Я удержу тебя на свету.

Прикосновения помнятся не головой, а кожей. Барнаби проснулся от того, что к нему притронулись прохладные смуглые пальцы, провели нежно по скуле, взъерошили кудрявые пряди. Лорд с трудом оторвал тяжелую голову от подушки и сквозь слипшиеся со сна ресницы посмотрел на улыбающегося Котецу, который гладил его и щурил шоколадные хитрые глаза. Банни широко зевнул, подполз к ведьмаку ближе и поцеловал его под ухо, пощекотал свой владыческий нос начавшими отрастать обожженными прядями. От волос Тигра до сих пор невесомо и остро тянуло дымом, но Барнаби привык, точно так же, как и менять ему повязки каждый день, невзирая на мольбы и жалобные стоны. Котецу не было так больно, как он изображал, иногда он чуть ли не мурчал от удовольствия, когда Банни проводил мокрой прохладной губкой по следам от жутких ожогов, и покрывал их новым слоем чистых и мягких бинтов. Вот и сейчас он закончил, отложил ножницы и лизнул Тигра в ямку между ключиц, поцеловал пониже горла и клейма, оставленного ошейником. След от раскаленного железа не исчезал, и Барнаби иногда проводил по нему кончиками пальцев, пытаясь представить, как между ними тоненько и мягко струится магия. Без толку. Котецу ловко перехватил протянутую руку, чуть сжал ее. Он смотрел ласково и весело, лишь в глубине глаз появилась тоска и почему-то... вина. - Нам пора вставать... - Тигр улыбнулся и повалил мальчишку на себя. - А то я снова не успею закончить работу. Он подмигнул лорду и поцеловал его быстро и легко, почти невесомо. Кабураги достаточно было дойти до сарая, чтобы оказаться на своей работе. Он так и продолжал работать со смесями и порошками. От болезней, для урожая. Все, что только могло бы понадобиться. Поэтому частенько, утешая себя, что у него есть еще немного времени, он терял его с Барнаби. И не успевал ничего. Приходилось работать по ночам. Барнаби прижал его плечи к постели и урвал законный утренний поцелуй, глубокий и сладкий, такой, что закружилась голова, и даже хватка ослабла. Пользуясь этим, Котецу перевернул его на спину и выскользнул из кровати, потянулся, глядя украдкой, как раскинулся на постели юный лорд. Такой красивый. Банни успел заметить, как Тигр голодно облизнулся, и вскинул нос, сел на кровати, подобрав ноги. Ему тоже нужно было поработать. Люди быстро прознали о том, что их любимый Лорд сменил место жительства, и потихоньку сновали к нему на прием: выпить кружку свежего молока или чая и спросить совета или помощи. Барнаби благодушно принимал всех желающих, впервые чувствуя себя на своем месте - среди своих людей, там, где действительно можно приносит пользу. Весьма абстрактную, конечно, но все же пользу. Генри оказался отличным наместником; под его твердой рукой замок избавился от всякой гнили, и каждый человек внутри и снаружи его стен вздохнул спокойно. Частенько он выбирался из удобного кресла в тронном зале и приезжал в город, крался незамеченным к дому Тигра и Банни и находил у них желанный приют, обед и ответы на свои вопросы. Барнаби и не представлял себе никогда такой крепкой дружбы, но и такого человека, как Тигр, он раньше представить себе не мог. А Котецу был, живой, здоровый и постепенно набирал силу. Магия так и не вернулась в его тело: временами Барнаби видел, как Тигр пристально смотрит на фитиль или клочок бумаги, а потом резко отворачивается, и его слегка, почти неощутимо, но крупно трясет после этого. Ему было тяжело без привычного тока в венах, без искр на кончиках пальцев, но он свыкся с новым собой, смирился и почти нашел общий язык. Почти. Иногда Банни снились тяжелые мутные сны, в которых Котецу без раздумий отрезал себе палец или кисть в обмен на драгоценную магию, и он просыпался после них, холодея, хватался за целого и невредимого Тигра и долго не мог перевести дыхание. Под веками после этих снов было темно и красно от крови. Банни не мог до конца осознать тяжесть потери своего ведьмака, но мог поддерживать его во всем, в любых начинаниях. Что, собственно, он и делал. Для отваров Котецу часто требовались травы, которые не вырастишь в собственном огороде, и после недолгих, но жарких споров Барнаби выторговал себе эту обязанность - посещать лес и собирать редкие корешки и нужную Тигру зелень. Котецу потом долго ворчал и все бормотал себе под нос, что Банни жульничал, и то, что он, Тигр, одобрил под лаской горячих отзывчивых губ, нельзя считать разрешением, но юный нахал только изгибал непочтительно бровь и облизывался, заставляя взрослого мужчину краснеть. Наглая ушастая моська. Сейчас он быстро углублялся в лес, внимательно глядя под ноги, пожиная плоды своих стараний: Котецу остался дома, для лекарств у него было готово все, кроме трав, за которыми и ушел Барнаби. Так что он должен был постараться. Растения, которые Барнаби надо были найти, были очень привередливы к условиям вокруг себя, поэтому прятались в тенистых и прохладных местах. Поэтому парень совершенно перестал следить за тем, что происходит вокруг. Он глядел себе под ноги, совершенно забыв об осторожности. Шаг за шагом он продвигался все глубже в лес, ощущая его прохладу и наслаждаясь тишиной. Она была прекрасна, пока дикий разъяренный рык не настиг парня. Вскинув голову, Барнаби шарахнулся в сторону и повалился на траву. Перед ним замер большой разъяренный медведь, который явно не собирался проходить мимо... - Заберите детей! Уводите их в дом! Постарайтесь не выходить из дома, пока я не дам вам команду! - Голос Генри был напряжен. - Ведьмак! Котецу поднял голову и вышел из дома, опираясь ладонью о косяк. Люди вокруг бегали и старались быстрее покинуть улицу. Мужчины напряженно оглядывались, словно ожидая кого-то. - Что за шум? - Тигр спустился по ступеням и подошел к Генри. - Охотники напоролись на медведицу с детенышами. Они бросились прочь, но она преследовала их до самой опушки. Теперь... Котецу? Кабураги замер. Банни пошел к опушке. Барнаби пошел к опушке по его поручению. И сейчас... Значит, сейчас... - Котецу! - Голос друга раздался словно издалека. - Что...!? Мужчина опустился на колени, не в силах терпеть боль, скрутившую его. Перед глазами прялась круги света, а внутри все горело... Барнаби... Барнаби упал на спину, судорожно зацепил пальцами режущую траву, попятился неловко, дернулся, и удар могучей лапы пришелся рядом, пропорол ему ногу когтями, продрав штанину. Мягкую светлую ткань мгновенно пропитала кровь, но Барнаби не заметил, ладонями уперся в накренившееся старое дерево, вжался в него спиной, надеясь слиться, раствориться в кудрявой зелени. Медведица тем временем ревела оглушающе громко и яростно, с какой-то дикой звериной обидой, у Банни от этого рева встали дыбом мягкие волоски на загривке и вдох застрял в горле, он схватился за шею, пытаясь вдохнуть, и швырнул, не глядя, кулек с ягодами, которые собрал по дороге. Медведица повела следом носом, и Лорд попытался скрыться за деревом, но бедро прострелила боль, он вскрикнул и крепче стиснул пальцы на твердой коре. Пара злых алых глазок мгновенно потеряла интерес к ягодам и вперилась в него. Барнаби сглотнул и одними губами произнес, ни на что не надеясь: - Котецу. Из-за его спины вырвалась огромная тень, заслонившая солнце, оттолкнулась от земли и бросилась на вставшего на дыбы медведя. В ушах зазвенело от рычания, громкого, оглушающего, тень обрела очертания, у неё отросли клыки и когти, шкура лоснилась упругой силой, покрылась черными шелковыми полосками. Котецу в облике Тигра опрокинул медведицу на спину и теперь терзал её, не замечая мечущихся когтей, вгрызался яростно в бурую шкуру, расцвечивая её пятнами густой темной крови. Барнаби смотрел, не дыша, как животное пытается подмять гибкое тело под себя, и как Тигр бьет её когтями, заливая кровью траву, за то, что жизни его Лорда угрожала опасность. Раны от когтей не были глубокими, скорее обидными, Котецу даже в ярости не собирался убивать животное, но все здешние хищники должны запомнить, что к городу нельзя подходить. Где-то вдалеке жалобно заплакал медвежонок, Банни вздрогнул и побледнел еще больше, а медведица громко взревела, сбросила Тигра с себя и припала на передние лапы, развернулась, открывая широкую спину, принялась с громким треском ломиться через лес в противоположную сторону от города. Тигр напряженно замер, глядя ей вслед: Барнаби было прекрасно видно, как с оскаленной пасти на землю капает кровь и тягучая густая слюна. Он медленно отлепился от дерева и застонал, разом прочувствовав приглушенную адреналином боль, упал на руки, цепляя пальцами твердые корни. Тигр вскинул голову, учуяв запах крови. Крови не своей и не хищника. А человека. Его человека. Большая кошка метнулась к тому месту, где остался лежать Барнаби, но уже через мгновение на траву рядом опустился человек. Котецу даже не заметил, как прошло обратное превращение. Он просто вдруг осознал, что у него снова две ноги и две руки, а не четыре лапы. - Банни! - Трава смялась под коленями ведьмака, пока тот осторожно пытался перевернуть блондина. - Банни, Банни! Как ты? Где больно?! Мягкие шоколадные глаза сейчас светились золотыми искрами, которые лишь на секунды оставались после превращений. Но сейчас эти искры будто бы горели внутри Кабураги. Он не стал ждать ответа, быстро скользнул взглядом по телу и безошибочно обратил свое внимание на ногу. - Она не хотела тебя убивать, она хотела тебя отогнать, - с каким-то сожалением проговорил он, пока опасаясь касаться ноги. - Испуганная мать. Барнаби впился ему в руку, вздрагивая от боли, медленно выдохнул и так же медленно разжал пальцы. На смуглой коже отпечатались темные пятна синяков, но Банни волновало не это: в глазах Котецу искрилось золото, переливалось, выплескивалось наружу тревожными острыми искорками, покалывало в ноздрях, щекотало горло. Лорд заметно побледнел, но сиял лицом, в его глазах колдовское золото отражалось, как в зеленом зеркале лесного зачарованного пруда, искрилось и плескалось озорными юркими рыбками. - Ты прекрасен, - выдохнул он, откинув голову на мягкую траву, - невероятно, Котецу. Твой Тигр... Он стал больше. Он вырос? Невероятно. В жизни не видел ничего красивее... В голосе Банни звенело восхищение и обожание, а еще проглядывало детское любопытство. Он был бледным, до сих пор немного испуганным, мягкие кудряшки торчали в беспорядке во все стороны, и он смотрел на Тигра с таким восторгом и нежностью, что дыхание перехватило у обоих. - Его чуть мишка не сожрал, а ему интересно, вырос ли мой... облик или нет, - Котецу нервно рассмеялся, отдирая ткань штанины, чтобы получить доступ к ране. - Барнаби, ты ненормальный... Хотя лорд был прав. Кабураги в жизни не чувствовал себя настолько сильным. Вся его магия вернулась. И ее стало больше. Ее стало так много, что она будто била из него лучами в разные стороны. Ведьмак посмотрел на свои ладони и чуть улыбнулся. - Хотя я всегда знал, что связался с сумасшедшим... Осторожно коснувшись чужой голени, Кабураги закрыл глаза и выдохнул. По его телупробежала дрожь, после чего тысячи маленьких искр, золотых, сияющих, метнулись к рваной ране. Они осели на краях, мягко покрывая ее, постепенно исчезая. На месте следов от когтей осталась лишь пара тонких шрамов. Банни смотрел за ним во все глаза, затаив дыхание, улыбаясь от мягкой щекотки по всему телу. - Связался и теперь не отвяжешься. В доказательство уже не совсем высшая власть обвила руками шею Котецу и беззастенчиво устроилась у него на коленях. На миг заинтересовавшись собой, Банни провел ладонью по ниточкам свежих шрамов, восторженно и глубоко вздохнул и снова развернулся к Тигру. Погладил его по загорелой щеке, очертил упрямую линию челюсти, взял крепко за подбородок, глядя в глаза. - Если ты хочешь получить что-либо, то должен отдать взамен нечто равноценное. Правда, кажется, иногда сама жизнь нарушает закон равноценного обмена. Котецу смотрел на него, а Барнаби - ему в глаза, и лес вокруг них притих, вслушиваясь в негромкий голос. - И никакая ценность не сравнится с тобой. Где-то над их головами звонко запела какая-то пестрая птичка, разлила в воздухе тонкий и нежный пересвист, как будто мотив всем известной и давно забытой мелодии. Банни улыбнулся, щурясь в подсвеченную солнцем листву, и наугад, почти не вспоминая, выдохнул мягкую улыбчивую мелодию. - Месяц ядом вновь налился, и себе желаю я... - Птичка радостно подхватила его голос, разнесла по лесу озорным ворохом простых и легковесных нот, а Барнаби прижался лбом ко лбу Тигра, улыбаясь уголками губ. - Чтоб в меня скорей влюбился тот, кого хочу в мужья. Котецу громко хохотнул и опрокинул его в траву, в душистое облако запахов леса и неба. Блеснуло на его пальце кольцо отсветами яркой зелени, и непреодолимая нежность захлестнула с головой, заставляя улыбаться так широко, шире раскинувшегося над головой синего небосклона. - Песне улыбаешься - значит, будешь мой! И лесная чаща тихо вздохнула, когда звонкий смех мягко сменился тишиной поцелуя.