Семейные хроники дома Токугава

Породистые ястребы от рождения смелы и прозорливы. Ии Наомаса о Мацудайре Тадаёси

Ну вот и всё. Токугава Иэясу выдохнул и посмотрел на небо. Несколько развиднелось, остатки выпотрошенных туч уходили на запад, как остатки западной армии. Пошел час овцы, и он только что выиграл самую крупную битву за последние двести лет. Он сделал знак адъютанту, и тот немедленно подал господину его шлем с золотыми листьями папоротника, так и прождавший своего часа с самого утра. - После победы крепче завязывай шнуры своего шлема, - изрек главнокомандующий. Подбежавший курьер опустился на колено: - Господин, прибыл ваш сын. - Хидэтада? – вскинулся Иэясу. - Никак нет. Оси-но-ками. Он ранен. - Где он? – Иэясу поспешил за вестником, только что не перейдя на бег. Раненого уже успели пристроить под деревом и сейчас спешно освобождали от доспехов. - Отец... - Тадаёси попытался податься к нему навстречу и застонал, - я... - Спокойно, спокойно… - …я умираю. - Спокойно, - Иэясу присел рядом с носилками. – Ты не умрешь, обещаю. Еще бы он сам был так в этом уверен. У Тадаёси была перевязана левая рука, более-менее прилично, видимо, ранен был еще после первой атаки, еще ранен в бедро, что там – понять пока трудно, вся штанина – сплошное месиво из крови и грязи, наверху наспех перетянутое жгутом из чьего-то шнура от шлема, и, судя по тому, как он неловко скособочился на один бок – это еще не всё. - Дышать… не могу дышать… - Сейчас со всем разберемся. Он поднялся. Не глядя, отдал назад свой шлем, который тут же приняли, расставил руки, и адъютанты, поняв без слов, тотчас сняли с него наплечники, наручи и перчатки. Остальное снимать долго, да остальное не особо и помешает. - Готовьте всё к церемонии. Я скоро буду. И все отойдите отсюда. Уйдите, - кинул он своему врачу, который, не тратя времени, уже занялся раненым и разрезал на нем штанину. – Стой. Нет. Будете помогать. Итасака Хокусай молча кивнул и отодвинулся в сторону, освобождая господину место. Хорошо, воду и чистое полотно успели уже приготовить. - Когда перевязали ногу? - Не помню… ничего не помню… - Не страшно, - он осторожно придержал сына под плечи и коснулся губами лба, успокаивая и заодно проверяя. Кожа была холодная, в испарине, и очень бледная, крови Тадаёси потерял прилично. В любом случае, это никак не могло быть больше часа назад, значит, еще не страшно. - Отец, - Тадаёси судорожно цеплялся за его руку, силясь приподняться. – Простите… я упустил Симадзу… - Хрен с ним, – Иэясу осторожно высвободился и устроил сына в сидячем положении, прислонив спиною к дереву. – Никуда он теперь не денется. Теперь дышать легче? - Он наконец развязал все пояса и распахнул кимоно. Бок под одеждой был – один сплошной черный синяк. - Больно… пить… и холодно… - Погоди, пока нельзя. Пока что вот так… Итасака, не дожидаясь приказа, подал пропитанную водой тряпицу, и Иэясу смочил сыну губы. Тадаёси губы даже не облизнул… проклятье! Иэясу, рискуя, довольно чувствительно тряхнул его за плечи. Тадаёси застонал, но от резкой боли все же очнулся, взгляд снова сделался осмысленным. - Тадаёси, держись. Не спи, нельзя спать. Понял? На боку крови все-таки не было, и живот не поврежден. Уже хорошо. - Ты герой. Ты сделал сегодня даже больше, чем я от тебя ожидал. - Развязывать рукав было некогда, Иэясу зубами рванул плотную ткань, извлек заветный льняной мешочек с лекарствами. Только потом сообразив, что рукав проще было бы взрезать. – И это в первом бою! Всё, можешь с чистой совестью считать, что ты меня переплюнул. – Быстро выбрав нужные, передал Итасаке. – Это, это и это. Приготовьте. – А сам продолжал говорить… - Я в своем первом бою два забора спалил, а ты – выиграл крупную битву. - Вы выиграли… битву… - Выиграл благодаря тебе. И другим. И не сомневайся, в этом списке ты в числе первых. Не прекращая говорить, он разрезал жгут на ноге. Он опасался, что не остановившаяся кровь сейчас выплеснется фонтаном, но такого не произошло. Иэясу несколько мгновений колебался, выбирая. Бок выглядел все-таки хуже. - Ты молодец. Я горжусь тобой. Братья будут гордиться тобой, когда узнают. - Ма… - Мама бы тоже гордилась тобой. В нижней части грудной клетки под пальцами явственно ощущалась неровность и слабый хруст. Тадаёси чуть не заорал от боли, едва удержался, стиснув кулаки, только застонал. Дышал он слабо и неровно, грудь едва поднималась, но даже и так было видно, что эта сторона запаздывает за здоровой. Одно ребро точно сломано, со вторым есть надежда, что обошлось трещиной. Итасака подал приготовленное лекарство, и Иэясу поднес чашку сыну к губам. - На вкус как дерьмо, но выпить придется. Чтобы кровотечение не разошлось. - Держу пари, это оно и есть… Тадаёси все-таки несколько приободрился, даже попытался шутить. Уже хорошо. Лекарство он проглотил с трудом, закашлялся, разлил половину, от боли от кашля согнулся пополам и чуть не завалился все на тот же раненый бок. Но хоть сколько-то в рот попало. В выкашлянной воде розового видно не было, дышал он тоже без присвиста, значит, легкое не пробито. Обычную воду после того он выпил нормально, пролилось совсем немного. Иэясу бережно обмыл пострадавшее место смесью трав, облегчающих боль и отек, наложил повязку, пропитанную все тем же раствором. - Щекотно, - пожаловался Тадаёси. Даже попытался засмеяться от стекающих капель. – Отец, мои люди… - Все будут вознаграждены, как должно. Не волнуйся об этом. - Много… много раненых… красный лак… почему красный… Тадаёси путался в словах, снова стал уплывать, и Иэясу снова потормошил его и позвал по имени. Брякнул первое, что пришло в голову: - Конь твой цел? - Не знаю… - необходимость думать помогла Тадаёси удержаться. – Как я упал, больше его не видел. - У меня в Эдо есть хороший темно-гнедой трехлетка. Будет твой. Уже начали приучать слышать выстрелы. Иэясу еще рассказывал про жеребенка, про его родословную, еще что-то, только чтоб сын его слушал. Сам тем временем закончил с перевязкой, запахнул на Тадаёси одежду и еще сверху укутал чем нашлось, и занялся его ногой. Ранение оказалось сквозное. Как его так угораздило? Как далеко он вырвался вперед, с какого же расстояния стреляли? Впрочем, это к лучшему, пуля не застряла в теле. Но сама рана выглядела – хуже некуда. Внутрь затащило клочья одежды, это и на глаз было видно, а потом попала еще и земля, тут, похоже, воспаления навряд ли удастся избежать. Иэясу на мгновенье задумался, но все-таки распорядился: - Итасака-сан, чистите вы. Я держу. Он еще подумал, не примотать ли раненого к дереву. Были бы ребра целы… но так – как бы еще хуже не сделать. Вместо этого он подсел к сыну и обхватил его так, чтобы надежно удерживать. - А вот теперь придется терпеть, - он оглянулся, ища, что бы дать ему прикусить, но ничего чистого вокруг не было. Чертов грёбаный Исида, приперло же ему воевать в этой грёбаной грязи. Поймаю – по шейку самого в эту грязь закопаю! Он поменял положение руки, пристроив ее Тадаёси к самому лицу. – Если что – кусай. - Но, отец… - запротестовал Тадаёси. Как ему ни было хреново, почтительным сыном он все-таки оставался. - Говорю кусай – значит, кусай. Когда еще представится случай пожевать главнокомандующего! Сказал и тут же пожалел о своих словах, смеяться Тадаёси было больно. Как ни пытался тот честно терпеть, впиться зубами в отцовскую руку ему вскоре все же пришлось. - А помнишь, - Тадаёси цеплялся за отцовский голос, как за руку, и Иэясу продолжал говорить, не останавливаясь, - вишневое дерево в Хамамацу, как вы с Хидэтадой баловались и порубили ствол, и как мама тогда на вас рассердилась? - Такэтиё огрела его же ножнами, - Тадаёси даже, кажется, улыбнулся. – А меня не поймала… - Так вот, дерево это ведь выжило. Забыл тебе рассказать. Этой весной цвело. - Я закончил, господин, - сообщил Итасака. – Костных осколков не попадалось. - Ну, Тадаёси, тебе здорово повезло, - Иэясу одобряюще улыбнулся сыну. – Еще танцевать будешь. Ничего на самом деле это не гарантировало, ему ли, Иэясу, было не знать. Ни-че-го-шеньки. Рана после всех манипуляций кровила. Иэясу продолжил работу над ней уже сам, густо присыпал края травяным порошком и перебинтовал. Теперь оставалась только рука, но там тоже могло оказаться всё что угодно. Впрочем, с рукою действительно повезло, неглубокая резаная рана, вполне чистая, она особых опасений не вызывала. - Итасака-сан, прошу вас, закончите сами. Потом найдите, куда перенести в тепло, и пускай спит. Последнего можно было не говорить, личный врач даймё такого уровня, само собою, был не новичок и сам прекрасно разбирался в такого рода вещах; это даже могло показаться обидным, как знак недоверия к его опыту. Но Итасака-сан все-таки рядом с ним уже много лет и должен правильно понять его естественное в таком положении беспокойство. - Ну вот, уже почти всё. Осталось чуть-чуть. Итасака-сан будет при тебе, и я еще загляну к тебе, как только смогу. Отдыхай и ни о чем не заботься. В этой кампании всё, что нужно, ты уже сделал. Жаль, что на церемонии тебя не будет, но не сомневайся, твоя доблесть и доблесть твоих людей не останется неотмеченной. Оба адъютанта дожидались господина поодаль. Иэясу приказал «Воды!» - и сам удивился тому, что руки у него не трясутся. Пахло раздолбанной конскими копытами мокрой землей. Он распорядился подать недостающие части доспеха. Чтобы вернуться в ставку уже в подобающем виде и самому соответствовать собственной исторической фразе. Что фраза станет исторической, Токугава Иэясу, победитель при Сэкигахаре, не сомневался. Если не станет естественным путем, тогда сам об этом позаботится. И чтобы спрятать разорванный рукав и погрызенную руку. Руке, надо сказать, досталось изрядно, тогда он боли почти не почувствовал, но сейчас уже начинала ныть. Вот зачем было совать руку, когда можно было обойтись рукавом? У него-то рукав был чистый. Штаны, кстати, грязью испачкались. Нехорошо. Ладно, сейчас кто не в грязи, будем надеяться, что превратно понято это не будет. Полностью переоблачаться было бы слишком долго (да и особо-то негде). Время дорого. Сейчас принять своих командиров, дать людям чуть отдохнуть – и, развивая успех, быстро выдвигаться на Саваяму. И что всё-таки с Хидэтадой? Пока приводили в порядок доспехи, один за другим подбегали курьеры. - Прибыл Курода Нагамаса. - Прибыли Хонда Тадакацу и Фукусима Масанори. - Прибыл Ии Наомаса. Он ранен. - Опять? – вырвалось у Иэясу. Хотелось выругаться длинно и крепко. Но он сдержался и сказал только: - Что за… закономерность. Он не при смерти? - По виду нет, господин. Значит, хотя бы можно не бежать. По пути к ставке, сдерживая себя, чтобы не ускорить шаг, Токугава Иэясу ругался про себя последними словами. Когда он успел на такое подписаться? У него пол-армии раненых, прикажете теперь над каждым плясать?! Он полководец, а не полковой лекарь! И вместе с тем точно знал: если он сейчас всё лично не проконтролирует, а Наомаса потом умрет или станет калекой – этого он себе не простит.