Отжени, ангел мой, отжени

—Господин Кальдмеер, к вам соберано, — дора Хельга запнулась и тут же исправилась, — Герцог Алва. К вам герцог Алва. Олаф медленно кивнул, и так же медленно встал. Ну ничего себе! Что ж, взглянуть на человека, ради которого противник пустил твой флот ко дну даже любопытно. — Мой адмирал, мне остаться с вами? — чем дальше, тем больше вызова слышалось в вопросах Руппи. И тем сильнее был акцент, что он делал на звании Олафа. Поначалу мальчишка приходил в себя после пережитого, потом набирался новых сил, потом рвался обратно в бой, теперь же откровенно злился, хоть и старался не подавать виду. — Да, можешь остаться, — отозвался Кальдмеер. — А я бы предпочел поговорить с вашим адмиралом наедине, господин фок Фельсенбург, — Ворон прислонился к дверному косяку и красноречиво провел рукой в воздухе по направлению к коридору. Руперт коротко кивнул и вышел, впрочем, не преминув бросить на герцога несколько заинтересованных взглядов. Дело было не в Олафе, а в самом Алве. Как-то он слышал о своем с ним сходстве, и теперь вынужден был признать, что оно действительно есть. — Ваше имя мне известно, а вам известно мое, — бросил Ворон, устраиваясь на подоконнике с ногами. По промелькнувшей в глазах Кальдмеера тени он понял, что не промахнулся, тот явно на мгновение увидел совсем другого человека, который абсолютно не жаловал стулья. Ледяной опустил глаза и задумчиво тронул шрам на щеке. — Он просто старался выдернуть вас обратно, в мир живых, — подсказал Рокэ. — Старался. — Не удалось? Кальдмеер слегка пожал плечами. — Если вы рассчитываете меня пристыдить, то зря тратите время, — он поднял голову и теперь смотрел прямо перед собой, — Господин Альмейда упоминал, что защита адмирала Вальдеса будет не вечной, и, видимо, момент настал, я полностью готов к… Алва рассмеялся и беспечно махнул рукой. — Ну что вы, господин адмирал, я всего лишь хочу быть в курсе происходящего в Хексберг. Знаете ли, по некоторым причинам городок мне не чужой. Вам здесь комфортно? — Вполне. Насколько комфортно может быть пленнику. — Шалите, Кальдмеер. Судьба подарила вам не только жизнь, но и, если позволите, новых союзников. —Союзников? —опешил дрикс, —В лице талигойской армии? — Нет. В лице человека, которому не все равно. Иногда это гораздо больше, чем армия за плечами. Ворон еще какое-то время наблюдал за Ледяным, потом едва заметно улыбнулся, спрыгнул с подоконника и повернулся на каблуках к двери. — Честь имею, господин адмирал, — Рокэ шутливо приложил руку к виску. — Герцог, подождите, — Олаф сделал несколько шагов и снова замер, —Вальдес как-то сказал, что в Хексберг выходцам хода нет… —Не знал, что вас интересуют древние предания, —Алва остановился, синие глаза зацепились за эсперу на груди дрикса, —И не думал, что Ротгер… Адмирал Вальдес решит их с вами пообсуждать. — Адмирал много говорил. Признаться, он постоянно говорил, не умолкая. — И что же, перебрав все возможные темы для разговора, ударился в дебаты о легендах? — Нет. Скорее он злился и у него вырвалось. — Позвольте мне угадать, Бешеный сравнил с выходцем вас? — Вы уходите от ответа. — Я в принципе ухожу, адмирал цур зее. Если вам интересен ответ на ваш вопрос — почему бы не спросить у Вальдеса? Уверен, он будет счастлив обсудить с вами любую тему на ваш выбор. —Алва, я понимаю, вы, видимо, торопитесь, и, возможно, мое общество вам неприятно… Рокэ развернулся на каблуках, почти столкнувшись с Ледяным плечами. — Ваше общество куда приятнее, чем вы сами предполагаете. Однако же я сказал все, что считал нужным. Хотите вернуться в Дриксен? Я могу это легко устроить. Но хочу, чтоб прежде вы хорошо подумали. *** С тех пор, как Вальдес перестал появляться в собственном доме Олаф постоянно думал, но никак не мог понять, что же изменилось. Нет, без бесконечной трескотни марикьяре и постоянной беготни по Хексберг он не страдал, но было что-то другое, ощущение, витающее в воздухе и никак не позволяющее схватить себя за хвост. Вчерашний излом обитатели отмечали не дома, скорее всего, в адмиралтействе, и он остался один со своим адъютантом, а потом ушел и Руперт, ушел с Вороном, и до сих пор не вернулся. Зимой темнеет очень рано, отчего же до сих пор светло? Почти светло. Совсем не так, как днем, скорее серо, будто весь мир разом утратил краски. Темно-серое небо и светло-серый снег, ровным покрывалом. Кальдмеер вдруг с удивлением подумал, что Руппи очень быстро смирился. Молодость всегда спешит, и сейчас мальчик одержим местью. Хотел ли мести он сам? Он вообще чего-то хотел? Олаф стоял у окна всматриваясь в серое, без единого изъяна снежное полотно. Наверное, он погрузился в свои мысли слишком глубоко, ведь совершенно не слышал, чтобы кто-то входил. А смех слышал. Такой же, как раньше, беспечный и заразительный. Ледяной обернулся и прислушался, но звук исчез, будто его и не было. Зато появились другие. Кальдмееру казалось, что он слышит залпы пушек. Шум моря, бьющего о борта корабля, крики чаек и сорванные голоса моряков. Все это сливалось в одну сплошную какофонию, хотелось схватиться руками за голову, закрыть уши, не слышать, но отчего-то адмирал цур зее знал, что это не поможет. Он ведь не на борту «Ноордконе», больше нет. И самого корабля больше нет. Он в доме врага, только врага ли? Сознание Олафа выхватило из сотен звуков один — легкое поскрипывание, чуждое остальным. Ясень, старый ясень за окном. Веревка, петля. Запах пороха и крови, кровь на снегу, кровь на стенах домов. Петля. Черные волосы спадают на лицо, рассыпаются по плечам. Черные волосы, красный шейный платок, белая рубашка — в саже и крови. Крик рвется из груди, но тонет в пустоте. Олаф протягивает руку к оконному стеклу — узор мороза не тает под пальцами, холод пронизывает предплечье, поднимается по плечу, приближается к сердцу. И мертвые. Бюнц, Зепп… Иссиня-черные мундиры, абсолютно безмятежные лица, ненормально бледная кожа. —Мы отпускаем тебя. Отпусти и ты. Кальдмеер выбегает во двор, босые ноги не чувствуют холода от промерзшей земли. Ясень. Ясень и петля. И безжизненное тело. —Отпусти, Олаф. Ты не можешь держать нас вечно. А он не может вечно держать тебя. *** Это был его второй визит в дом Вейзелей, а дорогу Кальдмеер запомнил еще в прошлый раз. Немного поколебавшись он дернул шнурок звонка. — Дора Юлианна, я знаю, как вы ко мне относитесь и вы, без сомнения, правы. И все же я прошу разрешения еще раз с ним поговорить. Женщина гневно всплеснула руками, но прежде, чем она успела разразиться тирадой о своем истинном отношении к врагам Талига, сзади к ней подошел Алва, мягко положил руку на плечо и, склонившись к самому уху, тихо прошептал. — Моя дора, я могу ошибаться, в кулинарии не слишком искушен, но сдается мне, запах пирожков в печи начинает изменяться от сладкого к горелому. Женщина скрылась за дверями на кухню, Ворон же махнул рукой в направлении лестницы на второй этаж. — Вас здесь не было, — сказал он Кальдмееру с абсолютно серьезными лицом, — Через несколько часов все живущие здесь отправятся к побережью, на гуляния с кострами. А вас здесь не было. И вас здесь больше не будет, если завтра над Хексберг все еще будет стоять штиль. *** Вальдес вздохнул глубже, просыпаясь, и сонно уставился на Олафа. — Вы изволили просидеть здесь всю ночь? — сипло спросил он. Отчего-то в этот раз Бешеный был точно уверен, что этот Кальдмеер настоящий. — Мне было, над чем подумать. Ротгер приподнялся на локтях, сфокусировал взгляд на Олафе. — И тетушка даже не попросила вас удалиться? — Вальдес откинулся обратно на подушки, — Как неожиданно мило с ее стороны. — Мы поговорили. Правда, разговор этот был недолгим. — Олаф, вам придется ее извинить. Она не слишком хорошо относится к варитам. — Я это вполне понимаю и принимаю. — Вы сказали, что думали. Боюсь предположить, какие мысли так надолго задержали вас рядом со мной. Кальдмеер молчал, словно подбирая слова, Вальдес ему не мешал. Бешеный давно пришел к выводу, что уже сказал хмурому дриксу все, что мог, и не один раз. — Вы были в чем-то правы. — Не знаю, радоваться мне или огорчаться, — пожал плечами Вальдес, — Быть правым для галочки не интересно. — А как бы вы предпочли? — Я предпочел бы вернуться домой, —Бешеный понемногу встал на ноги и принялся одеваться, — Мне уже не настолько плохо, чтобы омрачать быт тетушки своим присутствием. Кальдмеер слегка растерялся. — Я сюда добрался пешком, вы действительно хотите возвращаться домой вот так, по морозу? — А вы собираетесь меня остановить? — Вальдес слегка покачнулся, но на ногах устоял, — Пешком не планирую, но верхом отсюда десять минут езды. — Все еще по морозу. Вы, должно быть, хотите, чтоб ваша прекрасная тётушка меня четвертовала. Вам только-только стало лучше, наглотаетесь холодного воздуха — лихорадка вернется по щелчку пальцев. Ротгер в ответ щелкнул пальцами. — Видите? Стою. И вполне постою еще минут двадцать. Спорить с неуемным марикьяре казалось невозможным, но это не значит, что Кальдмеер не пытался. — Неужели нельзя подождать до вечера? — Зачем? Тетушке, знаете ли, тоже пора отдохнуть, достаточно она со мной намаялась. Кроме того, я действительно хочу знать, о чем вы всю ночь думали и к какому выводу пришли. Кошки закатные, да если б я знал, что вы всю ночь проторчали рядом, то повел бы себя повежливее и проснулся бы пораньше. — Тогда я бы не успел обдумать все и разговор бы снова не склеился. — Бросьте, Олаф, — Ротгер слегка поморщился, — Я уже понял, что импровизировать вы не любите. Или не можете. — Зато вы можете за двоих, — неожиданно для себя хмыкнул Кальдмеер. — Очень может быть, — не стал спорить Бешеный, — Была бы возможность. Идемте, уверен, дядюшка простит мне аренду парочки лошадей на несколько дней. *** Дорога действительно заняла всего десять минут, даже меньше. Кальдмеер то и дело косился на Вальдеса, прикидывая, действительно ли тот так уверенно держится в седле, как хочет показать. Врачом Ледяной не был, но и на взгляд человека, от медицины далекого, на здорового Ротгер все еще не походил. — А вы переживали, —весело бросил марикьяре, спрыгивая на землю. Колени слегка подогнулись, но этого Олаф заметить не успел, — Странно, дом все еще стоит. Даже без моего участия. — Странно, что он с вашим участием так долго простоял, — дрикс неожиданно тепло улыбнулся. — Не представляю, о чем вы, — Вальдес невинно потупил глаза, — И все же я предпочел бы побыстрее оказаться внутри. Кальдмеер кивнул, передал конюшему поводья и следом за хозяином прошел в дом. — Надо же, никого, —Ротгер огляделся, — Так вот почему дом все еще на месте. В жизни еще не пропускал зимнеизломные костры, — добавил он почти плаксивым голосом. — Могу предложить зимнеизломный камин, — отозвался Кальдмеер. — Желательно бы еще зимнеизломный глинтвейн, — Вальдес зябко повел плечами, — Хотя что это я, вы же гость! — Этот гость здесь без малого три месяца, и давно способен сам найти все необходимое. — Как скажете, — согласился Ротгер, — Но хоть за процессом понаблюдать пустите? — А не лучше ли вам поспать? — Олаф скептически оглядел хозяина дома, выглядел тот довольно несчастным. Если бы не глаза. Глаза были теплыми. — Я у тетушки выспался на несколько жизней вперед. Кроме того, вы обещали поделиться своими мыслями. Это первый раз, когда я буду удостоен подобной чести, не хочу ее откладывать, еще передумаете. Кальдмеер приподнял брови и обреченно вздохнул. — Хорошо. Дора Хельга… — С семьей, знаю. Тут только мы, дорогой адмирал цур зее, так что рассказывайте, не стесняйтесь. — Вот, вот он, ваш невыносимый напор! — Олаф развел руками, — Ротгер, не все такие… Быстрые, как вы. Бешеный зажал рот обеими руками. — Изгвинифе, моочху. — Вальдес? Марикьяре убрал руки от лица и снова повторил. — Извините, молчу, — на лице застыло заинтересованное ожидание. — Сначала глинтвейн, — расставил приоритеты Кальдмеер. — Отлично. Значит, идемте на кухню. *** Ротгер устроился на кухонной тумбе, дрикс тем временем деловито перебирал ящички с приправами, подбирая нужные. — Олаф, а вы умеете готовить? — поинтересовался Ротгер, шмыгая заложенным носом. — Смотря что считать умением, — Кальдмеер нашел подходящую кастрюлю и одобрительно хмыкнул, —Как вы знаете, я из обычной семьи, обычного оружейника, так что специально обученных людей в доме не было. — Это не ответ, — улыбнулся марикьяре. — С голоду не умру, но кулинарными шедеврами мою стряпню не назовешь. Ротгер… В какой-то степени я должен перед вами извиниться. Бешеный удивленно вскинул брови. — Не припомню, чтобы вы меня чем-то обидели. — Вы не припомните, а я понимаю, что так оно и было. Наверное, мое поведение по отношению к вам было слишком безразличным. Но и вы поймите, мне не может быть наплевать на то, что произошло с моим флотом… — Я ни в коем случае не имел ввиду, что вам должно быть наплевать, — Вальдес то и дело чихал, и оттого выглядел еще несчастнее. Попробуй толкать серьезную, прочувствованную речь, отчаянно хлюпая носом. Однако и сдаваться он не планировал, —Вы не хотите меня услышать, а может, я не могу… Ап-чхи!.. Нормально объяснить. Все, что я хочу сказать… Не нужно хоронить себя заживо, Олаф. Вас море пощадило, —Ротгер замолчал, с силой надавил тыльной стороной ладони на переносицу, потом продолжил, —А вы себя пощадить не хотите. Думаете, я не понимаю. Думаете, я к вам пристал, как банный лист из чистого садизма. Или из собственной… Ап-чхи!.. Глупой прихоти. Нет, господин Кальдмеер, все не так. Просто я действительно не считаю, что вы должны сгинуть вместе с вашим флотом. Вы говорите, что патриот. И… И действительно считаете, что должны умереть за родину любым способом? Даже вот так бессмысленно, просто от тоски? Бешеный замолчал и принялся остервенело тереть покрасневший нос. Олаф в свою очередь так и стоял в поднятыми бровями, на бледном лице понемногу появлялась удивленная улыбка. Вроде бы Вальдес говорил серьезно и о серьезных вещах, но скосившая марикьяре простуда, запах трав, огонь в камине, зимний излом… Все это внезапно сделало войну чем-то далеким, чем-то, оставшимся там, за порогом теплого, гостеприимного дома. Ледяной повернулся спиной, ему было проще говорить, не глядя на Вальдеса, который сейчас вызывал лишь желание укутать потеплее да отправить спать, но никак не рассуждать о жизни и смерти. — Сейчас я еще раз отмечу, что ваш напор переходит все границы. Вроде бы говорили, что хотите услышать, к чему я пришел, а сами и слова сказать не даете. Мой долг перед кесарией это мое личное дело, он ничем не отличается от вашего долга перед Талигом. Хотя, насколько я успел понять, у вас что-то вроде двойного подданства, и это позволяет вам крутить присягу то так, то эдак. Возможно, это удобно, возможно, даже правильно, но мои взгляды на природу вещей отличаются от ваших. Впрочем, сейчас это не важно. Помните, что вы сказали мне, когда в урон моей нервной системе скакали по обрыву? Сказали, что я никому не могу помочь. Мне понадобилось время, чтобы это понять. А вы смогли понять, что если человек не хочет, чтобы ему помогли — то можно бесконечно протягивать руку в пустоту? —А… —Да, я признателен вам, что вы продолжали пытаться, пока я сам не понял, что это мой единственный шанс. —А… —Вальдес, не перебивайте, я вас выслушал! —Ап-чхи! —довел мысль до конца Ротгер, —Олаф, вы неподражаемы. Ну хорошо, я не слишком благодарный слушатель. Но теперь мне и сказать-то нечего, ведь по сути я вам уже ответил. Если моя ошибка была в том, что я не смог вас вовремя выслушать, то прошу простить мою неопытность. Видимо, я и сейчас не смог. Но я готов. Только переберемся куда потеплее. Кальдмеер повернулся и заметил, что марикьяре ощутимо дрожит. — А я говорил, что вам опять станет хуже. — Мне не хуже, — Бешеный прижал ладони к лицу, — Мне также, как было, просто я в самом деле загостился у Вейзелей. — Прекрасно. А ведь вы почти убедили меня, что все в порядке. — Не в этом ли вы сами убеждали меня несколько месяцев? — огрызнулся Вальдес, — И, кстати, не убедили. — Продолжим разговор в другой обстановке, или подождем, пока вы свалитесь? Ротгер даже оперся на руку Кальдмеера. Головокружение стало невыносимым, даже привычка к килевой качке уже не спасала. Неожиданно Олаф положил ладонь Бешеному между лопаток. Тот вздрогнул всем телом и попытался отстраниться. — Я начинаю думать, что вы неверно меня поняли, —язык слегка заплетался, Вальдес чувствовал, как волнами накатывают то жар, то озноб. — Это вы сейчас меня неверно поняли. У вас вся рубашка мокрая от пота, вам нужно переодеться, иначе вы не только не выздоровеете, но и снова разболеетесь еще сильнее. Марикьяре какое-то время складывал в уме два и два, потом опустил руки и расслабил плечи, позволяя Олафу помочь ему выпутаться из мокрой ткани. — Вальдес, когда вы так стучите зубами мне становится страшно рядом с вами находиться. Ложитесь же наконец! Бешеный не стал спорить, быстро натянул другую рубашку, забрался под одеяло и продолжил трястись уже там. — Так значит, вы все же решили повременить с похоронами? — Ротгер говорил очень тихо, но даже в хриплом, простуженном голосе слышались смешинки. — Да, решил. В конце концов, я уже вижу, что, если не повременю — вы похороните себя. — Мне уже лучше, — махнул рукой марикьяре, и тут же закашлялся. Олаф налил в стакан воды и протянул Ротгеру. Потом присел рядом на постель, накрыл его руку своей, слегка покачал головой, мягко улыбаясь. — Вальдес, вы невыносимы. Все у вас на грани жизни и смерти, никаких полутонов. — Так жизнь ярче, — слегка пожал плечами марикьяре, — Кроме того мне и в голову не могло прийти, что я оскорбил вас именно своим напором. — Я не девица на балу, чтобы счесть напор оскорбительным, а вы… Впрочем, да, вы именно наглый, перебравший офицер! Были. На тот момент. Кальдмеер все еще улыбался той же теплой, слегка укоризненной улыбкой и Бешеный не смог не рассмеяться. Вскоре смех перешел в кашель, Вальдес зарылся лицом в одеяло и согнулся в судороге. Дрикс терпеливо пережидал приступ, неодобрительно качая головой. — Леворукий и все его твари, когда ж эта зараза меня отпустит? — прохрипел марикьяре, немного отдышавшись. — Вина? — предложил Олаф. Ротгер коротко кивнул. Кальдмеер взял со столика графин, наполнил бокал… Мгновение подумал, понес его к губам и пригубил. Потом сел обратно к Ротгеру и впился своими губами в его, позволяя вину перетекать между ними. Когда Олаф отстранился вид у Бешеного был слегка обескураженный. —И что… Что теперь? —бестолково спросил он, вглядываясь в глаза адмирала цур зее, стараясь понять, что нашло на эту ледяную глыбу, и не переборщил ли он, стараясь заставить Ледяного забыть то горькое поражение и снова жить. — Теперь, мой дорогой друг, вам неплохо бы как следует пропотеть, — отозвался Кальдмеер, наклонился вперед и задул свечу на тумбе. В мгновенно опустившейся темноте Ротгер скорее угадывал силуэт Олафа, чем видел его. Дрикс расшнуровывал рубашку, неспешно и деловито, как ни в чем не бывало. Вальдес мысленно прокрутил в голове цепочку событий, что привели к этому вечеру. Джильди, потом Ледяной. Он прислушался к своим ощущениям и понял, что злость ушла, в том числе и на Лу. Кальдмеер тем временем разделся до пояса, подошел к кровати и слегка толкнул Вальдеса в плечо. — Подвиньтесь, господин вице-адмирал. — Эээээ… Господин Кальдмеер… Вы снова меня озадачили. — Не прикидывайтесь зеленым выпускником жеребячьего загона. Сами вы не согреетесь, а я могу помочь. Вальдес хлопал ресницами, как девица на выданье. Но в конце концов заманчивая перспектива того, что от тепла тела Олафа продирающий озноб, наконец, уймется победила. Ротгер послушно откатился от края постели, давая Кальдмееру место, чтобы лечь рядом. Тот забрался под одеяло и прижал марикьяре к себе. Бешеный дрожал всем телом, а потому Олаф не заметил, как он особенно сильно вздрогнул от его прикосновения. Зато почувствовал, как моментально закаменели плечи Вальдеса. — Нууу, Ротгер, вы зря распереживались, — мягко проговорил Кальдмеер, — Если расслабитесь — согреетесь быстрее. Бешеный не сопротивлялся, но и не подавался навстречу, хотя с Олафом и правда было теплее. — Расслабишься с вами, пожалуй. Ваши качели настроений для меня загадка. — Оставим мое настроение и его качели. Расслабьтесь — и согреетесь. Вы же военный, должны понимать. — Хотел бы я и в правду вас понимать, Олаф, — Ротгер ткнулся носом в плечо адмирала и тяжело вздохнул. — В каком смысле? — уточнил дрикс. — Не важно, — тихо прошептал Вальдес. Дрожь отступила, сменившись теплом и невыносимой сонливостью, —Сейчас — не важно, — закончил он, закрывая глаза. *** Кальдмеер проснулся уже вечером, хотя с постоянной зимней теменью ему сложно было определить, который час. Олаф скользнул руками по плечам Ротгера, шелковая ткань мягко струилась под пальцами. Вальдес тоже уже не спал, он откинул голову и прерывисто вздохнул, прикрыл глаза, отвел руки назад, обхватывая бедра Кальдмеера. Даже через плотную ткань брюк Олаф чувствовал жар ладоней Ротгера, легкую дрожь в его пальцах. — Олле, я ведь не сдержусь, — хриплый, прерывистый шепот. — И не надо, — еле слышно отозвался дрикс, ослабляя шнуровку на рубашке Бешеного, запуская руки под ткань, осторожно поглаживая холодными руками горячую сухую кожу. Кончиками пальцев Олаф проводил по контурам напряженных мышц, тело Ротгера отзывалось дрожью на его прикосновения. — А ты раньше-то бывал с мужчиной? — решил уточнить Вальдес. — Нет, — тихо отозвался дрикс, — И никогда не думал, что захочу. Бешеный медленно развернулся лицом и Олафу. — Уверен, что хочешь? Не пожалеешь? — серьезное выражение лица Ротгеру не шло, и Кальдмеер невольно улыбнулся. — Почему-то я уверен, что ты не оставишь мне для этого времени. А еще почему-то мне кажется, что правильнее отдаться в более опытные руки, чем мои. — С чего ты взял, что они более опытные? — с деланным удивлением спросил Вальдес, толчком в плечо переворачивая дрикса на спину и склоняясь над Олафом. — Иначе ты бы спрашивал все тоже самое, но с другой интонацией. —Скрывать мне нечего, — мурлыкнул Ротгер, наклоняясь ниже, — Это у вас в Дриксен любовь делят на виды. На Марикьяре она одна. — Значит то, что ты не позволил мне вернуться, очень кстати.