заполняет глотку, вяжась на сердцевине языка. Возможно, Карасу настолько влюблен, что даже такое в Хиори кажется ему вкусным. Он вытирает рот тыльной стороной ладони, завалившись рядом на бок, прямо лицом к лицу с тяжело дышащим Хиори.       — Спи со мной, — с запинками проговаривает он, а Карасу несдержанно и счастливо улыбается. Им бы помыться, но время позднее — отчитают. — А ты? — Хиори подкладывает под щеку ладони, промаргиваясь.       — Все в порядке, — Карасу пока боится признавать, что позорно кончил от члена в своем рту.       Кажется, Хиори успокаивается, мельком напоминая дикого котенка, приученного только к одним рукам.       К рукам Карасу.