False God

Сразу, как шоу заканчивается, Антон тянет его за руку и утаскивает в гримерку, не обращая внимания на присвистывание Серёги и хитрую усмешку Паши. Арс даже не успевает удивиться или что-то произнести, как Шастун резко наклоняется, чтобы поцеловать его, но вместо этого тычется своими губами в его, мажет по щеке, покрытой тонким слоем щетины, оставляя холодный влажный след, хватается тонкими пальцами за его плечи. Антон целоваться любил ужасно. Он это делал всегда, когда появлялась возможность, тогда, когда они были наедине и даже тогда, когда были не одни. Целовал в шею, в губы, когда никто не видел, ну а на людях скромно касался кончика носа губами или скромно прижимался ртом к его лбу. Это было поводом для многочисленных шуток, но, конечно же, никто даже и подозревать не мог о том, насколько их отношения далеки от нежной дружбы. Нежная дружба между ними была, как и безудержное влечение, мягкие взгляды и сбивчивый шёпот и бормотание по ночам: «я люблю тебя». И это было правдой. — Я думал, что с ума сойду там, — шепчет Антон, прижимаясь к нему ближе. Арсений шумно выдыхает, когда Шаст давит коленом ему между ног и утыкается головой ему в шею, оставляя влажный жаркий след пара на его ключицах. Антон целует его в подбородок, когда резким движением засовывает руку ему в джинсы, обхватывая своими тонкими (просто прекрасными тонкими пальцами, Арс никогда не устанет повторять, как сильно он любит эти красивые любимые пальцы) пальцами его член. — Дорвался, — с усмешкой произносит Попов, когда сбивчиво дышащий Антон, продолжает прокладывать дорожку поцелуев на его лице, шее, ключицах, и если бы мальчишка знал, какое влияние оказывает на мужчину, то он бы смог заставить его сделать ради него всё, что угодно. Антон любил его с самого начала. Смотрел широко раскрытыми зелёными озорными глазами, трогательно-нежно улыбался кончиком губ, когда думал, что никто этого не видит. Но Арсений видел. И он знал, что этот парень заставляет его смеяться. Он знал, что этот парень будет ему дорог, будет его отрадой и отдушиной, его маленьким секретом и большой любовью, что нарастала с каждым днём, как снежный ком, чтобы со временем превратиться в жаркие объятья, сбивчивый шёпот, нежные взгляды и прикосновения. Арсений тоже дорвался, ну а как иначе? Тошка же сам как сладость, такой неловкий, но такой прекрасный, и Арс так сильно нуждался в нём, что покинул родной Питер и ездил с ним каждые выходные в проклятый Воронеж. Но знаете что? С Тохой и Воронеж кажется раем. — Иди сюда, — говорит Арс, аккуратно отступая в сторону небольшого дивана. В узкой гримерке ужасно темно, а диван такой неудобный, но хочется так, что зубы сводит. Всё шоу он еле сдерживался, чтобы не завалить Шастуна прямо на сцене, потому что он такой хорошенький и такой очаровательный, нежный, смешливый, а на его шее тёмно-лиловый след, и Арс знал, что если немного приспустить дурацкую клетчатую рубашку, то за ней будет целая россыпь, маленький Млечный Путь, маленькая галактика. Всё такое маленькое: маленькая сцена, маленький диван, маленькие люди, маленький мир и только любовь у них — большая. Он шутит про то, какой Антон несдержанный, но сам готов прямо сейчас кончить себе в джинсы, как подросток. Так трудно сдерживаться на людях, потому что не привык прятать чувства, потому что Тошка так смотрит на него, так, будто Арс это что-то совершенно прекрасное и восхитительное, потому что Антон откидывает голову, обнажая шею, когда смеётся над его шуткой, потому что он утыкается ему в плечо, не обращая внимания на камеры. Арсений с усмешкой на губах стягивает с Антона джинсы, неловко справляясь с ремнём (у них это всё как в первый раз, так же волнительно и немножечко нервно). — Быстрее, — одними губами шепчет Тошка, не сводя глаз с рук Арса. У них мало времени. Чертовски мало времени, отчетливо осознаёт Попов, в любой момент сюда может ворваться кто угодно, но острое желание в нём нарастало с каждой секундой. — Я не буду тебя трахать, хорошо? — со смешком спрашивает Арсений под недовольное мычание Антона, — Фи, как пошло, да? — Арсений, тридцать семь лет, пошлый, — заливисто хохочет Антон, тут же откидывая голову и замолкая, когда Арс вслед за его брюками откидывает свои, касаясь своим возбужденным членом его. Антон мычит себе в ладонь, когда Арсений берет в руку их члены и проводит кулаком по всей длине, дёргается и еле слышно мычит. Антошку ужасно хочется взять прямо здесь, как всегда, зажать ему рот, чтобы не кричал, вбиваться, пока мальчишка тяжело дышит под ним и широко раскрывает рот, не в силах издать ни единого звука, но они не могут, потому что чертовски мало времени. И всё, что ему остаётся, это ритмично двигать рукой, целовать его в небольшую ямочку у ключиц и проклинать то, какой Шастун на сцене соблазнительный, мягкий и такой ласковый, домашний и родной. — Ты специально, да? — обвиняет Арс, но в его глазах всё равно плещется нежность. — Я вредный, — хихикает Антон, тут же протяжно застонав, когда Попов грубо касается чувствительной головки большим пальцем, отводя её по всей площади, — о-очень, ох, вредный... Арсений еле заметно улыбается кончиками губ, отстраняется, чтобы притянуть парня за бёдра к себе. Шаст недовольно мычит, но затыкается, когда Арс проводит ему членом между ягодиц, утыкаясь в сжатое отверстие, водя по краям, раздразнивая. Сегодня утром они успели сделать это по-быстрому, может и сейчас получится? — Знаешь, — негромко произносит Арсений, слегка подаваясь бёдрами вперёд, — я передумал. Я тебя сейчас трахну. — Угу, — ему в тон тихо говорит Антон, утыкаясь головой ему в плечо, — только осторожнее, ладно? Арсений на это ничего не отвечает. Он приподнимается над ним, проводит пальцами по приоткрытым губам, оттягивает нижнюю губу, касаясь ногтем зубов, чтобы протолкнуть пальцы во влажный рот. Касается стенок горла, но старается не сильно увлекаться, потому что Шастун под ним ждёт и даже, кажется, трясётся от нетерпения. Антон после каждого раза ноги свести не может свои длиннющие, они дрожат, а между ними саднит и пощипывает, хотя и больно по-настоящему ему никогда и не бывает. Арс вынимает пальцы из его рта и проникает пальцами в покрасневшую дырку, которая принимает их без особо сопротивления мышц из-за утреннего рандеву, так сказать. Он, конечно, совсем не хочет с этим затягивать, потому что чего нежничать с этим Шастуном? Мальчишка сам тащится, когда немножечко больно, разводит ноги шире, всхлипывая и иногда в голос ревя, да и самому терпеть сил уже нет. В первый раз (и в самый-самый первый для Антона) он плакал и скулил от боли, но никак остановить мужчину не пытался, раздвигая ноги шире, чтобы Арсению удобнее было, а самому Шастуну — приятнее, кусал руку, чтобы не кричать на всю Москву. Так что жалеть пацана Арс вовсе и не собирался. — Готов? — спросил Арсений, водя членом ему между ягодиц. Антон закатил глаза, и мужчина это воспринял как прямой сигнал к действию, толкнувшись внутрь, заставляя парня сдавленно зашипеть и вцепиться пальцами ему в плечи. — Тише, тише, — шепчет Арсений, мягко касаясь губами его лба, — прости, маленький. Я резко, да? Антон мотает головой, обхватывает Арса ногами и кивает. — Всё хорошо, — успокаивает он его, — было бы больно — сказал, но ты никогда не делаешь мне по-настоящему больно, — на его опухших от поцелуев губах появляется мягкая улыбка, и Арс не может перестать смотреть. Арсений пытается сдержаться, чтобы не броситься на него и не зацеловать, потому что знает, что Тошка не большой любитель телячьих нежностей «Арс, ну мы с тобой два взрослых мужика, ну Арс», но потом плюёт на это и целует его в губы, держа его лицо в своих ладонях, легко целует его в нос, лоб, щеки, чувствуя накатывающую нежность к лежащему под ним парню. Антон ничего не сказал, лишь уткнулся ему в грудь, позволяя поцеловать в висок. — Я так сильно люблю тебя, — шепчет Арс, хватая его за бёдра и сильнее вдавливая в диван. Антон прикрывает глаза, понимая, что на бёдрах наверняка останутся красные отметины, но это не пугает его. Есть в этом какой-то особый шарм: быть отмеченным им, знаки принадлежности горят огнём, пожаром распускаясь по коже. Арсений двигается в нем, прикусив губу, чтобы вести себя тихо. Сюда в любой момент может зайти кто угодно, и это с одной стороны пугает, а с другой — прилив адреналина ужасно возбуждает. — Всё у нас с тобой через жопу, — смеется Попов, уворачиваясь от пощёчины. — Вот придурок, — удивлённо говорит Антон, тут же ойкая, когда Арсений ударяет прямо по простате, — сюда, ага, — шумно выдыхает он, закатывая глаза и усиливая хватку на чужих плечах. Он мажет губами по его подбородку, пытаясь поцеловать, но Арс звонко чмокает его в кончик носа, мягко смеется и шепчет ему прямо в ухо: — Больше жизни тебя люблю. Антон может лишь мычать, лишенный дара речи, но, честно говоря, ничего произносить ему не хочется. Арс и так знает, что он любит его так, как никого никогда не любил, и это всё читается в робких прикосновениях, неловких взглядах и особом сиянии, что будто исходит изнутри. Влюблённость искорками пробегается по кончикам пальцев, чтобы превратиться в настоящую любовь, которая где-то между бёдрами, между обнаженными телами, она проявляется в сбитом ритме сердца. От влюблённости теряешь рассудок, а от настоящей искренней любви рассудок воскресает, возрождается, как феникс из пепла. Любовь заключается в нежности, которая бархатом покрывал касается кожи, в уверенных взглядах и уверенном: «да, да, это правильно, да». Арсению нравится, когда Антон сходит из-за него с ума. Арсений сжимает его бёдра в своих ладонях сильнее, кажется, оставляя полосу синяков, и кончает с шумным вздохом. Осторожно выходит, отпускает дрожащего Антона, снова целует его, притягивает к себе, с улыбкой прошептав: «иди сюда». Антон пытается свести ноги, но его слишком сильно трясёт и шевелиться нет сил, поэтому он лениво поднимает голову, и Арсений всё понимает. Он смеётся, помотав головой. — Сделаю всё сам, — с этими словами он тянет Антона за руку и прижимает к себе. Шастуну достаточно пары движений по болезненно возбужденному члену, чтобы со вскриком кончить. *** — Что вы там делали так долго? — возмущённо спрашивает Серёга, глядя на двух растрепанных парней, что с неловкими улыбками смотрели на него. — Мы репетировали, — смеётся Арс, незаметно шлёпая Шастуна по бедру. Тот ойкнул и наигранно сердито посмотрел на мужчину. — Репетировали, — с ухмылкой говорит Воля, — ребят, а у нас разве должен быть порно-отыгрыш?