Весенние забавы

      Яо невольно поморщился, когда Минцзюэ передал ему пиалу, наполненную мерзкой жижей, от которой, ко всему прочему, исходил одуряющий, тошнотворный запах. Пить эту дрянь он, конечно же, не хотел, однако, выбора у него особо-то и не было: либо он сделает это сам, либо ему любезно поможет старший братец. В этом он убедился еще вчера, и повторения столь травматического опыта ему не очень хотелось. Поэтому он, старательно подавляя очередной приступ тошноты, осторожно поднес пиалу к губам и одним глотком осушил ее, морщась от отвращения. Нет, серьёзно, на вкус эта дрянь была просто ужасна. Яо мог с уверенностью сказать, что эта бурда занимает почетное третье место в списке худших блюд и напитков, которые он пробовал. А ему в какой-то момент своей жизни пришлось гнильё есть, так что у него было с чем сравнивать, и лучше бы он еще раз съел что-нибудь эдакое, чем пить эту гадость.       Теперь-то он понимал почему Хуайсан – собственно говоря, как и все адепты ордена Не – панически боялся всего, что было связано с целительством. Если бы в Ланьлине готовили подобную отраву, то Яо бы обходил целителей десятой дорогой. Уж лучше тихо-мирно сидеть в своих покоях в приятной компании документов, горячего чая и ароматных мазей, чем пить эту дрянь три раза в день – утром, днем и вечером, – а потом мучиться от тошноты, головной боли и жара во всем теле. Он не жаловался – нет, – однако, и особой радости от процесса не испытывал.       Для себя Яо уже точно решил, что это был первый и последний раз, когда он добровольно отдался в руки целителей Нечистой Юдоли. В следующий раз – упаси господь! – он будет биться до последнего, и даже глава Не не сможет сломить его боевой дух… наверное. Тут лучше не загадывать, потому что Минцзюэ – мужчина простой: возьмет за шкирку и будет таков, а там хоть плач, хоть смейся, все равно сделает так, как хочет, и ты даже пикнуть не успеешь (ну, или не сможешь). Как вчера, например, когда он очень убедительно попросил – хотя правильнее будет сказать «приказал» – Яо лечь в свою постель, особо не обращая внимания на его отчаянные попытки отказаться (ну, может не слишком-то и отчаянные, однако, речь сейчас не об этом), а так же все мыслимые и немыслимые правила приличия. Причем говорил еще с таким лицом, будто ему не доложили мяса в тарелку! И вот как тут откажешь, когда тебе всем своим видом намекают, что либо ты сейчас делаешь то, что просят, либо подыскиваешь себе приличный гроб?       Ну, ничего. Яо еще поплачется в дружеское плечо Лань Сиченя по этому поводу. Поскольку такое отношения к себе он считал неприемлемым и хотел, чтобы Минцзюэ более уважительно относился к его персоне! Теперь-то они на равных: он больше не его мальчик на побегушках, который будет покорно выполнять все капризы своего господина – забавно: теперь он мальчик на побегушках для своего отца, – и глава Не, похоже, об этом совсем забыл. Правда, Яо сейчас был немного не в том состоянии, чтобы напомнить ему об этом, а жаль.       – Держи, – хмуро пробасил Минцзюэ, протягивая Гуанъяо парочку локв. Знал ведь, что та бурда, которую он ему дал, на вкус просто ужасна (Минцзюэ до сих пор с содроганием вспоминает своё знакомство с сим чудным напитком). А так Яо, может, чуть легче станет, а то уже сил не было смотреть в его посеревшее лицо. – Они сладкие.       Яо в начале долго молчал, никак не реагируя на слова побратима – думал, видимо, – потом медленно кивнул, осоловело разглядывая спелые локвы, но брать их почему-то не спешил. На самом деле он просто немного не ожидал такого внимания к своей персоне: от Сиченя – может быть, тот всегда был внимателен к нему, а вот он Минцзюэ – нет. Однако, Гуанъяо ведь не дурак, чтобы отказываться? – потому-то и взял несчастные плоды после небольшой заминки, не забыв склонить голову в знак благодарности.       Зря, правда, он это сделал, потому что голова тут же начала гудеть, напоминая хозяину о том, что он все еще болен, так что пусть лежит и закономерно страдает. Яо, конечно, виду не подал – старался по крайней мере, – однако, Минцзюэ заметил. Только вот говорить ничего не стал, ну, разве что шутливо пригрозил ему пальцем, сурово хмурясь. А Гуанъяо уже и забыл, что глава Не становился намного более мягким, когда общался с больными людьми (ну, не кричал по крайней мере, и на том спасибо). Полезное знание, однако, Яо не такой дурак, чтобы злоупотреблять терпением старшего брата, а то потом проблем не оберешься. Хотя о чем это он? – у него и так проблем хоть отбавляй, а когда он вернётся к отцу с пустыми руками, то их станет еще больше.       Гуанъяо утомленно вздохнул – последние пару дней мысли об отце и других не менее интересных вещах вгоняли его в тоску – и принялся вяло, без всякого аппетита, жевать локву, время от времени поглядывая на Минцзюэ. Тот спокойно сидел рядом и молча смотрел на него, угрюмый и мрачный, впрочем, как и всегда. Яо уже на него уже даже внимания не обращал – привык. Во всяком случае очень старался; не обращать внимания на человека, который то и дело подходит справиться о твоем самочувствии – не самая простая задача.       И, если честно, подобный интерес к своей скромной персоне немного настораживал. Обычно Минцзюэ был более холоден по отношению к младшему побратиму, а тут почти не отходит от его постели, терпеливо выслушивая редкие просьбы. Подобное поведение ему было совсем не свойственно, однако, у Яо не было ни сил, ни желания разбираться в чужой душе, и он махнул на это дело рукой (но все же украдкой поглядывал на брата, готовый к журьбе). Глава Не уже большой мальчик, сам разберется.       – Может ты хочешь что-нибудь еще? – тихо спросил Минцзюэ, угрюмо уставившись в пол, точно пытаясь прожечь его взглядом.       Яо в начале даже не понял к кому он обращался, но потом, когда тишина стала совсем уж неловкой, учтиво ответил:       – Нет, брат, – он невольно поморщился: собственный голос показался ему чужим, хриплым и натужным. – Тебе не стоит обо мне беспокоиться, ведь…       – Ты вчера так же говорил, и что в итоге?! – неожиданно даже для самого себя вспылил Минцзюэ, правда, тут же осекся и уже более спокойно добавил: – Пожалуйста, говори мне, если тебе что-то нужно.       – Цзинь Гуанъяо понял брата и благодарит его за заботу, – Яо уже было хотел почтительно склонить голову, однако, заметив, как мужчина брезгливо скривил губы, явно недовольный тем, каким тоном были сказаны эти слова, решил, что на этом с любезностями покончено. Вот невезение: он совсем забыл, что глава Не терпеть не мог все эти приторные улыбки, сладкие речи и излишнюю вежливость – в общем, все то, что так любили те, кто занимал довольно высокое положение в обществе.       – Оставь все свои цзиневские заморочки для отца, – Минцзюэ осторожно взял Гуанъяо за подбородок и ласково провел большим пальцем по его губам, словно хотел стереть с них вежливую улыбку, – договорились?       Яо медленно кивнул – попытался, – ошалело уставившись на мужчину, совершенно не зная, как ему реагировать на подобные нежности. Нет, ему, конечно, было очень приятно, и, может быть, он бы хотел и дальше наслаждаться этими невинными ласками – на удивление прикосновения Минцзюэ были довольно мягкими и нежными, – но то, что это делал благородный и свирепый Чифэн-цзунь, который мог одним отточенным и быстрым движением разрубить человека пополам, мягко говоря, напрягало.       – Хорошо, договорились, – покорно согласился Гуанъяо и чуть погодя добавил: – Брат, может, ты меня уже отпустишь?       – Да, конечно, – мужчина тут же отнял руку от лица брата и резко встал, после чего подошел к письменному столу и стал деловито шуршать какими-то важными бумагами.       Им обоим сделалось очень неловко.       Яо тихо-мирно лежал в постели, озадаченно смотря в широкую спину Минцзюэ, и отчаянно пытался понять, что это на него нашло; а тот в свою очередь спокойно сидел себе за столом и разгребал документы, надеясь, что они отвлекут его от ненужных мыслей. Они бы так и молчали до самого вечера, если бы не слуга, который пришел сообщить, что прибыла торговая делегация из Циньхуандао. Очевидно, дело было чрезвычайной важности, поскольку Минцзюэ тут же отложил все свои бумаги, встал и, распрощавшись с Гуанъяо, ушел, оставив его наедине со слугой. Последний довольно долго буравил взглядом нового подопечного – тут и без приказов главы ордена было ясно, что теперь забота о Яо легла на его плечи, – терпеливо ожидая дальнейших распоряжений, но на его счастье все ограничилось вежливой просьбе о чае и обещанием, что после он может быть свободен.       И как только слуга покинул покои своего господина, Яо позволил себе обессиленно вздохнуть, после чего закрыл лицо руками и тихонько завыл, ясно осознавая, что ему придется терпеть этот дурдом еще очень и очень долго. Не то, чтобы он жаловался, но…       – О, Небожители, за что мне все это?       В этот раз Небо решило смолчать.