Мальчик и его волк

— Да это всё равно не сработает, — устало сказал Ремус, глядя, как Сириус сосредоточенно выдавливает на ладонь бальзам от миссис Поттер. — Ты пробовал? — Керосином. Они всегда возвращаются обратно. — Керосином? Ты чудовище, Рем, — печально сказал Сириус: вот и секрет, почему волосы Ремуса выглядели так ломко и неопрятно. — Но я серьёзно — ты просто изверг. Как можно так обращаться со своими волосами? Волосы — это же святейшее из святых! Это твой волк должен тебя бояться, а не ты его… Мельком бросив взгляд на поражённого Сириуса, Ремус слегка усмехнулся. Ему явно было немного неловко сидеть перед ним в полуголом виде, поэтому Сириус старался немного разбавить обстановку своими глупыми шутками. Строго говоря, он видел Ремуса обнажённым уже дважды, но это было в тёмном подвале, где и своих рук не разглядишь. Сириус бы соврал, если бы сказал, что не пытался — особенно в последнюю ночь, когда они притащили пару старых покрывал, и Рем уже совершенно безбоязненно прижимался к нему всем телом. Это было приятно даже тогда, когда вместо пушистого меха руки чувствовали худое и щуплое тело. Сириус осторожно гладил его по плечам и выпирающим позвонкам, но лишнего себе не позволял. Не смел. Спать у Поттеров, которым он наплёл историю о срочной необходимости ездить к кузине Энди помогать с племяшкой Дорой, после этих ночей было как-то странно. Лёжа в своей мягкой и удобной кровати, Сириус спал хуже, чем на жёстком полу в обнимку с волком. Сны уносили его обратно в подвал, где он играл на гитаре, греться об пушистый бок и просыпаться с Ремом в руках. Иногда Сириус представлял, будто так было всегда — будто он не был одним из тех детей, которые играли в «кто быстрее плюнет в Лунатика» и ставили ему подножки, пока он брёл, глядя мимо них своими красными впалыми глазами. Наверное, тогда он имел бы право на что-то рассчитывать. — Нагни немного голову, — попросил Сириус и осторожно принялся втирать мазь во влажные волосы Ремуса. Тот прикрыл глаза и послушно подался вперёд. — Я сам могу, — пробормотал он, но отстраняться от мягких прикосновений не торопился. Сириуса это приободрило, и он продолжил массировать кожу, хотя в этом не было особой надобности. Ему просто нравилось, как Ремус жмурился, слегка тянулся за касаниями пальцев, дёргал губами, стараясь скрыть улыбку. Потратив куда больше времени, чем следовало, Сириус оторвался с большим сожалением. — Скоро начнут дохнуть, — сказал он. — Теперь нужно подождать несколько часов, а потом смыть и прочесать. На несколько минут воцарилась пауза. Ремус молчал, а Сириус не знал, что ещё добавить. Его глаза машинально скользнули на обнажённую грудь Ремуса: худая и впалая, со светлыми волосками и отчётливо выпирающими рёбрами. Наверное, всего его наследства не хватит на то, чтобы откормить Ремуса досыта… Поняв, куда Сириус смотрит, Рем неловко отвернулся. Пальцы сжали край ванны с такой силой, что костяшки побелели. — Зря ты тратишься на меня, — тихо выговорил он. — Я же сказал — это бессмысленно. К тому же… Ремус не договорил, только опустил голову ниже. Сириус еле заметно вздохнул. — Эй, Рем, — негромко позвал он. А когда тот обернулся, поцеловал в самый краешек губ. Ремус слегка улыбнулся. Они прошли в комнату — правда, теплее от этого не стало. Сидя на кровати и кутаясь в свитер, Рем поёжился и несмело прильнул к Сириусу: мокрые волосы неприятно мазнули по шее, но тот не отстранился. — Ненавижу зиму, — прошептал Ремус. Сириус взял его ладони в свои, греясь и согревая в ответ. — По крайней мере, мы не в России, — шутливо сказал он и с трудом подавил вздох, когда Рем уткнулся влажным носом в плечо. Такие действия, лёгкие и невинные, всегда играли чудовищную шутку с его организмом. Разогревали до белого каления. Сириус замолчал. За тонкой стенкой были слышны рождественские песни, играющие у кого-то из соседей по радио — мелькнула рассеянная мысль, что в какой-нибудь тёплой Калифорнии сейчас вовсю готовятся к Рождеству. Сириус представил идиллическую американскую семью: отец вешал гирлянды на крышу своего большущего дома, мать ставила миску с тонной имбирного печенья в ломившийся от продовольствия холодильник, старший сын отправился веселиться ночь напролёт с друзьями на своём личном автомобиле, а младший с упоением составлял огромный список подарков Санте-Клаусу несмотря на то, что у него и так полно игрушек. Они были жирные, богатые, и даже не подозревали о том, что через океан от них безмолвно загибается маленький островок. — Иногда я понимаю, за что Джеймс так ненавидит Америку, — выдохнул Сириус. — Мне нравится их музыка, — отозвался Ремус. — Я часто играю кантри. — Серьёзно? И где же твой патриотический дух? — шутливо сказал Сириус. Рем пожал плечами. — Должно быть, остался в Уэльсе. Сириус прикусил язык. «Придурок», — сердито подумал он и осторожно погладил Ремуса по влажным волосам. Действительно, какая ему разница, что слушать — английское или американское. — Сыграешь это их кантри? — полушёпотом спросил он. Улыбнувшись, Рем кивнул: его никогда не приходилось спрашивать дважды поиграть на скрипке. Пока он настраивал инструмент, Сириус снова подметил, как резко Рем с ней в руках оживает. Обычно нахмуренные брови разгладились, в серьёзных глазах загорелись детские искорки. В Ремусе проглядывал тот озорной мальчишка Реми, который когда-то играл на берегу моря и любил свою маму больше всех на свете. Он заиграл — и с первыми нотами в комнате словно всё окрасилось в тёплые цвета. У Сириуса перехватило дыхание, а сердце застучало сильнее. Это было чем-то похоже на ирландские песни, которые любили распевать в пабах, но без присущей им нотки печали и гнева — только светлая радость и беззаботность. Искренний восторг. Рем растворился в мелодии, качаясь со скрипкой словно по волнам музыки, и, глядя на него, Сириус чувствовал неудержимое желание то ли пуститься в пляс, то ли заключить Рема в объятия. Рука машинально потянулась к стоящей в углу гитаре — после последней «волчьей» ночи Сириус оставил её здесь. Увидев, как он торопливо перекидывает ремень через плечо, Ремус закусил губу и чуть замедлил темп. Сириус принялся подбирать аккорды, постепенно сливаясь с пронзительным пением скрипки — сперва нерешительно, потом всё смелее и смелее. Не зря он страдал всё детство над уроками сольфеджио — уже ко второму припеву музыка уверенно легла на струны, не пытаясь перекричать скрипку, а лишь гармонично дополняя её. Сириус негромко рассмеялся от того, как складно получилось. Его заворожённый взгляд любовался длинными худыми пальцами Рема, тем, как они зажимают струны — стоило поднять глаза выше, как Сириус чуть не потерял дар речи: Рем улыбался. Рем улыбался. Не слегка. Без нерешительности и смущения. Открыто, смело и широко. Удивительно, что может сделать улыбка с лицом. Острые черты вдруг помягчели, взрослая усталость исчезла, а глаза смотрели с искренним восторгом. Он был красив. Сириус уже не считал количество куплетов, явно проиграв больше, чем было в песне — Рем и не настаивал. Они начинали снова и снова, активно качались в такт, смотрели друг другу в глаза и посмеивались и улыбались. Лишь когда окрылённый удивительными ощущениями Сириус вывел бойкое соло, Ремус всё-таки замедлился: песня подошла к своему логическому финалу. Переглянувшись, оба парня плюхнулись на кровать. — Кажется, весь твой крем стёк с волос, — выдохнул Ремус. — Ещё потом намажем, — Сириус бездумно дёрнул рукой. Он вспотел, сердце стучало с бешеной скоростью. Ремус тоже раскраснелся, мокрые волосы забавно стояли торчком. Сириус машинально пригладил их, выдохнул и вдруг рассмеялся. Рем в растерянности посмотрел на него — и вдруг тоже начал смеяться. Они смеялись, глядя друг на друга, потом перешли на хохот и никак не могли остановиться. Всякий раз, когда Сириус пытался успокоиться, он смотрел на Рема, снова ерошил ему волосы и заливался хохотом громче прежнего. Тот уворачивался, лохматил ему волосы в ответ и почему-то от этого становилось ещё смешнее. В конце концов Сириус упал на кровать, а Рем навалился на него сверху. Он улыбался всё так же искренне и открыто, и это было прекрасно. Он был красив. Он был красив. Чёрт подери, он был так, так красив… — Из нас получается неплохой дуэт, — весело сказал Сириус. — Что это было? — Country Roads, — Рем задышал уже спокойнее. — Я играю её, когда… когда совсем плохо. Его взгляд погрустнел. Сириус рассеянно погладил его по щеке. — Эй, Рем… — тихо сказал он, но не договорил: Ремус поцеловал его в губы. Неуклюже, слегка стукнувшись носом — но от этого резко перехватило дыхание. Сириус аккуратно обнял Рема за спину и рывком сел вместе с ним на кровати, чувствуя, как к нему забираются на колени — мокрый, шумный поцелуй по-прежнему продолжался. Губы Ремуса были влажные и мягкие, они послушно открывались, позволяя языкам соприкоснуться. Дыхание сбилось: стало жарко. Горячо. Сириус лихорадочно запустил руки под чужой свитер, сперва осторожно коснулся щуплого тела, затем смял его, сдавил, не переставая жадно целовать Ремуса. Спины, лопатки, шея — пальцы медленно ползли вверх. Он был возбуждён, дико возбуждён, воздуха катастрофически не хватало… Сириус опомнился, поняв, что Ремус уже не откликается на ласки так бурно, как несколькими минутами ранее. С усилием разорвал поцелуй, глядя на парня во все глаза: тот дышал не менее жарко и тяжело. Руки заметно дрожали — взгляд был растерянный. — Извини, — упавшим голосом пробормотал Сириус и попытался отстраниться, но Ремус молча обхватил его за шею, утыкаясь носом в плечо. — Наверное, слишком рано, да? — прошептал он. — Да, — выдохнул Сириус, хотя всё тело кричало о том, что не рано, чёрт подери, он хотел этого уже давно, хотел каждую минуту, что находился рядом с Ремом… — Ты хочешь этого? — внезапно слетело его с языка. Ремус вздрогнул. Отвернулся, беспокойно зажевал губу. Сириус вздохнул: знал ведь, что не должен заходить так далеко. Не должен. Не имеет права. — Да, — вдруг еле слышно произнёс Рем. — Очень… хочу. Я не знаю, потому ли это, что у меня никогда не было ничего подобного, или… Не знаю. Он чуть помолчал и оторвался от плеча, глядя Сириусу в глаза. — Может, я правда в тебя влюбился. Это прозвучало так просто и растерянно, с лёгкой запинкой и тихим вздохом, но Сириус внезапно осознал, что обожает голос Ремуса. Обожает его низкий валлийский акцент: от которого по всему телу разбегались мурашки. — Я тоже хочу, — признался он. — Тоже очень сильно. Дыхание Рема участилось. Он взглянул на Сириуса каким-то робким взглядом, снова прильнул к его губам. Ноги заелозили по коленям, стараясь устроиться поудобнее, и Сириус едва подавил стон: это было слишком. Кажется, этого и добивался Рем. Того, что Сириус, не до конца давая отчёт своим действиям, повалил его на кровать, засыпал лицо смазанными мокрыми поцелуями. Ладонь сжала бедро почти инстинктивно, а пальцы коснулись ширинки жёстких брюк. Рем выгнулся и резко сжал ладони на руках Сириуса, глядя на него каким-то замутнённым взглядом. Того снова охватило смятение: правильно ли он всё понял? И как теперь узнать? О таких вещах ведь не спрашивают. Их вообще не обсуждают. Но иначе как?.. — Ты… ну… можно? — выпалил Сириус, не сводя с Рема взгляд. Тот моргнул, смущённо улыбнулся и кивнул. И от этого кивка стало так легко на душе — словно камень свалился. Но самое сложное было впереди. Пуговицы поддавались с трудом — пальцы внезапно вспотели, задрожали. Заметив, что Сириус не справляется, Ремус положил на его ладони свои. Пригладил, внимательно глядя ему в глаза. Подушечки пальцев были жёсткие и шершавые, почему-то от этого по телу расползались приятные тёплые волны. Сириус понял, что краснеет — да и Рем выглядел немного нерешительно. Они до конца оттягивали момент, когда придётся сделать это. Собравшись духом, Сириус расстегнул пуговицу и быстро потянул вниз штаны Рема вместе с нижним бельём. Ненадолго застыл, увидев его эрегированный член: только Ремус выдохнул и робко дёрнул ладонями, будто хотел закрыться, торопливо отстранился и принялся расстёгивать собственные брюки. Он вдруг ощутил странную робость, смешанную с волнением — от этого понемногу увядало возбуждение. Рем ведь… ох чёрт. Рем был хорош. А он? «У тебя небольшой», — совершенно некстати вспомнились слова тех ребят из подворотни. Робость усилилась, пальцы замерли на пряжке. Нет, это всё было плохой идеей. Он ведь даже толком не понимает, что делать. С девчонками всё просто, а тут… Почувствовав на шее тёплое дыхание, Сириус занервничал сильнее и попытался ускориться. Возбуждение спало вконец. — Давай я, — вдруг прошептал Ремус. Сириус уставился на него в растерянности — помедлив, всё-таки кивнул. Тогда Рем ловко расстегнул на нём ремень. Ладони заметно дрожали, щёки горели огнём — было видно, что он тоже очень взволнован и стесняется всего происходящего. Но его касания, такие робкие и вместе с тем такие приятные, делали своё дело: Сириус снова почувствовал, как жар приливает к паху. Подняв взор на его пристыжённое и красное лицо, Ремус снова поцеловал его в губы. Очень ласково. Очень. Член обдало холодком — видно, Ремус всё же справился с брюками. Сириус сглотнул: впереди было самое страшное. — Я не знаю, как правильно, — честно признался он, и Рем улыбнулся ему как-то до дрожи беззащитно. — Я доверяю тебе, — прошептал он. Эти слова ударили как током: Ремус. Ему. Доверяет. Только бы ничего не испортить. Впрочем, кажется, это было невозможной задачей. В комнате было холодно, но они этого почти не чувствовали. Продолжая медленно целовать Ремуса, Сириус задрал его свитер, помог снять до конца. Избавившись и от своего, заворожённо проследил, как Рем тронул пальцами его грудь. Шумно втянул воздух, снова опустил его на узкую хлипкую кровать, припал к губам. Ладонь машинально скользнула на внутреннюю сторону бедра, где мягко щекотали волоски — боже, он никогда и представить не мог, что сможет касаться Рема здесь. Что они оба этого захотят. А они хотели. Ремус еле слышно проскулил, выгнувшись, снова сдавливая ладонями его спину, поясницу, кажется, даже ниже — дыхание сбивалось, разламывалось от этих прикосновений. В голове то возникали сотни мыслей одновременно, то внезапно становилось совершенно пусто. То шум — то тишина. Шум — тишина. Сириус не знал, как Ремусу это удаётся, осознаёт ли он, что творит, но он жаждал только одного: чтобы это не прекращалось. По крайней мере всю ночь, но желательно — никогда. Поэтому он был готов почти взвыть, когда Ремус вдруг отстранился. — Мне, наверное, стоило сначала… — Что? — нервно перебил его Сириус, но тут же опомнился и мысленно влепил себе пощёчину, увидев, как Рем неосознанно сжался. — Чёрт, прости. Что такое?.. — Я… ну… — невнятно забормотал Ремус. — У меня там одеколон есть… До Сириуса начало медленно доходить, что Рем переживал за свой звериный запах. Ещё он понял, что это была очередная вещь, на которую ему просто стало наплевать. Подумаешь — запах. Это запах Ремуса. Его Ремуса. — Рем, ты нормально пахнешь, — прошептал Сириус. — Я не говорю это сейчас, чтобы тебя утешить или что-то типа того, мне просто уже не важно. Но пожалуйста, не пользуйся больше той хренью — она отвратительно воняет. Ремус нерешительно улыбнулся. — А я воняю псиной, — выговорил он. — Не псиной, а домашним ухоженным псом, — Сириус подмигнул и коснулся губами шеи, вдыхая запах. Он услышал, как Ремус снисходительно фыркнул от этого сравнения, и продолжил с упоением покрывать его шею короткими поцелуями. Когда они перешли на ключицы, Сириус чувствуя в своих густых волосах уже до боли родные пальцы и зажмурился, с трудом справляясь с чувствами: как же безумно он хотел Рема. Хотел со всеми его синяками, шрамами, блохами и костями — хотел его целиком и полностью. Он навалился на Ремуса, притираясь к паху, и перед глазами всё помутнело. Словно сквозь пелену Сириус услышал рваный стон, робкий, почти напуганный, и только ускорил движения, беспорядочно целуя его в губы, щёки, подбородок — ему страшно захотелось, чтобы Ремус не переставал. С ним стонали многие девчонки, многих из них он не помнил, но ни от кого не накрывало так ярко и сильно, как от Рема. С ним было жарко — так удивительно жарко, хотя в комнате было очень холодно. Всё перестало иметь значение: в мире были только он и Рем. Он и Рем. Ремус выгнулся, снова сдавленно проскулил — в ладонь брызнуло липким и горячим. Тогда Сириус прижался пахом к его бедру, накрыл губы особенно трепетными поцелуем, пара движений — и по его телу тоже пробежала горячая судорога. Сириус обессиленно упал на кровать. Они молчали, тяжело дыша. По телу стекал пот: одновременно с ним, точно наперегонки, бежали мурашки. Сириус осторожно перекатился на бок, обнял Ремуса и прижал к себе, быстро согреваясь об горячее тело. В голову пришло странное, и вместе с тем совершенно очевидное осознание: он любит Ремуса. Он, чёрт подери, любит его. — Давай достанем одеяло, — Ремус нерешительно заворочался в его объятиях. — Мне не холодно, но ты, наверное, замёрз. Сириус тихо рассмеялся, прижимая Рема к себе ещё крепче. — Не замёрз, — ласково прошептал он. — Ты тёплый, Рем… Ты тёплый.