Пламя

      Вокруг шуршат ткани, в которые одеты девушки вокруг. Валиде беседует с Хатидже, рядом находится и Гульфем, однако, Махидевран не вслушивается в их разговоры. Чуть пригубив кубок с вином, она растягивает губы в счастливой улыбке. Сегодня она сияет, как не сияла с самого приезда во дворец султана. Её пристальный взгляд, кажется, скоро просверлит дыру в рыжей русской рабыне: женщине, которая отняла у неё счастье. Она смотрит на неё, и где-то в груди расплывается жар. Вскоре этой чертовки след простынет, и всё снова будет как раньше. Могла ли Махидевран когда-то представить, что будет настолько ненавидеть кого-то из гарема? Она была согласна мириться с существованием всех этих девушек, потому что знала: она вне конкуренции. Сколько бы наложниц не пригласил к себе её султан, она навсегда останется для него самой прекрасной Нежной Розой. Всё так и было, пока эта дрянь, грубая, невежественная, плюющая на всё существующие правила чертовка не появилась здесь и не воспользовалась тем, что Махидевран не было во дворце. Она околдовала её любимого, едва он только стал Султаном, забрала его сердце, которое всегда до этого принадлежало лишь ей одной. Махидевран не просто ревновала: она подсознательно сравнивала себя с ней и чувствовала, что проигрывает ей в красоте. Александра была настоящей ведьмой, привезенной на погибель всему дворцу, и только Махидевран знала это наверняка. Глоток вина обжёг горечью горло, но женщина этого почти не почувствовала. Она вглядывалась в лицо соперницы, будто пыталась залезть ей в голову. Ей хотелось узнать её чары, и овладеть ими так же, а может даже лучше. Она хотела вернуть своего султана. Она обвела взглядом её острый подбородок, вздернутый так, будто Александра уже была властительницей всего двора, задержалась на чуть скривившихся губах и подумала о том, каковы они на вкус? Действительно ли так сладки и умелы, что познав их, её Сулейман позабыл обо всем на свете? Махидевран казалось, что её губы горьки как слезы, которые она проливала все эти бессонные ночи. В этом ли дело? Это ли причина того, что султан предпочёл ей русскую рабыню? Ещё глоток вина и новое соцветие вкусов раскрывается на языке, когда она внезапно встречается с рыжей ведьмой взглядом. Глаза Махидевран: затишье после бури, глаза Хюррем: адское пекло, в котором Махидевран боится сгореть, раствориться без остатка. Смотреть в них так страшно, что она переключается на её медные волосы, сегодня собранные в прическу. Вся она — сплошное пламя, настоящий вулкан, готовый сжечь все на своем пути. Так ли она горяча, как это пламя, если рядом с ней его истинное солнце, его истинная любовь, мать его сына померкла и стала блеклой, подобно тени? Так ли хороша, если он проводит с ней трое суток к ряду, забывая и о сыне, и о своих обязанностях султана? Взгляд опускается по её шее к декольте, и Махидевран хочется смотреть на неё вечность. Она чувствует, что краснеет, но не знает, от вина, или от того, что Хюррем всё ещё смотрит на неё, будто пытается прожечь в ней дыру? Её пышная грудь различима даже под зелёным платьем, которое так выгодно подчеркивает её фигуру, что Махидевран приходится заставить себя посмотреть в сторону, пригубив кубок снова. В платье и с прической эта чертовка даже похожа на приличную женщину.       Махидевран с силой напоминает себе, что даже выглядя, как приличная женщина, эта русская рабыня остаётся все такой же дикаркой, раздражающей до зубного скрежета своим невежеством и дерзостью. К счастью, в этот момент Дайе выводит наложницу из помещения, повинуясь воле Валиде. Махидевран чувствует, как болят её скулы от расцветшей на лице улыбки и позволяет себе посмеяться, отпустив в сторону русской рабыни тихое оскорбление. В голове, чуть потяжелевшей от вина, появляется яркая до боли картина несчастной Александры, что заливается слезами. Эта фантазия так ей нравится, что не в силах себе противиться, женщина выходит вслед за ней, чтобы сполна насладиться реальностью. У Махидевран есть все основания, чтобы полагать, будто реальность ничем не отличается от картинки в её голове. И всё же она пораженно замирает, когда видит рыжую ведьму сломленной и заплаканной. В душе что-то больно сжимается. Ей самой от себя становится противно: как она может чувствовать жалость к этой дряни, убившей её любовь? И всё же, колкости срываются с её языка лишь потому, что она не хочет, чтобы кто-то заметил эту заминку, это мимолётное проявление слабости. Сама Махидевран не раз была в таком же состоянии, но у этой бесстыжей девки ничего не ёкнуло. Она не собиралась в ответ пытаться быть к ней человечной.

***

      Ночь уже вошла во власть над столицей великой Османской Империи, однако, сна у Махидевран нет ни в одном глазу. Она чувствует, как дурнеет её голова, толи от вина, толи от чертовой ведьмы, чьи чары коснулись и её? Прокляла наверное, змея паршивая. Она закрывает глаза и видит перед собой её лицо. Вот же ведьма, вцепилась в Сулеймана так сильно, что не оттащить, запустила в его душу свои острые когти и сжала в них его сердце. В её очах смертельное пламя, а за очаровывающей улыбкой и привлекательным телом скрывается гниль. Но дурман проник в голову Махидевран слишком сильно, и воображение уже рисует в её голове воспоминания о том вечере, когда русская рабыня танцевала перед ними. Её руки гибкие, словно лозы винограда, тело извивается, призывая думать лишь о ней и её нежных бедрах, обтянутых зеленым шелком, так двигающихся, что становится жарко. Она не просто двигается, она смотрит в упор, улыбаясь, околдовывает своими чарами. Она — мечта для греховных мыслей. Махидевран замирает, чувствуя, что водит пальцами по промежности. Встряхнув локонами, резко садится, к её лицу приливает краска. Она убеждает себя, что эти греховные мысли вызваны вином и вспоминает заплаканное лицо Александры. Её сердце вздрагивает и сжимается снова. Она не может это так оставить. Она уверена — женщина наверняка всё ещё плачет, отказываясь ехать в другой дворец к другому мужчине. К мужчине... В её голову закрадывается идея, и Махидевран сразу же начинает действовать, не давая себе времени на размышления. Слишком уж сладка эта запретная страсть. Она крадётся на встречу со своим ненавистным врагом лишь ради одного — проведя с ней ночь, она узнает её фокусы, её тайную магию, и переймёт их. Тогда султан точно к ней вернется. Махидевран ступает по полу почти невесомо, крадется, будто тень, зная, что её не заметят. Если же и заметят, никто не вправе быть ей указом. Двери открывает так неслышно, как может только она, и проходит мимо спящих девушек так тихо, что никто из них не замечает. Преодолевает ступени, подходит вплотную к дверям её комнаты и прислушивается, заглядывая в щель. Момент кажется ей идеальным: соседку Хюррем переселили на время её приготовлений к свадьбе, и женщина находится в комнате совсем одна. Махидевран больше не пытается быть неведимкой. Вино придает ей смелости, и она уверенно шагает внутрь комнаты, тут же ловя на себе ненавидящий взгляд. Она не слышит потока ругательств, который тут же летит в её адрес, стремительно подходит и прижимает ведьму к стене, зажимая ладонью её поганый рот. — Завтра ты уедешь отсюда, — шепчет женщина, держа свободной рукой её запястья, — но перед этим, я хочу знать, в чем секрет твоих чар? И ты научишь меня им, Александра. Ты рабыня, и права голоса у тебя нет.       Прижав её корпусом сильнее, дабы пресечь все попытки женщины вырваться, она не дает ей права на очередную дерзость, которую та уже намеревается сказать, и прижимается к её губам своими. Терпит первую волну недовольства, а потом чувствует жаркий ответ от рабыни. "Она наложница. Только для этого и годится", — думает Махидевран, делая те запретные вещи, о которых не позволяла себе думать всё это время. Она запускает пальцы в её декольте, бессовестно задирая сорочку хатун, ощупывает и трогает её упругую грудь, касается пальцами нежных сосков. Запускает пальцы в рыжую гриву и чувствует, как начинает плавиться, когда Хюррем прекращает попытки освободиться от настойчивой женщины и обвивает руками её шею. — Чем... — в пылу страсти шепчет Махидевран в губы рыжей бестии, уже не чувствуя, что происходит вокруг. Для неё весь окружающий мир подобен безумной веренице пятен, в которой самым ярким, самым заметным является эта дикарка, — Чем... Покажи мне, чем ты так его околдовала... Она растворяется в своих ощущениях, стоит на негнущихся ногах и чувствует, как пол уходит из под ног. Неожиданно, Хюррем берет инициативу. Её мотивы неясны: может, снова хочет доказать, что во всем лучше Махидевран, но сейчас ей плевать. Всё, о чем она может думать — её гибкое белое тело, её горящие пламенем страсти прикосновения и яркие огненные локоны, щекочущие ей шею. Кажется, она лежит на кровати, а может быть, даже на полу — это не важно. Важно то, что нежные тонкие пальцы Александры уже избавили её от одежды, и теперь Махидевран замерла под её горячим телом, снова плавясь от взгляда, которым окидывает её наложница султана. Короткая заминка, и обжигающие губы хатун касаются её шеи, а руки ласкают грудь. Перед глазами встаёт пелена — если это не сон, то какое-то колдовское проклятье. Ей кажется невозможным сама мысль о том, что с ненавистной соперницей она чувствует себя так хорошо, как не чувствовала ни разу с Султаном. И если это действительно так, она понимает, почему Сулейман предпочёл ей русскую рабыню. Её поцелуи, мягкие покусывания кожи спускаются до груди. Она играет с сосками, ласкает их губами и языком и смотрит ей в глаза, пристально, не отрываясь, а Махидевран водит по её спине пальцами, другой рукой вцепившись в огненное пламя волос, чувствуя, как между ног горит такое же яркое пламя, какой яркой может быть сама эта русская рабыня. Потолок мерцает тысячами звезд, когда она чувствует прикосновение игривых пальцев к промежности. Хюррем дарит Махидевран лукавую улыбку, шепчет что-то по русски и входит в неё двумя пальцами, третьим массируя набухший бугорок чуть выше. Махидевран чувствует, что задыхается, она уже не помнит ни своего имени, ни того, зачем сюда пришла, и лишь беспорядочно шепчет её имя, перебирая руками её волосы. Не дав ей дойти до пика, рабыня останавливается и выходит из неё. Не позволяя ей возразить, она нависает над губами женщины и шепчет, хитро улыбаясь, коверкая турецкие слова так, что смысл едва улавливается: — Умоляй, — ловит на себе протестующий взгляд и повторяет ещё более властно, чуть повысив голос, — Умоляй меня, Махидевран.       И Махидевран повинуется. Стыдясь собственной слабости, шепчет такие постыдные мольбы, что надеется забыть их к рассвету. Хюррем сжимает её тонкую шею рукой, а потом мягко проводит по ней, накрывая её губы своими. Усмехается в поцелуй торжествующе, зная, что этот раунд остался за ней. Опускается вниз, раздвигая её ноги шире и целует её в промежность, от чего Султан резко выдыхает. Её горячий язык обводит вокруг чувствительного бугорка, чуть нажимает на его, а Махидевран, все ещё чувствуя сладость губ Хюррем на своих, не сдерживает стона. Хюррем явно нравится её реакция, и она повторяет свои действия более интенсивно. Махидевран стонет снова, уже позабыв о том, что их могут услышать. Её ласки так нежны, что женщина забывается, чувствует, как её бросает в жар, и она сгорает в этом пламени страсти в ослепительной вспышке, накрывающей её хрупкое тело.

***

Утром она уже находится у себя. Мечтательно прикусывает губу, почти не замечая суеты вокруг. Преисполнившись решимости, она просит позволения встретиться с Валиде. Она хочет сделать то, чего не сделала бы ни за что раньше. Хюррем добилась своего: теперь Махидевран сделает всё, чтобы свадьбу перенесли или отменили — лишь бы взять у неё ещё хоть один урок её ведьминских чар. Как выяснилось, на почве взаимной ненависти близость оказывается куда приятнее, чем на почве любви. Она ловит взгляд Хюррем, идущей ей на встречу, и игриво улыбается, зная, что эту ночь проведёт не в одиночестве.