Хочу домой, или Конец пути

      Вот уже двадцатый век не просто постучал в окошко, а разменял почти половину. Вот уже можно оглянуться назад и признать: он видел много, он видел многих, а самое главное — он многое успел. Это радовало. Но ещё больше — не успел. И уже не успеет.       Николас зябко потёр ладони. В небольшом номере отеля было достаточно тепло, даже жарко, но восемьдесят лет — это восемьдесят лет. Кровь уже не бурлит потоком по жилам, она слабо движется, не согревая артритные пальцы. Хотя мозг его так же остр, как много-много лет назад. Тогда, когда рядом с ним была она. Королева.       Николас промокнул слезящиеся глаза носовым платком, а потом громко в него высморкался. Перед глазами качались блики, по стенам прыгали непонятные тени. Зачем он так долго жил? Потому что так велела она?       Мысли немного путались, воспоминания переплетались, и уже было не совсем понятно, что реально происходило в его жизни, а что — плод воображения усталого человеческого мозга. Может, и не было в его жизни прекраснейшей из женщин, Королевы эльфов? А может, и жизни той не было?       Как сказал тот русский мальчик, погибший на самом взлёте своего таланта: «Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?» Может, и ему всё это приснилось? И он умер давным-давно от холеры, и не было чудесного выздоровления, подаренного сказочной Королевой?       Даже если всё это и так — он не хотел этого знать. Он хотел умереть в уверенности, что были в его жизни великие открытия и победы, были удачи и поражения, что он поймал судьбу за огненный хвост. И была в его жизни единственная женщина, которую он по-настоящему любил. Хоть она и не ответила ему взаимностью. Возможно, потому, что не была способна любить никого, кроме самой себя и азарта игры под названием «Молодость». Но молодость не вечна. И Николас уже не мог вспомнить, когда последний раз видел свою Королеву. Лет пятьдесят назад? Пожалуй, в тот день, когда в его лабораторию пришли двое русских. Кажется, их звали Серж и Алекс… Или это она их привела?       В нечётком мареве снов-воспоминаний качался сиреневый кристалл, от которого исходили голубые щупальца протуберанцев, хрустальная слеза на длинной реснице. И нежный голос, шепчущий:       — Всё не так плохо, мой маленький Никки…       Точно! Надёжный как скала Серж и лёгкий и остроумный Алекс. Они ушли спасать мир… А он так и не узнал — спасли ли… И уже не узнает. Горькое сожаление кольнуло грудь.       — Всё не так плохо, мой маленький Никки…       Николас открыл глаза и резко выпрямился, не обращая внимания на боль, из-за внезапного движения предательски прострелившую спину. Сейчас ему было всё равно. Он так давно не слышал этот голос…       Он поморгал набрякшими веками, пытаясь вглядеться в смутные силуэты, маячившие перед глазами. Запахло цветами, названия которых он не помнил. Откуда-то неожиданно вспорхнула птица, задев своим крылом его морщинистую щёку. Уселась на спинку дивана и принялась чистить свои белоснежные перья, косясь на Николаса кроваво-красным глазом.       Николас не испугался, даже довольно улыбнулся. Голубь. Эта птица — голубь. Это он помнил. И очень любил голубей. Они казались Николасу душами людей. Он даже думал, что сам когда-нибудь станет голубем. Только будет жить не в Нью-Йоркском парке, а в прекрасном саду, в Дивном Крае, где нет болезней, бед и тревог. Где нет старости и людей, слишком озабоченных мелкими житейскими проблемами и не сумевших оценить его гений по заслугам. А есть вечный покой — и она. Она — умная, она — оценит. Поймёт. Утешит.       Николас протянул дрожащие пальцы к птице, улыбнулся. Это за ним, кажется, это за ним. Он дождался! Он так давно ждал. Он так устал…       Николас бессильно прикрыл глаза. Сейчас он немного поспит, час уже поздний. Голубь разбудит его, когда придёт она. Его Королева, его любовь, его боль и радость.

***

      На лестнице послышались шаги. Несколько человек негромко протопали по устланному вытертым ковром коридору и остановились за дверью номера, в котором проживал известный сербский учёный, ныне гражданин Соединённых Штатов Америки.       Кто-то подёргал ручку двери снаружи. Затем негромко заскрежетал поворачиваемый в замочной скважине ключ. Дверь с тихим скрипом распахнулась, и в комнату вошли несколько мужчин в серых драповых пальто с поднятыми воротниками. И лица у них были так похожи друг на друга, словно это были однояйцевые близнецы. Или всё дело было в одинаковых фетровых шляпах, надвинутых на самый нос?       Они молча прошли вглубь номера и в задумчивости остановились напротив дивана, на котором лежал старик с впалыми щеками и редкими седыми волосами. Глаза его были плотно закрыты.       Один из ночных визитёров быстро наклонился к самому лицу старика, прислушался, затем стянул с руки кожаную перчатку и коснулся дряблой шеи лежащего. Поднял глаза на своих спутников и покачал головой. Остальные молча переглянулись и быстро рассредоточились по гостиничному номеру. Кто-то полез в шкаф и принялся очень профессионально охлопывать карманы висящих там вещей. Кто-то открывал ящики стола, ворошил бумаги, какие-то бросал обратно, а какие-то, после беглого просмотра, быстро совал себе в саквояж. Один из мужчин вытащил дорожный кофр старика, достал из него потрёпанную папку и предал её своему товарищу с саквояжем.       За их быстрой, но без суеты работой наблюдали две молодые женщины. Они вольготно расположились в креслах возле самого окна и потягивали ароматное какао из изящных фарфоровых чашечек.       Удивительно, но все эти мужчины, кажется, не замечали дам в креслах. Проходили мимо них как мимо пустого места. Один даже споткнулся о вытянутые ноги старшей из женщин. Он удивленно оглянулся, но причины своей неловкости так и не понял. Лишь пожал плечами и вернулся к прерванному занятию.       Как не замечали они и небольшого хрустального шарика, лежащего на груди старика и медленно наполняющегося лёгкой светящейся дымкой, струящейся из полуоткрытого рта покойника.       — Ваше величество им не помешает? — младшая из женщин сделала маленький глоток из тонкой чашки и брезгливо сморщила носик, рассматривая одинаковых мужчин, суетящихся в номере.       Та, которую назвали королевским титулом, качнула головой:       — Нет. Никки очень опередил своё время. Да и надоело мне вмешиваться в человеческие дела. Не достойны эти никчемные людишки моих знаний. Не умеют ценить доставшихся им даров эльфийской Королевы.       Она повернула точёное личико к старику, неподвижно лежащему на диване, и голос её потеплел:       — Никки — мог. Поэтому он достоин покоя. Ему было бы скучно в раю их бога. Поэтому я заберу его себе. Хотя это даже забавно, что он уйдёт со мной в православное Рождество. И символично.       Она замолчала, глядя, как мужчины в фетровых шляпах, закончив с обыском гостиничного номера, потянулись к выходу. Сделав лёгкий взмах рукой, хрустально засмеялась, наблюдая, как последнему выходящему на нос пикирует маленькое птичье пёрышко. Мужчина громко чихнул и непроизвольно вжал голову в плечи, обернувшись посмотреть на тело старика. Потом снял с носа прилипшую белую пушинку и небрежно смял её в пальцах, даже не задумываясь, откуда в номере птичьи перья.       Её величество легко поднялась из кресла и указала своей спутнице на хрустальный шарик, теперь светящийся изнутри ярким светом.       — Ди, будь аккуратна с душой Никки, неси контейнер бережно. Я не хочу, чтобы с мальчиком что-то случилось. И поспеши — нам пора!       Поздний зимний рассвет озарил гостиничный номер слабым светом. Чуть окрасил бледные щёки лежащего на диване мёртвого старика, пробежался по рамкам картин и замер, отражаясь в засиженном мухами трюмо.       Тело Николаса Т. нашли только через два дня, когда нерасторопная горничная пришла поменять ему полотенца и постельное бельё.