For You I've Waited All These Years

      Ширен Баратеон четыре года.       Ширен не любит Королевскую Гавань, но матушка сказала, что они должны были приехать и пожить какое-то время с отцом. Ширен нравился Драконий Камень — она любила слушать шум морских волн, когда ложилась спать. А из своей комнаты башне отца она слышала только людей; они смеялись, они кричали. Крики пугали Ширен больше, чем любые бури дома.       Мейстер Крессен говорил, что она родилась во время шторма, первой бури в сезоне, когда ветер завывал в башнях, а дождь стучал в ставни, и потому шторм никогда не сможет навредить ей. Ширен любила эту историю, и мечтала, чтобы мейстер Крессен поехал вместе с ними в Королевскую Гавань, тогда у неё будет друг. Пестряк был там, но у него не было историй или игр, и он так же боялся замка, как и она.       В эту ночь Ширен лежала, свернувшись калачиком в своей постели, укрывшись одеялом с головой. На самом деле сейчас не время, чтобы спать, но она пряталась от сердитых голосов матери и отца и маялась с синяками, о которых они говорили. В тот день она отправилась на поиски своих кузенов Мирцеллы и малыша Томмена, надеясь, что они наконец вернулись в город вместе со своей матерью. Ей нравилась Мирцелла — девочка всегда была дружелюбной и хотела поиграть, а Томмен был достаточно большим, чтобы ковылять за ними и присоединяться к их играм. Правда, они долго отсутствовали вместе с королевой. Когда Ширен спросила причину, мать только скорчила гримасу и сменила тему. Когда она не смогла найти своих младших кузенов, Ширен, отчаявшись найти компанию, отыскала своего старшего кузена Джоффри, который остался в Королевской Гавани со своим отцом. Ему было девять, и он был большим для своего возраста, но принц согласился немного поиграть с ней прежде чем ему стало скучно ему стао скучно, и принёс из оружейной два тренировочных меча. И это привело к тому, что сир Барристан Селми отнёс Ширен в покои Станниса, а Джоффри увёл его разгневанный дядя Тирион. Мать совсем не обрадовалась, когда сир Барристан рассказал ей о случившемся, и весь остаток дня провела в ожидании отца.       Леди-мать часто кричала на слуг, на Пестряка, на Ширен, но отец почти никогда не кричал. Он просто замолкал и рычал, если с ним заговаривали. Теперь Ширен не нравилось, что он кричит. Это звучало неправильно.       Из-под одеяла она услышала, как скрипнула дверь. Девочка скинула покрывало с лица, чтобы посмотреть, кто там.       — Миледи?       — Сир Давос? — шепнула она, — что вы здесь делаете?       Давос был хорошим человеком. Ширен знала его, сколько сама себя помнила, и очень любила его. Она села, чтобы посмотреть на него как следует.       — Миледи, я подумал, что вы возможно захотите пойти и посмотреть на корабли вместе со мной. Только до тех пор, пока ваши родители не закончат... говорить.       — Да, пожалуйста! — воскликнула она, соскользнув с кровати и подбирая плащ.       — Вы можете мне помочь, сир Давос? — вежливо спросила она,— я не могу застегнуть булавку сама.       — Конечно, миледи, — сказал он, нагибаясь и застёгивая плащ. Он улыбнулся ей той улыбкой, какой никогда не улыбался её отец, она вообще ни разу не видела, чтобы он улыбался, и Ширен взяла его за руку. У Давоса всегда были тёплые руки, даже с отсутствующими пальцами, и он позволил бы ей подержать их если бы она попросила. На этот раз юная Баратеон взяла другую руку, целую, и они вместе пошли к пристани. Луковый Рыцарь немного поговорил с ней о парусах, ветре и волнах, а потом поднял её, усадил на стену и сел рядом.       — Миледи, почему вы сегодня отправились на поиски своей кузины?       — Потому что Мирцелла и Томмен всё ещё в отъезде, а мне хотелось поиграть с кем-нибудь. Пестряк боится замка.       Она подняла глаза и увидела, что Давос смотрит на неё. Он не улыбался, но она не испугалась. Давос никогда не сердился, даже когда был очень сильно расстроен.       — Почему вы не прекратили игру, когда он начал причинять вам боль?       Она пожала плечами и прижалась к нему ближе, наслаждаясь теплом.       — Больше никого не было. Если бы я заставлю его остановиться, то он больше не будет играть со мной.       Давос вздохнул и положил повреждённую руку на колено. Она протянула руку и осторожно сжала его пальцы. Он отпустил её, а потом заговорил:       — Миледи, я знаю, что принц Джоффри — единственный человек, которого вы знаете, но вы можете ему сказать, чтобы он остановился, если принц причинит вам боль. Друзья не причиняют вред нарочно.       — Я знаю, — сказала Ширен, легонько тыча в обрубок его безымянного пальца, — и в следующий раз буду осторожнее. Отец сказал, что Мирцелла всё равно скоро вернётся в Королевскую Гавань. Сир Давос, как вы потеряли свои пальцы?       Она снова посмотрела на него, и на его лице появилась странная улыбка. Всё лицо выглядело теперь по-другому, как будто он сейчас где-то не здесь, а где-то очень далеко.       — Сир Давос?       Он покачал головой и откашлялся:       — Я лишился их давным-давно, когда был молод и глуп. Но я усвоил этот урок.       Она больше не спрашивала, просто взяла его за руку и положила на плечо. В конце концов, когда они увидели звёздное небо, Давос сказал, что им пора возвращаться, пока её мать не начала беспокоится. Однако, Ширен слишком устала, и, тогда сир Давос подхватил её на руки и понёс обратно. Когда они добрались туда, оказалось, что родители даже не заметили её исчезновения. Отец поблагодарил Давоса и позволил ему отнести Ширен в постель. После его ухода вошла леди-мать и поцеловала её на прощание, а вот отец ушёл и даже не попрощался.       Засыпая в ту ночь, Ширен втайне желала, чтобы сир Давос был её отцом.