Семейные хроники дома Токугава

Эдо, осень 1615 года -…и вот здесь пройдет канал. Тогда, получается, вот эти места осушаются и их можно спокойно застраивать. Вот эти участки выделим под поля… думаю, скорее всего под просо, но это уж когда поселенцы тут разместятся, деревня сама решит. А вот тут, - сёгун Токугава Хидэтада сложенным веером обвел участок на чертеже, - уж очень соблазнительное место. Если вот так спрямить дорогу… и вот тут тогда хорошо встает постоялый двор. Как раз последний с этой стороны перед въездом в город. - Ну что ж, мне нравится, - огосё Токугава Иэясу покивал; грузно развернувшись всем телом, поднес руки к жаровне. Ровное тепло обволакивало ладони. Пахло свежей выпечкой и можжевельником. - Благодарю вас. И что еще важно, - Хидэтада по одному сворачивал одобренные чертежи и укладывал их в продолговатый футляр. – Уйдут болота – убавится и комаров. - Это точно, - Иэясу невольно улыбнулся. Когда они только переселились в Эдо, комарья здесь было столько, что в разгар сезона полог на ночь приходилось вешать двойной, а сыновья перед сном устраивали состязание, кто больше прибьет кровосовов, и гонялись по комнатам с мухобойками. Тогда и песок в ветреные дни наносило даже во внутренние покои, так часто приходилось выметать, что даже веники не убирали в кладовку, в каждой комнате стояли на видном месте. - Хотя, что плохо, - Хидэтада спрятал кончики пальцев в рукава цвета белого дуба, - уйдут комары – уйдут и ласточки. А вот это жалко. Хотя их и так уже заметно меньше, чем раньше. Не любят ласточки жить в больших городах. А помните, сколько их было, когда мы сюда только приехали? И как Тадаёси все время твердил, что раз ласточкины гнезда тут есть, надо из них делать суп, как в Китае. - И даже залез на крышу, чтобы гнездо снять. То-то было разочарование, когда оказалось, что оно несъедобное! За стенами стояла зябкая предзимняя сырость. Мелкий холодный дождь только-только закончился и теперь, похоже, собирался начаться снова, и в воздухе – словно и не рассветало. Если смотреть с главной башни – соломенные и черепичные крыши внизу смазывались, постепенно сливаясь совсем воедино. В замке Эдо полы в жилых помещениях были полностью застелены татами, маленькие жаровни с углем расставлены были по комнате, и от них даже, кажется, прибавлялось немножко света. В нише под свитком с играющим журавлем белела поздняя хризантема, поставленная не в вазу, а в старую тыкву-горлянку. - Отец, может, приказать подать чаю? – спросил Хидэтада. - Заманчиво, но лучше не надо. А то где чай - там и печенья… а они, видать, любят меня даже больше, чем я их. И стремятся остаться со мной навсегда, - господин Иэясу с усмешкой похлопал по своему внушительному пузу. - Как скажете. Все равно скоро обедать. Иэясу отчего-то подумалось: когда Хидэтада, в свою очередь, передаст титул сыну – навряд ли эти двое уже когда-нибудь будут сидеть вот так, вдвоем, и говорить, не взвешивая каждое слово, что нужно, что не нужно слышать вассалам, навряд ли огосё позволит себе называть сёгуна на ты. Сейчас еще помнится, что когда-то он был безземельным князьком Мацудайра, заложником в Сумпу, что Хидэтада был младшим сыном и, хоть недолго, заложником в Осаке, над тем они и трудятся, чтобы это забылось окончательно и надежно, но самим-то – всё равно не забыть. А Иэмицу – уже будет сёгуном по рождению, к тому времени вся жизнь в замке Эдо окончательно обрастет церемониалом, нерушимым, как замковые стены. И так и должно быть. - Отец, вот еще что… - Хидэтада помялся, не зная, как начать, снова положил на столик убранный было футляр с чертежами. – Насчет строительства. Я ни в коем случае не хотел бы делать ничего, что будет вам неугодно. И, разумеется, Эдо – столица сёгуната и в этом отношении чрезвычайно важна, на сегодня, пожалуй, даже важнее Киото. Но все-таки от Эдо до Сумпу путь неблизкий. Может быть, вы сочтете разумным установить, какие вещи необходимо согласовывать с вами, а для каких это излишне? По бледно-желтому лакированному футляру вился побег дикой тыквы, набросанный легкими скупыми штрихами. Какая-то новая школа? А Хидэтада на исходе четвертого десятка посолиднел. Приобрел привычку прятать руки в рукава, раньше такого не замечалось, но Иэясу и так знал, что мозолей от меча и тетивы у него на руках не видно. У него самого, Иэясу, до сих пор были, и у людей его поколения – почти у всех тоже. Он недолго подумал. - Всё, кроме религиозных и иностранных дел - в твоем распоряжении. То, что хоть как-то связано с иностранцами и другими государствами – только через меня. Храмы и всё в таком роде – смотри сам, если что-то тебе покажется важным, лучше все-таки посоветуйся. - Благодарю, отец, - Хидэтада поклонился. По его лицу было видно, что он доволен и примерно на это и рассчитывал. Интересно, какое у него будет лицо, когда он осознает, что к слову «всё» не прилагается «что касается строительства». - С Эдо разобрались, теперь насчет Киото, - Хидэтада вытащил из рукава свернутую в трубку бумагу. – Указ о сносе храма Тоёкуни. Вы в прошлый приезд так его и не подписали, помните, подготовить-то подготовили, потом сказали «не торопись», так с тех пор и лежит. Мне подписать, или вы сами? - Я и в этот раз скажу «не торопись», - Иэясу покачал головой, беззвучно усмехнувшись в седые усы. - Торопиться незачем. - Так-то оно так, - возразил Хидэтада и в свою очередь покачал головой. – Но, отец, слухи уже просочились за пределы замка… Вы знаете, что сюда едет госпожа Кодай-ин? - Знаю. И именно поэтому сюда приехал я, - Иэясу усмехнулся уже не скрывая. – Я, конечно, толстая старая развалина, но быстро ездить я все еще умею. Нэнэ, супруга давно покойного Хидэёси, а заодно и мачеха недавно покойного Хидэёри, вполне естественно, была обеспокоена судьбой усыпальницы своего мужа. Настолько, чтобы покинуть монастырь и, в своем преклонном возрасте, пуститься в дорогу по позднеосенней распутице. Разумеется, этого следовало ожидать, как только сведения дойдут до Киото. - Когда она должна прибыть? - В город? По расчетам – завтра утром. Иэясу кивнул: - Значит, послезавтра мне нужен полностью свободный вечер. Если что-то уже назначено на это время, распорядись, чтобы все перенесли. И для тебя тоже. – Он снова погрел руки над жаровней, с удовольствием ощущая в ладонях тепло. Когда тебе перевалит за семьдесят, держать жаровню у себя под рукой кабы не важнее, чем меч. – Я могу позволить себе принять тетушку Нэнэ как частное лицо частное лицо. Сёгуну вдову тайко пришлось бы принимать официально. Но, полагаю, разговор для тебя будет небезынтересен. Если у тебя есть ширма с сосною и снегом – поставить лучше ее. Они вышли во внутренний сад. Иэясу остановился на пороге, чтобы слуга завязал ему сандалии поверх кожаных таби. Шапки давно отцветших гортензий по-прежнему высились над всею травой, приглушенно серовато-коричневые, цвета очень старой бумаги. - Вообще их к этому времени уже срезают, - рассказывал на ходу Хидэтада. – Но я распорядился оставить до первого снега. Он красиво ложится на эти шапки. Все-таки… хоть они и уже отцвели, есть в них какая-то своя печальная прелесть. - А знаешь, пожалуй, я рад, что отдал тебе Эдо, - внезапно произнес Иэясу. - Я не про сейчас, еще тогда, давно. А очень сомневался, стоит ли. Воевать – это не твоё, тут уж ничего не поделаешь. Но, если только мы не допустили где-то фатальной ошибки, воевать теперь не придется еще очень и очень долго. А у тебя есть одно свойство: ты умеешь обустраивать жизнь вокруг себя. Он постоял, глядя на кусты отцветших гортензий. - Первый снег я хотел бы увидеть в Эдо… Ладно, пошли, - он обернулся к Хидэтаде и махнул рукавом. Мол, всё пустое. Улыбнулся. – Вот сейчас я бы уже точно не отказался пожрать! Лучше всего – горячего супа. *** Хочешь не хочешь, но таком уровне даже неофициальный прием не проведешь один на один. Приближенные огосё чинно сидели на подобающих по рангу местах, дамы из свиты монахини Кодай-ин заняли место позади своей госпожи. Все – тоже монашки, все средних лет, помоложе нее, все почтенного вида. Молоденьких хорошеньких фрейлин Нэнэ то ли теперь не держала, то ли с собой не взяла из-за серьезности разговора. - Как доехали? - Благодарю, лучше некуда. Лет сорок назад добиралась бы втрое дольше. Да и двадцать лет тоже… не так быстро. Боевая Нэнэ взяла с места в карьер, даже без трех левых поворотов: напомнить правителю, чей он на самом деле наследник, затем чуть польстить, признав, что самовольно взятым наследством он все же распоряжается с толком. Готовя прием, Иэясу распорядился залу как следует прогреть, так что сейчас тут было вполне приятно даже для самых старых стариков, небольшие жаровни по углам понемногу еще подбавляли тепла; пахло в этот раз кедром. За плотной бамбуковой занавесью, невидимые - едва угадываемые колеблющиеся тени - негромко играли музыканты... Говорили еще про дороги, про постоялые дворы и про сравнительные преимущества передвижения верхом и в паланкине. Хозяин дома тему менять не хотел, а гостье не подобало. Кружились друг вокруг друга, сказать бы, прощупывая противника, но нет, знали друг друга давно и отлично, нужды прощупывать не было. Скорей уж выжидая удобный момент. - У вас в Эдо, нельзя отнять, улицы вымощены на загляденье. Да и сам город хорошеет на глазах, взглянешь – и не узнаешь. А Киото вот только ветшает. - Да, его превосходительство сёгун строительству уделяет большое внимание. Поговорили про строительство в Эдо, уклоняясь от разговоров о Киото – Иэясу уклонялся; от разговоров об Осаке, в которой восстанавливать теперь надо полгорода, не сговариваясь, уклонялись оба. Лицо госпожи Кодай-ин, по контрасту с белым монашеским убором, походило на старый потертый каштан; Нэнэ и в расцвете молодости никогда не была особенно белокожей. И руки на коленях – маленькие, крепкие морщинистые руки, изрисованные старостью. -...особенно важно следить за чистотою на улицах и не позволять бегать где попало бродячим собакам... Запах кедра, накопившийся, стал ощутимее, а голос флейты за занавесью угас... растаял... Тихо-тихо зазвучал голос: Пятьдесят лет живет человек…. Но для нижних небес это все равно что сон, что обман. Есть ли кто-нибудь, однажды узнавший жизнь, кто б не угас? - А я ведь слышала это, - внезапно произнесла монахиня. - В тот самый день. Я тогда была в замке. Видеть не видела, кто бы пустил меня в княжеские покои, тем более перед походом. Но слышала хорошо, голос у Нобунаги-самы всегда был звучный. И – мне отчего-то вдруг сразу сделалось спокойно. Поняла: дальше уж как получится, но раньше пятидесяти мы точно не умрем. - Мне иногда жаль, что я этого не слышал. Я в тот день был на другой стороне, - задумчиво проговорил Иэясу. - Но, наверное, и к лучшему, что всё сложилось именно так, как сложилось. Ведь мы в итоге пришли к тому, к чем пришли. И я хочу вам сказать: как бы ни расходились, чтобы после снова сойтись, наши пути, я всегда питал к вам самое глубокое уважение и приязнь, как и к вашему мужу. Даже когда мы временно становились противниками – врагами мы не были и быть никак не могли. Интересно, из всех, кто сейчас присутствует в этой зале, сколько человек поняли, про какой день идет речь? Мы с вами помним, с чего все начиналось и, главное – почему это началось. И все эти годы шли бок о бок одним путем, и когда вынужденно расходились – все равно шли в одном направлении. И шли к одной и той же цели и по одной и той же причине. Кодай-ин-доно, как бы ни были вымощены дороги - я рад, что вы сейчас здесь. Нас ведь не так и много осталось... тех, кто шли вместе от самой Окэхадзамы. Хотя я – и с другой стороны. По большему счету, только мы двое. - А я вот и не знаю – двое ли, - старая женщина прищурилась. - Тот ли человек передо мной? Тот Токугава Иэясу, который шел с нами от самой Окэхадзамы, пусть и с другой стороны – сражался с живыми. Он не воевал с мертвецами, он не воевал с памятниками. Вот я и думаю: то ли лисы подменили, то ли просто стыд и совесть закончились? - Может, и то, может, и другое, - не стал спорить господин Иэясу. - А может, мне просто хотелось увидеть вас. - Придурок, - припечатала Нэнэ. Огосё, и не видя, ощутил, как напряглись его вассалы. Одна из дам охнула, зажав рот рукавом. Такого скандала в замке Эдо не случалось, наверное, со дня его основания. Иэясу от души рассмеялся. - Ну что, все подменыши вернулись на свои места, все маски сняты, мы оба наконец-то снова стали самими собой? Не буду я сносить храм Тоёкуни. - То-то же, - заключила Кодай-ин. - Но, сами понимаете – денег в казне сейчас не так и много, как может показаться со стороны. Не хочу вас зря обнадеживать, средств на ремонт выделить я не могу. - И куда бы им деться, средствам-то, - сварливо проворчала старуха. Оставив недосказанным: будто в Осаке мало добычи взяли. Кстати, действительно мало. - Ладно, уж на ремонт-то и сама денег найду. За занавесью цудзуми принялся отстукивать обезьянью пляску. - Кодай-ин-доно, супруга господина сёгуна просила передать вам приглашение отужинать с ней сегодня. Моя сноха говорит, у нее целый миллион вещей, что вам рассказать. Прием подошел к концу, гостьи и представители принимающей стороны раскланивались и благодарили друг друга за всё, за что полагается. А Го-химэ правда до смерти хотела повидаться с тетушкой Нэнэ, так и сказала, про миллион. - Кодай-ин-доно! - в последний момент окликнул ее Иэясу. - Я ведь нисколько не лукавил. *** Когда помещение опустело, и даже музыка смолкла и тени за занавесью совсем исчезли, ширма, расписанная соснами под снегом, ожидаемо отодвинулась. - Отец, я не устаю вами восхищаться, - Хидэтада до сих пор льстил так топорно, что всегда было видно, когда он не льстит. - Вы так искусно переиграли госпожу Кодай-ин... - Переиграл? Вовсе нет. И даже и не ставил пред собой такой задачи, - Иэясу с кряхтением поднялся на ноги, отмахнув рукой, чтобы не вздумали помогать. Желудок коротко и неприятно резануло. Расслабился в Эдо, прямо как будто молодой. Вернусь домой – всё, никаких солений, никаких хренов и перцев, себе дороже. - Каждый, как и было задумано, получил своё. - Своё? – Хидэтада задумался. - Вы разрушать храм и не собирались. Я должен был давно догадаться. Если бы всерьез хотели это сделать, не стали бы столько тянуть. Вы свалили с себя расходы на ремонт. Но какую выгоду тогда получила Кодай-ин? - Думай, - коротко бросил его отец. - Она добилась, что храм не будет разрушен, это понятно; но раз его так и так не снесли бы... она, скорее всего, уже догадывалась, раз уж даже я догадался. Гарантии, что вы не станете мешать ремонту, если она найдет на него деньги? Иэясу кивнул: - И возможность свалить всё на меня, если денег все-таки не найдет. Иногда это важно – чтоб было на кого свалить. Я ведь и вправду не врал. За закрытыми сёдзи мягкий и мокрый снег опускался на землю.