31 августа
«Последний день лета, такого солнечного и ясного времени года. Моего любимого времени года. Жаль расставаться с ним. Я сполна не насладилась тёплыми деньками. Хотя, сложно говорить о наслаждении солнечными лучами, когда ты живёшь в Англии — в одной из самых дождливых и сырых стран мира. Однако, сегодня, на редкость, тепло. Не так, как хотелось бы, но небо не затянуто тучами, кое-где проскальзывают солнечные лучики, даже деревья и трава по-особенному зелены. На душе становится как-то светлее, когда взору предстаёт такая божественная картина. Надеюсь, что и завтра ничто не посмеет омрачить начало нового учебного года. Поверить не могу, что уже перехожу в девятый класс! Становлюсь совсем взрослой, чем очень горжусь. Через несколько часов я, наконец, увижу своих друзей: Диану, которой, к сожалению, лето пришлось провести в компании занудных учителей, а не веселясь со своими друзьями; мою ненаглядную Энн, с которой мы дружили всего ничего, но уже успели сблизиться. Я безумно счастлива, что смогу чаще видеть своего брата — Кинг, наконец-то, закончил свои скитания по Англии и теперь готов работать в моей школе. Я, конечно, не любительница физики, и не планировала на следующий год переводиться на физмат, но буду рада видеть его на своих уроках. И завтра я увижу его… <i>Бана… Парня, в которого я влюблена уже как два года, и которому посвящены все записи в моём дневнике. Я очень надеюсь, что завтрашний день пройдёт по высшему разряду!»</i> Лёгким движением руки заканчиваю очередную запись в хранителе моих тайн, захлопываю книжку и ловлю взгляд улыбающегося котика на обложке бело-розового дневника, подаренного моим братом на прошлое Рождество. Тогда он ездил в Италию в «командировку». Я прекрасно понимаю, что ему ещё рано ездить на такие крупномасштабные мероприятия, тем более в другую страну, но там он искал своё душевное спокойствие, из которого вышел много лет назад. Франция, Америка, Испания… для своих двадцати пяти лет мой брат посетил немало знаменитых мест, но так и не нашёл того, чего искал. Смахиваю одинокую обжигающую щёку слезу и поворачиваю голову вбок, чтобы посмотреть в окно. Солнце постепенно скрывается за горизонтом, а небо, которое ещё минут двадцать назад горело ярко-оранжевыми огнями, тускнеет, приобретая тёмно-синий оттенок. Очередной день заканчивается, оставаясь в прошлом. Мои губы расплываются в грустной улыбке. Моргаю — с ресниц соскальзывает маленькая слезинка и падает на ткань фиолетовых обтягивающих мои ноги бридж, оставляя после себя небольшое мокрое пятнышко. — Всё-таки, завтра будет дождь…***
Режущая слух мелодия вырывает меня из царства Морфея. Отрываю свою маленькую тушку от мягкой постели, присаживаюсь на краю кровати и выключаю телефон. Сонно потираю глаза, после чего ещё пять секунд пытаюсь сфокусировать своё зрение на картине, которую Арлекин привёз мне из Франции — пейзажное изображение леса, созданное в эпоху рококо. Несмотря на то, что я нешибко разбираюсь в искусстве, период рококо я знаю от и до. Меня покоряет декоративная утончённость, нежность тонов, используемых в сочетании с золотым отблеском. К сожалению, автора этой картины не знает ни Кинг, ни я, ни даже Интернет. В то время мало кто уделял внимание пейзажам, ибо все направляли свои таланты на портреты, которые я не очень люблю. А какой-то неизвестный художник, решивший изобразить пейзаж именно в моём любимом стиле, запал мне в душу, что очень удивительно. Поднимаюсь с кровати и подхожу к зеркалу, стоящему рядом с белоснежным креслом. В отражении я вижу низенькую девочку с короткими блондинистыми волосами, торчащими в разные стороны. Большие заспанные золотистые глаза смотрят на меня. Вообще, мои глаза под разным освещением имеют различные цвета. В основном — охристый цвет, но при ярком освещении они приобретают золотистый оттенок. Это единственная моя особенность, которая придаёт моей невыразительной внешности изюминку. У меня округлое, маленькое лицо, аккуратненький носик, пухлые щёчки и тонкие розовые губы. Я не обладаю ни подтянутым спортивным телом, ни большими упругими формами, ни насыщенным цветом кожи. В общем, я такая из себя миниатюрная куколка, которую легко перепутать с десятилетней девочкой, особенно при росте сто пятьдесят пять сантиметров. Пусть я и не особо принимаю свою внешность за минус, но меня сильно задевает тот факт, что мой старший братец настоящий секс-символ страны! Вот почему такая несправедливость? Парням всё, а девочкам ничего? Брат перенял все лучшие качества наших родителей, когда я — сборник их недостатков, пусть в семье и не было ещё столь низкого человечка. К слову, раньше я особо не замечала за собой такой самокритичности. Меня абсолютно всё устраивало до тех пор, пока мне не стукнуло пятнадцать лет. Не сказать, что я стала уж такой взрослой, но и маленькой меня не назовёшь. Я понимаю то, что своим внешним видом никогда не привлеку парня, которого люблю. Он даже не замечает меня. В буквальном смысле. Он под два метра ростом, а я — метр с кепкой. Куда уж мне до тех высоких симпатичных барышень, которые привлекают Бана? И ведь не вырастешь же! Ни прыжки, ни подтягивания, ни витамины мне не помогают. Сколько бы я не пыталась вырасти хотя бы на пять сантиметров, всё оборачивалось в пух и прах. Каждое утро я вздыхаю с этой нелепой мыслью, стоя у зеркала и выявляя свои недостатки. Забавно, что я сделала из себя закомплексованного подростка всего за год. Да и сколько не вздыхай, а завтрак сам себя не приготовит. Схватив с тумбы чёрную резиночку, я собираю волосы в небрежный пучок и выхожу из комнаты, пока что оставаясь в своей белой пижамке с розовыми цветочками. Оставляю комнату позади и тихонько направляюсь в сторону кухни, пытаясь не разбудить отца. Брат, надеюсь, не поедет сегодня в школу голодным. Продукты в его холодильнике вроде бы есть, но кто знает этого маленького ребёнка? Я включаю плиту и подхожу к высокому холодильнику. И, конечно же, благополучно достать яйца у меня уже не получается. Одно с треском падает на пол и белок вперемешку с желтком растекается по кафельной поверхности пола. Отличное начало утра! Последующие полчаса я убираю весь тот бардак, что за минуту пребывания в комнате учинила, при помощи моей незаменимой помощницы на кухне, — табуретки, — достаю необходимые продукты питания и приготавливаю классическую яичницу с беконом. Красивая сервировка, блюдо, помещённое на белоснежную тарелочку, тосты, апельсиновый сок для меня и кофе для отца — и вуаля! — шикарный завтрак готов. Простой и сытный. За эти годы я научилась мастерству настоящей хозяйки и теперь занимаюсь домашними делами сразу в двух домах: у отца и брата. Хотя, мне очень хочется видеть в этом доме ещё одну женщину, которая бы сама меня учила кулинарии, стирке, секретам быстрой, но качественной уборки. Мне нравится жить с отцом, но безумно хочется и материнской заботы тоже. — Принцесса, тебе не стоит вставать в такую рань и готовить нам завтрак, — сонно проговаривает отец, входя на кухню в свой пижаме. — И тебе доброе утро, папа, — улыбаюсь я и, подбежав к отцу, жду, когда он наклонится, а после целую его в щёчку. — Доброе, Элейн, — с тёплой улыбкой ответил он. Завтрак проходит, как всегда, мирно и тихо. Я рассказываю отцу, как безумно соскучилась по своим друзьям, как морально не готова к учебному году. Он тихо посмеивается тому, как я неуклюже пытаюсь убрать со стола посуду, помыть её и убрать в шкаф. Мой низкий рост всегда всех забавляет. Многие умиляются этому факту, а для кого-то он служит поводом для насмешек. Впрочем, всё на балансе у меня. Следующий этап — водные процедуры, а после я завершаю последние штрихи гардероба: чёрная юбка до колен, белая, чуть прозрачная блузка с рукавами три четверти. Волосы я оставляю распущенными, ибо с такой длиной ни уложишь, ни заплетёшь — ничего не сделаешь! — Арлекин! — воскликнув, я выхожу из подъезда и вижу у «вольво» своего брата. Арлекин — высокий, молодой учитель с густыми рыжими волосами и бездонными янтарными глазами. У него спортивное телосложение, но не такое накаченное, как у Бана, я бы сказала. Вообще, мой брат тот ещё сердцеед, в постели которого побывало немало девушек. Откуда такие подробности? Мужчине двадцать пять лет, а он до сих пор не женат, и в наш дом он не приводит ни одну девушку. Вот и назревает мысль о его мимолётных увлечениях. Я подбегаю к Кингу и обнимаю его. Он поднимает меня, крепко прижимая к себе. — Сестричка моя! — смеясь, произносит Кинг, кружа меня в воздухе. От такого порыва у меня даже кружится голова, но я продолжаю смеяться, наслаждаясь хорошим настроением брата. — Ну, как настрой? — заводя машину, спрашивает меня Кинг. Я поудобнее усаживаюсь на заднем сидении в связи с тем, что ремень безопасности впереди постоянно заедает. Я и советовала Кингу показать этот дефект мастеру, но тот уверял меня, что у всего есть свои плюсы*. И смысл этого выражения я никогда, похоже, не пойму. — Надеюсь на лучшее, — с улыбкой отвечаю я. — А как твой настрой? Всё-таки, первый день в новой школе…. — Она не совсем новая для меня, — перебивает меня брат, заведя машину, которая трогается с места и отправляется в путь. — Я учился там в восьмом-девятом классе, а потом перевёлся. Уж слишком там большие требования, а мне это не по душе. В пятнадцать лет я предпочитал с друзьями гулять, а не за учебниками время просиживать, — его идеальной формы губы расплываются в улыбке, а в глазах виднеется огонёк, который отражается даже в зеркале заднего видения. Либо он что-то от меня утаивает, либо я что-то не понимаю. — Ну, а если в этой школе, помимо химички, не будет симпатичных молодых учительниц, я разочаруюсь. Или учениц, так уж и быть. Я давлюсь собственной слюной от такого резкого, но спокойного заявления брата. У него совсем крыша едет от чрезмерного количества половых контактов? — Экстриму давно не получал? В тюрьму захотелось? — я не скрываю своего возмущения, наваливая на Кинга поток нелицеприятных восклицаний. — Тише, сестрёнка, успокойся, — мягко просит Арлекин, поглядывая на меня посредством зеркала. — Во-первых, возраст согласия уже наступает с шестнадцати лет по закону, к твоему сведенью, так что в тюрьму я не попаду в любом случае. А во-вторых, я предпочитаю более опытных женщин, не переживай, Элейн, — пояснил он. И тут я замираю. Ранее мы не обсуждали с ним подобные темы. Да я вообще не помню, чтобы с кем-нибудь затрагивала тему секса. Это слишком щепетильная тема для меня. После слов брата, до школы мы едем в абсолютном неловком молчании, погрузившись в свои мысли. Я не перестаю думать о том, что вступать в половые контакты разрешено уже с шестнадцати. Да, я знала, что многие девушки лишаются невинности до исполнения совершеннолетия, но я всегда считала это незаконным. Хоть я и питаю сильную любовь к Бану, но понимаю, что будущего у нас не будет, и поэтому хорошо представляю своё будущее: у меня будет большой дом, любимая работа, заботливый муж — идиллия, так уж и быть. А что касается моего первого раза, то, разумеется, только после свадьбы. Арлекин точно убьёт любого, кто притронется ко мне раньше положенного времени, в этом я на сто процентов уверена. — Ангелок, ты иди на площадь без меня. Я после подойду, — ласково говорит Кинг, задумчиво рассматривая каменистую дорожку, ведущую в школу. — Хорошо, — покорно и без всяких вопросов лепечу я и выхожу из машины. Брат всегда любил одиночество. Несмотря на большое количество друзей и девушек, его верным собеседником остаётся тишина, как бы парадоксально это не звучало. Поправив лямки портфеля, я направляюсь к школьной площади, на которой каждое первое сентября директор выступает с поздравительными словами. Дождя ещё не было, однако тучи уже сдвигались. На улице прохладно, но тёпленькая кофточка меня всё же спасает. Я рассматриваю школьную территорию, словно не видела её уже год, вернее, эти три месяца равносильны целой вечности, которые я провела в томлении хоть разочек за сегодня увидеть Бана. И если сегодня я всё же замечу его в толпе учеников и рабочего персонала, то день станет самым счастливым. Так и живу. Лишь бы увидеть его взгляд — и я на седьмом небе от счастья. Громкий, до отвращения мерзкий смех отвлёк меня от размышлений. Группа, состоящая из пяти человек, вернее, парней, идёт мне навстречу. Пять высоких крепких учеников держат путь в мою сторону и громко смеются, хотя школьная площадь находится совершенно в другой стороне. Моё сердце бьётся сильнее не столько от страха, сколько от осознания того, что в этой толпе может быть Бан. Я чуть выше поднимаю голову, но рассмотреть столь привычных глаз и пепельных волос не могу. Мне стало немного обидно, но сейчас я начинаю паниковать. Хочется прыгнуть в куст и подождать, пока они пройдут, и не сталкиваться ни с одним из них. Я осторожно делаю шаг в сторону, чтобы дать больше пространства для них и ускоряюсь, однако благополучно избежать контакта с этими старшеклассниками не получается. — Эй, малявка, ты почему одна? Я думал, что первоклассников родители должны в школу провожать, — обращается ко мне брюнет, а остальные заливаются смехом. Они прекрасно знают, что я оканчиваю среднюю школу, — в прошлом году у нас был объединённый урок физкультуры, на котором не было Бана, — но продолжают издеваться. Не более секунды я смотрю «шутнику» в глаза, после чего перевожу внимание на возвышающийся памятник, находящийся на площади, и направляюсь туда, не удостоив парней ответом. Откровенно говоря, я не знаю, что говорить им, как защитить саму себя. Поэтому я просто игнорирую насмешки окружающих. Голоса парней утихают, и я спокойно выдыхаю, но в этот момент глаза начинают резать от накативших слёз. Каждая издёвка для меня заканчивается слезами, как бы я ни старалась избегать подобных случаев. Но то, что случилось за следующие пять секунд, становится настоящим феноменом в моей жизни. В надежде прибыть на площадь как можно быстрее, мой шаг значительно ускоряется, из-за чего я даже не замечаю, как из угла здания школы выскакивает высокая фигура, которая впоследствии сталкивается со мной. Я не успеваю даже осознать всю суть происходящего, как уже прижата крепкими руками к широкой груди, которую еле прикрывает белоснежная ткань рубашки. — Цела? — сквозь шум ветра, звенящего у меня в ушах, послышался голос, грубый, но в то же время мягкий и бархатный. Я слегка отрываю голову и встречаюсь с бездонным взглядом алых, как кровь, глаз, которые с беспокойством смотрят на меня.