False God

— Только не говори, что ты... — шепчет Арс, неловко топчась с места на место. Антон вспыхивает, как маков цвет, что-то тихонько лепечет, мотая головой, слегка пятясь, но Арсений хватает его за плечи, удерживая на месте. Шастун дрожит под взглядом холодных голубых глаз, но не предпринимает никаких попыток вырваться из чужой хватки. — Я... ну, — он отворачивается, — ну... да. Антон хранил эту свою постыдную (ну честности ради, это правда было неловко) на протяжении всех лет их совместной работы, но стоило ему напиться с Димкой и Серёгой, как наутро об этом узнали почти все. Шаст не винил парней, понимая, что спьяну им показалось смешным раструбить об этом всем. Наутро его встретил смех Стаса, плохо скрываемые усмешки Воли, виноватые лица Димы и Серёжи и задумчивый взгляд Арсения. Глаза напротив широко распахивается, и Антон замечает в его взгляде удивление, растерянность и... желание? — Ты ни разу? Никогда? Даже не... — сбивчиво тараторит Арсений, усиливая хватку на чужих плечах. — Нет, — выдыхает Антон, наклоняясь, чтобы уткнуться в чужое плечо. Разница в росте у них внушительная. В глазах Попова плещется веселье. — То есть, никто не знает, что твой главный конёк это стонать? — усмехается он в макушку Антона, — никто-никто? — Никто, — Шастун мотает головой, пропуская мимо себя шутку, — никогда, — шепчет он, опаляя жарким дыханием чужое плечо. И Арсу становится не до смеха. Антон дрожит в его руках, совсем уязвимый (он рассказал, он доверился ему), такой неловкий, со своими длиннющими ногами, оттопыренными ушами и такой красивый и очаровательный в своём смущении, восхитительно пахнущий. Ужасно хочется коснуться, увести его отсюда в свою холодную квартиру — Арс знает, если Антон там побывает, то сможет согреть своим теплом. Всё внутри него загорается огнём лишь от одной мысли, что он может быть самым первым для него (и единственным), что он может коснуться его прямо сейчас... — Тош, Тош, — негромко говорит Попов, — ты, может, мы... Резко распахивается дверь, и оба парня вздрагивают. — Охуеть, мы их тут ждали, а они в гримерке обжимаются! — возмущённо восклицает Серёга, размахивая руками. Сзади него стоял Поз, недоуменно смотрящий на друзей. — Они тут... что делали? — негромко говорит Дима, хмуря брови. Антон простонал Арсению в плечо от безысходности. Боже, момент был безвозвратно утерян, и он соврёт, если скажет, что не был разочарован (он был ужасно разочарован). — Даже знать не хочу, — посмеивается Серёга, мотая головой. И когда они выходят на сцену, Арс думает лишь о жаре чужого дыхания на своей коже, о том, что Антона никто не касался, и не выходит из его головы просто ужасная мысль, что он может быть тем, кто это исправит. Позволил бы Шастун это ему? Арсений не позволил бы себе причинить ему боль. Так сильно хочется прямо сейчас взять его за руку, прикоснуться к его мягкой коже, пусть это всё и неправильно, но к Антону его всегда тянуло, а как только Арс узнал, что он девственник — это и вовсе сорвало ему крышу. Никогда... ни с кем... боже, Арсений же с ума сойдёт прямо сейчас, не сдержится и повалит его прямо на сцене. Сразу же после шоу, Арс хватает его за руку и заталкивает в машину. Антон непонимающе смотрел на него, продолжая неловко улыбаться даже тогда, когда Попов затаскивает его в квартиру. — Что ты?... — начинает Шастун, но Арсений затыкает его поцелуем. Антон неуверенно ответил, позволяя мужчине вести, не совсем понимая, куда себя девать. Ужасно хотелось дотронуться. Антон цеплялся за его плечи, путался в ногах, смазано целовал в нос и щеки, не попадая по чужим губам, подпрыгивал, будто ужаленный, не знал, куда себя деть от волнения, и Арсения вело от осознания, что это именно он довёл парня до такого состояния. Шастун совершенно неловкий, совершенно неуклюжий, совершенно совершенный, жмётся к нему, продолжая целовать. Арс на мгновение теряется от такого напора со стороны Антона, у которого это, вообще-то, впервые. И этот жар от соприкосновения кожи к коже, эти неловкие поцелуи и объятия, душащее смущение и волнение, всё это в первый раз. В груди разливается тепло от осознания того, что Антон доверился ему, что подарил все эти осторожные касания и прерывающееся жаркое дыхание, Шаст весь дрожит от нетерпения и волочит его куда-то в сторону кровати, попутно спотыкаясь на ровном месте. — Арс, — шумно выдыхает Антон, когда Арсений расстёгивает первые пуговицы на его клетчатой рубашке, — я и сам раздеться могу, — ему ужасно неловко, хоть и предвкушение вместе с прытью никуда не делись. — Знаю, — Попов криво ухмыляется, — но я хочу... раздеть тебя. Антон давится воздухом, а потом еле заметно кивает головой. Ему ужасно страшно и некомфортно, он боится сделать что-то не так, боится, что Арс его и не захочет, но с другой стороны он так сильно желает его. В джинсах совсем тесно, а Арсений такой потрясающий и такой красивый, он ведь всегда к нему дышал неровно, ну а как можно иначе, он же такой удивительный, харизматичный, умный и что-то в нём есть такое особенное, какая-то особенная загадка и тайна, которую Шастуну хочется разгадать. Ох, если Арс ему позволит. Он сделает всё, чтобы узнать его лучше, сделает всё, чтобы остаться рядом с ним. Он так сильно любит его, он знает, что сделает всё, чтобы Арсений стал счастливым. За своими размышлениями Антон не замечает, как Арсений отбрасывает свою футболку куда-то на пол, вслед за рубашкой Шастуна, садится на кровать и тянет его к себе. — Не очкуй, — весело сказал Арсений, хлопая его по лицу тыльной стороной ладони, — больно не будет. Обещаю тебе. Антон неуверенно улыбается и позволяет мужчине поцеловать себя. А если Арсению не понравится? А если он выгонит его? А если?... — Я не то что бы ссу, — осторожно заметил Шастун, с неохотой отрываясь от чужих губ, — но ты уверен? — Что больно не будет? — в голубых глазах плескалось веселье и предвкушение. Антон недоуменно посмотрел на него, тут же вздрагивая и ойкая, когда Арсений притягивает его к себе. Их взгляды пересеклись, и Шастун замер. Ужасно хотелось целоваться. Целоваться, обниматься и трогать, он, кажется, зацеловал Арсения до заалевших губ и чёрт, ему это до одурения нравилось. — С чего это мне должно быть больно? — Тебе и не будет, — пообещал Арс, — иди сюда. Антон млел от каждого прикосновения, подставлял лицо и шею под укусы, позволял Арсению стянуть с него так сильно мешавшие джинсы. — Ты же позволишь мне? — мягко спросил Попов, водя пальцами по чужим бёдрам. Антон на мгновение разучился дышать. Тепло чужих рук будто бы оставляло раскалённые следы на его коже, а внутри всё будто бы замерло: он старался не дышать и не двигаться, чтобы не спугнуть момент. «Боже, — пронеслось у него в голове, — тебе бы я позволил всё, что угодно». Собственные мысли пугают не хуже отъявленного кошмара, но и кажутся такими правильными и точными одновременно. Господь ему свидетель, так и было: он бы позволил Арсению все, что угодно, лишь бы тот продолжал на него смотреть так любовно-нежно и касаться так осторожно, будто боялся навредить. Антон был влюблён, и у этого чувства не было границ, не было ничего, что смогло бы остановить его, смогло бы удержать от Арса, удержать его сознание трезвым и рассудительным. Арсений продолжает ждать ответа, оставляя дорожку влажных мазков губ на колене, бёдрах, тазовой косточке, и Антон с трудом заставляет себя кивнуть. Из него будто высосали все силы разом, до того чётко сильная нега ощущалась в нём. Антон дёргается и шипит, когда Арсений осторожно вставляет в него смазанный палец. Это не то что бы больно, скорее неожиданно, на минуту его даже посещает мысль: «а не слишком ли это для первого раза?», но ни одно действие Попова не заставляет усомниться в нём. Он успокаивающе что-то шепчет, целует внутреннюю сторону бедра (видимо, до того это ему понравилось — замечает Антон), слегка прикусывая. И самое удивительное, что Попов приручил его к себе настолько, что Антон боится вовсе не боли и разочарования от неоправданных ожиданий, а того, что сделает что-то не так, что не понравится Арсу. — Всё хорошо? — обеспокоено спрашивает Арсений, приподнимая голову, чтобы взглянуть ему в глаза. И Антон хочет выразить все свои переживания, весь свой ужас и весь свой восторг, но вместо этого смеётся, закрыв лицо ладонями и хрипло произносит: — Да ты как партизан выглядываешь. Арсений смеётся, слегка запрокидывая голову, в его прищуренных озорных глазах плещутся смешинки, и Антон чувствует, как готов сделать всё, что он попросит. Забавно, как одни мелочи в человеке могут так сильно влиять на другого, забавно, как вся твоя жизнь может измениться за несколько смутных мгновений. Но его мгновения не смутные, думает Антон, когда Арсений нависает над ним и касается его губ своими, проникая внутрь языком, щекоча нёбо. Его мгновения яркие, томные, такие прекрасные, что ради них Антон готов на всё. И это истинная правда. Арс свободно двигается в нём пальцами, не вызывая у Шастуна ощутимого дискомфорта. Странное ощущение заполненности, пожалуй, единственное, что пока он может сказать об этом опыте. Помимо удивительного (до закатывающихся глаз) удовольствия от поцелуев и объятий. Честно говоря, Антон никогда не мог похвастаться, что был успешен в этом. Но в какой-то момент его будто прожигает током, и Антон не сдерживает вскрика, дёргая длиннющими ногами, не зная, куда деть себя от нахлынувшего удовольствия. — Арс! И сам вздрагивает от своего протяжного полустона-полурыка. — Хорошо? — спрашивает Попов, сильнее вбиваясь пальцами. И Антон просто не может выдавить из себя ни слова. Рвано дышит, то открывая рот, то закрывая, как рыба, хватается руками за простыню, сминая её тонкими пальцами. Арс резко хватает его за бёдра и входит в него быстрым движением, заставив Шастуна пискнуть от неожиданности и сжать ноги, но Попов хлопнул его по ноге с коротким: «не зажимайся». Антон никогда не мог и подумать, что его первый раз будет с мужчиной, в нижней позиции и... так удивительно крышесносяще, притягательно и правильно. Казалось бы, будто весь мир рассыпался, и не осталось ничего, кроме чужих ладоней на бёдрах и Арсения внутри. — Арс, Арс, Сеня, — завопил Антон, когда Попов проник особенно глубоко, задевая членом простату. Господи всемогущий. Он точно не спит? Арсений был везде. И внутри, и в его рту, и его отпечатки на коже, Антон знал — от этого не избавиться. Это как одна сплошная метка принадлежности. Он был действительно счастлив быть здесь, с ним, в его постели, он думал об этом все годы, пока работал с ним. И как только Арсений предложил ему помощь — он пропал окончательно. — Боже, — Антон зарывается пальцами в его волосы, притягивая к себе и целуя. Целовать Арсения хотелось неимоверно, будто он путник, бродивший по пустыне в поисках оазиса, наконец отыскавший чистую воду — и припал к ней, не в силах отказаться от самого важного. Антон задрожал под ним, сдавленно всхлипнул, попытался дотронуться до себя, но Арс предупреждающе шлёпнул его по руке, заставив Шастуна обиженно простонать. — Без рук, — твёрдо сказал Арсений, хватая его за худые бёдра и притягивая к себе ближе. Антон совсем не похож ни на одну женщину, которая была в его постели. Он забавно дёргается и округляет рот каждый раз, когда Арсений двигается быстрее и ударяет прямо по его простате, его бёдра не мягкие, а сам он худощавый (ну, Арс бы даже сказал — дрищеватый) и тонкий, со смешно торчащими ушами и очаровательным взглядом зелёных глаз. Это наваждение преследует его всё то время, пока они работали вместе, а стоило ему узнать маленькую тайну Шастуна, так крышу совсем сорвало. Тошку зацеловать всего хочется, сжать в объятьях и никуда не отпускать. От его пальцев на чужих бёдрах появляется россыпь красных пятен, которые через пару часов станут тёмно-фиолетовыми, Арсений кусает его куда-то в шею, засасывает тонкую кожу на ключицах, шее, груди, мажет губами по подбородку, чтобы подняться выше и поцеловать парня. Мычавший до этого себе в руку Антон замирает, а потом неуверенно отвечает, простонав ему в рот. — Тош, — шепчет Арс, утыкаясь лицом ему в шею. Парень посмотрел на него замутнёнными глазами, облизнул сухие губы и обвил его поясницу длинными ногами. — Я... — хрипло произнёс он, — я уже не могу... Попов кусает его за шею, дёргается, вбиваясь так глубоко, как может, и для Антона это становится последней каплей, он изливается себе на живот с громким протяжным стоном, обмякает в чужих руках и ойкает, когда Арс кончает следом в него. Антон тяжело дышит, пытаясь свести ноги. — Арс, слезь, ты тяжёлый, — бормочет он, отпихивая мужчину от себя. Тот хихикнул ему куда-то в подбородок и отстранился, сжимая Антона в своих объятьях. — Спи, — прошептал Арсений ему в макушку. *** — Как дела, наш невинный друг? — издевательски поигрывая бровями спросил Сергей. — Уже неактуально, — ухмыльнулся Арсений, целуя смущенного и пребывающего в состоянии тотального ахуя Антона в лоб. — Я так и знал, — весело сказал Воля, заговорщически поглядывая на всех вокруг. — Пиздец, — произнёс Дима, роняя на пол кружку с громким звуком.