Пусть грянет шторм

Обескровленную голову Ши Уду он положил на алтарь, напротив урн с прахом своей семьи. Положил и застыл, не зная, что сказать. — Надеюсь, — наконец, тихо вымолвил он, — теперь вы сможете покоиться в мире. «Так себе подарочек», — подумал Хэ Сюань, разглядывая мёртвое лицо водного бога, застывшее в гримасе. Вряд ли его родители, сестра или Мяо-эр оценили бы подобное при жизни. Надо ли им это после смерти? Хэ Сюаню — надо было. Он дошёл до спальни, которая чудом уцелела после обыска Небожителей, рухнул на жёсткую кровать и забылся чёрным беспробудным сном. Хэ Сюань ждал. Стылые воды обнимали стены его крепости, кругом ни ветерка, ни жизни, ни звука. Покой, настолько похожий на смерть, что грань между ним должна была рухнуть. Его разбудил голос Хуа Чэна по духовной связи, и Хэ Сюань сразу заявил: — Не пойду. Кровавому Дождю бы разозлиться, напомнить о долге, пригрозить ему войной, но он лишь понятливо (и ужасно раздражающе) хмыкнул, а потом сказал: — Передумаешь — зови. Хэ Сюань проснулся снова, зачем — сам не понимал. Он собрал из костей мертвецов нового дракона, дав ему нрав весёлой собачонки, провёл день, глядя на прибой, отправил восвояси десяток гулей, принёсших ему добычу с затонувших кораблей. Он ждал века, что ему несколько дней? Недель. Месяц. Он ждал — и не мог дождаться. Сдавшись, Хэ Сюань накинул личину и отправился в столицу. На последние деньги, когда-то занятые у Хуа Чэна, прошёлся по городу, сметая всё на своём пути: скупал ненужную одежду, набивал бездонное брюхо в роскошных чайных, просаживал слитки в игорных домах. Идя к пирсу, вдруг наткнулся на небольшой храм Ши Уду, слишком незначительный, чтобы пострадать от его руки, и, мрачно ухмыльнувшись, уверенно зашёл внутрь. Утреннее солнце освещало тело статуи, оставив в густой тени голову, отчего она казалась похожей на обезглавленный труп её бога. Палочек благовоний оставалось совсем немного. Культ Водяного Самодура умирал куда медленнее его самого. Хэ Сюань глянул в глаза убитому им Ши Уду. — Надеюсь, — тихо выплюнул он, — ты страдаешь, где бы ты ни был. За его спиной послышались шаги, и рядом встал потрёпанный жизнью бродяга в обносках. От него несло потом, рыбой и дешёвым вином. — Оставь, сынок, — сказал он хрипло. — Этот бог давно не отвечает на наши молитвы. — Я знаю, — ответил ему Хэ Сюань. — Тоже корабль потерял? — оскалился бродяга, обнажая сгнившие зубы. — Больше, — коротко бросил Хэ Сюань, сам не зная, зачем. — Я на последние деньги ему благословение купил, — зло выплюнул бродяга. — Всё продал и заложил, потому что как иначе-то, а? Иначе он сам же со свету сживёт, гнида божественная. Все знают, хочешь идти морем, заплати ему, и тебя удача найдёт. Найдет, как же, — он плюнул под ноги статуе. — Всё потерял. Жена и дочь умирают от лихорадки, на лекарства денег нет. Хэ Сюань кивнул, впервые почувствовав укол — чего-то — среди пустоты. Его семья умерла из-за того же бога. Бродяга хлопнул его по плечу, бросил ещё пару проклятий в лицо статуе, развернулся и пошёл прочь. Хэ Сюань проводил его пустым взглядом, достал из кармана последний серебряный слиток и толикой духовной силы отправил под ноги бывшему капитану. Заметит — может, сможет спастись. Выйдя из храма, он наткнулся на нескольких нищих, одетых в обноски ещё худшие, чем бродяга из храма. Они просили подаяние, громко и вразнобой, а прохожие лишь отмахивались и спешили прочь. Именно таких Хэ Сюань когда-то подобрал для коллекции сумасшедших на своем острове, никому не нужных, гиблых несчастливцев. Он скользнул по ним взглядом и уже собрался возвращаться на остров, как вдруг один из них намертво приковал его внимание. Хэ Сюань смотрел на него неотрывно, позабыв, что стоит посреди оживленной улицы, и кто-то толкает его в спину. Лишь когда Ши Цинсюань, вздрогнув, поднял на него глаза, он отвернулся и заспешил прочь. Правосудие свершилось. Он должен быть доволен. Он должен быть мёртв. Призрак, выполнивший своё желание, то, что не даёт ему покоя, уходит на перерождение. Почему же он все ещё здесь?! Много позже, в стылой прохладе своих чертогов, глядя в тёмный потолок, Хэ Сюань окончательно сдался. «Чего тебе надо?» — послал он сообщение по духовной сети Хуа Чэну. «Ну наконец-то», — хмыкнул тот в ответ. *** Мёртвые воды раз за разом выбрасывали его на этот берег почти против воли. Вид стал до боли знакомым: шумный людный порт, грязная вода, вонь немытых тел и рыбы, а над всем этим возвышаются крыши храмов, дома аристократии и имперский дворец. Столица. Здесь он лениво натягивал первую попавшуюся личину и шёл на городской рынок, туда, где он просил подаяние. Хэ Сюань смотрел, не отрывая взгляда: на колтуны, заплатки, грязь, переломанную руку и ногу, явно причиняющие боль. Отмечал прорехи в пыльных одеждах, считал подаренные кому-то улыбки. Видел, как хлопают его по плечу другие нищие, обмениваются сплетнями и шутками. Между этим Ши Цинсюанем и Повелителем Ветров не могло быть ничего общего, и всё же казалось, что с Небес он не уходил. Его рот всё так же было не заткнуть, и с каждой скотиной бесполезной он подружится. Даже дикий пёс, признательно помахивая облезлым хвостом, ел брошенный им огрызок маньтоу. «Как прикармливал убогих чужим угощением, так и продолжает», — Мин И — как и Хэ Сюаня — это всегда бесило до зубовного скрежета. Он жевал маньтоу, купленную у торговки рядом, такую же, как досталась плешивому псу, и негодовал. Хэ Сюань вспоминал блестящего, легкомысленного, всегда щегольски разодетого Повелителя Ветров, смех которого был куплен страданиями его семьи, что раздавал благодать, которую сам не заслужил, и бездна в груди утробно стонала. Он должен был чувствовать удовлетворение. Должен был. «Я давал тебе шанс спастись», — думал он зло и покупал в лавке очередную закуску из цукини (и из перцев, и свиных ушей в сладком соусе, и жареный тофу, и битые огурцы), а потом молча наблюдал, спрятав взгляд бездны за потёртой шляпой (прозрачной вуалью, провонявшей рыбой повязкой или невыразительными человеческими глазами). Он встречал Ши Цинсюаня, идя с рынка, где подслушивал новости, из храма, где любовался на упадок культа Водяного Самодура, из бессчетного числа едален, где пытался унять бездну в своём желудке. Он проходил мимо давно заброшенного храма богу Воды, где коротал ночи Ши Цинсюань, и слушал, как он шепчет, обращаясь к мертвецу, и бьёт поклоны перед алтарём. Не подходил ближе, не желал знать, о чём Ши Цинсюань говорит брату. Однажды, глухой ночью, в чертоге Сумрачных вод он взял в руки порванный веер Повелителя Ветров. — Вам же он не нужен? — спросил он у семьи, которой отдал его как подношение. Искорёженные пластины всё ещё искрились остатками божественной силы, той же самой, которая через Божка-пустослова клокотала в нём самом. Хэ Сюань долго смотрел на веер, а потом руки стали действовать помимо воли: он принялся аккуратно соединять орудие воедино. Работа была тонкая, кропотливая. Хэ Сюань криво усмехнулся, пробормотав: — Ну, Повелитель Земли, не поможешь ли мне в этом? Будь Мин И по-прежнему скелетом в его чертогах, наверняка взвился бы от возмущения вновь. Если Хуа Чэн узнает обо всём этом, Хэ Сюаню не жить — засмеёт. Он слонялся по земле и своим чертогам и топил на дне сознания воспоминания о столетиях, проведённых с Повелителем ветра, точно так же, как когда-то прятал своё сознание под личиной Мин И. Хуа Чэн стал особенно невыносим: требовал от него мелких услуг, словно от посыльного, прикрываясь долгом. Хэ Сюань иногда думал: ну что ты мне сделаешь, если я тебя пошлю рыб кормить, а, Собиратель Цветов под Кровавым Дождём? Убьёшь? Думал так и, пожав плечами, шёл выполнять. Не то чтобы у него были занятия интереснее. Так и вышло, что полтора месяца спустя он под личиной Хуа Чэна, спасая зачем-то столицу людей, снова встретил Ши Цинсюаня: изломанного, грязного и самоубийственно смелого. Ши Цинсюань смотрел на сонмища духов, готовых его растерзать, и в синих глазах его была решимость. Он улыбался, подбадривал своих друзей и подначивал заклинателей. Хэ Сюань с трудом удерживал самодовольный облик Хуа Чэна. Сердце, уже давно мертвым грузом застывшее в груди, глухо стучало о рёбра. Конечно, падающие камни с неба, которые грозили размозжить их небольшую группу по земле, не были для него угрозой. Ему так легко удалось бы отбить их самому… но веер, спрятанный в одеждах, жёг кожу сквозь ткань. Он хотел увидеть это в последний раз: пляску ветра, божественный свет в глазах цвета морской волны. «Это ты», — со злым отчаянием понял Хэ Сюань, вбивая в искалеченного Ши Цинсюаня силу так же, как он хотел бы вышибить из себя эти непрошенные мысли, чувства и воспоминания. «Это ты держишь меня здесь». Перед глазами всё ещё стояли ошарашенные, перепуганные глаза Ши Цинсюаня, пока Хэ Сюань удирал прочь. Весь следующий год он держался так далеко от этой сверкающей улыбки, как только мог. *** Поначалу это было несложно. «Замени меня», — успел передать ему Хуа Чэн перед тем, как развоплотиться на руках своего бога. Голос его, обычно язвительный, звучал слабым шёпотом. Глядите-ка, умирающий герой на руках возлюбленного, именно такую театральность ждёшь от самого вызывающего бедствия трёх миров, мрачно подумал Хэ Сюань. Некоторое время он всерьёз собирался послать Хуа Чэна… да хоть статуи долбить в пещеры горы Тунлу — но ведь вернётся же. К тому же, Кровавый Дождь, чтоб его, был прав: Хэ Сюаню действительно было абсолютно нечего делать. Мрачно вздохнув, он накинул претенциозную личину в алых одеяниях и взялся за дело. Нашёл Цюань Ичжэня, покровителя Запада, и помог собрать воедино душу Инь Юя. Обоих пристроил к делу: одного — управлять городом, второго — доставать сведения с Небес. Оказалось, договориться с ребячливым богом Запада было на удивление просто. Для того, кто помог ему воскресить обожаемого шисюна, да ещё и давал повод проводить время вместе и помириться, он готов был любого заложить. — И не жалко тебе предавать других богов? — как-то спросил его Хэ Сюань за ужином. Перед тем, как отбыть на свой пустынный остров, он собирался вдоволь наесться за счёт Кровавого дождя, и на ужин по его приказу подали всё: от диковинных закусок из потрохов самоубийц до засахаренных фруктов прямиком из имперской столицы. «Рыбы не хватает», — подумал Хэ Сюань недовольно. Он любил рыбные блюда, насколько мог что-то любить демон с бездонным желудком, для которого еда давно потеряла вкус. — А что такого? — пожал плечами Цюань Ичжэнь и ловко утянул из-под его палочек дольку манго. — Все небеса и так об этом говорят. Ты сам столько времени жил с нами, сделал бы ещё пару клонов? На удивление толковый небожитель. — Хватит с меня Небес, — ответил Хэ Сюань. За восемьсот лет он был сыт местными интригами по горло. Поглотив самых буйных демонов, которые нарушали порядок, и свалив управление Призрачным городом на двух небожителей, Хэ Сюань посчитал свою задачу исполненной. Дал Инь Юю пароль от своей духовной сети на всякий случай и отбыл восвояси. Чертоги Сумрачных вод приняли хозяина охотно. Здесь ничего не изменилось, как не менялось уже сотни лет: мёртвый остров омывали волны, которые больше не утягивали на дно любой корабль, имевший неосторожность в них заплыть, а дворец был больше похож на гробницу, чем на жилище. После оживлённости Призрачного города тишина собственного дома казалась оглушающей. Лишь костяные драконы встретили радостно: вились вокруг, пока он скармливал им распоясавшихся в его отсутствие гулей, дрались друг с другом за самый лакомый кусок. Черные воды никогда не были домом Хэ Сюаню, как не стало домом ни одно место за восемьсот лет после смерти, но здесь ему было спокойней всего. Хэ Сюань поклонился урнам с прахом семьи, полюбовался на иссохшую голову Ши Уду, которая мрачно взирала на него с постамента, и без сил упал в огромную кровать. «До встречи, Мяо-эр», — подумал он, улыбнулся краешками губ и закрыл глаза. Сон поглотил его тёмной пучиной. Ему снилось, будто остров вместе с ним погружается вглубь, оседая диковинным рифом на дне океана. Течения трепали его волосы и одежды, и яркие рыбы косяками носились по комнатам. Пол заносило песком, в который закапывались рачки и маленькие рыбки, а его самого опутали водоросли, сплетаясь разноцветными лентами. К стенам прилипли полчища мидий, а в соседней комнате нашла своё пристанище небольшая серая акула. К нему не проникал свет, погружая мир в приятный уютный мрак. Ему снилось, что века текут стремительно, словно воды разлившейся по весне реки. Мир обрастал вокруг него коркой, кораллами и растениями, словно панцирь вокруг моллюска. И всё равно, что-то не давало покоя. Сквозь толщу воды почти не проникали звуки, лишь один — похожий то ли на звон колокольчиков, то ли на смех — будоражил чувства. Хэ Сюань пытался вспомнить, были ли поющие колокольчики в его чертогах и откуда, но даже этот звук начинал ему нравиться. Хэ Сюань ждал. И ждал. И… «Господин Хэ, — прервал его сон обеспокоенный голос Инь Юя. — Я ужасно извиняюсь, но у нас буйствует свирепый демон, а небожители все заняты, и если так пойдет, от Призрачного города ничего не останется!» Хэ Сюань проснулся, с трудом разлепив глаза. Всё его мёртвое тело ломило, но хуже всего крутило живот. — Будьте вы все прокляты, — мрачно сказал он. Зыкрнул зло на голову Ши Уду — «Чего уставился?» — и отправился приводить себя в порядок. Века умиротворения во сне оказались несколькими месяцами в суетливом мире. Хэ Сюань и не заметил, как за всеми хлопотами незаметно прошёл год; Хуа Чэн вернулся, Призрачный город с облегчением поприветствовал своего настоящего градоначальника, а Хэ Сюань всё ещё был прискорбно жив.