Мальчик и его волк

— Sing «Noel, Noel», Ring the Christmas bells, Ding, dong, ding, everybody sing To the newborn king Сириус сидел на лавочке возле какого-то ресторана, сжимая в руках ненавистный тест. Он всё возвращался к этим двум полоскам, словно надеялся, что каким-то чудом они превратятся в одну. Но чуда не происходило. Он добрел до центра — улица была светлая и оживлённая. На площади какие-то очередные религиозники давали концерт. Дети пели, взрослые играли на инструментах. У них был необычный репертуар — Сириус знал все классические рождественские песни, а эти слышал впервые. Приятное разнообразиее среди набившей оскомину «Тихой ночи» и «Гимна колокольчиков». Вокруг исполнителей собралась небольшая толпа, люди бросали монетки. Сириус сам невольно заслушался. Это помогало не думать о Марли, не думать о тех двух геях, с которыми у него, похоже, было то самое, что называют «первым разом»… — Это для вас! Сириус вздрогнул: на него уставились два мальчугана. Один был лет семи, другой совсем маленький, лет пяти. Он был одет в очень простецкий рождественский костюм: приклеенный к верхней одежде лист зелёного картона в форме ёлки, на которой красками были нарисованы игрушки и предусмотрен вырез для лица. Малыш счастливо улыбался и протягивал какую-то листовку. Сириус сразу узнал в них маленьких артистов концерта. — Это для вас, мистер, — настойчиво повторил он. Сириус хмыкнул и отметил, что у ребёнка явно американский акцент. Да и выглядели эти двое иначе обычных детей — чистые и ухоженные. Что они забыли в этой стране? Ребёнок продолжил настойчиво держать листовку на вытянутой руке. Поняв, что сдаваться он не собирается, Сириус всё же взял бумажонку и бегло пробежался по строчкам. Что-то про Иисуса, любовь и семью — типичный сектантский бред. — Это вам взрослые сказали раздавать? — насмешливо спросил он. — Да, пастухи, — мальчик бесхитростно кивнул в сторону концерта. «Пастухи». Сириус усмехнулся, со снисхождением глядя на детей. — А родители ваши где? — У меня в Америке, мистер, — отозвался мальчик настолько спокойно, словно это было само собою разумеющееся. — А у него — в Таиланде. Они миссионеры. — И что вы хотите этим сказать? — Сириус кивнул на листовку. — Там написано про то, что Бог вас любит, и если вы примете Иисуса в своё сердце, то попадёте на небеса, — доверчиво разъяснил мальчуган. — Потому что через шестнадцать лет придёт антихрист, и нам нужно спасти как можно больше людей. — Ясно, — Сириус равнодушно хмыкнул, скомкал бумажку и уронил на асфальт, с удовольствием наблюдая, как малыш возмущённо хмурится и явно сдерживается, чтобы не сказать чего-нибудь непозволительного для его церкви. — Не надо так делать, мистер! — выпалил он. Старший дёрнул его за рукав. — Не разговаривай с ним. Он в системе. — Но я не хочу, чтобы он попал в ад. — Это его выбор. — Неправда, мы можем помочь… Сириус с усмешкой смотрел за препираниями мелюзги. — Мне уже ничего не может помочь, — скучающе сказал он. — Неправда, мистер, — надулся младший. — Вы просто должны принять Иисуса в своё сердце. Иисус любит всех… — Не тех, кто трахается направо и налево, — резко возразил Сириус. Он хотел шокировать малявок — не удалось. — В библии так не написано, это придумали церкви, — мальчуган беспечно возразил. — Секс дарит жизнь и удовольствие — значит, это хорошо. — Откуда ты вообще знаешь, что это такое? — Сириус сощурился. Малыш пожал плечами. — Дедушка говорит, от детей не нужно скрывать секс. Секреты поражают страхи. Да-а. Он определённо разговаривал с дичайшими сектантами. В другой ситуации Сириус бы впал в ступор или начал открыто насмехаться над этим ребёнком, но сегодня на него свалилось слишком много проблем, и он с удивлением осознал, что ему было совершенно плевать. Глаза ребёнка лучились каким-то чудным, но искренним восторгом, и Сириус невольно ощутил зависть. Интересно, каково это — родиться в таком месте и жить без единого сомнения в душе. Никаких скитаний, никаких поисков себя… — Ладно, я хочу принять вашу стрёмную религию, — он усмехнулся, включаясь в игру, ведь какая разница — страннее день уже не станет. — Что мне нужно сделать? — Не религию, а Иисуса, — малыш засиял, как начищенный пенс. — Я возьму вас за руки, и мы вместе помолимся. Сириус послушно вытянул руки, снисходительно глядя, как старательно обхватывают их маленькие пальчики. Они были очень холодные — Сириус невольно посочувствовал этим детям, которые наверняка стоят здесь не первый час. Малыш склонился и зажмурился, беззвучно шевеля губами. Потом распахнул глаза и улыбнулся, глядя на Сириуса. — Вы чувствуете, мистер? — Что? — Сириус хмыкнул. Мальчик положил свою красную ладошку ему на грудь. — Иисус теперь всегда с вами, — ласково сказал он. — Вы спасены и попадёте на небеса. Сириус помолчал. Потом порылся в карманах и вынул оттуда завалявшийся леденец. — Ладно, мелкий, хороший цирк. Держи, заработал, — он протянул его малышу. Тот радостно потянулся за конфетой, но старший хлопнул его по руке. — Ты что, — насуплено сказал он. — Это мусор. — Нехорошо отказываться от угощения, — возразил Сириус. Немного поколебавшись, малыш всё же взял у него из рук конфету и положил в рот. Старший смотрел на него так, будто он предал всё их сектантское направление. — Счастливого Рождества, мистер, — малыш улыбнулся. — Счастливого Рождества, — рассеянно отозвался Сириус и проследил, как дети вернулись к своим. Малыш всё же поддавшись напору старшего, сплюнул конфету в урну. Легче на душе от молитвы не стало — скорее, ещё тоскливее. Эти дети были счастливы в своём маленьком мирке, и они искренне хотели поделиться этой радостью с Сириусом, но для него было слишком поздно. Концерт почти закончился.

***

Сириус снова сидел — на этот раз в кресле у камина, поджав ноги к подбородку. Трудно было поверить, но его похождения закончились. Вместо того, чтобы тихо умереть где-нибудь под мостом, он просто вернулся домой и свернулся в клубок у огня, чувствуя себя невероятно одиноко. Юфимия занималась приготовлением ужина, а Флимонт расположился напротив с газетой, раскуривая трубку. Пламя пожирало весело потрескивающие угли, и обычно этот звук приносил умиротворение — сейчас Сириус словно сам сидел на этих горящих углях, из последних сил сдерживая всё в себе. — Всем приве-ет, — в гостиную ввалился разморённый и довольный Джеймс. Мурлыча что-то под нос, он мимоходом обнял отца и подсел к Сириусу. — Дружище, ты не поверишь, что сегодня случилось! — У тебя сейчас такая рожа, что я готов поверить даже в то, что ты улетел на луну, — Сириус натянул вежливую улыбку. — Лучше. Короче гуляли мы с Лили, всё как обычно. Обсуждаем политику, общество, правительство, спорим, вот это всё. Потом начинает накрапывать дождь, я отдаю ей свою куртку, мы забегаем под навес, смеёмся… И тут она целует меня в губы! В губы, Бродяга! Клянусь, я чуть было в осадок не выпал, настолько я был счастлив. Это мы теперь типа реально встречаемся… Мам! — Джеймс снова сорвался с места и побежал на кухню. — Ты не поверишь, что случилось… Хлопнула дверь. Сириус уложил голову на подлокотнике. Потом перевернулся и уставился в потолок. — Это ненадолго, — вдруг подал голос Флимонт. Сириус скосил взгляд на мужчину. — Что? — У Джеймса первая любовь, — пояснил тот. — Для него это что-то новое и неизведанное, поэтому он уделяет этому всё свободное время. Но он не забыл про тебя — ещё неделя-другая, и всё вернётся на круги своя. Вы снова будете лучшими друзьями. Сириус тяжело усмехнулся, слегка покачав головой. — Я думал, что так будет, если они сойдутся. Оказалось, что обмануть мозг не так легко, и я добился только того, что потерял их обоих. Флимонт не ответил. Прислушиваясь к звуку шуршащей в его руках газеты, Сириус сглотнул. — Я сегодня видел много людей, мистер Поттер, — тихо сказал он. — Плохих, неправильных людей. Двух парней, которые совокуплялись в подворотне. Группу сектантов, которые промывали всем мозги. Они все плохие, отвратительные, ужасные, но они не врут себе. Они делают то, во что сами верят. А я… я живу какой-то чужой жизнью, мистер Поттер. Я притворяюсь нормальным, но я не могу прикоснуться к родному брату, я мечтаю поцеловать вашего сына, и я хочу Рема, я так чертовски хочу Рема, хочу просто сжать его у себя в руках и никому не отдавать… «Заткнись, идиот, что ты мелешь, зачем копаешь себе могилу?!» — кричал здравый рассудок, но Сириус уже не мог остановиться. — Я чувствую себя больным ублюдком, — говорил он, чувствуя, как болезненный узел в животе то ослабевает, то сжимается сильнее. — Мне постоянно лезут в голову отвратительные мысли. И я не могу понять, чего хочу. Ещё недавно я был уверен, что влюблён в Джеймса, но теперь у меня такое чувство, что мы разучились понимать друг друга, зато меня пиздецки накрывает от Рема и… и я не понимаю, это просто похоть или что-то большее! Он такой скрытный и меня это бесит, блять, меня это дико бесит, потому что я хочу ему помочь, а он меня специально отталкивает и творит херню! — Сириус выдал истерический смешок. — Такое чувство, что он всё просёк раньше меня, и теперь пытается меня отшить, потому что лучше быть вшивым придурком и воришкой, чем общаться с таким гомиком, как я… Хотя он сам гомик, блять… Он всё говорил и говорил, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. По щекам текли слёзы, но Сириус их не замечал. — Сегодня мне отсосал такой же извращенец, как я сам, и это было лучшим сексом в моей жизни. Мне было хорошо и плохо одновременно, а два часа спустя за меня помолился малолетний тупица с промытыми мозгами, и чёрт, он выглядел в сотню тысяч раз счастливей меня… Я смотрел на него в этом идиотском костюме ёлки, вспоминал тех гомиков и понимал, что они все в миллиард раз счастливей меня, потому что они не боятся показывать себя миру такими, какие они есть, а я пытаюсь играть роль нормального человека, и в итоге от меня пострадала какая-то девчонка, о которой я даже почти ничего не знаю. Я даже не могу вспомнить, когда она от меня забеременела, и я понимаю, что сам виноват, но я просто так устал это всё вывозить в одиночку!.. Сириус судорожно всхлипнул и вцепился дрожащими руками в собственные волосы. Тело резко ослабело, мышцы пробила дрожь: он словно только сейчас осознал, что высказал это всё вслух. Сириуса нередко прорывало на подобное, но обычно это происходило у Лили. Сегодня Лили не было дома. Сглотнув, он осторожно взглянул распухшими от слёз глазами на Флимонта. Тот сидел так же спокойно и невозмутимо, перелистывая газету. Боже. Что он наговорил. — Извините, мистер П-Поттер. Я завтра же уйду… — Сириус прошептал упавшим голосом. — Я не п-подойду больше к Джеймсу, обе… обещаю… я… Он примолк. Флимонт тоже молчал. Тишину прерывал лишь приглушённый гомон с кухни, потрескивание камина и тихие всхлипы. Наконец, Флимонт опустил газету. — Забыл сказать, — буднично произнёс он. — Мне завтра понадобится помощь с разгрузкой книжного стеллажа. Хочу составить список коллекций и недостающих образцов. Сириус растерянно кивнул, вытирая глаза рукавом. — Мальчики, ужин! — послышался ласковый голос Юфимии. — Нас зовут, — Флимонт со вздохом отложил газету и встал. Сириус снова кивнул, ощущая себя невероятно глупо. Он медленно выпрямился на дрожащих ногах и покосился на мужчину: тот глядел спокойно — без презрения, страха или жалости. Но когда Сириус поравнялся с ним, вдруг молча притянул его к себе и заключил в объятия. Сириус задышал сбивчиво и ломко, приткнувшись к приятно пахнущей одеколоном рубашке Флимонта. На спину легла сильная отцовская рука. Флимонт молчал. Молчал и Сириус. Он подумал о том, что его родной отец, Орион Блэк, мог сказать тысячу слов, но он никогда не прикасался ни к нему, ни к младшему брату. Объятия в семействе Блэков не были распространены, и из-за этого все слова были совершенно бессмысленны. Флимонт отстранился только тогда, когда Сириус сам начал осторожно высвобождаться из его объятий. Похлопал парня по плечу и слегка улыбнулся ему самым краешком губ. — Ужин остывает. Не будем заставлять всех ждать.

***

Сириус стоял возле дома Марли с тестом на беременность в руках. На сердце было тяжело, а в душе повисло ощущение пустоты и отрешённости. Марли просила не рассказывать о беременности её родителям, но Сириус не мог так поступить. Хватит врать. Хватит увиливать. Ему осталось жить считанные месяцы до момента, когда это всё перечеркнётся чужой жизнью. И он был намерен стойко принять эту смерть. Как приговорённый к казни гордо шагает к виселице, так и он шёл к дому Марли. Дверь открыла её мать — полная женщина с встрёпанными кудрями. — Что такое? — недовольно спросила она, смерив Сириуса нервным взглядом с головы до ног. — Вы кто? Сириус набрал побольше воздуха в лёгкие. — Меня зовут Сириус Блэк, — тихо сказал он. — И ваша дочь от меня забеременела. Вот. Он протянул злополучный тест. Женщина молча взглянула на него, потом на Сириуса. Её лицо перекосилось от негодования. — У Марли сейчас месячные, — гордо отчеканила женщина, явно сдерживаясь, чтобы не завопить на всю улицу. — И она не беременна. Проваливай отсюда и только посмей приблизиться к моему ребёнку в школе. Нахал! Она резко хлопнула дверью прямо перед носом Сириуса. Тот ещё некоторое время тупо смотрел на их маленький пошарпанный домик, хлопая ресницами. Потом развернулся, шумно выдохнул и вдруг побежал прочь — так быстро, словно боялся, что мать Марли вернётся и скажет, что произошла ошибка. Что Марли действительно беременна. Что он действительно несвободный человек. Под ноги попалась пустая консервная банка — Сириус нелепо взмахнул руками, едва не теряя равновесие. Он посмотрел вниз, на лужу, в которую чуть не угодил, затем наверх — на клубившиеся над городом тучи. Потом всхлипнул и вдруг засмеялся — сперва тихо, потом всё громче и громче. — Ты сучка, Марли! — заорал он в пустоту, погрозив кулаком. — Самая настоящая сучка, вот ты кто! Иди к чёрту! Всё ещё смеясь и что-то выкрикивая, Сириус побежал дальше, Он чувствовал во всём теле невероятную лёгкость — казалось, ещё немного, и он взлетит. Словно ему снова одиннадцать лет, и единственная проблема в жизни — не получить нагоняй от родителей… Бывает такое, что людям ставят неверный диагноз. Или обвинение в преступлении оказывается ложным. И человек, осознав в полной мере, как дорога ему жизнь и как легко он мог её потерять, начинает ценить её вдвойне. Сейчас Сириус чувствовал себя именно таким человеком. Человеком, которому вновь вернули право дышать.