Сборник драбблов

Карцев с усмешкой смотрел на то, как вяло, едва ли не с брезгливостью, Холмс ковырял холодец. Наконец, он не выдержал больше следить за мучениями детектива и подсел рядом. — Холмс, вы просто рискуете умереть с голоду, если не привыкнете к русской кухне. Здесь ничего ужасного нет. — А это? — Холмс ткнул вилкой в варёную морковь и, понизив голос, добавил: — Это же есть невозможно. Карцев взглянул на мадам Мануйлову, словно надеясь, что та не услышала последней фразы. По счастью, она была поглощена разговором с Трудным, который уже подтянул к себе графин с настойкой и вовсю расправлялся со своей порцией холодца. — Просто вы не знаете, как правильно это есть. — Для этого есть правила? — округлил глаза Холмс. Карцев, крякнув, привстал, чтобы налить две рюмки настойки (под пристальным и прищуренным взглядом Трудного), затем пододвинул к себе тарелку с чёрным хлебом и небольшую белую вазочку с каким-то желтоватым соусом. — Для начала, — он кончиком ножа подцепил соус, затем отломил кусок хлеба и тонким слоем размазал по нему, — возьмите вот это. Он протянул кусок Холмсу. Тот с искренним недоверием взглянул сначала на Карцева, потом на хлеб. Понюхал, охнул и часто заморгал. От одного только запаха у него заслезилось в глазах. Но при этом рот моментально наполнился слюной, словно вкуснее этого запаха и быть не могло. Но всё же... как это можно есть? Карцев прикрыл рот рукой, чтобы не засмеяться в голос. — У меня есть подозрение, что вы надо мной шутите, — произнёс Холмс едким, как этот странный соус, тоном. — Вы опять торопитесь с выводами, — Карцев поставил рюмку рядом. — Кладите лучше в рот холодец, но не глотайте. Холмс глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Затем он решительно отправил в рот желе и мясо. — Вот, а теперь откусите от хлеба и жуйте. Холмс послушно выполнил. Его губы обожгло огнём, а в нос снова ударил непривычный резкий запах. И в тот момент, когда он, отчаянно жуя, окончательно уверился в том, что над ним опять зло пошутили, случилось неожиданное. Холодец будто заглушил жгучесть соуса, и вместе с ним слился в странном вкусе, описать который толком не получалось, слишком много полутонов выходило. Они - и соус, и холодец, - так идеально дополняли друг друга, что Холмс от удовольствия прикрыл глаза. — Вижу, что вам понравилось, — произнёс Карцев, затем пододвинул рюмку. — А вот теперь залпом её. Холмс почувствовал, как у него вспотел затылок. С другой стороны, ничего более странного, но всё же вкусного, он в жизни ещё не пробовал. Эксперимент оказался удачным. — Что есть это? — с нескрываемым любопытством поинтересовался он, показывая на соусник. — Тёртый хрен, — просто ответил Карцев. — Корнеплод такой. — И его назвали как ругательство? — удивлённо произнёс Холмс. Карцев засмеялся. — Нет, сначала был корнеплод, а вот потом уже ругательство. — Судя по его жгучести, я понимаю почему, — задумчиво произнёс Холмс. — Мне нужно это повторить. То есть, я беру холодец, потом откусываю... Он не обратил внимания на то, с каким неприкрытым интересом мадам Мануйлова и Трудный смотрят на его знакомство с русской кухней. Так следят за детьми, едва те только начинают самостоятельно брать в руки вилку или ложку — с придыханием, боясь издать лишнего звука, дабы не спугнуть. — Только настойкой сильно не увлекайтесь, — предостерёг Карцев. — Иначе утром вас никакой нифриниум* не спасёт. *Поскольку поисковик перенаправляет людей, ищущих, что такое нифриниум, ко мне, то имею своим долгом сообщить следующую информацию, так сказать, предположение. Под названием "нифриниум" мною предполагается адреналин. Хотя бы потому, что совпадает характеристика воздействия на организм (а также запуск сердца при остановке, если ввести адреналин прямо в сердце), и его альтернативное название: "эпинефрин". Надеюсь, это поможет вам.