Антагонизм

С тех пор как мы посетили Сумгаит, прошло три недели. Ни я, ни Керим, даже словом друг с другом не обмолвились об этой поездке. Думаю, это и правильно, слова тут не нужны и неуместны, все и так понятно. Увиденное и услышанное тогда мною не давало мне покоя, однако за обыденными делами стало казаться, что все возвращается на круги своя. У меня появились друзья в новом университете, а так же я узнал, где в Баку можно достать дефицитные товары. Мы посещали дискотеки и я, даже сделал попытку познакомиться там с девушкой, однако неудачно. Наверное, я слишком робкий, может это плохо, а может быть и, наоборот, хорошо. В любом случае все люди разные, и каждый поступает сообразно своему характеру и темпераменту. С учебой у меня все было более-менее гладко, правда, для этого «гладко» необходимо было проделывать титанический труд. Вот сейчас существует интернет, но студенты жалуются на то, что им трудно учиться, а вот представьте, что у нас его не было, и каждый раз для выполнения огромного домашнего задания приходилось проводить колоссальное количество времени в библиотеках. Кроме того, необходимую информацию нужно было переписывать от руки. И никакого ксерокса не было, между прочем! Не лишним будет сказать, что отвечать на семинарах следовало без помощи конспекта, за подсматривание могли вполне спокойно влепить двойку. Естественно, что из-за учебы я не мог рано приходить домой, поэтому мои двоюродные дядя и тетя частенько волновались за меня, однако Керим всегда приходил позже. Как-то раз он пропал на день и появился только под утро следующего, где-то в пятом часу. Я услышал, как дядя Ахмед ругается с ним и как Зульфийе-ханум причитает по этому поводу. Меня особо не интересовало, куда пропадет Керим, все-таки он молодой парень и может позволить себе иметь тайну, однако меня настораживала одна вещь. Точнее не вещь, а одно наблюдение. Чем чаще по времени и дольше по продолжительности происходили его исчезновения, тем хуже и хуже он ко мне относился. Возможно я параноик, так как каких-либо агрессивных выпадов со стороны Керима в мой адрес не было, но некое пренебрежение или даже отвращение все же присутствовало, по крайней мере, мне тогда так казалось. Я старался не думать о плохом, и жил своей обычной жизнью до середины мая. Оказывается все это время, что я проучился в Баку, в Армении и НКАО не утихали страсти, в частности из АрмССР продолжали выселять азербайджанцев. В связи с этим событием с средины мая в столице Азербайджанской республики стали проходить многотысячные митинги в знак протеста против выселения азербайджанцев из Армении. Самый многочисленный из них прошел 18 мая, в нем мне довелось принять участие, правда, я не был активистом, скорее больше наблюдателем. Зато мой троюродный брат был, как это иногда говорят, в ударе. Керим скандировал какие-то лозунги (он находился достаточно далеко от меня, и на фоне общего гула было не слышно, что конкретно он выкрикивает), потом, к нему присоединились еще несколько человек, по их поведению мне стало понятно, что они с братом были знакомы. Я пробыл среди митингующих недолго, где-то минут двадцать, может тридцать, затем решил удалиться, во-избежании быть замеченным Керимом. Через несколько дней, а именно 21 мая из Степанакерта позвонила мама. Она звонила в Баку довольно редко и обычно разговаривала недолго, особенно со мной, предпочитая говорить с дядей Ахмедом. Меня она обычно спрашивала о том, как у меня идут дела, сама же ограничивалась фразами типа: «У нас все хорошо, не волнуйся; Скоро все будет нормально». Но на этот раз все было по-другому, мама довольно долго разговаривала с дядей Ахмедом, я слышал, как она плакала. Кажется, случилось что-то плохое. Через некоторое время меня позвали к телефону. Мама, как могла, старалась чтобы ее голос звучал спокойно. - Привет, сынок, как дела? - спросила она тихо. -Хорошо, – ответил я ей - как у вас дела? Что-то случилось? - В Степанакерт ввели войска, - сказала мама, всхлипывая - значит, наверное, все скоро наладится. Они должны навести порядок… А дома у нас все нормально… После нашего разговора я попытался расспросить о событиях в НКАО дядю Ахмеда, но он, как и мама, отделался парой общих фраз, смысл которых сводился к тому, что все непременно будет хорошо. Наступил июнь, неизбежно приближалась сессия, и все учащиеся начали усердно закрывать свои долги, если такие имелись. Несмотря на то, что я считаюсь прилежным студентом, у меня была одна неотработанная двойка. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы ее отработать, а именно найти преподавателя (точнее найти его легко, а вот найти его именно в то время, когда он сможет тебя принять – сложно), практически наизусть выучить материал, ответить на дополнительные вопросы преподавателя; короче говоря, все действо напоминает меленький зачет или даже экзамен. После сдачи долга я смог наконец-то расслабиться. Затем последовала сессия, с которой я успешно справился. Практику я остался проходить в Баку. Честно скажу, я не особо интересовался политикой, даже тогда, когда в нашей республике началась настоящая истерия. Наверное, это было связано с тем, что я просто не мог принять то, что наша страна разваливается, не мог поверить в это. Я как бы запрограммировал себя на светлое будущее. Однако ситуация не стабилизировалась, а наоборот только все больше усугублялась. 12 июля сессией областного Совета народных депутатов НКАО было заявлено об одностороннем выходе из Азербайджана. На данном собрании никто из представителей азербайджанской национальности не присутствовал, так как они просто не были на него приглашены. Естественно Президиум Верховного Совета Азербайджанской ССР признал данное решение незаконным. А 18-го Расширенное совещание Президиума Верховного Совета СССР подтвердило статус НКАО как неотъемлемой части АзССР. Казалось бы - все, проблема решена. Центр признал нерушимость границ нашей республики.